A Year in the Life of Sarge's Person (Год из жизни хозяина Сержанта)

Ночь выдалась тяжёлой. На самом деле тяжёлыми выдались четыре последние ночи, сны накатывали стремительно и яростно, а его мозг взрывался от ослепительных вспышек и беспрерывных терзающих криков ужаса. Он не мог спать, боясь закрыть глаза, и не в состоянии был заниматься выпечкой, вместо этого проводя большую часть ночей буквально носясь по улицам в попытках убежать. Но ничего из того, что он делал – ни многократное глубокое дыхание, ни старания сосредоточиться на положительных моментах своей жизни - не помогало. Его голова пульсировала, глаза пекло огнём, и каждый дюйм кожи чесался, и ничего из того, что он делал, не могло заставить это прекратиться. Он едва собрал силы, чтобы прийти на сеанс после того, как заставил себя съесть стаканчик йогурта, который теперь отдавался у него во рту горечью и кислотой, и не мог даже сесть, вместо этого расхаживая взад-вперёд, взад-вперёд, взад-вперёд по кабинету доктора Каллахан, чувствуя себя скорее тигром в клетке, а не человеком. - Сколько времени прошло с тех пор, как ты мог спать? – спросила она, наблюдая за Баки. - Четыре, может быть, пять дней, я не знаю, - это всё, что он мог сказать, шагая, шагая и снова шагая взад-вперёд, взад-вперёд. Эта проклятая комната была чертовски маленькой и в ней было напихано слишком много всякого дерьма. Каким образом хоть кто-нибудь мог стоять здесь больше пяти гребаных минут? - Снова кошмары? - А как ты, блядь, думаешь? – огрызнулся он на доктора. Это был первый раз, когда Баки на неё обрушился, и если бы у него была энергия, хоть какие-то остаточные ресурсы, он бы почувствовал себя из-за этого плохо. Но это было всё, что он мог сделать на данный момент, чтобы не начать рвать на себе волосы. Комната была так чертовски переполнена, в ней было недостаточно места из-за этого дурацкого дивана и идиотского кресла-мешка на полу. - Я не знаю, что и думать, Баки, - сказала доктор Каллахан, а её голос был спокойным, ровным и чётким и, казалось, не задетым его поведением. – Вот почему я прошу тебя рассказать мне. - Я не хочу об этом говорить. Шаги, шаги, шаги, взад-вперёд, взад-вперёд. - Знаю, что ты не хочешь. Но именно поэтому я считаю, что тебе это действительно нужно. Они всё ещё не могли это преодолеть, пока ещё нет, Баки не желал обсуждать свои кошмары. Она предлагала записывать их, изображать в виде рисунков и даже проговаривать то, что он вспомнит на свой телефон, как только Баки достаточно успокоится. Но ни одно из её предложений, ни один совет или хитрость никогда не облегчали эту задачу. - А теперь давай, я хочу, чтобы ты послушал мой голос и сделал глубокий вдох. Готов? - Я не хочу делать блядский глубокий вдох! Я просто хочу, чтобы эти проклятые кошмары закончились! Когда, блядь, они собираются прекратиться? Вы должны помогать мне, но они нихуя не прекращаются! Шаги, шаги, шаги, взад-вперёд, взад-вперёд. - Я знаю, что они не прекращаются, поэтому давай об этом поговорим. Хочешь сесть или тебе нужно продолжать ходить? Она была такой собранной, такой невозмутимой перед лицом его ярости, его отчаяния, такой же, как и все остальные. Такой же, как все до единого другие врачи и учёные перед тем, как они привязали его к тому проклятому креслу. - Я не вернусь в это ебучее кресло! - Что за кресло, Баки? – это было последнее, что он услышал. Потому что внезапно, внезапно, оно очутилось прямо здесь. Там, где должен был находиться диван и кресло-мешок и даже там, где сидела доктор Каллахан. Кресло, Кресло, Кресло – монстр из его шкафа, демон из его снов. Но оно устремлялось за ним, точно так же, как он бежал от него, и теперь оно следовало за ним повсюду, куда бы он ни шёл, пытаясь затащить его обратно, сожрать его целиком, забрать всё