More pride than prejudice

      После нашего вечернего разговора два дня назад я вернулся к моим попыткам не думать о нем, но как всегда успехом это не увенчалось. Хотя факт того, что мы с того дня больше не виделись не мог не радовать, однако и немного настораживал. Я специально не избегал его, но и встречи с ним я не искал, я просто вел себя как обычно, а обычно судьба меня очень «любит» и сталкивает с преподавателем во все возможных местах будь то коридор или столовая. Но ни вчера, ни сегодня эта блондинистая макушка не появляется в поле моего зрения. Не то чтобы я сильно хотел его увидеть, просто у него моя тетрадь со всеми лабораторными работами, которые уже завтра надо сдавать, а если нет, то прощай моя успеваемость, а вместе с ней и стипендия. Сегодня у нас второе занятие, и я решил, что буду вести себя адекватно и покажу ему, что я не «малыш»(и почему в моей голове отчётливо слышится именно его голос?!), а взрослый парень, чувствами которого нельзя помыкать.       День пролетел незаметно за бесконечными нудными лекциями и долгими переменами, и вот я уже стою 10 минут около оговоренного кабинета в библиотеке. 10 минут плавно перетекают в 20, все социальные сети на телефоне проверены, новые уровни пройдены и жизни в играх потрачены, а его все нет. — Молодой человек, вы не могли бы отойти от двери, нам нужно пройти в комнату для занятий. — раздался незнакомый голос позади меня.       Обернувшись, я увидел преподавателя и студента, которые терпеливо ждали, когда же я соизволю отодвинуть свою тушку от двери, чтобы дать им пройти. — Эм, но у меня тоже в этой комнате занятие с преподавателем — как-то неуверенно мямлю я, пока впередистоящий мужчина практически взглядом отодвигает меня в сторону. — Странно, когда мы пришли нам сказали, что сегодня эта комната свободна… А кто ваш преподаватель? — немного задумавшись, спрашивает он. — Мистер Пак. — Молодой человек, вы явно издеваетесь надо мной! Мы находимся в Сеульском университете, знаете сколько здесь мистер Паков?! Я между прочим тоже мистер Пак, так что уточните, какой конкретно Пак. — с издевкой и раздражением в голосе говорит он и потирает переносицу, видимо чтоб не сорваться ещё сильней. От этого становится неловко, и я прячу взгляд в пол. — Мистер Пак Сонхва. — О, Сонхва-щи, тогда понятно почему эта комната свободна сегодня. — уже более спокойно отвечает он. В его голосе слышно понимание. Его совсем не удивляет отсутствие преподавателя по английскому, он явно знает то, чего не знаю я, поэтому я смотрю ему в глаза и молча прошу объяснений. — Вам видимо никто не сообщил, но Сонхва-щи болен уже второй день, поэтому сегодня эта комната наша. Вы можете быть свободны, а мы пожалуй пойдём. — говорит мужчина и проходит мимо меня в кабинет, а за ним понуро идёт студент, пока я все также продолжаю стоять около занятого кабинета.       Взглянув на экран телефона и отметив, что занятие должно было начаться пол часа назад, я, наконец, понимаю, что и сегодня я с ним не увижусь. Как-то странно: одновременно и легко на душе от осознания, что сегодня мои мозги не будет иметь английский язык, но в то же время и тяжело от того, что он мне не сообщил о своей болезни и об отмене занятия. Значит написать, что я забыл у него свою тетрадь он смог, а о том, что он болен и занятия не будет забыл. Как так можно? Я потратил полчаса своей жизни на бессмысленное ожидание. Хочется злиться на него, но почему-то получается плохо. Есть столько причин злиться, но вместо этого я начинаю переживать. А вдруг ему настолько плохо, что он не может встать с кровати? А вдруг сознание потерял и сейчас в его квартире тело? Я запихиваю свои «а вдруг…» куда подальше и продолжаю шагать к дому.       