Самый длинный день в жизни Северуса Снейпа подходил к концу.
За окном бушевала гроза — голые деревья клонились к земле, автострада неподалеку от больницы то и дело взрывалась сигнальным шумом, ветер с размаху врезался в стекла.
Все это было снаружи, а внутри — стерильно белые стены, одинаковая на вкус еда, созвездия под потолком и "Дон Кихот" с крохотной собачкой на обратной стороне обложки.
Весь мир вдруг сузился до вычищенной палаты и хрустящего одеяла, пахнущего порошком.
Северус промакивал волосы жестким вафельным полотенцем.
Он сидел на заботливо оставленной в ванной табуретке и тупо пялился на кафельные стены.
На спину неприятно капало с волос, Северус стянул их в хвост и выжал.
Стоять бы он так долго не смог, и табуретка оказалась очень кстати.
На небольшом шкафчике уже ждали своей очереди купленные Блэком черные джинсы и черная же футболка.
Полотенце плохо впитывало воду, но даже это не бесило слизеринца. Он погрузился в какое-то потустороннее медитативное состояние, и только повторяющимся жестом промакивал кончики волос.
Настроение было
сносное, к потягивающей в животе тревоге поминутно примешивались приливы теплоты.
Некоторое время назад в уже чистую от осколков палату влетел Люпин, и Снейп сначала не понял, что тот так возбужденно рассказывает.
А когда понял, подхватил шебутное настроение Ремуса, преумножил его в себе и больше не смог думать ни о чем другом.
А дело в том, что часов в восемь вечера, Рождественским чудом в телефонной трубке прозвучал взволнованный голос Эйлин Снейп, которую, как ни пытались успокоить, заставить не приезжать в разыгравшуюся бурю не смогли.
Судя по всему, Эйлин только-только узнала, где ее сын, и тут же рванулась с места.
Северус телефонного разговора не слышал, но мог отчетливо представить, как мама тараторит в трубку вопросы, мечется по дому, точно птица, и, не обращая внимание на ветер с градом, мчится к нему.
Он все же беспокоился, а не случится ли чего по дороге, но… нет, это же мама, с ней никогда ничего
такого произойти не может.
Благодаря звонку слизеринец вспоминает, что эта ночь — ночь Рождества. Он решает немного подготовиться к приходу
гостьи, нехотя берет одежду, принесенную Блэком, и направляется в ванную.
У него нет ничего такого, что бы можно было подарить маме, поэтому он решает показать, что у него самого все хорошо.
Уже стоя под теплым душем, кое-как удерживая себя в вертикальном положении, Северус слышит, как ураганом в палату влетает Блэк.
Гриффиндорец поднимает всех на уши — еще бы, пациента нет в постели! И потом долго грозится под дверью в ванную, что выломает ее к чертям
собачьим, если Северус не ответит, что у него все в порядке.
Снейп перекричать шум воды не может, поэтому какое-то время предоставляет Блэку вариться в собственном соку.
Но потом все же сжаливается.
Сириус, как истинный рыцарь, остается караулить у двери.
Становится очень неловко думать о том, что и белье ему Блэк выбирал сам.
Северус пытается не упасть — не хватало еще, чтобы этот полоумный реально вышиб дверь.
После свободной больничной рубашки штаны кажутся особенно узкими, хотя, скорее всего они изначально такие и есть.
Вместе с футболкой все выглядит неплохо. Северус даже задерживает взгляд на своем отражении дольше обычного.
Одежда ему немного велика, но было бы еще страннее, если бы Сириус угадал с размером.
Он натягивает носки и мягкие домашние кроссовки, поражаясь расточительности Блэка.
Больничные тапки хоть и уродские, чуть ли не бумажные, но целые и по пути не разваливаются.
Северус искренне не понимает, в чем проблема, но упрекнуть Блэка в излишней заботе стесняется.
Гриффиндорец и правда караулит у двери. И это оказывается очень кстати — Северус не справляется с управлением, ноги подкашиваются, и только сильные руки гриффиндорца не дают ему разбить колени.
— Ну куда ты, куда, — ворчит Сириус, поднимая слизеринца.
У Северуса даже дыхание перехватывает от такой близости, но он все же находит в себе силы скомкано поблагодарить «рыцаря».
Плеваться ядом в подобном положении он не решается, и покорно позволяет усадить себя на кровать.
— Это, типа, заправить надо было, — бестактно критикует Блэк, дернув Сева за подол футболки. — Так задумано.