это… Кресло… Кресло… Кресло… … пока оно не добилось своего. И от Баки совершенно ничего не осталось. *** Его звали Джеймсом. Нет, Солдатом. Нет, нет, его никак не звали, его имя было потеряно, потеряно, потеряно, даже для него, будучи навсегда позабытым на этой бескрайней равнине серости. Он был здесь раньше, он это знал, даже если не мог вспомнить своего собственного имени. Здесь было тихо, мирно и безопасно. Здесь не было ни кресла, ни пил, врезающихся в его тело, ни целей, для которых у него не оставалось никакого другого выбора, кроме как убить их. Тишина, серость и бесконечность, и он находился здесь какое-то время, столь долгое время, зная, что о нём забыли. Не осталось никого, кто бы его помнил, никого, кто бы его искал, и здесь было безопасно, безопасно, и это делало данное место сносным. Но одиноким. Потому что чего-то не хватало. Не хватало столь многих вещей. Потому что, потому что у него была… собака, ведь так? И когда-то было имя. Не Джеймс. Не Солдат. Какое-то другое, то самое, которое кто-то некогда шептал ему на ухо между поцелуями и горячими вздохами, лелеемыми в ночи. И это имя, его имя было… оно было… *** - Баки, ты слышишь меня, Баки? Голос звал его по имени. Но это был не тот голос, теперешний был женским, а не мужским, мягким, но настойчивым и решительным в своем стремлении привлечь его внимание. Но это был не тот голос, поэтому он мог его игнорировать. На его груди чувствовалась тяжесть, массивная и грузная, а подбородок был влажным. А вот это он не мог проигнорировать, поэтому Баки застонал и покачал головой. - Ты слышишь меня, Баки? – снова спросил голос. - Хммм, - простонал Баки; это всё, на что ему в данный момент хватило энергии. - Ты знаешь, где сейчас находишься, Баки? – упорствовал голос. Он попытался ответить на вопрос, он действительно попытался это сделать, но на данный момент его разум представлял собой не что иное, как калейдоскоп серости и зазубренных краев, и ничего из этого не давало никаких ответов. - Нет, - наконец удалось прошептать ему. - Всё в порядке, Баки. Просто знай, что ты в безопасности, и никто здесь не причинит тебе вреда. Сардж с тобой, и он за этим проследит. - Сардж? Тяжесть на его груди и влажность на подбородке. - Да, Сардж. Он от тебя не отходил. А сейчас я хочу, чтобы ты глубоко вдохнул, хорошо-хорошо, прямо вот так, а теперь ещё раз, хорошо, хорошо, а теперь попробуй пошевелить пальцами ног. Ты можешь сделать это для меня, Баки? Он понятия не имел, сколько времени это заняло, но, в конце концов, после того, как его попросили пошевелить пальцами рук и ног, а затем открыть глаза, но только тогда, когда он был готов, Баки медленно обнаружил, что лежит на спине, устремив взгляд в потолок, а Сардж пристроился у него на груди. - Ты знаешь, где ты, Баки? - Доктор Каллахан? – Баки повернул голову на звук её голоса и обнаружил Мириам стоящей на коленях на полу в нескольких футах от него. – Что… что случилось? - Ты диссоциировал*, Баки. Её голос был тихим, спокойным и ровным, за что он был премного благодарен, учитывая то, как стучало у него в голове. - Я не знаю, что это значит. - Не беспокойся об этом. Сейчас это не важно. Как ты себя чувствуешь? Баки взял минутку, прежде чем ответить ей. - Уставшим. Смущенным. Не знаю, как я сюда попал. - Это нормально. Как думаешь, ты уже можешь сесть или тебе нужно больше времени? Баки определённо нужно было больше времени. Всё, всё вокруг ощущалось давящим и приглушенным, как будто его конечности были сделаны из мокрого песка, а разум представлял собой мозаику, кусочки которой были разбросаны по полу. Доктор Каллахан была терпеливой и подбадривающей, задавая ему простые, базовые вопросы и одновременно с этим побуждая Баки глубоко дышать и продолжать шевелить пальцами рук и ног. Пока, наконец, Баки не посчитал, что, скорее