Антиниколь

Черный кабинет, под стать душам тех, кто собрался в нем и тех, кто остался за его пределами, в стелящейся шорохами и завываниями ветра лунной ночи. Призраки, бледные, не упокоенные, липли к огромным панорамным окнам отцовского кабинета, Шики слышал скулящие голоса и видел глубокие пятна глаз, долговязые тени рук, шарящих черными пальцами в жажде возмездия по узорчатому ковру на полу, лакированной мебели, полкам с толстыми папками: списками тех, на ком ставились эксперименты. Дыхание мертвецов было холоднее, чем свет луны, но даже они вздрагивали, когда брусок с бесстрастным металлическим лязгом соскакивал с тщательно оттачиваемой поверхности катаны, которая уже не помнила всех, кому принесла смерть. В очередной раз проведя бруском по оружию, Шики бросил короткий взгляд на отца. Тот невозмутимо читал бумаги за столом, равнодушный к мечущимся душам убитых. Боялся ли он острия меча в руках убийцы? Видимо, нет. Только уж слишком он явно демонстрирует отсутствие страха. Настолько явно, словно на самом деле… - Говорят, ты едва не обмочил штаны, сражаясь с Николем. Скрежет бруска по катане оборвался раньше, чем обычно. - Я прямо-таки вижу, как проворачиваю меч в твоем горле, Кацуро. Интересно, крови хватит, чтобы залить весь кабинет? - Убить старика куда легче, чем подопытного из стана врага, а? Шики сцепил зубы, усилием ледяной воли заставляя себя успокоиться и вернуться к своему занятию. Отец имел полное право быть разочарованным. Глядя на ночной город за окном, мужчина продолжил обыденным, будто бы равнодушным тоном: - Они отбросили вас, как шавок. Даже тебя. Дети под наркотой! Несовершеннолетние! Но теперь с Сейширо скоро будет покончено. Он собственноручно подпиливает ножки стулу, на котором сидит… Представляешь, он начал сворачивать проект, а сейчас ищет по всей стране семьи, чтоб незаметно спихнуть туда своих подопытных крыс. Спонтанно заметает следы. Еще бы, когда козыря больше нет… Ах да, ты не знаешь? Николь сбежал. Шики застыл, весь обратившись в слух. Холодные глаза за стеклом очков расчетливо блеснули. - И Гуидо говорит, что только он знает, как вновь с ним связаться… Чертов итальянец всегда знает, как влиться в игру. Но он понятия не имеет, что он не единственный, кто в этом змеином клубке играет на нашей стороне. Так что, может, чтобы отыскать Николя, Гуидо нам уже не понадобится... Шики вытянул руку с катаной перед собой, любуясь скользящим по лезвию отблеском луны. Тот страх смерти, что он вкусил в битве с подопытным CFC, единственным, кто смог сомкнуть на шее брюнета свои пальцы, этот адреналин перекрывал все остальные чувства. В погоне за ним можно было пожертвовать всем… Шики уже знал, что независимо от того, где будет прятаться Николь, его путь будет лежать только туда. И это будет последнее, что сообщит ему отец, прежде чем умереть от взмаха катаны. Зима была на удивление солнечной, неожиданно радостной в череде последних мрачных ноябрьских дней. Впрочем, мрачными они перестали быть, когда по всему лагерю разнесся слух о том, что Сейширо уехал на долгий срок. Случилось это на следующий день после происшествия в палате Кейске. Новость сообщил Антиниколю Мотоми, дорвавшийся наконец до его осмотра, и врач сам даже не ожидал, что пара слов вызовет у подопытного подобное ликование. Под свою ответственность доктор взял и ежедневные посещения НК-141б, благодаря которым, он был уверен, и началось прогрессивное поправление больного. Через полторы недели Кейске встал на ноги. Уже почти позабыв, что такое ходить, он радовался буквально каждому шагу. Сперва приходилось это делать крайне осторожно, раны еще ныли, но это было неважно. Впервые почти за месяц Кейске, наконец, попал в душ, где оттирал себя с кипятком докрасна, впервые он вдоволь наелся в просторной столовой, впервые увидел здоровых ребят, и, главное, впервые за всю жизнь, рядом с ним неотступно был человек, любящий его в той же мере, в какой Кейске