Неожиданно я пониманию, что увидеться с ним сегодня мне придётся, так как моя тетрадь все еще в его плену. От осознания глупости ситуации мне хочется биться головой о стену. Новую лабораторную я сделать не успею, да и не хочу, а значит встреча не избежна. Его контакт в телефоне находится довольно быстро, и я долго решаюсь нажать на кнопочку вызова. Но время уже близится к вечеру, а задерживаться до поздна я у него не хочу, поэтому уже через секунду я считаю гудки. Идёт пятый гудок, а по ту сторону трубки никаких признаков жизни. Я уже решаю отключить звонок, как неожиданно мне отвечают. — Есан? — раздается удивленный и очень хриплый голос с той стороны. — Эм, да, мистер Пак, я извиняюсь за беспокойство во время вашей болезни, но мне очень надо забрать тетрадь, которая находится у вас. Могу ли я прийти? — максимально вежливо спрашиваю я. — Ох, сегодня же у нас занятие, прости, что не предупредил, но ты, конечно, можешь прийти. — я прям чувствовал с какой тяжестью даётся ему каждое слово, да ещё и этот кашель через раз, я реально беспокоюсь за его здоровье. И за свое за одно. Идея наведаться за куском бумаги начинает казаться бредовой, но нет, Есан, тебе нужна отличная оценка, а для этого нужна тетрадь. — Хорошо, киньте мне ваш адрес СМСкой, и я в течение 30 минут буду у вас. — Конечно. — уже шёпотом говорит он, и звонок обрывается.       Через несколько секунд мне приходит СМС с адресом его квартиры, и я пытаюсь не вспоминать мой прошлый визит в это место и быстро вбиваю данные в карты, чтобы понять в какую сторону мне двигаться. После нескольких минут маршрут построен, и это оказывается ближе, чем я думал.       По дороге к дому мне попадается куча магазинов, и я решаю, что заявляться к человеку в дом с пустыми руками не прилично, а к больному тем более, поэтому забегаю в первый попавшийся магазин, чтобы купить ему что-нибудь вкусненькое, что может порадовать. К вечеру магазин уже забит людьми, которые лениво обходят его в поисках продуктов на вечер. До меня только доходит, что я вообще не имею понятия о его вкусах и предпочтениях, а долго бродить между полок и рассуждать, что же ему понравится, нет никакого желания, поэтому я решаю взять то, что порадует меня — жаренную курочку. После нескольких минут в душной очереди, я, наконец, добираюсь до кассы, и продавец с добродушной, но в то же время уставший после тяжелого рабочего дня улыбкой пробивает мне курицу и апельсиновый сок. Со скрежетом сердца я прикладываю карту к терминалу и прощаюсь со своими денежками. Ну все, теперь осталось успокоить свою совесть и забрать тетрадь.       Чем ближе я подходил к месту своего назначения, тем больше мне казались знакомыми места. Не знаю почему, но утро моего побега отлично отпечаталось в моей голове, и как бы я не пытался выкинуть эти воспоминания, они продолжали меня преследовать. Но пора оставить все позади и начать новую главу. У меня появился шанс создать новые воспоминания, и его упускать нельзя.       На удивление, я быстро нахожу нужный двор и подъезд, который, к счастью, не закрыт. Оказавшись на 3 этаже, я долго смотрю на цифры квартир в поисках нужной мне, и останавливаюсь напротив железной чёрной двери. Я собираю все свои мысли, которые не дают мне покоя уже очень долго в кучку и запихиваю далеко в подкорки сознания. Нельзя забывать о наших статусах, о разнице в возрасте, и держать дистанцию с ним.       Глубокий вдох, за ним выдох, и рука тянется к звонку. За дверью раздается противный звон, но никакой реакции на него я не слышу. Подождав ещё пару секунд, я тяну, чтобы еще раз позвонить, но дверь передо мной открывается, а вместе с ней и мой рот от увиденного. По другую сторону порога стоит совсем не тот Пак Сонхва, которого я знаю. Обычный Пак Сонхва — статный, ухоженный, одетый с иголочки, красивый, немного опасный и пугающий, а Пак Сонхва сейчас напротив совсем другой — растрепанный, с красными от болезни глазами и растертым носом, в милой синей пижаме с маленькими желтыми уточками и в пушистых тапочках. — Совсем плохо выгляжу, да? Я хотел переодеться перед твоим приходом, чтобы ты не видел меня таким, но от таблеток уснул. — с нотками стыда в голосе и жуткой хрипотой, из-за которой я еле его услышал сказал он и опустил глаза на свой «наряд». — Нет, ну что вы, мистер Пак… — Сонхва, пожалуйста вне университета просто Сонхва, а то я чувствую себя стариком. — быстро перебил он меня. — Сонхва, конечно — исправился я уставшие от болезни глаза немного засветились. — Не стой в дверях, проходи. — прохрипел он и сам зашёл обратно в квартиру.       