всего, в состоянии принять сидячее положение и его при этом не стошнит. - Тебе нужна моя помощь? – спросила доктор Каллахан. - Не трогайте меня! - Хорошо, Баки, всё хорошо. Я не буду. Обещаю тебе, - заверила она его, а затем сдержала своё слово, стоя на почтительном расстоянии, но в то же время, продолжая присматривать за ним. - Простите, - пробормотал Баки, воспользовавшись помощью Сарджа, пока медленно поднимался на ноги. – Не знаю, почему я в таком состоянии. Его бедный пёс. Он был такой хорошей собакой, его хвост сразу же начал вилять, как только Баки наклонился, чтобы почесать его за ухом. Баки был так благодарен, что пошёл стирать белье тем холодным и ужасно промозглым декабрьским днем. - Всё хорошо, Сардж, всё хорошо. Теперь со мной всё в порядке. - Тебе не за что извиняться, Баки, - сказала ему доктор Каллахан. – Но я собираюсь спросить тебя ещё раз, как ты чувствуешь себя прямо сейчас? - Как дерьмо, - признался Баки. - Я не удивлена после того, что только что произошло, - сказала она, окидывая его взглядом в тщательной оценке. – А теперь, как считаешь, ты все-таки сможешь идти? - Я… я так думаю. - Недалеко, всего лишь на мою кухню. Думаю, что сегодня нам нужно поступить немного по-другому. В то утро Баки в первый раз последовал за доктором Каллахан из её кабинета в другую дверь и вошёл к ней на кухню – в другую светлую и просторную комнату, где Мириам заставила его сесть за кухонный стол, пока она, только подумайте, принялась готовить ему чашку чая, которую аккуратно поставила перед ним вместе с тарелкой песочного печенья. - Я хочу, чтобы ты посидел здесь несколько минут и просто подышал, хорошо? – сказала она, пока готовила чашку чая для себя. – Возьми чашку в руки и сосредоточься на том, какая она тёплая под твоими пальцами. Почувствуй запах чая, вдохни его аромат и используй его, чтобы помочь себе обрести твёрдую почву под ногами. А когда будешь готов, сделай глоток, но будь осторожен, потому что чай горячий и скажи мне, какой вкус ты ощущаешь. - Лимон, - сказал Баки через несколько минут, после того, как он выполнил все её инструкции. - Тебе нравится? – спросила она, садясь напротив него. – Это один из моих любимых, но у меня есть и другой чай, если тебе не нравится этот. - Нет, этот хорош. Баки сделал ещё один глоток. Он был насыщенным и острым на его языке, сладким, но не чересчур, и чай определённо помогал ему очистить разум. - Попробуй его с печеньем и скажи мне, что думаешь, - улыбнулась она, делая то же самое. Это был странный способ времяпрепровождения – сидеть на кухне своего терапевта, пить чай и есть печенье, но Баки должен был признать, что это помогало. Это очень помогало, как и Сардж, который преданно сидел рядом с Баки, уложив голову ему на колени. Настолько помогало, что когда доктор Каллахан, наконец, нарушила тишину, Баки смог это выдержать, не чувствуя, что с него сдирают кожу, полоска за полоской, как это было раньше. - Ты знаешь, что только что произошло, Баки? Это был вопрос, который она задала. - Вы сказали, что я… диссо…чего-то там? – это всё, что смог вспомнить Баки о тех первых нескольких минутах своего возвращения в сознание. - Диссоциировал, - подсказала она. - Я до сих пор не знаю, что это значит. - В общем и целом, это механизм выживания. Когда кто-то был вынужден перенести ужасную травму или даже вспомнить эту травму, надлежащим образом переживая этот опыт, мозг отключается, запирая сам себя на замок, поскольку так ему не придётся иметь дело с этим опытом. Он отключается, чтобы избежать боли. Пока это происходит, тело может оставаться бдительным и функциональным, но для твоего разума становится слишком непосильно всё это обработать, поэтому он прокладывает свой собственный путь к спасению. - Так что вы хотите сказать? В основном то, что