— Не знаю, что ты там себе задумал, но
свою одежду я буду носить, как
я хочу.
— Ага! Ну, все, значит, принял подарок?
Северус фыркнул:
— Размечтался, — он выпутался из рук Блэка и заполз на кровать. — Как только деньги появятся — все верну. А если, — он повышает голос, не давая гриффиндорцу вставить и слова. — Если ты не скажешь цену, я применю легилименцию!
— Очень страшно, — Сириус плотоядно улыбается. — Кста-ати… раз уж мы заговорили о магии… — он достает палочку, и Снейп отползает еще.
— Что ты…
— Эй, да не бойся ты так! Просто нужно кое-что… замри-ка… — он направляет палочку прямо на Снейпа, и тот болезненно сглатывает.
Что сейчас будет?
Северус дергается от странного ощущения.
— Ну вот, — резюмирует Блэк. — Теперь по размеру.
— По размеру чего, прошу прощения? — Снейп оглядывает себя и внезапно чувствует расползающийся по щекам румянец.
Нет, черт, нет.
Эти штаны должны быть такими узкими?
Блэк улыбается и снова вероломно усаживается прямо на кровать.
— Отлично, кстати, выглядишь.
Северус быстро натягивает одеяло по пояс. Он не может ничего поделать с этим внезапным приливом смущения.
Блэк усмехается, но молчит — и за это Северус ему даже благодарен.
— Какая она?
— Что? — Снейп отрывается от бессмысленного разглядывания книги. Он не может собраться, чувствует, как внутри скручивается тугая пружина.
— Твоя мама, — поясняет Сириус. — У нее красивый голос.
— Да? — слизеринец рассеянно откладывает книгу.
Все равно читать уже не получится.
Он переводит взгляд на Блэка и серьезно произносит:
— Моя мама — самая лучшая в мире.
Отчего-то после таких по-детски наивных слов теплеет на душе. И видимо, не у одного Снейпа, потому что Сириус внезапно улыбается.
Не усмехается, и не скалит зубы. Просто устало улыбается, как нормальный человек, как Люпин, и в тоже время очень по-своему.
Северусу нравится эта улыбка. Он прикусывает щеку изнутри от непреодолимого желания улыбнуться в ответ.
— Вот как?
— Да.
Они молчат какое-то время. Порывы ветра с силой врезаются в окно, заставляя стекла дребезжать. Льются издалека гудки автомобилей и шум автострады.
Град прекращается.
Над их головами мерцающим светом горит больничная лампа, гудит под потолком вентиляционная система.
— Блэк?
Шуршание чистого постельного белья, слабый запах порошка и лекарств.
— М?
Стук каблуков за дверью — приближается и отдаляется, играет на нервах.
Пружина скручивается еще сильнее.
—
Ты с ней говорил?
— Да, — Сириус садится ближе, поправляет тяжелое одеяло. — Она тебя любит. Так волновалась…
Северусу мерещится зависть в его голосе.
Ожидание тянется и тянется. Слышно, как на первом этаже часы бьют девять.
Близится Рождественская ночь, и родственники спешат забрать пациентов по домам.
Больница пустеет.
— Что ты сказал ей? Ну, про… себя… — Северус очень надеется, что Блэк поймет его правильно и не придется объяснять… подобное. И Блэк понимает:
— Сказал, что мы твои друзья. Ну, я и Люпин, — добавляет он после недолгой паузы.
Без своей дутой куртки Блэк кажется не таким угрожающим.
Северус откидывается на подушки.
— Хорошо.
Его слегка передергивает от этой «лжи во спасение». Спасение чего? Собственного самолюбия?
Он врал ей, все шесть курсов, что у него есть друзья. Не хотел расстраивать. Могла ли мама поступить так же? Что, если эта ее
подруга, которую Сев в жизни не видел, подобна Блэку?
От таких мыслей стало как-то не по себе.
Выходит, из них троих только у отца есть настоящие друзья.
И что же это, счастливо живут разве что моральные уроды?
Северус вспоминает Джеймса Поттера.
Выходит, что так?
Шум за дверью, что-то тяжелое переворачивается в груди и ухает вниз.
— А, вот вы где. Так и знал.
— Люпин! — слизеринец не может сдержать разочарованного возгласа. — Нельзя же так пугать…
Ремус виновато улыбается:
— Можно к вам?
— Да, — отвечают они хором и на мгновение пересекаются взглядами.
Северус быстро отводит глаза, уставившись на без сомнения очень интересный пол.
