Антиниколь

Акира бежал что есть сил. Людское море, выпустив его, разом сомкнулось перед охранником непроходимой человеческой рощей. Едва дети услышали имя Сейширо, в сердце каждого вспыхнуло одно и то же желание возмездия, воплощенное хотя бы в лице Акиры. Тот рисковал целиком и полностью, остальные бы на такое никогда не решились, тем более после неудачного опыта с побегом. Но помочь подопытному хотя бы в малом, задержать преследователя густым непроходимым скопищем тел, в котором нельзя было различить виноватых – хотя бы это они могли… Акира мчался наверх единственной известной ему дорогой - лестницей, по которой их вели в бой. Он знал, что пролет, на который он выскочит, имеет два разветвления. В один из них они бежали на улицу, в другой их регулярно водили на процедуры. Госпиталь находился на первом, но вряд ли Гуидо мог оговориться… К тому же, неужели Акира бы не почувствовал, не заметил Кейске совсем рядом с собой? Тогда куда бежать на втором? Может, тогда нужен третий? Размышлять было некогда. Прыжком он преодолел последние две ступеньки, оказался на просторной площадке. В секунду сообразив, что безопаснее подняться все-таки не лифтом, а лестницей, Акира развернулся и тут же напоролся на мужскую фигуру. Судорожно отпрянув, парень узнал Накамуру. Тот удивленно посмотрел на взъерошенного испуганного мальчишку. - Что тебе надо? Не отвечая, Акира стрельнул глазами мимо военного и бросился в сторону. Накамура загородил проход, не дав ему проскочить. Акира рванул обратно - Накамура подставил подножку. Споткнувшись с разбега, парень пластом ударился о грубые ребра ступеней. Удар будто отрезвил тело… Сила покинула мышцы, прежде опьяненные выбросом адреналина, и Акира, подтягивая тело с продолговатых ступеней, собрав волю в кулак, едва смог подняться на одно колено. Дышать было невмоготу еще и из-за тяжелого ошейника, по которому почему-то не пускали ток, но Акире было некогда об этом размышлять. «Пожалуйста, не сейчас… Не терять сознание… Надо двигаться… Или догонят, а Кейске…» Накамура тем временем пристально разглядывал Антиниколя. «Мальчишка ведь не сбежать хочет. Если б хотел - ушел в противоположную сторону. Зачем ему бежать наверх?». - Пропустите меня… Акира был на коленях. Акира впервые, дрожа, о чем-то просил. Накамура изумился мольбе в его голосе. На контрасте вспомнился символический бунт 141-го на тренировке. И следом в памяти возник тот, кому мальчишка подражал - его напарник, щуплый неопытный слабый, сейчас находившийся в госпитале… Догадка. - Что, к нему? Вздрогнув, Акира кивнул и снова попытался подняться. В сердце мужчины шевельнулось сочувствие. Оно зародилось еще когда 141б отказался драться, и когда его дерзость смело поддержал напарник. Когда слабого стал избивать другой слабый, которого теперь уже на свете-то нет, а Акира вопреки глупым правилам защитил друга. Когда тот заслонил парня от вражеских пуль, хотя сам мог спастись. Накамура видел, как их жгучая привязанность только крепнет под ударами судьбы, и ему было жаль безнадежности этого чувства. Он знал в свои сорок, что жизнь не дает будущего этой возвышенности, что ее задушит подлость, изменчивость, соблазн пороков. Его задачей было научить их выживать в ужесточенных условиях, и он, как мог, пытался заставить их этому научиться - увернуться от удара, уничтожить противника, одержать кратковременную победу. А они не поддавались, осознанно связывали себя запретной верностью принципам. Может, поэтому до сих пор живы? - Он в другом здании, - холодно произнес Накамура, схватив парня за шкирку и живо поставив на ноги. Остервенело сбросив с себя его руку, Акира все же с по-детски горячей и тревожной надеждой на него посмотрел. Накамура усмехнулся. - Я покажу проход. Просторный двор ослепил белоснежной чистотой снега, озарявшего чернильную зимнюю ночь. За пределом бетонных стен с колючей проволокой - блестящая снежная степь. Чистое темно-синее небо с россыпью маленьких мерцающих звезд. Тишина. Здесь не было желто-черного сумрака лагерных внутренностей, въевшихся в самую кожу своим затхлым больничным смрадом. Здесь все было так звеняще-прозрачно, так чисто, понятно, что Акира невольно остановился, поразившись соседствующей с темной обыденностью людей кристальной чистоте природы. Которая будто неслучайно была так леденяще холодна. - Туда, да? - Акира