A Year in the Life of Sarge's Person (Год из жизни хозяина Сержанта)

Они договорились об утренних сеансах дважды в неделю, по вторникам и четвергам. И, конечно же, если у Баки выдавался плохой день или ему просто нужно было поговорить, он мог свободно звонить ей на мобильный всякий раз, когда испытывал в этом необходимость. Фактически, она поощряла Баки так поступать, вместо того, чтобы позволять чему-то начинать гноиться внутри, усугубляя ситуацию. На данном этапе её карьеры, доктор Каллахан практически вышла на пенсию и в настоящее время встречалась всего лишь с несколькими пациентами, что позволяло ей проявлять большую гибкость в своем графике. Она была там, чтобы помочь, чтобы поспособствовать выздоровлению Баки, и это означало, что он мог свободно обратиться к ней всякий раз, когда в этом была нужда, и если она не находилась в середине сеанса с другим человеком, доктор старалась быть для него доступной. И даже если она была занята, Мириам обещала вернуться к нему так скоро, как только возможно. Это очень сильно отличалось от всего, что имело место в прошлом Баки. Вдобавок она назначала ему домашние задания. Ближе к концу их первого сеанса, когда она спросила, слышал ли Баки когда-нибудь о ПТСР, и он покачал головой, доктор вручила ему несколько брошюр и сказала прочитать их, а так же предоставила список сайтов, которые он мог просмотреть в дальнейших поисках информации. К тому же она поручила Баки составить список целей, которых он надеялся достичь с помощью терапии, чтобы вместе изучить их во время следующего сеанса через два дня. Это был короткий список, всего из трёх пунктов, но Баки понадобилось много времени, чтобы хотя бы набросать их на бумагу. Больше никаких кошмаров. Не забывать поесть. Перестать всё время так бояться. Она взяла из его рук смятую бумажку, внимательно её рассматривая, не критикуя её краткость, а вместо этого кивая. - Это очень хорошая отправная точка, Баки. И чуть позже мы подробно разберём все эти пункты. Но для начала, у вас есть какие-нибудь вопросы о материалах для чтения, которые я дала вам во вторник? Это был ещё один факт о докторе Каллахан. Она всегда называла его Баки; не Джеймсом или мистером Барнсом, а Баки. Как он и просил. И хотя он всё ещё ей не доверял, Баки стало легче её слушать, по-настоящему слушать, а не просто притворяться, что он обращал на неё внимание или кивать, когда считал это уместным. Во время их второго сеанса, после того, как Баки сказал ей, что у него не было никаких вопросов, касательно предоставленных ею брошюр (он прочитал их, а так же просмотрел сайты; он просто ещё не знал, что делать со всей этой информацией), доктор Каллахан попросила его рассказать немного больше о себе. Как он проводил свои дни, была ли у него работа, каковы его увлечения и распорядок, улыбаясь, когда Баки рассказывал ей о времени, которое он проводил в качестве волонтёра в приюте для животных. - И вы с удовольствием этим занимаетесь? - Да, - Баки почувствовал, что кивает. – Это действительно, действительно так. Я люблю работать со всеми этими собаками, особенно… - Особенно? - Особенно… - Баки сделал паузу, чтобы сглотнуть. - … с действительно сложными собаками. У меня хорошо получается с ними ладить, сам не знаю почему. Но, вы знаете, все они - хорошие собаки. Думаю, им просто нужен кто-то, кто готов дать им второй шанс, - закончил он, дернув плечами. - Тогда хорошо, что у них есть вы, - сказала она после минутного затишья, когда Баки не стал продолжать дальше. – А ещё хорошо, что у вас есть то, чем вы так страстно увлечены. Это поможет. - Я люблю собак, на самом деле я люблю всех животных, но… собак, да, - он улыбнулся и потянулся вниз, чтобы почесать Сарджа за ухом, в правильном месте, которое всегда заставляло его заднюю лапу дергаться, а хвост счастливо биться о бедро Баки. Баки никак не мог себя сдержать, чтобы не рассмеяться над этим. Когда он, наконец, снова поднял взгляд, доктор Каллахан ему улыбалась. - Конечно же, вы их любите, - согласилась