— Там как будто Хогвартс после отбоя, — Люпин, осмелев, садится возле Блэка. Кровать чуть скрипит под его весом. — Такое чувство, что мы остались совсем одни.
— Конечно! Какой идиот захочет праздновать Рождество в больнице? — Сириус подмигивает, мол, знаю я таких идиотов.
Но на Северуса это действует по-другому. Он вдруг понимает, что из-за него эти два Мародера, оказавшиеся не полными мудаками, остались без нормального Рождества.
— Вы можете идти. Ну, праздновать.
— Что? — Блэк улыбается. Думает — ослышался? Или рад перспективе наконец освободиться от такой обузы? Северус больше склоняется ко второму варианту.
— Вы… много сделали для меня… — слова даются тяжело. Очень. Он одновременно и не хочет произносить это вслух, надеется, что они поймут и просто оставят его одного. Как и всегда. И в то же время слизеринец боится остаться в опустевшей клинике, пусть даже Эйлин уже в пути. — Наверное, я вам мешаю, — он слабо улыбается, стараясь придать небрежности своим словам. Чтобы они
не догадались. — Там же эти ваши Поттер и Петтигрю, — он сглатывает ком в горле, — и Лили. Ждут, наверное… а я тут, — он делает неопределенный жест руками. — В общем, вы можете идти. Спасибо, и все такое, — он наконец поднимает взгляд на Блэка. Тот улыбается шире.
— А! Прогоняешь! Все ясно, — Сириус поднимается с постели.
— Нет, я не то имел ввиду, просто я… мне… — севшим голосом пытается объясниться Снейп, но смолкает.
«
Я такого не стою».
Блэк выходит из палаты, и Северус чувствует, что зря он так — обидел что ли? Или…
Но гадать долго не приходится. Потому что под торжественную улыбку Люпина Блэк возвращается, и не с пустыми руками.
— Ты как хочешь, дорогой мой слизеринец, — Сириус взваливает два увесистых пакета на кровать.
Опять одежда? — отстраненно думает Северус, но Блэк продолжает. — Кто-кто должен съесть всю эту гребаную гору сладостей!
— Чего? — Снейп подается вперед, подстегиваемый любопытством. Еще бы — после больничной еды подобное кажется просто несбыточной мечтой.
— А ты разверни, — мягко улыбается Люпин, и его улыбка совсем не ровня Блэковскому дурному оскалу.
Северус подтягивает к себе один из пакетов — тот, что поменьше.
— Мерлин! Сколько всего!
— Ага, — Блэк сияет, как начищенная монета. — Или ты планировал провести Рождество с больничным сухпайком?
— Всегда мечтал, — Снейп запускает руки во второй пакет и натыкается на стекло. — Так, а тут…
— Детское шампанское! — объявляет Блэк, засовывает руки туда же — Северус при этом смущенно убирает свои — и выуживает бутылку с приторными розовыми феями. — Вот это я понимаю — пойло настоящих мужчин!
Снейп снова прикусывает щеку изнутри, но улыбка волей-неволей прорывается. Это вполне по-гриффиндорски — зная, что самому Северусу в таком состоянии пить нельзя, никто в компании не пьет.
Это льстит.
— Тут все в кучу, — проясняет Люпин, упрямо возвращая обратно в коробку порывающуюся выскочить шоколадную лягушку. — Магловское и наше, я решил, так интереснее.
— А мы… — Северус запинается на этом «мы» — уж очень странно звучит, — тут будем отмечать? То есть, в больнице конечно ничего так, но на праздник совсем не тянет.
— Да ты чего, а? Тут так много всякого! Вся больница в нашем распоряжении, все четыре этажа, терраса и двор! — Сириус машет руками, как мельница, пытаясь одновременно показать, где именно терраса и двор, какого они размера и формы.
Тут Снейп все-таки не сдерживает улыбку.
— Прошу прощения, это палата тридцать шесть? На двери не было номера, и я решила… — голос звучит робко и простуженно.
Широкая спина Блэка уплывает в сторону.
Северус широко распахнутыми глазами смотрит в дверной проем.
— Мама! — он чуть ли не вскакивает с кровати — мешает Люпин, сидящий тут же. От резкого движения один из пакетов опрокидывается на пол — «Сникерсы» вперемешку с коробочками лакричных змеек рассыпаются у кровати.
Ремус принимается складывать конфеты на место.
