Покормите куколку

В городе говорят, что Симон Каин умер. Мишка это слышит случайно, а потом ходит по городу — Жильники, Сырые Застройки и дальше, дальше — и слушает, специально слушает, и люди снова говорят: Симон Каин умер. Мишка непонимающе хмурится каждый раз, но молчит, лишь прижимает куколку к себе покрепче. Даже куколка, и та, предательница, говорит ей, что Симон умер. И Земля ей говорит. Мишка любит слушать Землю, но сейчас совсем не хочется. Плохое Земля говорит, говорит, что мертвые живым место освобождают, и Мишке это не нравится. Если она жива — и Хан жив, и Ноткин, и Спичка — то и дедушка Симон жив, а как же иначе? И так мама с папой ушли, не надо ей больше. Они ей одну лишь куколку оставили, вместо себя, чтобы она ей сказки рассказывала, утешала. Другие дети, играя, слушают ореховые души, а Мишка — кукольную. Можно и ореховую, иногда, чтобы со всеми, но лучше кукольную. Ее истории интереснее. Мишка идет на кладбище, не к Ласке, а просто к могилкам. Степь совсем близко, Земля говорит громче и мягче, и травы тут растут… Густой аромат твири растекается в воздухе, от чего девочка слегка морщится и гладит травки вокруг себя ладонью. Мишка думает, что когда она умрет, то станет савьюром. Не бурой твирью, а савьюром: Мишке он больше нравится, красивее. И мертвые эти травы любят, вот столько на могилках растет… — Если мы живы, значит дедушка Симон жив, — говорит она Земле. Нет на кладбище его могилки. Мишка умеет читать, в цифрах плохо разбирается и эти палочки на часах не понимает, но читать умеет, просто все, что в книжках — не для нее. А раз на кладбище нет могилки дедушки Симона, значит, жив он. И Мишка в этом теперь точно уверена, а что люди говорят, так глупости все это. Люди постоянно говорят глупости, и сами немного глупые, но это хорошо — дураки не болеют. Мишка смотрит на небо, на могилки и землю, а после на куколку: совсем порвалась, починить надо, но ниток нет. И иголки нет. А если чужому дать… так руки особые нужны, простые руки сделают куколку мертвой и взрослой, душа ее уйдет, а Мишке того не надобно. Чужие шаги в тишине степи и кладбища, полного лишь ветра и шепота, слышно издалека, но Мишка и не думает оборачиваться. Земля говорит, что неплохой, что не враг, что все хорошо. Чужой пахнет твирью и кровью, но почему-то совсем не страшно. Чужой подходит совсем близко, его шаги грузные и тяжелые, он обращается к ней первым. — Что ты здесь делаешь? Мишка оборачивается и смотрит на него с прищуром, оглядывает с ног до головы, а он большой-большой, но ей почему-то кажется, что руки у него… особые. Конечно, ей любить его пока не за что, и отвечать ему не за что, но куколку… куколку дать можно. — Сначала куколку… — говорит она ему, — починишь. У тебя руки особые. Вот починит куколку, так она думает и, может быть, ответит. А пока любить чужака — она чувствует запах дороги и стали, смешанный с твирью — ей не за что.