смотрел на угрюмое каменное здание с выбитыми кое-где окнами по другую сторону широкого белоснежного двора. Морозный колкий воздух приятно холодил тело, проясняя даже мысли в голове. «Кейске, я совсем рядом…». Второе дыхание. - Да, госпиталь на втором этаже в левом крыле. Стой! Да сейчас-то от кого ты так чешешь?! Накамура раздраженно вздохнул, ускоряя шаг за внезапно сорвавшимся с места подопытным. Но ответил на вопрос не мальчишка. Грузный солдат со шрамом выбежал на заснеженный двор, тяжело выдыхая густым белесым паром, и вскинул пистолет, чтобы рывком нацелиться на свою жертву. Накамура оглянулся прежде Акиры, и заметил это движение. - Не стрелять! Солдат спустил курок. Побледнев, Накамура тут же обернулся на Акиру - тот сорвал бег на торопливый звериный зигзаг, неуклонно сокращая расстояние до своей цели. «Ранили? Нет, просто юлит… Сложнее попасть…» - Не стрелять! - в негодовании произнес Накамура, развернувшись. - Куроки, вы с ума сошли! Стрелявший, тяжело дыша, огрызнулся и снова нацелился на удаляющуюся черную фигурку, почти сливающуюся с темнотой здания. - Ослушаетесь старшего по званию?! - побледнев, Накамура широким стремительным шагом направился к нему. - Этот сученок хочет убить подполковника! Накамура остановился, как громом пораженный, но тут же отдал приказ: - Убрать пистолет. Что за… Куроки снова выстрелил. Одновременно Накамура выбил оружие из руки мужчины - и тут, уже со всполохом огненной боли, повалил противника в снег вместе с собой и придавил горло внешней стороной предплечья. Он бросил взгляд на палящую болью ногу: из бедра, дымясь на морозе, струилась кровь. - Совсем спятил?! - задыхаясь, Накамура испепелял подчиненного взглядом. - Потворствуете гаденышу! Это измена!! - В чем потворствую?! На багровом лице Куроки четко выделялся белый уродливый шрам. Он скривил губы, заговорив, злобно прищурился: - А вы будто не знаете, что этот салажонок едва не придушил Судзуки? Накамура постепенно начал понимать, что дело не только в желании увидеть старого друга. Бежать без оглядки, да еще с этим бешеным псом на хвосте… Так значит, слухи о покушении на подполковника были правдой? Накамура ослабел, выпуская Куроки. Тот стал высвобождаться из-под раненого, кроша вокруг себя блестящий мелкий снег. - Но тогда надо ему помешать! - Накамура попытался представить ход последующих действий. Тут же его оглушил удар, и он потерял сознание. Кристальный морозный воздух, сперва приятно дохнувший холодом в горящее лицо, руки, прокравшийся свежестью под одежду, теперь, на бегу, обдирал горло льдом. Акира преодолевал расстояние в шестьдесят метров будто целую вечность - так казалось ему, пока в ушах молотом стучала кровь. Первая пуля просвистела совсем рядом, но Акира вовсе не испугался. Теперь, на финишной прямой, мысль, что что-то может его остановить, казалась сверхъестественной. Сколько он мечтал, лежа скованным по рукам и ногам в одиночестве! Все это время, едва только лихорадка спала и позволила мыслить, он размышлял, вспоминал, не мог заставить себя не думать. Кейске, сколько раз он снился, если удавалось уснуть, и вот, наконец, можно будет его увидеть! Он рывком открыл первую увиденную в здании дверь, попал в темный тесный подъезд, из которого вверх вела ржавая в свете единственной лампочки лестница. Побежал, снова изо всех сил побежал - откуда только эти силы взялись! А ведь он тогда почти поверил. Да, усомнился, что Кейске живой и ждет его где-то в глубине этой черной от давнего пожара каменной норы, не побоялся, что Сейширо мог оставить его в живых, чтоб над ним издеваться. Сколько думал, а до этого не дошел! Лестница вывела на металлическую дверь. Дернул за ручку - закрыта. Еще раз, еще, с отчаянным криком - не поддается. Лестница круто поворачивала влево и вверх – бросился дальше. А что, если он опоздает? Не успеет остановить Сейширо, не успеет добраться до открытой двери, прежде чем его догонят, закуют в цепи, посадят на самое дно тюрьмы? На глаза навернулись слезы. Следующий пролет, такая же дверь. Пожалуйста, Господи, будь открытой! Слава Богу… И охранников нет. В том здании нужно было спокойно проходить мимо них с равнодушным лицом, или бежать, если они подозревали что-то неладное, не останавливаться на их крики - а здесь проход был открыт, скатертью расстилалась дорожка в уже