— Сев! Ты в порядке? Боже, ты в порядке?! — миссис Снейп подлетает к сыну, не замечая ничего вокруг. Опускается прямо на колени возле кровати и берет руки Северуса в свои, прижимая к щекам. — Я чуть с ума не сошла! Обморожение! Подумать только! Один, на улице, зимой! Ох, Сев, что же это…
— Успокойся, пожалуйста, — Северус и сам чувствует подступающие слезы. — Со мной все хорошо.
***
Помимо внешности, мать Снейпа похожа на своего сына нервностью движений. И еще она так же, как и он, произносит некоторые слова. И вопросительная интонация у них одинаковая — все это Блэк понял из телефонного разговора и короткой встречи. Короткой — потому что они с Люпином, наскоро представившись и собрав все конфеты с пола, поспешили оставить палату.
Блэк сразу же пошел курить — делать это теперь можно было на той самой террасе второго этажа, где не осталось ни единой души.
Сириус выпускал облака дыма, и в свете оранжевого уличного фонаря они принимали причудливые формы.
Он думал — о разном, но все о невеселом.
Мать Северуса и правда примчалась очень быстро. Она любила сына, это было видно во всех ее словах и жестах.
Сириус почувствовал укол зависти — Вальпурга Блэк вряд ли пригнала бы к нему в такой ситуации. Нет, конечно она бы позаботилась, чтобы ее сын попал в Мунго, в лучшую палату, наверняка приставила бы к нему домовиков и помпезно навестила бы в один из дней.
Но это все не то.
Разве стала бы миссис Блэк добираться наверняка магловским способом до пригородной больницы в такую метель? Разве она бы упала на колени перед сыном, повторяла бы со слезами, как его любит?
Сириусу в подобное верилось с трудом.
Через некоторое время на террасе возникает Люпин.
— Ты чего без куртки? — он оперся на перила и тоже посмотрел туда, где за заснеженными корпусами шумела автострада. — Нам и одного болеющего хватает. Пойдем посмотрим, где здесь можно взять елку?
— А, — Сириус, до этого упорно гипнотизировавший фонарь, отвел взгляд и потушил сигарету о снег. — Пошли.
Они оба до этого не очень-то и представляли, насколько эта больница маленькая. Теперь же, запертые бурей в одном-единственном корпусе, мародеры чувствовали себя в ловушке белых стерильных стен.
В большинстве залов уже погасили свет, и Сириус даже подумал, что они и вправду остались одни — ни врачей, ни медсестер, ни пациентов по пути не встретилось.
Зато на первом этаже скучающая санитарочка выставила кофемашину на самое видное место, и в данный момент собиралась заварить себе самую огромную кружку кофе из тех, что Сириус видел в жизни.
На посту охранник распаковывал коробки с печеньем.
— Эм, извините? — Сириус понаблюдал, как ароматный кофе льется в кружку и запоздало отвел взгляд. — Здесь где-то можно раздобыть мишуру? Или елку? Мне для палаты тридцать шесть…
— Пациенту в палате тридцать шесть прописан постельный режим, вы в курсе, мальчики? — строго спросила медсестра. Сейчас она чем-то даже напомнила профессора Макгонагалл.
— Так мы поэтому и… короче, мы же тут остаемся, да? Вот нам нужно украсить все к Рождеству.
— А не поздно? — санитарка глянула на настенные часы. — М, хотя…
Сириус изобразил самую лучезарную улыбку из его арсенала.
— Ну… так уж и быть! Елку можете взять из столовой, Мириам все равно уходит через полчаса. Там и гирлянда есть. О, и можете там же взять посуду. И это вовсе не из-за твоей улыбки, бандит, — подмигнула санитарочка.
Мириам оказалась маленькой старушкой, которая, уже в пальто, гасила свет в столовой.
Уговаривать ее долго не пришлось — старушка оказалась, что называется, «с огоньком», и, взяв клятву с парней, что они вернут все в целости и сохранности, открыла святая святых и разрешила брать оттуда, что пожелают.
— С Рождеством, мальчики! — пропела Мириам повеселевшим мародерам, и те хором ответили:
— Счастливого Рождества!
Люпин, нагруженный посудой, направился сразу в палату, а Сириус побежал охотиться за елкой в холл четвертого этажа.
Шаги гулко отдавались по лестнице, и, кажется, Люпин был прав насчет «Хогвартса после отбоя». Темные коридоры хоть и не были такими длинными, а подвесные потолки высотой не отличались, но по общим ощущениям пригородная больница ничем не уступала.
Где-то внизу гудели лампы. Если прислушаться, прямо под ногами Люпин звенел посудой.
