A Year in the Life of Sarge's Person (Год из жизни хозяина Сержанта)

Восемнадцать часов. Потребовалось восемнадцать часов, в течение которых Баки пришлось сделать несколько телефонных звонков, скорректировать свой график, принести извинения и заверить всех, что с ним всё в порядке, прежде чем Стив хотя бы пошевелился. А потом случилась ещё одна битва, другого рода, пока Баки вцепился в ошейник Сарджа, пытаясь успокоить дезориентированного и почти взбесившегося суперсолдата. У Баки ушло почти двадцать минут на то, чтобы уговорить Стива отдышаться и описать все детали вокруг него, прежде чем в его взгляд вернулось что-то похожее на узнавание. После этого Баки сделал то, чего никогда раньше не делал, и запер Сарджа наверху в своей спальне. Затем Стив получил достаточное количество питательных веществ и жидкости, чтобы восполнить израсходованные, и Стив рухнул на кухонный стол, баюкая в руках кружку горячего шоколада и бормоча извинения, прежде чем Баки нанёс удар. - Стив, когда это дерьмо прекратится? Баки знал, что это был удар ниже пояса, пойти в атаку так быстро, когда Стив всё ещё восстанавливал силы, едва будучи способным держать голову прямо. Но он также знал по опыту нескольких своих самых болезненных сеансов с доктором Каллахан, что иногда лучший момент, чтобы поговорить о реальной проблеме, это когда ты находишься в наиболее ранимом состоянии, и у тебя нет времени заново выстроить стену, сложенную из обмана и заблуждений. Доктор Каллахан всегда была ласковой, но твердой в своём подходе. Но у неё было время и желание быть терпеливой. А Баки был лишён подобной роскоши; ещё одна битва, ещё один вызов Мстителей, и очень вероятно, что Стив никогда не вернется. - Мне очень жаль, - снова извинился Стив. - Я не хочу продолжать появляться здесь вот так. - Я говорю не об этом, и ты это знаешь, - сказал Баки со своего места на противоположном конце стола. Этот разговор, этот спор, поскольку он собирался превратиться в спор, должен был происходить лицом к лицу и глаза в глаза. - Слушай, я очень сожалею, - снова попытался извиниться Стив. - Это была... это была плохая миссия... - Да, я всё об этом знаю. - Ты всё об этом знаешь? - Это заставило Стива резко остановиться, его голова приподнялась, а глаза сузились. - Откуда ты всё об этом знаешь? У тебя нет разрешения. Нет, подожди, ты говорил с Сэмом, не так ли? Конечно, так оно и есть. - Он тоже о тебе беспокоится, - признался Баки, наклонив голову. - Я в порядке, Баки! Вам обоим нужно от меня отвязаться и позволить мне выполнять свою проклятую работу! - Ты не в порядке, Стив! - Баки стукнул рукой по столу с такой силой, что всё на его поверхности задребезжало. - Ты появляешься здесь, не зная, где ты, черт возьми, находишься и как сюда попал, проведя восемнадцать часов практически в коме, а когда ты просыпаешься, то мне приходится потратить почти полчаса, чтобы успокоить тебя, прежде чем ты даже сможешь встать. Это не в порядке, Стив. Этому есть чертовски много определений, но это не в порядке. - Ох, и я уверен, ты скажешь мне, каких именно определений, - рявкнул на него Стив. - Хочешь по пунктам? Я чертовски уверен, что могу дать тебе список, - огрызнулся в ответ Баки. - Начнем с основ. На вершине списка находится ПТСР. А ещё диссоциация, по части которой, позвольте сказать тебе, приятель, как человек, который сам через неё проходит, ты действительно гребаный чемпион. - Я не болен, Баки - Но ты и не в порядке, детка. - На каждой проверке меня признают пригодным к службе! - Кто? МакАдамс? Фьюри? - Баки усмехнулся. - Да ладно, позволь мне кое-что рассказать тебе об этих двух мудаках, потому что у меня огромный опыт общения с ними обоими. Единственное, что волновало этих уёбков, - это как прибрать к рукам ещё одного суперсолдата. Им было наплевать на моё психическое здоровье и на то, что для меня лучше. Они просто хотели выяснить, могу ли я выполнять