я превращаюсь в зомби? Чай и печенье внезапно стали гораздо менее аппетитными. - Нет, это не то, что я хочу сказать. Я говорю, что твое сознание отключается, пока тело заново переживает этот опыт. - Ну, это просто заебись как здорово. - Это не плохо, Баки, - заверила она его. – При условии, что это не то, что мы хотим поощрять, потому что данные явления в твоем сознании - это те вещи, о которых нам нужно будет поговорить. Но нам под силу поработать над тем, чтобы ты смог вытащить себя оттуда. Тебе нужно помнить, что это безопасное место, которое создал для тебя твой мозг, чтобы помочь справиться с тем, что с тобой произошло. Это было для тебя единственным выходом, когда невозможно было отыскать никакого другого, и это помогало тебе выжить. - Монстры в моём шкафу, - пробормотал он, снова и снова очерчивая большим пальцем круги на лбу Сарджа. - Монстры в твоём шкафу, - согласилась она. - Я думаю, что их много. - Вероятно. Но сейчас мы знаем, что они там есть, а ещё знаем, как именно проявляют себя несколько из них. Мы можем потрудиться и сделать тебя достаточно сильным, чтобы начать убивать некоторых их них. - Но это не будет легко, ведь так? - Нет, не будет. Я говорила тебе об этом, когда мы только начали. Но тебе будет легче, Баки, я обещаю. Прежде чем наступят улучшения, может стать хуже, но потом будет лучше. Баки кивнул в ответ на её слова, потому что она ему об этом уже говорила. - Могу я тебя кое о чём спросить? – выдала она через несколько минут. - У меня есть выбор? - Ты знаешь, что он у тебя есть, - сказала ему Мириам. – Но прежде чем ответить мне, позволь мне перефразировать это… Чувствуешь ли ты себя достаточно сильным, чтобы ответить на несколько вопросов? - Я не хочу говорить о кресле, - он едва-едва не огрызнулся. - Мы и не будем, не сегодня, - заверила она Баки. – Но случалось ли подобное с тобой раньше, исходя из того, что ты можешь вспомнить? - Иногда, - в конце концов, признался Баки, дергая плечами. – Иногда кажется, что я внезапно просыпаюсь и оказываюсь в поезде или готовлюсь отвести Сарджа в Petco на занятия, и я не помню, как я туда попал. - У тебя есть идеи, чем это вызвано? - Обычно это случается после ночи, когда сны оказываются по-настоящему скверными. - Хорошо. Спасибо, что рассказал мне об этом. Я знаю, что это нелегко. - Вы сказали мне быть честным, - пожал плечами Баки. – Просто я так и делаю. - И я это ценю, - улыбнулась она ему. – А теперь сядь и расслабься. Допей свой чай и съешь ещё несколько печений. У тебя сегодня выдался тяжёлый сеанс. Просто посиди здесь, сделай несколько глубоких вдохов и погладь свою собаку. *** Несмотря на свои слова, доктор Каллахан, тем не менее, отправила его домой с домашним заданием, попросив Баки записать любые случаи в будущем, когда он диссоциировал, и если там было что-то, что он мог вспомнить, кроме ночных кошмаров, это могло быть возможным триггером. Звук, запах, ситуация, когда ему становилось некомфортно. Но доктор так же сказала ему сделать что-то приятное для себя, в качестве награды и напоминания о том, зачем он всё это делает. Принять ванну, перечитать любимую книгу или съесть мороженое, если это заставляло Баки почувствовать себя лучше. Это по-настоящему не помогало, но Баки не собирался жаловаться на то, что ему разрешили съесть банановый сплит**, которым он поделился с Сарджем. А затем, во время следующего сеанса, они вернулись к работе. Баки был в шоке, что доктор Каллахан не подняла тему кресла, вместо этого сосредоточившись на том, чтобы обучить его методикам, которые помогли бы ему заземлить себя в настоящем, приёмам, которые Баки мог бы применить, чтобы напомнить себе, где он находится, и что всё, что бы он ни вспомнил – это просто память, и хотя она и была болезненной, это всего лишь память. Глубокое, размеренное