отдавал собственную любовь. В эти дни, пока отсутствовал Сейширо и руководство принял на себя Гуидо, весь лагерь будто шумно выдохнул зимним ветром, и понемногу стал набираться сил. Многие стали поправляться - те, кто не мог этого, давно умерли. Не было видно ребят с номерами МК, но мысли об их участи заставляли хмуриться и в без того не слишком отрадные дни, поэтому о несчастных МК предпочитали забыть. Акира тоже даже с готовностью свыкся с мыслью, что ничего не изменишь, и стоит довольствоваться моментом собственного счастья. Однажды они даже поиграли в снежки; солдаты подозрительно и агрессивно отнеслись к наглой просьбе в послеобеденный перерыв поиграть во дворе, но Накамура отдал приказ, и бесшабашные парни, обгоняя друг друга, выскочили на ослепительно белый под лазурным солнечным небом снег, а остальные обитатели лагеря в гробовом молчании настороженно следили за ними. - Ну давай, попробуй меня обогнать! - голос Акиры весело прозвенел в тишине, смягченной только хрустом снега под ногами. Он, разумеется, пока был сильнее и здоровее, а значит, быстрее Кейске, но, зная это, специально бежал в пол силы. Кейске прошмыгнул мимо темно-синим пятном с рыжей верхушкой, в такой же огромной пуховой куртке не по размеру, как и Акира, и вдруг остановился в паре метров от него, черпнув рукой снег. - Думаешь, не замечу, как ты поддаешься? - в Акиру полетел первый мстительный снежок, и звонко, со шлепком попал в цель. Скрипнув зубами, парень стал отлеплять его с щеки и виска. Кейске смотрел на него с вызовом, смешливые медовые глаза притягательно блестели. - Ты нарываешься… - предупредил Акира и тут же молниеносно пустил в друга новый комок снега. Тот пролетел мимо, зато вернулся парню сразу двумя. - Теряешь хватку, сильный! - победоносная ухмылка обозначила ямочки на разрумянившихся от мороза щеках Кейске. Грянула битва, и просто наблюдать за ней в клетке бетонных стен стало невыносимо. Когда Акира мастерски увернулся от восьмого снежка, а потом, чтобы скорее достигнуть врага, принял девятый удар на себя, во дворе появились первые их последователи - а Акира подбежал, крепко обхватил руками сопротивляющегося Кейске и, подставив ему подножку, повалил с собой в высокий сугроб. Так впервые за все существование этой тюрьмы во двор добровольно и со смехом, которого давно не слышали тяжелые стены лагеря, высыпали подростки, вдвое меньше, чем по прибытии в это злосчастное место. - Но так нечестно! - Кейске попытался отбиться от Акиры ударом свободной руки по плечу. Тот только засмеялся, сев на нем и схватив за оба запястья: - Зато ты лежишь на спине, и я решаю, жить тебе или нет. Сдавайся. - Какому-то сильному? Ну уж нет… Акира снова засмеялся, и Кейске вдруг резко дернул руки на себя, заставив напарника потерять равновесие, и с силой вывернулся, опрокидывая друга в уже промятый их телами серебристый снег. В результате по инерции он оказался сверху. Где-то далеко раздавались озорные крики подростков, от которых их почти полностью укрывали высокие стенки пышного сугроба. Изо рта облачками выпархивали клубы пара. Парни сели, пытаясь отдышаться. - Неплохо для слабого… - улыбнулся Акира, отряхивая волосы обветренной красной рукой. - Говори, что хочешь. Все равно ты проиграл! - Если бы это была реальная драка, и мы дрались в полную силу… - с напускным ехидством начал было парень, и тут же осекся. Лицо, мгновение назад наглое и счастливое, как-то натянулось, все напряглось. Кейске понял, что он вспомнил. Интересно, помнит ли он свою руку, отдернутую с плеча, или то, как он отвернулся и убежал, хотя Кейске его и окликнул? Но Акира вспомнил не только разодранный на части труп вражеского солдата. Куда ярче вспыхнула другая картина: когда Кейске, его огонек надежды, нежный, бесконечно верный, угасал с каждой секундой, пока он беспомощно его обнимал. Акиру передернуло холодом, и снег был не причём. - Почему ты не дал мне его убить? - он тяжело, напряженно