приказы, по-прежнему никогда не промахиваясь мимо цели, и посмотреть, сколько времени пройдет, прежде чем я снова буду готов приступить к работе, но на этот раз не для ГИДРЫ, а для них. И знаешь, каков был ответ? Никогда. Потому что на первой же миссии, на которую бы меня отправили, я бы вышиб себе гребанные мозги, только чтобы это прекратилось. Так что не смей сидеть здесь и пытаться рассказывать мне, что они от всего сердца желают тебе лучшего. - Со мной совсем другое дело, Баки. Я не такой, как ты. Я не… - Стив на самом деле сделал секундную паузу, как будто понял, что прямо сейчас собирался сказать и действительно сдержался. Как будто Баки не знал, как будто ему не приходилось каждый день смотреть на себя в зеркало и видеть правду, глядящую на него в ответ. - Какой? Больной? Сломанный? Поехавший кукушкой? Он почувствовал, что улыбается. Эти слова были резкими, оскорбительными. Но это были всего лишь слова, и Баки знал, что он стоит намного больше. - Я знаю, кто я, Стив. Но в отличие от тебя, я, по крайней мере, могу это признать и получить необходимую помощь. Перестань быть трусом и сделай то же самое для себя. - Кем, чёрт возьми, ты себя возомнил? - Настала очередь Стива колотить руками по столу, пока он медленно поднимался, будучи дрожащей горой мускулов и ярости, не обращая внимания на трещины в своём фундаменте, где начиналось землетрясение, где начинались все землетрясения. - Я единственный человек в этом мире, которому действительно на тебя не наплевать. На тебя, Стив, а не Капитана Америка из истории, или того, кем ты должен быть по словам этих уёбков из ЩИТа. Я единственный, кроме твоей мамы, кто видел хорошее и плохое, и всё равно любил тебя. Дай мне здесь небольшое грёбанное преимущество. - Думаешь, ты знаешь, кто я? - Стив ухмыльнулся ему, почти, почти напоминая то выражение, с которым раньше смотрел на него МакАдамс. Как будто Баки был слишком глуп, чтобы увидеть целостную картину. - Считаешь, раз ты ходишь на терапию и у тебя есть дом в Бруклине, и ты тратишь половину своего времени на выпечку кексов и покупку вычурной одежды, то имеешь представление, каково мне приходится? И это был мерзкий Стив, горький и отвратительный, извергавший эти слова и ещё не осознававший, что никогда не сможет взять их обратно. Но между одним ударом сердца и другим, в мгновение ока, Баки понял, что это был не Стив. Это был кто-то другой, фальшивка, которую он создал как последнее прибежище, последнее средство защиты. И Баки, с металлической рукой или без неё, знал, что сможет сквозь неё пробиться. Всё дело в том, как вы поступали со Стивом; ударьте его с силой, и он просто попытается ещё сильнее дать сдачи. Проявите мягкость, и он не будет знать, что с этим делать. Мир никогда не был добр к нему; временами одаривая почитанием, но слава приходила со своей ценой - нести это бремя. Но мягкость, Стив никогда не знал мягкости. Война не была мягкой, а Стив - человек, сформированный войнами. Но он состоял далеко не из них; они никогда не были полностью или хотя бы частично тем, что делало его великим. - Давай же, Стив, - тихо сказал Баки, откидываясь на спинку стула. - Скажи мне, какая ничтожная эта жизнь, которую мне удалось для себя построить. Бывают дни, когда я едва могу встать с постели. Дни, когда мой терапевт, моя собака и выпечка кексов - это единственное, что меня поддерживало. Думаешь, ты единственный, кто сражается? Потому что я скажу тебе прямо сейчас, это не так. - И не каждая битва бывает серьезной или должна заканчиваться сожжением всего дотла. У каждого есть свой способ вести борьбу. Моя соседка Пейдж, тату-мастер, специализируется на работе с рубцами. Люди, с телами которых произошли ужасные вещи, идут к ней, потому что знают, что она превратит их боль в нечто прекрасное. Её жена - физиотерапевт, потому что она хочет помочь страдающим от боли людям восстановить свои силы и вернуться ко всем тем