Я следую за ним и, оказавшись в квартире, я разуваюсь, и мои немного поношенные кеды сразу выделяются из общей массы обуви, которую составляют одни чёрные ботинки. Следуя в гостинную на звук работающего телевизора, хозяина квартиры я не застаю. Но звук посуды раздающийся из глубины подсказывает мне, что где-то там кухня, куда мне и надо, потому что купленная мной курица уже остывает, а холодная курочка — не вкусная курочка, поэтому я быстро шагаю на звук. Передо мной предстает картина, как это недорозумение в утиной пижаме пытается налить чай. Он явно болен сильнее, чем я думал. Пока он поднимает чайник, а кипяток выливается в кружку, его руки сильно трясутся, а постоянный кашель не добавляет им уверенности, от чего струя горячей воды виляет то в одну, то в другую стороны. — Сонхва, может вам помочь? — от моего голоса его рука начинает трястись сильней, и кипяток все-таки проливается на стол. — Чёрт — хрипло чертыхается он, ставит чайник обратно и хватает салфетки, чтобы протереть столешницу.       Видимо болезнь захватила большую часть его тела, ну мозг точно, ибо по-другому объяснить попытку своего преподавателя протереть кипяток тонкими салфетками я не могу. Чтобы он не сделал себе хуже и не лечился ещё и от ожогов, я решаю вмешаться и, поставив курицу на стол, подхожу к раковине и беру тряпку.  — Сонхва — зову его я и, после того, как он оборачивается, мягко отталкиваю его в сторону стула и начинаю сам вытирать воду, под пристальным взглядом хозяина квартиры.       Он сидит на стуле и выглядит таким невинным и беззащитным, что я не могу понять, как видел в нем монстра-извращенца. Ну в большей степени на моё первое впечатление повлияло его поведение, веди он себя так изначально, возможно у нас бы… Нет! Что за мысли, Есан? Я помахал головой отгоняя наваждение, пока рука на автомате протирала уже сухую поверхность. Быстро спохватившись я откладываю мокрую тряпку обратно в раковину и хватаю подогретый чайник, чтобы закончить то, что начал он. Поставив перед блондином кружку с чаем, я продолжаю хозяйничать на его кухне и выкладываю уже теплую курочку на тарелку. Он следит за каждым моим движением, как маленький ребёнок за своей мамой, и, черт возьми, я нахожу это милым. — Есан, вторая кружка была для тебя.       Я перевожу взгляд на столешницу, которую недавно так усердно протирал, и, действительно, вижу там ещё одну одиноко стоящую кружку, но распивать с ним чаи не входило в мои планы, я хотел только забрать тетрадь, пожелать ему выздоровления и как можно скорей покинуть эту квартиру. — Спасибо, но я лучше пойду домой, уже вечер и идти по темноте одному не очень хочется. — как стишок выговариваю я и уже взглядом начинаю искать свой рюкзак. — Но останься хотя бы на курицу, тут слишком много, я один не справлюсь. — говорит он и смотрит глазами кота из «Шрека». — Мистер Пак… — я не собираюсь сдаваться так просто. — Ну пожалуйста — его голос срывается и он практически скулит эти два слова. Эх, я слишком быстро сдаюсь, думаю я и падаю на стул рядом с ним.       Между нами повисает неловкое молчание, которое нарушает только его хлюпанье после каждого глотка горячего чая и моё редкое чмоканье во время поедания такой вкусной, но уже остывшей курочки. Но неожиданно эту своеобразную тишину прерывает рингтон моего мобильника. Я быстро вытираю руки салфеткой и вытаскиваю шумный гаджет из кармана, сразу же кривясь прочитав на экране «Уен». Мы не разговаривали с ним со вчерашнего вечера, и не потому что я все еще зол на него (хотя без этого тоже не обошлось), а потому что хочу проучить его. Мне надоело, что он так легко помыкает мной и ни во что не ставит, поэтому пусть мучается. От части я и сам в этом виноват, а точнее моё излишнее добродушие и привычка не держать зла.       