она. – Я пока не очень хорошо знаю вас, Баки, но даже я это вижу. А теперь давайте немного подробнее поговорим об этом списке. Следующий сеанс она начала с того, что спросила, не снились ли ему кошмары с тех пор, как они в последний раз виделись. Баки кивнул, и затем она попросила описать ей эти сны. Баки заглох, чувствуя, как у него перехватывает горло, а любые слова, которые он, может быть, и произнес, застыли у него в глотке. Вместо этого он, в конце концов, покачал головой. - Хорошо, - мягко сказала ему она. – Но вы можете сказать мне, почему вы не чувствуете, что можете говорить о них прямо сейчас? Баки сглотнул, а затем снова сглотнул, его правая рука снова сжалась на мехе Сарджа, прежде чем он, наконец, смог прошептать: - Они просто такие сильные и…и ужасные и… Вы будете считать меня сумасшедшим. - Хорошо, прежде всего, позвольте мне заверить вас, Баки, что я не буду так считать, договорились? – она остановилась, дожидаясь, пока Баки не подтвердит, что он её понял, прежде чем продолжить. – А во-вторых, давайте поговорим о слове, которое вы только что употребили. - Каком слове? – пробормотал Баки. - Сумасшедший. - Почему? Что не так с сумасшедшим? Это то, кем я являюсь, разве не так? Вы сказали, что хотите, чтобы я был честным. Я просто говорю правду. Баки сухо и сердито рассмеялся, поскольку это было правдой. Он получил или собирался получить всё, чего когда-либо хотел: свою свободу, дом, деньги, собаку. Почему же у него были все эти кошмары и проблемы, разве не потому, что что-то не так с самой его сутью? - Вы не сумасшедший, Баки, - голос доктора Каллахан был твёрдым и решительным, но не грубым, однако она не привела никаких аргументов. – Прежде всего, давайте вернемся к этому слову. В моей профессии не бывает такого понятия как «сумасшедший». Это неправильное употребление слова или оскорбление, используемое людьми, которые не знают ничего другого. Да, есть люди с тяжёлыми психическими заболеваниями, которые постоянно борются за то, чтобы выполнять самые простые действия, но они не сумасшедшие. Они просто реагируют на окружающую среду таким образом, который имеет для них смысл. Они нуждаются в огромной помощи и очень часто в лекарствах, но они не сумасшедшие, Баки. И вы тоже. Она проигнорировала взгляд, который Баки бросил в её сторону, на мгновение остановившись, чтобы позволить ему обработать то, что она только что сказала, прежде чем продолжить: - Рассмотрим такой пример. Если кто-то попал в ужасную автомобильную аварию, где сломал ногу, и теперь хромает при ходьбе, вы будете думать что с ним что-то не так? - Нет, - пробормотал Баки. – Но это другое. - Нет, это не другое, совсем нет, - возразила она. – Думайте обо всём вашем прошлом опыте как об ужасной автомобильной аварии, в которой вы выжили. Эти переживания наложили на вас отпечаток, но вместо вашей ноги это случилось с мозгом. И прямо сейчас ваш мозг продолжает хромать, стараясь добиться лучшего, пока он работает, чтобы всё обработать и справиться со всей этой болью. Точно так же, как вы не будете судить того человека за его хромоту, вы не должны судить себя за борьбу с травмой. - Я просто хочу снова стать нормальным, - признался Баки, хотя и знал, что это невозможно. С тем, что сыворотка сделала с его телом, с металлической рукой, со всеми способностями, которые были ему доступны, которые, кроме него, были под силу только одному-единственному человеку; что делало его ценным, делало его инструментом, оружием, активом, для него не было никакого способа снова получить что-то близкое к нормальной жизни. Доктор Каллахан подтвердила это своими следующими словами: - Не существует такого понятия как «нормальность», Баки, - сказала она ему. – То, как я на что-то реагирую, будет отличаться от того, как вы отреагируете на такое же событие. Но так будет и с тем, как отреагирует ваш сосед или официантка в любимом ресторане. Для вас существует только нормальность, основанная на том, через что вы прошли, на вашем