занятиям, которые они любили. У одной из женщин в моей группе поддержки есть кузина Трина, парикмахер. Раз в месяц по субботам она приходит в качестве волонтера в женский приют, помогая живущим там женщинам снова почувствовать себя красивыми или уверенными, когда те идут на собеседование. Мой терапевт посвятила годы своей жизни, помогая выздоравливать таким ветеранам, как я, чтобы они не пополняли статистику иного рода. А у Марко, парня, который руководит моей группой в центре ветеранов, есть жена и дети, и он работает офис-менеджером, но по тем же самым причинам, он всё ещё проводит в центре четыре вечера в неделю. И, что касается меня, да, я люблю печь, но я также знаю, что у Тимми, ещё одного ребенка из моей группы, не так много денег, и я слежу, чтобы у него было достаточно еды. - Итак, давай же, Стив. Стоя там и глядя мне в глаза, скажи мне, что то, что я делаю, то, что все мы делаем – мелочь. - Я никогда не говорил этого, Баки! Не вкладывай слова мне в рот. - Стив взмахнул руками в воздухе и начал ходить. - Я знаю, что это важно, что всё это важно. Это очень важно. Но всё это нужно защищать, потому что существует такое дерьмо, которое ты даже представить себе не можешь, и кто-то должен не допустить, чтобы оно стало ещё хуже. - А почему это должен быть ты? - спросил Баки. - Что? - Стив повернулся и снова взглянул на него. - Ты был первым Мстителем, Стив, но не единственным. Уже нет. И однажды ты уже умер за свою страну и за мир. Разве этого не более чем достаточно? Разве не больше, чем можно ожидать от любого? Когда же ты перестанешь бороться за этот мир и вместо этого получишь шанс начать в нём жить? - Я не могу просто сидеть сложа руки, когда другие на полях... - Почему бы и нет? - перебил его Баки. - Это уже не Вторая мировая война. Призывников нет, и люди сами решают, хотят они записываться или нет. Почему ты не можешь остановиться? - Ты никогда не понимал, почему я хотел служить! - практически зарычал на него Стив, как будто это, именно это было всем, что у него когда-либо было, всем, чего он когда-либо желал. - Ты прав, я не понимал, - сказал Баки, наконец, вставая со стула. - Меня призвали, и я не хотел туда идти. Я любил нашу жизнь, какой бы дерьмовой она временами ни была, и ненавидел то, что должен был тебя покинуть. Потому что я понимал, что больше никогда тебя не увижу. Но осознание того, что ты дома и ты в безопасности делали этот факт приемлемым. Но разница между мной и тобой, Стив, в том, что я осознавал, что такое пропаганда, когда видел её. Я провел семьдесят пять грёбаных лет с тем, что мне запихивали её в глотку. Ты же до сих пор этого не понял, даже спустя всё это время. - Как ты, блядь, смеешь… - Я, блядь, смею, Стив. Особенно, когда это тебя убивает. - Баки скрестил руки на груди. - И позволь мне спросить у тебя кое-что ещё. Они вообще дали тебе выбор, когда разморозили, словно грёбаный кусок мяса? Сказали, что теперь у тебя есть другие варианты? Или они просто запихнули тебя в какую-то шикарную квартиру и оставили вариться в собственном соку, ничего не делая, и без единого человека, который помог бы тебе разобраться в этом дерьме, пока ты не начал сходить с ума, а затем снова появился Фьюри со своей чушью о великих людях и их долге перед миром? По выражению его лица Баки понял, что задел нерв, тот самый оголённый нерв, о котором Стив даже не догадывался. Но Стив не был глуп, он никогда не был глупцом, и Баки видел, что не сказал ничего из того, о чем Стив уже сам не задумывался. - Раньше ты хотел стать художником. У нас никогда не было достатка, и да, наша квартира была дерьмовой дырой, но у нас были самые красивые стены во всем Бруклине, потому что они были покрыты твоими рисунками. Что с этим случилось? - Это было давно, Баки, и всё изменилось. - Ну, несомненно, изменилось. Потому что Стивен Грант Роджерс, которого я знаю, этот ребенок, с которым я вырос, никогда не позволял