посмотрел в медовые глаза. Кейске отвел взгляд, смутившись. Ссутулился, обхватил руками колени. - Он несчастный. - Не несчастнее тех, кого он убил! Господи, Кейске, он же и тебя чуть не вогнал в могилу… - Но не вогнал же. - Это случайность, только чтобы меня позлить! Ты не помнишь, но он ударил тебя, когда ты был на волоске… - Ты не поймешь его, - как-то обреченно прошептал мальчик. - Ну конечно, куда мне! - повысил голос Акира, сверкая обидой в голубых глазах. - Я-то с ним так не скорешился, как ты. Может, стрельба в потолок - это вообще ваша общая идея была?! Кейске вздрогнул, как от пощечины. - Не говори так… И вообще. Сначала он целился в меня. Он каждый день приходил так издеваться... - Тогда какого…!? - Он такой же, как я! - выпалил Кейске, повернув к нему лицо. Прямые взгляды встретились: недоумение и тоскливая боль. Акира закатил глаза. - Ты бредишь, дурак… - Нет. Если бы я не встретил тебя здесь, неизвестно, каким бы я стал. - Как этот ублюдок тебе мозги промывал? - Аки… - Хватит. Хватит, я не могу говорить о нем так. Он чуть не отобрал тебя у меня, я не могу его жалеть. Но знаешь, как бесит, что и ты не чувствуешь то же! Кейске отвел взгляд и медленно проговорил: - А что я по-твоему чувствую? Мне страшно подумать, что если бы мне хотя бы достался другой номер… на одну цифру меньше или больше… - Только не разводи тут соплей. Акира сдвинул брови, пытаясь прогнать смущение, но стал выглядеть только еще более комично. Потеряв надежду на суровый непоколебимый вид, он сокрушенно вздохнул, признавая свою капитуляцию, и поднял глаза к пронзительно голубому небу. «Я тоже думал об этом, Кейске… А еще я всегда был один, на самом-то деле. Так же, как ты. И никого у меня, кроме тебя, никогда не было…». Мороз уже пощипывал нос, руки с растаявшим на них снегом, неприкрытые шапками головы, а уж пятая точка и вовсе заледенела. Передернув озябшими плечами, Акира взглянул в сторону Кейске: тот с едва уловимой улыбкой неторопливо лепил из снега какую-то фигурку. Акира улыбнулся, сам не зная чему. «И ведь надо же… Я счастлив, что ли?». Юки бы посмеялся над его теперешней глупой улыбкой и посоветовал поскорее становиться прежним неприступным Акирой с потаенными мыслями и настороженным взглядом. Юки всегда отличался умом, поэтому его здесь уже не было. А вот Кау бы спокойно улыбнулся в ответ, глядя с пониманием, и посоветовал не терять этот подарок судьбы. Такой терпеливый, будто бы нерешительный, но на самом деле удивительно смелый, да еще и с обалденными медовыми глазами, которые смотрят на Акиру, как на любимого старшего брата. И против одного-единственного такого взгляда груз одиночества, все эти годы неизменно давивший на плечи, оказывается жалкой трухой. «Но что будет, когда Сейширо вернется?». - Одно лицо! - мальчишка обернулся к нему, демонстрируя результат своих трудов - снежок с налепленным вздернутым носом, огромными ушами и даже подобием волос. Акира невольно усмехнулся, а скульптор весь погрузился в созидательный процесс. - Что, не узнаешь себя? Ну да, надо сделать взгляд помрачнее, брови суровее… - Кейске. Паренек, смеясь, поднял внимательные глаза. - Что? Но когда вместо ответа последовало только растерянное пожатие плеч и нерешительность в лице, он как-то по-взрослому улыбнулся, и Акира поразился глубине и мудрому сочувствию его мягкого взгляда. - Все будет хорошо, Аки. Мы справимся. - Потому что мы есть друг у друга, - тихо произнес Акира, успокаивая самого себя. Кейске засмеялся, преображаясь в мальчишку: - Ну вот, а сам говорил без соплей… - Ах ты… - заулыбался, покраснев, Акира, и стал подниматься из снега, чтобы напасть на напарника. Но комок снега с насупленными бровями разбился о его грудь прежде, чем он успел что-то сделать. Это был последний день, когда Акира позволил себе забыться в счастливом смехе. Потом вернулся Сейширо, и все встало на свои места. Шестеренки зашевелились, и Антиниколя стал затягивать главный