прошлом опыте. Но это не то же самое для всех остальных. Прямо сейчас ваши реакции немного чрезмерные, но это так же не значит, что они плохие. Самая большая проблема заключается в том, как эти реакции влияют на остальную вашу жизнь. Возвращаясь к человеку из автомобильной аварии, он, вероятно, всегда будет хромать. Но это не значит, что он не сможет жить очень счастливой и продуктивной жизнью при должной заботе и реабилитации. В какие-то дни хромота будет хуже, чем в другие, а иногда нога может даже вообще его не беспокоить. Это рана, за которой всегда будет нужен дополнительный уход, но она не делает данного человека кем-то меньшим, чем все остальные. И, как я уже сказала, у него все ещё может быть счастливая и полноценная жизнь. Вот как вы должны начать думать о себе и об этом процессе, Баки. Вы были ранены, и эти травмы не обработали должным образом. Но мы можем над этим поработать, предоставить вам необходимые инструменты, чтобы вы не испытывали постоянной боли, чтобы у вас было больше хороших дней, чем плохих, и чтобы, когда у вас выдастся плохой день, вы были лучше подготовлены, как с ним справиться. - Но почему сейчас? – спросил её Баки, отчаянно хватаясь за что-то, за что угодно, что объяснило бы, почему его жизнь так радикально изменилась, когда практически всё, чего он хотел, было у него в руках. - Сейчас всё наладилось. Так не должно быть. Всё должно быть лучше. - Вероятно, в этом и причина, почему так происходит. - Это не имеет никакого смысла. - Позвольте дать вам другое сравнение, чтобы посмотреть, поможет ли оно, хорошо? – Она дождалась, пока Баки кивнул, прежде чем продолжить: - Одна вещь, в которой очень хорош человеческий мозг – это умение всё делить на составные части. И когда вы сталкиваетесь с чем-то другим, что нужно сделать и что забирает всю вашу энергию, вот именно на этом и фокусируется мозг, блокируя всё остальное, чтобы выжить. Но это не значит, что все прочие проблемы, с которыми нужно разобраться, бесследно исчезают. Вы просто складываете их в коробку и запихиваете в дальнюю часть шкафа, пока справляетесь со всем остальным. И пока вы заняты, вы просто пихаете в дальнюю часть шкафа всё больше и больше коробок. До тех пор, пока все остальные дела не решены, и вы не забываете об этих коробках. И даже не заходите в ту комнату месяцами или вообще годами. Пока однажды вы не оказываетесь дома в одиночестве, занимаясь своими делами, и слышите этот ужасный шум. И когда вы идёте посмотреть в чём дело, то видите, что дверца шкафа оборвалась, и всё, что вы пихали туда годами, оказывается разбросанным повсюду, и теперь вы застряли с необходимостью всё это убрать. Перебрать всё это и аккуратно разложить, находя место для этих вещей. - Значит, мой мозг в основном представляет собой шкаф, забитый хламом? - Это чрезмерное упрощение, но в основном, да, - ответила она. – И не всё из этого является хламом. Что-то мы определённо можем выбросить, а какие-то из этих вещей нужно сохранить. Некоторым из них может потребоваться стирка или парочка стежков, прежде чем их можно будет снова использовать. Но мы не узнаем, пока не посмотрим. Наша конечная цель – рассортировать всё это, переложить некоторые вещи и привести всё в такое состояние, чтобы этот беспорядок не занимал всю комнату. - Я думаю… я думаю, что в моем шкафу много монстров, - услышал собственный шёпот Баки. - По всей видимости, так и есть, - согласилась она. – Но вот в чём дело – у монстров в шкафу есть одна особенность, Баки. Им становится очень плохо, как только вы включаете свет. А у нас есть большие фонари. *** Она так отличалась от любого доктора, с которым Баки когда-либо сталкивался до этого. И вопреки самому себе, вопреки прошлому опыту и всем предупреждающим колоколам, звенящим в его собственной голове, он поймал себя на том, что слушает её. У нее была способность объяснять вещи таким образом, чтобы Баки было легко понять, что она имела в виду. И не было никаких: «Тебе нужно это сделать» или «Предполагается, это