Телефон продолжает высвечивать звонок друга, пока я терпеливо жду, когда же до человека на том конце дойдёт, что его сегодня точно никто слушать не будет. Спустя ещё пару звонков случается чудо, и мой телефон, наконец, гаснет, и я отрываю от него взгляд и вижу, как мистер Пак со странным выражением лица тоже смотрит на гаджет. Но не успеваю я задуматься о том что могло бы это означать, как в очередной раз раздается мой звонок, и в этот раз я быстро сбрасываю. — Извините. — быстро говорю я. — Ничего страшного, он очень настойчивый, да? — опять с непонятными мне выражением лица спрашивает он. — Ну да, это он так выражает свою заботу. Не знаю почему, но так было всегда. — быстро объясняю я и от чего-то смущаюсь, пряча взгляд в рассматривании несчастного экрана. — Я давно заметил, что вы близки. Как давно вы вместе? — Ой, давно. Мы познакомились ещё в средней школе и с тех пор всегда вместе. — Понятно. — с некой злобой во взгляде говорит он и слишком агрессивно ставит чашку на стол, и отворачивается. — Сонхва, ва…тебе плохо? — Нет, пока ты здесь мне будет хорошо — поворачивается он уже со светящимися глазками.       Ну вот опять начинается, а ведь так хорошо общались. Не понимаю зачем все это, если он может вести себя нормально, почему бы не вести себя так всегда, зачем этот никому не нужный пикап?! Бесит! — Мистер Пак, вы неисправимы! Даже во время болезни у вас есть силы издеваться надо мной! — без особой злости возмущаюсь я. — Мне просто нравится смотреть, как ты краснеешь, малыш, ты такой миленький… — Так, понятно, вам уже лучше, тогда я пошёл — быстро выговариваю я, беру телефон и уже уверено поворачиваюсь в сторону выхода. Я делаю пару шагов и уже успеваю немного разочароваться, не услышав позади протестующих вскриков, ну или хотя бы их попыток, как чувствую его сильные руки на своей талии и то, как они притягивают меня к горячему телу. — Ну ладно тебе, малыш, останься. Тебя разве не учили, что старшим нужно помогать при болезни — шепчет он мне в ухо, от чего по телу пробегаются мурашки. У него даже дыхание горячее. Я разворачиваюсь в его медвежьих объятиях, чтобы ответить, но замечаю кое-что странное. — Сонхва, ты такой горячий — выговариваю я, пока пытаюсь вытащить свою руку из его крепких рук, чтобы потрогать его не естественно красное лицо. — Я рад, что ты, наконец-то, это признал, малыш — с самодовольной ухмылкой отвечает он и только сейчас до меня доходит, как двусмысленно звучала моя фраза. — Да, я не об этом. Отпусти меня! — требую я, дергаясь всем телом. — Неа, если я тебя отпущу, то ты уедешь. — Отпусти! — уже более настойчиво повторяю я, и руки на моем теле ослабевают. После этого я полностью разворачиваюсь к нему и прикладываю руку ко лбу. Он не просто горячий, по ощущениям у него лава течёт по венам вместо крови. — Твои руки такие приятные. — мямлит он и прикрывает глаза. — Мистер Пак, как вы себя чувствуете? — спрашиваю я. — Я же говорил тебе, пока ты здесь, я чувствую себя просто отлично. — шепчет он куда-то мне в плечо. — А если честно? — А если честно, то мне кажется я сейчас упаду — не членораздельно говорит он и и начинает опускаться ниже плеча, от чего я начинаю паниковать. Я быстро реагирую и, прежде чем он оказывается на коленях, я быстро отталкиваю его назад, усаживая обратно на стул. Мысленно я приказываю себе собраться, и ругаю за такую невнимательность. Если ты постоянно ходишь с красными щекам и от смущения, не означает, что все люди с такими ходят, Есан! — Мистер Пак, — на мой серьёзный тон он вскидывает голову и смотрит на меня красными и немного слезящимися глазами — вы пьете какие-нибудь таблетки от жара, потому что, мне кажется, у вас именно он. — Конечно пью. Содержательно. — А какие? И где они? — закидываю я его вопросами, попутно осматривая кухню на наличие оных. Где большинство людей хранят лекарства? Я вот на кухне, но он судя по всему, нет. — Какие не помню, а лежат они в тумбочке около кровати. — Так, мне нужна спальня, я сейчас буду — быстро говорю я и выбегаю из кухни.       