механизм, тяжело, неуклонно, несмотря на все попытки самого подопытного задержать этот процесс. Первый укол он перенес спокойно, и они с Кейске даже подумали, что все обошлось, но после второго и третьего внедрения в него прозрачной, чистой, как вода жидкости он понял, что ошибался. На остальных же подопытных приезд Сейширо если и отразился, то только положительно: сократилось количество принимаемых таблеток, увеличились порции еды, было выделено больше времени на сон, и сам Сейширо больше не появлялся на людях, чтобы контролировать дисциплину, что сделало ее чуточку мягче. Подполковника уже в принципе никто не встречал, все время он проводил в своем кабинете или в беседах с новым главным врачом. И это тоже благотворно подействовало на всех детей... Кроме одного. Мотоми понимал, что происходит, и он, в должности ассистента, находил для себя все больше оснований бояться за несчастного НК-141а. Сейширо не хотел превратить подростка во второго Николя. Его цель заходила еще дальше. «Реакция отрицательная. Давление, температура в норме. Пульс 90 в минуту». «Пульс 103, давление 86/60. Нарушением сосудистого тонуса вследствие пережитого стресса. Физические нагрузки, которые назначает Сейширо, следует запретить». «Температура 37.3. Пульс 100, давление 90/50. Внешний вид неудовлетворительный. - Акира! - Эй, эй, все нормально? Парень согнулся в отдышке, раскрасневшееся лицо заливал пот. - Ну и загонял его этот Куроки… - негромко отметил кто-то особенно смелый в толпе подростков, сильных и слабых, теперь стоящих на тренировках вперемешку. Вернее, вместе наблюдающих за персональными тренировками Антиниколя под руководством солдата с шрамом через все лицо, неожиданно сменившего с приездом подполковника привычного Накамуру-сана. - Кейске здесь? - тяжело дыша, спросил подопытный, поднимая глаза на настороженных сверстников. Никто не удивился вопросу. - У него сегодня-завтра дежурство на кухне… - НК-141а! Еще два круга! Акира выругался, с усилием распрямляясь. Перед глазами заплясали светлые огоньки, смазывая картинку, напряженный мозг бултыхнулся и стал тонуть в чем-то густом и черном. Он покачнулся, всей душой надеясь свалиться в обморок. Но два охранника подхватили его, один ударил Антиниколя по щеке. Тот дернулся, хмурясь и пытаясь высвободиться. - Да живой я, живой… - Тогда выполнять приказ. - Бросил меня и свалил пожрать, да? - Акира слабо улыбнулся Кейске, когда тот переступил порог камеры уже вечером, после общего ужина. - Конечно, зачем ты мне нужен! Кейске на ходу извлек из недр футболки кусок хлеба и ломоть колбасы, и, сев возле лежащего на кровати друга, протянул ему еду. Это было все, что ему удалось стянуть с кухни, когда он вызвался добровольцем помогать готовить еду, в то время как обычно это делали сменяющие друг друга дежурные. - Не густо, - поморщил нос Акира, но все же принял дары. - И хлеб не свежий… - Ах, Ваша Светлость еще и недовольна? - Кейске скрестил руки на груди. - Я так выкручивался, чтобы что-то стащить, а оказалось, что пища слабых не годится для уст Антиниколя! «Ну для желудка точно не годится…» - прижав руку к начинающему негодовать животу, Акира пожалел, что с жадностью откусил бутерброд и отправил подобную сухомятку перевариваться. Может, строгая и совсем невкусная диета, на которую его посадили, была действительно необходима? «Нет… Только не это, твою же мать…» - отчаянно подумал парень, чувствуя, как во рту стала внезапно прибывать слюна, и заложило горло… Он едва успел добежать до унитаза, прежде чем рвота вывернула его желудок наружу. «Темп. 38.6. Пульс 110, давление 120/60. Сейширо увеличил нагрузки, больше никто в лагере не занимается в таких количествах. Головные боли, нарушение терморегуляции, тошнота». «Темп. 39. Пульс 115, давление 130/70. Сейширо ничего не желает слушать. Головные боли в лобно-теменной области становятся сильнее. Бледность, головокружения, тошнота. Срочно блокировать образование