именно то, что ты должен от нее получить». Нельзя сказать, что доктор не давала ему советов или руководящих указаний, чтобы им следовать, но она всегда просила его об обратной связи и в действительности слушала его ответы, корректируя свой подход или находя альтернативу, когда становилось очевидным, что её предложения не работают. Одной из первых проблем, которые она затронула, было пищевое поведение Баки, как только тот признался ей, что хотя и любил поесть и наслаждался приготовлением пищи, но когда у него выдавались по-настоящему плохие дни, он часто ловил себя на том, что забывал поесть. - А будильники на вашем телефоне не помогают? – спросила она. Баки покачал головой. - Не знаю, почему, - пожал плечами он. – Раньше они помогали, но иногда это похоже на то, что я отключаюсь или что-то в этом роде, и я даже их не слышу. Как только она это услышала, то порекомендовала Баки пойти и купить одни из огромного множества умных часов, представленных на рынке (если он в состоянии позволить себе такие, что он мог сделать), чтобы он мог синхронизировать их со своим телефоном, и чья вибрация на его запястье будет другим стимулом, нежели звук будильника. Она копнула эту проблему ещё глубже, поручив Баки купить доску, которую он мог бы повесить на стену над мисками Сарджа, поэтому ему ничего не оставалось, как смотреть на эту доску всякий раз, когда подходило время кормить собаку. Как только он это сделал, она дала Баки задание помечать цветовым кодом его дни в зависимости от настроения. Розовые дни были хорошими днями, когда Баки был в порядке, и у него не было никаких проблем с приёмом пищи. Единственное, что она попросила его записать под этими днями «Попробовать новый рецепт». Остальные столбцы были помечены оранжевым, жёлтым, серым и чёрным, и последние два были худшими. Под серым цветом она попросила его написать «мясо, консервы или пакет с замороженными овощами, рис, вода». Четыре простых ингредиента, которые Баки всегда мог держать под рукой и бросить в мультиварку – ещё одна вещь, которую она порекомендовала ему купить, не требующая никаких хлопот, приготовлений или раздумий, чтобы через несколько часов, когда его часы вибрировали, в ней появлялась здоровая, тёплая и сытная еда, готовая для него. Под чёрным цветом был только её номер, написанный красным, чтобы Баки знал, что может ей позвонить, если ситуация станет настолько отчаянной. До этого никогда не доходило, но Баки обнаружил, что довольно часто делает отметки в серой колонке. В те дни, когда всё, что он мог сделать – это выйти погулять с Сарджем, Баки приходил домой и обнаруживал, что в квартире пахло домашней едой, а запахи, наряду с вибрацией на запястье, вызывали у него достаточное чувство голода, чтобы он мог сесть и съесть теплый и сытный ужин, дожидающийся его. - В конце концов, мне всё равно, что вы съедите, - сказала она Баки в тот день, когда они работали над заполнением колонок. – Если вы можете справиться только с пакетиком чипсов или яблоком – это нормально. Я просто хочу, чтобы вы попытались что-нибудь съесть, потому что все люди нуждаются в пище, и это поможет стабилизировать ваше настроение и даст вам необходимую энергию. Но это должно помочь, вам будет легче вспоминать об этом в по-настоящему плохие дни. Баки должен был признать, это работало. На первых порах он хоть и не восстановил свой вес, но перестал его терять. В конце концов, даже это поменялось, и его бёдра, ключицы и скулы стали менее выступающими, а одежда больше с него не свисала. И когда Баки по собственному желанию рассказал доктору Каллахан, что любил готовить, когда у него была для этого энергия, находя в этом процессе что-то расслабляющее, и что он начал приходить на свою маленькую кухоньку вместо того, чтобы бродить по улицам в те ночи, когда кошмары были скверными, она полностью его поддержала, с яркой улыбкой похвалив Баки за то, что он сам нашёл технику, которая работала. Так Баки и начал печь. Сначала самые простые вещи: печенье, бисквитные