никому указывать ему, что делать. - Да ладно, ясен хрен, ты пытаешься это сделать. Они начали кружить вокруг друг друга, словно акулы в воде, а кровь из души Стива притягивала их ещё сильнее. - Я пытаюсь заставить тебя признать, что у тебя есть проблема, и посмотреть, существуют ли для тебя другие варианты. - Господи блядский Иисусе, Баки! Просто оставь это! У меня нет грёбаной проблемы, и я не больной! Они умели ругаться. Это происходило не часто, но когда случалось, их битвы становились легендарными. Баки был удивлен тем, что этот аспект их жизни так и не попал в книги по истории. И эта, эта ссора собиралась стать для них самой безобразной из всех. - Ты когда-нибудь задумывался своим накачанным сывороткой мозгом, что есть разница, когда говорят «нет, ты не можешь чем-то заниматься», и «нет, я больше не хочу этим заниматься»? Потому что между этими двумя фразами охуенно большая разница. И ты можешь остановиться, Стив, всё, что тебе нужно сделать, это сказать слово, и мы с Сэмом оба тебя поддержим. - Я, блядь, закончил с этим разговором! И, блядь, закончил с тобой! - Стив повернулся и вылетел из кухни. - Чёрт бы тебя побрал, - прорычал Баки, следуя за ним в гостиную. - Куда, чёрт возьми, ты положил мое снаряжение? - Стив оглядел комнату в поисках своей формы. - Стив, послушай меня! - Баки потянулся, схватив Стива за руку. Стив повернулся и дёрнулся, вырываясь из хватки Баки и отводя назад поднятую руку со сжатым кулаком. Они оба застыли. На секунду, на час, на миллионы и миллионы лет, оба с широко распахнутыми глазами; один, остолбенев от шока, с посеревшей кожей, а другой от сожаления и ужасного, ужасного понимания. - Ох, Господи Иисусе, Баки. Стив отшатнулся, его рука опустилась, а кожа стала ещё более серой. Он даже не осознавал, что сделал, что собирался сделать. И это, больше, чем что-либо другое, доказывало всё то, о чём говорил Баки, о чём пытался ему сказать. Всё, что Баки мог сделать, это покачать головой и вздохнуть. - Знаешь, - начал он, следя за тем, чтобы Стив не мог избежать его взгляда. - В сороковых, когда мы жили вместе, в тебе было от горшка два вершка роста и килограммов пятьдесят живого веса. А я был крупным парнем, даже тогда. Иногда ты бесил меня так, что и представить себе не можешь. Если бы я захотел, то мог бы врезать тебе так сильно, что размазал бы тебя по стенке, и никто бы не сказал об этом и дерьмового словечка. Но я никогда так не поступал, мне даже в голову такое не приходило. Потому что ты был моим Стиви, и я тебя любил. Я всегда тебя любил. - Баки, я... я... - И я знаю, что раньше ты испытывал ко мне те же чувства. Тогда я ощущал это своими костями, точно так же, как ощущаю это своими костями сейчас. Но тот факт, что прямо сейчас ты даже подумал об этом, пусть всего на секунду, несмотря на то, что ты сдержался... Если это не убедит тебя в том, что у тебя проблема, то я не знаю, что тогда убедит. Стив просто стоял и смотрел на него. Он ничего не мог сказать; доказательство было прямо здесь, и они оба могли воочию его увидеть. Но они больше не жили в сороковых годах, и Баки должен был сказать кое-что напоследок. - Я всё ещё люблю тебя, Стиви, и знаю, что это был не ты. Но если ты когда-нибудь, хоть когда-нибудь поднимешь на меня руку, чтобы ударить, я дам сдачи. И у меня есть металлическая рука. Я больше ни от кого не потерплю подобного дерьма. Не после того, что со мной сделала ГИДРА. Даже от тебя. Стив смотрел на него, смотрел, смотрел и смотрел, его грудь вздымалась, а кожа всё ещё была серого цвета. Пока он, наконец, не прервал их затишье резким движением головы. - Достаточно честно, - кивнул он. - Тебе не нужно об этом беспокоиться. Я обещаю. А теперь, где мои вещи? Мне нужно убираться отсюда. - У двери. - А мой телефон? - спросил Стив, направляясь к выходу. - Под твоим щитом. Это было прекращением огня, перерывом и, может быть, даже прощанием. Баки сказал то, что