ангиотензина II». Мотоми не знал, куда спрятаться от этого умоляющего, разрывающего на части взгляда медовых глаз. Оставалось только уставиться в электронный прибор для измерения давления, показывающего удовлетворяющие данные, и затем приняться снимать его с руки подопытного. - Мотоми-сан, ну неужели ничего нельзя сделать? Вы же его видели, ему так плохо, а новый врач… - Этот Такуми осел, причем осел с властью, - проворчал мужчина. - Его вообще нужно отстранить от обязанностей руководителя. - Что же делать? - опять воззвал к нему Кейске, хотя осмотр был закончен и он должен был уходить из кабинета - но он продолжал сидеть за столом, убивая своей беззащитной мольбой Мотоми. Тот пытался занять себя перекладыванием журнала с отчетами с места на место. - Пожалуйста… - Я не знаю! Лекарство, которое я тебе тогда дал, оставило следы, его заметили, и если это повторится… «Сейширо не просто так оставил здесь мою семью. Чертов садист, одержимый!» - с ненавистью договорил он про себя, и уцепился за это чувство, потому что легче было ненавидеть сумасшедшего лидера, чем чувствовать вину перед ребенком. «Сколько таких детей он загубил? И одумался только сейчас…». - Сейширо скоро освободит вас. Он уже готовится объявить об этом. - Правда? - Кейске удивленно переспросил, но Мотоми все равно заметил огонек радости в его глазах, вызванный не внезапным известием, а будто давно ожидаемым. - А ты думал, к чему это потепление в отношении подопытных? Когда тебе последний раз делали укол? - Да, но потепление… В отношении всех? Врач отвернулся и, махнув рукой, громко и раздраженно провозгласил: - Следующий! «Темп. 39. Пульс 120, давление 140/70. Сейширо дал согласие на вазодилататоры, но эффект не придет сразу! Головные боли очень сильные. Желудок не принимает еду. Чего вообще хочет Сейширо?». Привычная утренняя сирена, извещающая о подъеме и завтраке. Лязгающие решетки, почти весело переговаривающие подростки, их бодрые шаги - все выспались, все в удивительном предвкушении сбывшейся надежды… Все это далеко, в другом мире, в грязно-желтом пространстве коридора, а здесь, за границей чужого ненужного света, в тихой зимней темноте, только Акира, только его серая, болезненного цвета кожа, прядки серых волос, мокрые и подвитые от пота, разметавшиеся по подушке, тяжелое дыхание с будто перебитой грудной клеткой. - Ты оглох что ли… Есть иди… - он приоткрывает глаза и бросает на Кейске мутный, горячечный взгляд. Кейске показывает, что он правда глухой, особенно к заявлениям Акиры. Молча смотрит на него, буквально режет проницательным взглядом - слишком понимающе, слишком в самую душу. Акире тяжело чувствовать в себе этот взгляд, его настойчиво-нежные бестелесные пальцы, рвущиеся понять и исцелить. Что Кейске хочет найти? Темно-голубые глаза на лице Антиниколя, осунувшемся и худом, кажутся еще больше… Невыносимо смотреть в них, различать зарождающееся отчаяние от неспособности вырваться из лабиринта боли. Поэтому Кейске не выдерживает и прижимает его к себе, обнимает так, как никогда не обнимал - потому что раньше Акира никогда не позволил бы себе нуждаться в защите. А сейчас он сам прятался на груди Кейске, все еще пытаясь отрицать свою слабость, вот только боль становилась все мучительнее и безысходнее, а умиротворяющее тепло от близости Кейске только неоспоримее. Но нельзя же так. Хотя меньше всего Акире хотелось бы сейчас расстаться с другом, выпускать себя из его преданных объятий. Но нельзя же и его за собой тащить! Разговоры за решеткой абсолютно различимые, кто-то смотрит на них, но большинство просто строится по местам и горит желанием наполнить желудок. Акира упрямо ворчит вполголоса: - Дурак… Жри, пока лезет… - Без тебя? - Кейске задает вопрос, интонацией сам же на него отвечая. - А ты теперь только со мной есть будешь? С голоду помрешь… - Акира улыбается кривой, недоброй улыбкой. Пытается оттолкнуть друга руками, но вынуждает его только крепче