пирожные, маффины. Насколько Баки мог вспомнить, он никогда раньше не занимался выпечкой, поэтому с этим процессом не было связано никаких негативных ассоциаций. И в этом было что-то такое успокаивающее и простое – вытащить миску, смешать заранее подготовленный набор ингредиентов, и пока вы будете следовать инструкциям, то получите гарантированный результат, который Баки мог увидеть сразу же, как только заканчивал работу, и он мог сказать себе: «Я это сделал. Я справился. Прямо сейчас всё может быть дерьмово, но Я. Это. Сделал». Это к тому же заставляло его кухню великолепно пахнуть. Настолько сильно, что по утрам, после того, как Баки проводил несколько часов за замешиванием теста или смешиванием в миске шоколадных чипсов, орехов и овсяных хлопьев (потому что в его кошмарах никогда не было овсяного печенья), Тереза стучала в его дверь с двумя кружками всё такого же крепкого и насыщенного кофе, спрашивая Баки, что тот приготовил им на завтрак. Он знал, что Тереза по-прежнему за него беспокоилась, но помимо этого она, казалось, быстро приспосабливалась к этому новому, более непостоянному характеру его настроения и была тихим спутником в такие утра, предлагая ему компанию, но не ожидая, что Баки с ней поговорит. Это было приятно, успокаивающе и комфортно. Кроме того, они оба были взрослыми людьми и могли есть печенье на завтрак, если им так хотелось. *** Но кошмары продолжали приходить, оставаясь, если не физическими, то всё такими же эмоциональными, истощая его. И по-прежнему случались дни, когда Баки моргал и обнаруживал себя в поезде на пути в ASPCA или Petco, с Сарджем на коленях или рядом с ним, совершенно не помня, как он туда попал. И он всё ещё не мог найти способ поговорить об этих кошмарах, независимо от того, что предлагала ему доктор Каллахан. В последний раз, когда Баки попытался рассказать о самом недавнем из них, который был настолько плохим, что он даже не смог заняться выпечкой, и вынужден был пристегнуть поводок Сарджа к ошейнику и выйти на улицу, его руки тряслись, а зубы стучали так сильно, что всё, что он мог сделать – это просто сидеть на диване, а не сбежать из её кабинета прочь. - Я хочу, чтобы вы сделали глубокий вдох, Баки, хороший глубокий вдох и задержали дыхание на счёт три, хорошо…хорошо, просто вот так. А теперь так же медленно выдохните. Хорошо… И снова, раз, два, три… И выдох. Прошло много времени, прежде чем Баки, осознавший, что Сардж облизывает его подбородок, смог разжать руки и медленно поднять голову. - Лучше? – спросила доктор Каллахан. Она была так добра, так терпелива с ним, никогда его не критикуя, когда Баки был слишком слаб, чтобы попытаться сделать то, что она рекомендовала. - Это не слабость, Баки, - сказала она, когда он произнёс это вслух. – Просто это то, к чему вы ещё не готовы. - Есть разница? - Есть большая разница. Но мы туда доберёмся. На это потребуется некоторое время и много терпения. Прямо сейчас вы делаете всё, что можете, и в этом нет ничего плохого. Мы просто должны принимать это день за днем. Помните об этом. Легче было сказать, чем сделать, но на самом деле в некоторые дни это было всё, на что Баки был способен. Под её руководством Баки учился принимать что да, будут хорошие и плохие дни, а иногда просто преодолеть один из плохих дней было огромным достижением. И это было хорошо. Это было более, чем хорошо, поскольку означало, что Баки выжил, когда так много людей столь яростно пытались его уничтожить, и он никогда не верил, что сможет так далеко зайти. И всё же, Баки добрался прямо сюда. Он всё ещё стоял на ногах и был в порядке, может быть, иногда ему нужна была опора, но у Баки была собака, которая к настоящему времени весила почти сто семьдесят пять фунтов, и Сардж, казалось, никогда против этого не возражал. Что было хорошо, что было более, чем хорошо. Особенно несколько недель спустя, когда один из его монстров, один из самых больших из них, наконец, решил выйти из шкафа Баки, в попытке сожрать его живьем.