Спальню я нахожу довольно быстро и сразу же подлетаю к указанной тумбочке. Я стараюсь максимально сосредоточиться на поиске необходимых в данный момент лекарств, чтобы не вспоминать мой последний визит. Порыскав во всех возможных ящичках, я, наконец, выудил таблетки и по пути обратно на кухню решил ознакомится с инструкцией по применению. — Сонхва, как давно вы приняли лекарство? — Ну, сразу как проснулся, а что? — прохрипел он, иногда переходя на ультразвук, от чего закашливался. — Просто их нужно пить каждые 8 часов, поэтому у вас опять поднялась температура. У вас есть градусник? — Нет, но есть твои прелестные губки. — говорит он и измученно улыбается.       И даже в больному состоянии он умудряется выглядеть как чертово совершенство. После его фразы я думаю, что мысль уйти была не такой плохой и что к ней надо вернуться. Но совесть упорно твердит мне, что оставить его одного в таком состоянии я не могу, и мне остаётся только согласиться с ней. — Независимо от того, больны вы или нет, вы все такой же идиот — говорю я и подаю ему стакан с водой и таблетки. — Пейте!       Сонхва послушно забирает с моих протянутых рук средства спасения и с некой опаской кладет в рот таблетку, сразу же запивая её водой, после чего недовольно морщится. И в какой раз за день я сравниваю его с ребёнком? — Что такое? — Ничего, я просто не люблю пить таблетки. — как маленький хнычет блондин и опускает голову на стол. — Ну и кто из нас теперь малыш? — усмехаюсь я. — Не ложитесь тут, пойдёмте лучше в спальню. Таблетки скоро подействуют, и вы уснете. — Ты переходишь на «вы», когда злишься на меня или ругаешь? Ммм, мне это нравится — довольно тянет он, пока я пытаюсь поднять его сопротивляющуюся тушку со стула. — Не могу спать. — Это ещё почему? Сон — лучшее лекарство от всех болезней. — Неа, лучшее для меня лекарство уйдёт сразу же как я усну, мы это уже проходили. — обиженно надув губки, говорит он.       Сначала я ничего не понимаю, но потом до меня доходит смысл его слов, и мои глаза уже автоматически закатываются. Вроде преподаватель, а такой глупый. Я неодобрительно качаю головой, но он все равно этого не видит. Он всегда во время болезни ведёт себя так умилительно? — Сонхва, если вы сейчас же не пойдёте в кровать, я уйду прямо сейчас и вы будете спать за кухонным столом — строгим голосом говорю я, от чего он поднимает голову и смотрит на меня такими глазками, что в голову лезет только сравнение с котёнком. — А если пойду, ты обещаешь остаться? — Мистер Пак… — начинаю я и не знаю, как продолжить. С одной стороны давно пора делать отсюда ноги, но с другой стороны, как оставить это переросшее дитя одного? — Пожалуйста — одно слово, один взгляд и что-то внутри меня ломается. Кажется, это тот барьер, что я выстроил между нами, дал трещину. Все внутренние монологи о том, что нельзя, внутренний голос, который орёт, что он преподаватель, и это не правильно, тут же затываются и я тяжело вздыхаю. — Хорошо, я останусь, но с условием, что вы будете лучшим пациентом из всех пациентов, что вы перестанете шутить свои глупые шутки и называть меня «малыш», и я сплю на диване. — Но…- хотел начать он, но я остановил этот порыв выставив вперёд руку. Сегодня тот день, когда командовать буду я. — Одно «но», и я выхожу за дверь. — продолжаю я тем же тоном. — Ты жесток, но мне нравится….- глупо ухмыляется он. — Всё, одна глупая шутка была. Я пошёл… — Нет, нет. Я понял. Никаких шуток, никаких подкатов. Понял. Что дальше, док? Мне все еще не очень хорошо — быстро проговаривает он и садится в позу послушного первоклашки. — Дальше вы идёте в кровать и спите — Он кивает на мои слова и поднимается со стула, шагая в сторону спальни. Но уже через два шага его ноги подкашиваются, и он почти падает на пол, но я во время подхватываю его за талию и снова ощущаю жар его тела. — Если вы потеряете сознание, будете спать прямо здесь, так как тащить вас я не собираюсь. — он снова кивает на мои слова и не без моей помощи плетется к кровати.       Уложив его на уже разобранную кровать, я накрываю его одеялом и проверяю его состояние. Жар вроде немного спадает или это прохладные простыни его остудили. Как только его голова касается подушки, он сразу же начинает сладко сопеть, ну и кто там спать не хотел? Эх, глупый преподаватель.       