необходимо было сказать, а Стив, ну… Впервые в своей жизни Баки понятия не имел, о чём думал Стив. Тот был упрямым, строптивым и уходящим в отрицание. Баки знал, что Стив чувствовал себя оскорбленным тем, что он ставил его способности под вопрос и высмеивал всё, что, по его мнению, он отстаивал и во что верил. Это не могло быть более далёким от истины, но Баки также знал, что Стив видит это по-другому и, возможно, никогда не сможет не спеша обдумать его слова и услышать то, что на самом деле говорил Баки. Он собирался покинуть дом Баки, но самая большая правда, самые важные слова по-прежнему не были сказаны. Баки не мог позволить ему уйти вот так, пока ещё нет. - Стив, - крикнул ему Баки, следуя за ним к входной двери. - Не сейчас, Баки, - сказал Стив, взвалив на плечи рюкзак, в который Баки упаковал его форму. - Мне нужно идти. - Стив, просто выслушай меня секунду, прежде чем уйти. Ты должен мне, по крайней мере, столько времени. Когда Стив повернулся к нему лицом, Баки понял, что испытывает удачу и скользит по очень-очень тонкому льду. Это было нормально; в любом случае вся эта ночь была катастрофой. Будет на одну больше. - Тебе нужно запомнить одну вещь, Стиви, только одну, прежде чем ты выйдешь за дверь, - сказал ему Баки. - Ох, да? И что же это? - Что я твой друг. Что я всегда буду твоим другом, что бы ни случилось. И что бы ты, возможно, ни думал обо мне или о нас, как только ты успокоишься, тебе всегда будут здесь рады. Моя дверь всегда открыта для тебя, когда тебе нужна будет возможность скрыться или с кем-то поговорить. Знаю, что прямо сейчас ты злишься и считаешь меня мудаком. Но тебе здесь всегда будут рады, и мы с Сарджем всегда будем счастливы тебя видеть. Это не изменилось и никогда не изменится. Запомни это. Это было ещё одно зарывание топора войны, ещё одно перемирие, и у Баки больше не осталось плиток, которые можно смещать. Просто истина, одна из самых важных истин для Баки, легла между ними, как последняя карта Баки. Стив уставился на него с ледяным взглядом и неподвижным лицом, прежде чем кивнуть, всего один-единственный раз, пробормотать тихое «Спасибо», повернуться и выйти за дверь. *** На следующее утро Стив не постучал в дверь перед их пробежкой. А в среду не ждал его в парке. Баки знал, что Стива там не будет, но у него всегда были сложные отношения с этой сучкой надеждой. Когда он не появился в четверг, Баки решил написать ему, но ответа не последовало. Первый ответ, который он получил, пришёл в пятницу вечером, когда Баки отправил второе сообщение, спрашивая, будет ли Стив, как обычно, сопровождать их с Сарджем в их еженедельном походе, и его мобильник завибрировал менее чем через секунду. Стиви: Извини, не на этой неделе. В последнее время я был довольно занят. Не знаю, когда смогу зайти. Ага-ага. Что ж, так тому и быть. Баки знал, что усердно старался, но Стиву нужно было услышать кое-какие вещи. У них никогда раньше не случалось таких скверных ссор, но они близко к ним подходили. Тем не менее, Баки знал, что рисковал, когда бросал кубик, и Госпожа Удача, очевидно, решила повернуться к нему спиной. Он не жалел о том, что сказал, ни о едином словечке, но было ясно, что они со Стивом перестали разговаривать на одном языке, больше не в состоянии определить намерения, лежащие в основе слов, и забывая о глубокой преданности. У Стива были свои приоритеты, и он сделал свой выбор, основываясь на них, независимо от того, насколько, по мнению Баки, эти приоритеты были извращёнными. Он же принял своё собственное решение, и теперь Баки приходилось жить с последствиями этого шага. Но оставался последний выбор, который он мог сделать. ПБП: Когда я сказал те слова, то имел в виду именно это, Стиви. Тебе здесь всегда рады. Если тебе нужен кто-то, чтобы поговорить, или ты просто захочешь посмотреть фильм, мои двери всегда открыты. Ответ не пришёл. Баки догадался, что получил свой ответ.