За поворотом мерцал неяркий свет, и Блэк направился туда.
Четвертый этаж, похоже, представлял собой рекреационную зону и процедурные кабинеты. Сириус хотел было заглянуть в парочку из них, потому что названия на дверях его завораживали.
«Физиотерапия».
Или вот, еще круче — «Гемодиализ».
«Гемодиализ», — повторил Сириус похожее на чудное заклинание слово. Шепот его отразился эхом от белоснежных стен.
Елка оказалась небольшая, где-то по плечо Блэку или даже меньше. Искусственные иголки приятно щекотали ладони, когда мародер, что магловский Санта Клаус, взвалил легкое деревце на плечо. Что-то не давало ему сдвинуться с места, Сириус дернул сильнее и гирлянда отчего-то погасла.
Блэк решил, что разберется с этим позже, и, подхватив по пути несколько серебряных змеек мишуры, стал спускаться в палату.
У дверей мялся Люпин — честно говоря, Сириус надеялся, что друг все разрулит и избавит их обоих от неловкого визита.
Мало ли, может они там рыдают в обнимку, и парочка Санта Клаусов окажется очень некстати.
В итоге после молчаливого спора первым сдается Люпин и тихо стучит в палату.
— Да? Войдите? — раздается неуверенный голос Снейпа. Ремус приоткрывает дверь, Блэк тоже заглядывает в проем.
Две пары одинаково темных глаз устремляются на него.
— А мы тут это… Рождество принесли!
***
— Хорошие у тебя друзья, — улыбается Эйлин, так и не выпустив руку Северуса.
Женщина уже не плачет — сидит на кровати рядом с сыном и всматривается в его лицо.
— Да, — Снейп опускает взгляд. — Хорошие.
— Кажется, я их смутила? Вон как быстро выбежали, а хотела познакомиться… — Эйлин скидывает с ног ботинки с забирается на кровать с ногами. — Я останусь с тобой на Рождество, хорошо?
— Конечно, — Снейп чуть подвигается, освобождая место. — Как ты?
— Я? — рассеянно спрашивает мама, и Северус вдруг с щемящим чувством в груди замечает в любимом лице врезавшиеся морщинки вокруг глаз и у рта. — Ты уж прости, что не встретила… чувствовала же, что что-то плохое случится… но Агата так настаивала, что…
— Агата? — Северус хмурится, потому что имя кажется ему смутно знакомым. Вместе с именем в памяти почему-то всплывает приторный запах сирени.
— А, ты же не помнишь… Это наша родственница, ты тогда совсем маленький был, когда мы там гостили. У нее родилась чудесная малышка, меня пригласили в честь праздника. А я уже год как думаю к ним переехать, и вот…
— Что? Ты думаешь —
что? — Северус непонимающе моргнул.
— Переехать к ним. Но, понимаешь, древний род и… в общем, мне нужно показать себя с лучшей стороны, чтобы нас приняли, — Эйлин не говорит, но догадаться нетрудно — ему, полукровке, в семье этой Агаты не доверяют, и тем более не возлагают особых надежд на волшебницу, спутавшуюся с магглом.
— Мне нужно будет вернуться к ним, речь уже идет об оформлении бумаг, нас пропишут там же. Ты сможешь пожить у друзей какое-то время? Прости, но я пока не могу взять тебя с собой… еще и развод нужно оформить…
— Не волнуйся, — растерянно бормочет Северус.
Вот это новости! Больше никакого Паучьего тупика и… этого старого урода?
Снейп неосознанно касается горла, но быстро отдергивает руку.
— Он тебя не отпустит.
— Мы разговаривали по телефону, — помедлив, произносит Эйлин. — Он не помнит той ночи, ну, ты понимаешь…
Нет, ни черта я не понимаю! — хочет сказать Северус, но молчит.
— Совсем не помнит. Завтра поеду выяснять, но, судя по голосу, он и правда растерян. Вообще, — тут она делает паузу. Бросает короткий взгляд за окно. — Это Тобиас мне сказал. Про тебя.
Тут уж Северус теряется окончательно.
Он не успевает спросить, что еще успел рассказать этот маггловский выродок, потому что слышит стук в дверь.
— Да? — он механическим движением заправляет пряди волос за уши. — Войдите?
Блэк с Люпином вваливаются в палату с такими праздничными лицами, что все дурные мысли вмиг вылетают из головы. И, похоже, влиянию этих улыбок подвержен не только Северус — Эйлин тоже улыбается:
— Ой, что это вы придумали такое?