Оставив его наедине со сном, я направляюсь в сторону кухни, чтобы занять себя чем-нибудь, например, уборкой. Не так я планировал провести вечер, но зато теперь точно можно не переживать за оценку по английскому. От таких мыслей я усмехаюсь сам себе и приступаю к уборке.       Когда кухня выглядит более-менее божески, я оглядываю её и делаю заметки, что где находится. Устало потирая шею, я иду в гостиную и падаю на диван, на котором проведу эту ночь. Стоит моему телу соприкоснуться с поверхностью дивана, как тот прогибается со скрежетом и ни капли не помогает расслабиться. Теперь понятно, почему он не хотел оставлять меня спать на нем, но ничего, придётся потерпеть.       Перед сном я решаю проверить его. Он лежит в той же позе, в которой я его оставил. Надо заранее приготовить ему таблетки и воду, если вдруг он проснется ночью. В тумбочке все тот же бардак, какой я и оставил, и приходится быть максимально тихим, чтоб не нарушить сладкий сон больного. Особым многообразием ассортимент его лекарств не отличается: жаропонижающие, леденцы от кашля и пара пакет салфеток, которые итак стоят на тумбочке. Я протягиваю руки ещё дальше, чтобы убедиться, что больше ничего у него нет, но нащупываю прямоугольный предмет прямо у задней стенки. Не долго думая, я выуживаю найденный предмет и обнаруживаю, что это красная прямоугольная коробочка, похожая на пачку для хранения порошков от простуды, которые не помешали бы завтра. Но открыв её, я понимаю — это не лечащие порошки, потому что порошки не имеют размера. Мда, он был прав, ночь с ним я бы запомнил надолго. Я быстро кидаю коробок обратно и закрываю тумбочку громче, чем я планировал. С кровати раздается кряхтение, а за ним хриплый голос. — Есан? Ты что-то потерял? — Эм, я хотел найти полотенце, чтобы намочить и приложить его. Это поможет охладить вас. — на ходу придумываю отмазку и молю, чтобы мой голос звучал уверенно, и он поверил. — Ооо, но оно точно не здесь. Посмотри в шкафу в ванной. — сонно отвечает он и опять закрывает глаза.       Я молча киваю, спокойно выдыхаю, ликую внутри, и иду в ванную. Нужное мне полотенце висит прямо на виду, и я беру его, смачиваю холодной водой и возвращаюсь к больному. За время моего отсутствия он сменил позу и уже лежит на боку, от чего моя задача «положить мокрое полотенце на лоб» усложняется. Мне приходится тянуться через него, но вдруг картина перед глазами меняется, и я смотрю не на его спину, а на потолок и ощущаю его руки на моей талии, что держат слишком крепко для больного. — Мистер Пак! — уже готовлюсь начать кричать я, но меня в третий раз за вечер перебивают. — Я знаю, но полежи со мной чуть-чуть. Мне правда не нужны никакие лекарства кроме тебя — так жалобно просит он. — Вы переходите все границы. — Я знаю. — шепчет он и утыкается носом в мою макушку, щекоча своим дыханием. — И вы мой преподаватель, а я ваш студент. — Это я тоже знаю. — слегка усмехается он. — И чем это может обернуться для нас вы знаете? — пытаюсь я заглянуть в его бесстыжие глаза, но его руки не дают мне и пошевелиться. — Да. — грустно отвечает он. — Тогда отпустите. — Не могу. Если бы мог, то давно отпустил. — со странной горечью в голосе говорит он и ещё крепче прижимает к себе. — Мистер Пак… — Я знаю. Знаю, что все не так просто, что это будут очень сложные отношения, что я не идеален, но в который раз тебе говорю, что не могу так просто отпустить это. Я ещё никогда не чувствовал такую сильную нужду в человеке. Ты настолько глубоко впился в моё сердце, в мою душу, что, мне кажется, я умру, если отпущу тебя. Я ужасный эгоист, я знаю, но по-другому я не умею выражать свою любовь. — говорил он почти срывающимся голосом, но в каждое слово вкладывал всего себя, и я мог почувствовать насколько он искренен, от чего моё сердце начало учащенно биться. — Поэтому тебе придётся смириться и принять меня. — добавляет он насмешливо, разбавляя напряженную атмосферу момента и вырывая из моей груди несдержанный смешок. — А если не смирюсь? Если не приму? — я все же поворачиваю к нему голову и мысленно молюсь, чтоб моя шея не вывернулась в другую сторону. — Тогда мне придётся тебя похитить и заставить. — эта фраза, сказанная с неким подобием угрозы и серьёзный взгляд, пронзающий насквозь, не вызывают тот эффект, который хотел произвести он, а наоборот — я начинаю истерически смеяться.       