дыхание. Шевеление пальцами рук и ног, чтобы лучше осознать, где он находится. Использовать Сарджа и его постоянное облизывание подбородка Баки; его безграничное тепло, его чистый собачий запах и ощущение мягкого меха под пальцами, которое притягивало, словно магнит, потому что Сардж был его компаньоном, и пока он был рядом с Баки, тот знал, что находится в безопасности. Они работали. Не идеально и не сразу, но спустя несколько сеансов, пока Баки цеплялся за Сарджа и зарывался лицом в его гриву, глубоко и тяжело дыша, он смог рассказать доктору Каллахан о Кресле и об ужасах, связанных с ним. Как его силой в него сажали, привязывая ремнями, и он знал, что будет дальше и что спастись нельзя, пока его голову не сжимал обруч, и то кем он был, всё, что он собой представлял - стиралось, оставляя его таким же пустым, как чистый холст. Но сколько бы раз они не принуждали его туда садиться, это никогда не длилось достаточно долго, и, в конце концов, детали снова начинали к нему возвращаться, разные фрагменты, которые не имели никакого смысла, но заставляли его задавать вопросы, заставляли его сомневаться, и это являлось достаточным признаком неповиновения, чтобы они силой возвращали его туда снова, снова, снова и снова. Он рассказал о том, как ему снилось это кресло и кровь, капающая из его ушей и уголков глаз, и как временами, временами, несмотря на то, что Баки знал, что ему удалось сбежать, каждый стул становился Тем Самым Креслом, и что когда это происходило, он не мог даже находиться в комнате, где были стулья с подлокотниками. Баки не диссоциировал, но очень близко к этому подошёл во время своего сбивчивого рассказа, и голос доктора Каллахан напомнил ему дышать и вспомнить где он находился и о том, что Сардж был рядом с ним. Когда с этим было покончено и Баки уже нечего было сказать, в комнате стало тихо, а он чувствовал себя таким же разбитым и измочаленным, как кусок мяса для отбивной, разорванным на лоскутки, словно старая ткань и более истощённым, чем он когда-либо мог припомнить. - Мне жаль, что тебе пришлось пройти через это, Баки, - вот что сказала доктор Каллахан, когда, наконец, нарушила тишину. Это был первый раз, когда кто-либо, кто-либо посочувствовал Баки о том, что он пережил, и именно это обстоятельство едва не сломило его больше, чем какое-либо другое. Не жалость, но сострадание, принятие его боли – это то, чего не было в его воспоминаниях на протяжении семидесяти лет и даже ещё дольше, когда всегда были какие-то миссии, бедность или более насущные потребности, которые были в приоритете. В его жизни было так много горечи, с очень небольшим количеством сладкого, и ему никогда не позволялось выплевывать горькое, потому что иногда это было всё, что он должен был съесть. Слышать подобные слова было так шокирующе, что Баки понятия не имел, что сказать ей в ответ. Поэтому он ничего не сказал. Но она, казалось, поняла и вместо того, чтобы задавать ему больше вопросов, Мириам не спеша поднялась со стула и указала на дверь. - Давай-ка, ты сегодня достаточно усердно поработал. Пришло время чая и печенья. Чуть больше сладости, чтобы противостоять всей этой горечи. Той ночью, впервые за долгое время, Баки полноценно проспал целых шестнадцать часов без каких-либо ночных кошмаров. Бедный Сардж еле продержался, пока они не вышли на улицу, чтобы он смог облегчиться, а Баки в тот день пропустил свою волонтёрскую смену. Но это лучший сон, который, судя по воспоминаниям Баки, у него был за очень долгое время. P.S. *Я перевела здесь дословно (You dissociated Bucky), поскольку «диссоциация» выступает здесь как незнакомый Баки психологический термин, но по смыслу «отключился/отмежевался/дистанцировался». ** Сплит - сладкое блюдо из разрезанных пополам фруктов с орехами и мороженым сверху.