— Рождество, миссис Снейп, мы принесли вам Рождество! — пафосно излагает Сириус, торжественно опускает елку в центре палаты. Раздумывает какое-то время и приносит из ванной табуретку.
— Идеально! — он устанавливает рождественские дерево. — Так, а теперь… эм… в общем эти огоньки не хотят зажигаться, — он тычет в гирлянду, и Эйлин смеется.
— Нужно воткнуть в розетку, — поясняет она.
— В… куда? — Сириус непонимающе смотрит на елку, словно от его взгляда гирлянда снова загорится.
— В розетку, — Северус поднимается с кровати, надевает мягкие блэковские кроссовки и с видом знатока шарится в искусственных иголках.
— Ага, вот, — он, наконец, находит вилку и протягивает провод до ближайшей розетки. — А теперь — магия, — он включает гирлянду и та озаряет палату веселым светом.
— Вау! — Сириус пораженно смотрит на огоньки, точно кот. — Как ты это сделал?!
— Это тайна, — серьезно произносит Снейп.
Эйлин опять смеется, Северус оборачивается на нее и тоже улыбается.
Блэк мчится в столовую за подносами — пировать решают на кровати. Там еще остается место, и его единогласно отдают Северусу. Люпин притаскивает несколько стульев из коридора.
Детское шампанское шипит в белых больничных кружках и, пока они все вместе возятся с распаковкой сладостей, одна шоколадная лягушка все-таки выскальзывает за дверь.
— Эй, что это? — вдруг говорит Люпин, указывая на окно. И правда — что-то стучится, и сначала они думают, что это сова.
Люпин приоткрывает окно, и в палату влетает…
— Громовещатель! — хором произносят несколько голосов.
— Хрен знает, что такое! О, извините, миссис Снейп, я хотел сказать, в смысле, что это… — Сириус виновато улыбается.
— Ну, раскрываем? — в наступившей тишине спрашивает Эйлин, и на всякий случай отодвигается.
Люпин с сосредоточенным лицом подходит к парящему письму.
Сириус на всякий случай закрывает дверь и наскоро накладывает простецкие чары «от лишних ушей».
И не зря.
— ДОРОГИЕ МОИ, НЕ ПОБОЮСЬ ЭТОГО СЛОВА, ДРУЗЬЯ! ЧЕРТ ЗНАЕТ, ЧТО ТАКОЕ — РОЖДЕСТВО БЕЗ ВАС, НО Я НАДЕЮСЬ, СО СКУКИ ВЫ ТАМ НЕ ПОМЕРЛИ! — вопит на всю палату голос Джеймса Поттера, — С РОЖДЕСТВОМ, И ПОБОЛЬШЕ ВАМ ШАМПАНСКОГО!
Письмо взмывает под потолок и рассыпается цветным конфетти.
— Да уж, веселый у вас друг, — первой в себя приходит Эйлин.
Они расселись у стола, и Сириус стал развлекать всех рассказами о похождениях Мародеров. Люпин выступал в качестве суфлера, и в каждый второй такой рассказ каким-то боком помещал Северуса в качестве действующего лица.
Эйлин смеялась, срывалась на нотации, и потом всякий раз говорила: «Ох, какие вы, оказывается!»
Пару раз заходила та самая санитарка-Макгонагалл — поздравить обитателей палаты тридцать шесть и стащить немного конфет для своих коллег. Высказалась по поводу лягушки, внезапно проскочившей мимо, и все дружно подхватили ее «ужас, как странно».
Потом, уже под полночь, на лестнице слышится топот нескольких пар ног, и где-то под ними, да в принципе понятно, где — на террасе, восторженные голоса оставшегося персонала затягивают «Веселого рождества вам», и потом, когда небо начинает грохотать, смеются.
Северусу выходить на улицу категорически запрещают, поэтому Блэк с Люпином устраивают контролируемый салют прямо в палате — при погашенном свете все вместе — и яркие огни фейерверков, и переливающаяся гирлянда на елке — выглядит просто волшебно.
Снейп больше не пытается скрыть свою улыбку.
И даже такие очевидные вещи-ассоциации, как новое пальто или цветные пилюли Берти Боттс не напоминают ему о спичечном коробке с таблетками, забытом в Паучьем тупике.
Может это оттого, что, находясь одной ногой в могиле, Северус познал какую-то очень важную Истину.
А может, прямо сейчас, в странной компании знакомых лиц, он немножко, чуть-чуть, самую-самую капельку счастлив.