Сонхва, кажется, не доволен такой реакции и хмурится, показывая свое недовольство. Он обиженно дует губки и что-то невнятно бурчит под нос, и я начинаю смеяться ещё громче, хватаясь за живот, который начинает покалывать от такого количества смеха. — Тебе смешно? Издеваешься над больным человеком и своим преподавателем? — не выдержав, возмущается он, пока я пытаюсь успокоиться. — Нет, хе-хе, нет. Не знаю почему, но от мысли, что вы меня похитите мне смешно, а не страшно. — выдавливаю я сквозь небольшие приступы смеха, пока он продолжает сверлить меня недовольным взглядом. — Не веришь что я смогу? — как-то неожиданно низко и с вызовом раздается его голос, от которого мурашки пробегают вдоль тела. — Не то чтобы не верю… — не смело начинаю я, но не успеваю закончить, как он резко дергается в мою сторону и нависает, прижимая мои запястья к мягкому матрацу по обе стороны от моей головы. — Мистер Пак… — Я же говорил, что ты мое лучшее лекарство, смотри я уже почти как новый. Ты все еще не веришь мне? — продолжает говорить он своим хриплым и низким голосом, что пробирает до костей и заставляет чувствовать что-то непонятное и новое. Он склоняется ещё ниже к моему лицу и дышит прямо в губы, не прерывая зрительного контакта. — Верю. — в ответ шепчу я, и дыхание с губ перемещается к правой щеке. — Что-то мне так не кажется, может мне стоит показать тебе демо версию? — в самое ухо шепчет он, обжигая горячим воздухом, и носом ведёт вдоль скулы шумно вдыхая воздух, благодаря чему я слышу его хрипловатое дыхание.       Я чувствую влажное касание на щеке и вздрагиваю от неожиданности и такой смелости со стороны преподавателя. Но он видимо не собирается останавливаться на этом, и его вообще не коробит мой убийственный взгляд, потому что в следующую секунду эти же губы оставляют след на моем лбу, и опускаются к левой щеке, целуя и её. Внутри все переворачивается от нежных и чувственных касаний, а разум набатом кричит, что это надо прекратить. Но вместо этого я внутренне бешусь, что он игнорирует именно губы, которые я так долго ожидал ощутить, и я чуть было не произнес свою просьбу вслух, как интимную тишину комнаты прервала трель моего звонка, от чего Сонхва испуганно отшатнулся. — Я клянусь, что разобью твой чертов телефон. Вот кто может звонить тебе в 12 часов ночи? — с недовольством спрашивает он и смотрит на меня своим пронзительным взглядом. — Уен. — коротко бросаю я и уже поднимаюсь, чтобы сходить за телефоном, как резко снова падаю в горизонтальное положение, прижатый все к тому же горячему телу. — Этот гаденыш ни в жизни не сдаст мой предмет, можешь так ему и передать. А ты в наказание спишь сегодня здесь. — непоколебимо говорит он, в попытке поставить точку в нашем бесконечном споре. — Но вы же больны, и я могу заразиться. — пытаюсь я воззвать к его рассудку, и вызвать жалость. — Значит, будем болеть вместе. — бубнит он куда-то мне в висок. — Вы противный, мистер Пак. — А ты вредный, вот поэтому мы идеально подходим друг к другу, смирись уже. А теперь спи. — говорит он и закрывает тем самым какое-либо окно для споров, а у меня уже и сил нет, чтобы спорить и как-то противится.       Поступившая потребность сна, подкралась ко мне в этом сумраке и заставила заткнуться и уснуть в таких уютно-тёплых объятиях. Сонхва удобней устраивает свою щеку на моей голове и сладко сопит, изредка сжимая свои руки на моей талии сильней, будто проверяя здесь ли я ещё или нет. Я шумно вздыхаю и, не удержавшись, смотрю на него, прежде чем самому заснуть. Его глаза закрыты, и лишь ресницы изредка подрагивают от особо тяжёлых вдохов, а на губах нежная улыбка, и мне сложно сказать, что передо мной лежит человек, сломленный простудой. Больной человек не может быть таким счастливым. Неужели я способен вызвать в ком-то такие чувства?