себя обнять. «Он не уйдет…» - понимает Акира, и скрывает проступившие слезы на груди парня, дрогнув всем своим хлипким, истощавшим телом. Возможно, кто-то насмехается над ними там, в мерзком желтом коридоре, показушно тычет пальцем и перешептывается. Кейске отчетливо слышит какие-то, должно быть, оскорбительные слова. Ну, еще бы, какие еще напарники каждую ночь проводят в одной постели? Кейске все понимал, а уж о методах унижения загнанных в угол он знал в совершенстве. А вот для Акиры это было вновь. Он увидел это в его покрасневших щеках, когда собравшиеся за пределами камеры и все никак не уводимые на завтрак подопытные принялись тихонько гоготать. Дети. - Это все бред, Аки… - Кейске робко прикоснулся к серым волосам, будто прося прощения. - Не слушай. Акира вспыхнул еще больше, устыдившись своего стыда. Какое ему дело до всех этих идиотов? Месяц назад, когда половина из них была при смерти, никто и не подумал бы смеяться над Антиниколем, антидотом, спасителем. Зато сейчас, когда они выздоровели, когда прошел слух, что они вот-вот обретут свободу, малодушные ублюдки возомнили себя на голову выше. - Да мне плевать на них, дурак… - Акира прижался лбом ко лбу паренька, пытаясь успокоиться. - НК-141, отказываетесь от еды? - сунулся в камеру охранник. - Так точно, - ответил за обоих Кейске. - Ваше дело… - вздохнул мужчина, возвращаясь к детям и уводя их прочь. Решетка захлопнулась. Они молчали, глядя друг на друга. Долго, серьезно… Акира не выдержал первым. - Я не хочу, чтобы ты страдал из-за меня. Кейске устало улыбнулся. - Ну конечно, я же сразу загнусь без овсянки, а уж не выпитый кисель меня и вовсе добьет… - Тебе не надоело? Кейске замер, недоуменно приподняв брови. Акира дрожал, тяжело переводя дыхание, выжидающе глядя на парня. - Я не понима… - Ну разумеется не понимаешь! Ты же смотришь на все только со своей стороны! Кейске растерялся и оробел, как щенок, отчитываемый хозяином за проступок, которого он не совершал. Акира же, осознав, что мальчишка не сможет найти ответ, а сам все объяснить он сейчас не в силах, тяжело, с усилием вздохнул, подавляя клубящиеся у горла упреки. - Забудь... Как думаешь, какое сегодня число? Далеко еще до Рождества? «Я до него доживу?». Кейске сперва как будто ничего не расслышал, но потом возмущенно встрепенулся, пытая Акиру горьким, непонимающим, этим ужасным испытующим взглядом: - Почему ты говоришь так? Ты сам на себя не похож… - Да неужели? Может потому что один мудак меня до полусмерти довел, а другой лежит тут и задает тупые вопросы? «А еще не понимает, что во всем виноват он один, потому что нет смысла злиться на дерьмо за то, что оно им является: Сейширо от природы ублюдок, а ты, Кейске, ты...». - Какого черта ты всегда берешь на себя роль героя, как ты смеешь жертвовать собой и всех прощать!? Если бы ты был умнее.. Кейске содрогнулся, увидев во взгляде Акиры настоящую злобу. Потом он убеждал себя, что ему показалось, но Акира действительно ненавидел его в этот момент. «Ты здоров, ты стал выше меня на полголовы, ты не чувствуешь боли, хотя это ты виноват во всем, ты виноват изначально! Потому что, будучи сильным, ты всегда слишком много на себя брал… «Не надо!». Поэтому Сейширо жив и мстит мне. И я, а не он умираю!». Однако швырнуть обвинение в своей медленной смерти в Кейске, открытого, любящего, доверчивого, он не мог. Причинять боль, отыгрываясь - так низко он еще не опустился. Несмотря на желчь, нервность, вспыльчивость, которых прибавили характеру расшатанные нервы, он не мог забыть прежних чувств к мальчишке, все еще поддерживающих его душевные силы. Поэтому когда в медовых глазах блеснула горечь безвинной обиды, у него дрогнуло сердце. «Кем я становлюсь?!». - Я не знаю, что говорю, Кейске, прости… - прошептал он и вцепился в его плечо, и все его лицо изобразило желание только быть прощеным, потому что он знал, что не будет понятым. - Я… я тебя не заслуживаю! Я никогда не заслуживал, еще со времен детского дома. Я ненавидел тебя там вместе со всеми, потому что тебе завидовал… Да, да, потому что у тебя были родители! До аварии ты знал, что такое семья, и мы зубоскалились… Так глупо… Ты и там был ангелом, а здесь ты вообще меня спас. И сейчас, когда я теряю себя, потерять тебя… - Аки, пожалуйста, успокойся. Тебе нельзя волноваться, - Кейске погладил его голову, от влажного лба к взъерошенным волосам на затылке, и с горечью убедился, что у него сильный жар. - Я так хочу, чтобы ты был счастлив! - едва слышно прошептал Акира, не отрывая глаз от внимательного, нежного лица Кейске и чувствуя, как горло сдавили судороги слез. Приближался приступ. - Аки, я счастлив… - Потому что ты гребанный мазохист! Почему ты не даешь себе помочь? Господи, пойти и… пойти и хотя бы поесть… пока я тут… умираю… Задыхаясь, Акира со слезами уткнулся в грудь Кейске, неосознанно умоляя помочь. Ему вдруг стало очень больно, больнее, чем когда-либо до этого, спазм скрутил внутренности, и он не представлял, как вытерпит это хоть мгновением дольше. - Все исправится Аки, только продержись! Ты поправишься, и нас отправят домой. - Если бы этот ублюдок хотел, чтобы я до этого дожил, он бы не… аааа… - Я доктора позову, - Кейске испуганно посмотрел на друга, скорчившегося в позе эмбриона. Уже вскочил с кровати, чтобы броситься к решетке, как Акира остановил его, схватив за руку. - Не надо, Кейске! Только не их! Заглотнув воздух, он схватился за живот и с всхлипом скорчился на свезенной постели. - Они ничего… не могут… Просто я не хочу… тело не хочет… становиться… Антиниколем… Сердце Кейске сжалось, как в тисках, когда он вдруг осознал, только теперь по-настоящему осознал, что происходит. От ужаса его рот непроизвольно открылся, он поспешно зажал его рукой. Все слова потерялись. Он смотрел сверху вниз на Акиру, переживающего кризис приступа: раздавленного, сломанного, едва переводящего дыхание сквозь зубы. - Аки… - сам едва дыша, он осторожно присел рядом с ним. - Аки, как же… - Отойди! - успел прохрипеть парень, прежде чем перекинуться через койку. Его стошнило на пол, черный в темноте, едва ловящий отсвет из коридора. Все это и правда чуть не попало на напарника, который вовремя отшатнулся. Какие-то прямоугольные маслянистые кусочки в вязкой рыжей жиже, распространяющей тошнотворный запах. Хотя Кейске не хотел выдавать отвращения, от резкого кисловатого запаха и коричневой лужи у него свело язык где-то возле гортани. Рвотный рефлекс был подавлен, но для этого ему пришлось отвернуться. - Господи, это же… это же отвратительно… - прошептал Акира, откидываясь на подушку, закрывая горящее стыдом лицо ладонями. Чуть погодя: - Я сейчас все уберу… - Лежи спокойно, - очнулся Кейске. Дошел до их унитаза, нарвал побольше туалетной бумаги, и принялся вытирать пол, собирая в размокающие бумажки склизкую гущу. Опять. Черт бы побрал этот рефлекс… Когда он закончил и вернулся к Акире с вымытыми руками, а в них с чистым полотенцем, мокрым с одной стороны, тот уже забился в угол, немыслимо сжавшись, подтянув ноги к груди. - Аки… я полотенце принес. Оно было тут же вырвано из протянутой руки - парень с остервенением вытер губы и подбородок. От унижения он даже не смог выдавить «спасибо» и только отшвырнул полотенце обратно в Кейске. Тот поймал его и отошел положить на раковину. Снова сполоснул руки, умылся. Сделал глубокий вздох. Не спеша вернулся к другу и стал ложиться с ним рядом. Акира никак не реагировал. Но когда Кейске дотронулся до него, он с остервенением сбросил с плеча его руку. - Аки… - От меня воняет. Судить по подавленному, глухому голосу о состоянии подопытного было нетрудно. И совсем несложно снова его обнять, но уже не отпуская, хотя он опять принялся вырываться. - Ты меня не потеряешь, Аки, - вдруг мягко проговорил Кейске, и Акира затих в его руках, весь дрожа. Паренек крепче прижал его к себе, успокаивая. - А я помогу тебе не потеряться.