освещенный лампами коридор, по бокам которого белели двери в палаты. Акира подбежал к первой - обнаружил, что в двери есть пластиковое окошко для обзора комнаты изнутри. Там не было света, в следующей тоже. В третьей лежало двое больных, один ел что-то из миски, на остальных койках лежали свернутые матрасы. В четвертой Кейске опять не оказалось, в пятой… «А что, если его увели на процедуру? Нет, время ужина, не может быть. Что, если это вообще не тот этаж?! Что если Сейширо уже расправился, замучил, сделал все что хотел?!». Седьмая, восьмая… «Зачем ты делаешь это?» «Для кого ты делаешь это?» «Кем ты становишься, делая это?» Вопросы, раз за разом повторяющийся в голове, звучали почему-то голосом Эммы. Оборвать эту жизнь, как десятки других, было просто. Просто ввести через шприц воздух в капельницу, подогнать его к вене… Да в конце концов, просто выстрелить. Чтобы не оставить ни одно из свидетельств его провала в живых. - Я же сказал: он тебя бросил. Кейске судорожно перевел дыхание. Чего он сейчас боялся больше - заявления подполковника или дула револьвера, направленного в грудь? Проследив за взглядом мальчика, Сейширо закачал головой. - Нееет… Уйти из жизни с одной пулей - слишком легко. Хотя ты, может, и заслуживаешь легкой смерти… Но я же несправедлив. Так вы все думаете! Кейске ничего не ответил, пытаясь не смотреть в сторону военного. Тот, в свою очередь, вдруг прищурился и вплотную наклонился к мальчишке. Дуло уткнулось в подбородок. - Простая истина - незаменимых людей нет. Я выстрелю, и он найдет себе кого-нибудь другого. Вопрос времени. Кому-то для этого хватает недели, кому-то месяца, кто-то забывает свои чувства за несколько лет. Как думаешь, какой срок у твоего друга? Кейске молчал, часто дыша, глядя в сторону. Возле ресниц задрожали непослушные слезы. - А… Тебя кто-то уже предавал раньше, да? Без ответа. Рука молодого человека вцепилась в воротник больничной пижамы и встряхнула мальчишку - из того вырвался подавленный всхлип. - Да, тебя бросали. Таких, как ты всегда бросают. И таких, как я тоже. Сейширо отпустил Кейске и отвел револьвер. Присел на стул возле койки. Сделал глубокий вдох и провел рукой по мокрому лбу. Боль, мгновение назад тисками сдавившая голову, сейчас отхлынула мягкой волной. Кейске покосился на него и едва разомкнул губы: - Зачем вы приходите каждый раз и говорите подобное? Сейширо посмотрел на него без полоумной злобы в глазах, посмотрел ясно, в трезвом рассудке. «Не верю. Я, наверное, просто не верю, что кто-то из вас остался человеком. Может быть, проверяю, как глубоко вы любите друг друга. Хотя я любыми способами хочу убить эти чувства». «Это зависть» - ответила в голове Эмма. - Слушай, но он ведь действительно мертв, - устало произнес Сейширо уже вслух и скорее по инерции. - Передозировки, наказание за побег. Я ведь его избил даже. Да еще постоянная откачка крови… Не выдержал. Любой бы не выдержал. Кейске остановившимся взглядом глядел в пустоту, что-то обдумывая. «Не верит». Сейширо вздохнул, переводя взор на лампу под потолком. Ушедшая боль странным образом унесла всякую злобу, сейчас бы надо было ее вернуть… Да для кого этот спектакль? Все, наигрался. И тому, и другому столько наговорил, а все для того, чтобы собственное ничтожество приукрасить. И ведь ходил раз за разом, и искал облегчения в их криках, в искаженных страданием лицах. А этого слабого даже в отдельную палату перевел, чтобы измываться как следует один на один. И вот добился своего. Ну вот лежит он, замученный, безнадежный, и что, стало легче? Конечно, смерть избавление. Ты мог бы всех избавить от боли. Но сейчас уже поздно. Да и в конце концов, каждый может избавить только себя самого… Сперва становилось легче от чужих криков. Это была персональная доза Николя для страдающего мигренью подполковника. А теперь пресытился, видимо. И врать другим надоело. Господи, как же все надоело! Сейширо с раздражением взглянул на мальчишку и вдруг чуть удивленно приподнял брови. Подопытный, судя по виду, сосредоточенно его слушал. - Я что, вслух говорил? Кейске робко кивнул, в его глазах тлела опасливая надежда. «Подозревает, что я солгал про напарника… А я докатился. Говорю сам с собой. Неврастеник». Тут на гарнитуру Сейширо прорвался сигнал. Один из охранников что-то предупреждающе вещал об НК-141а. Сейширо снова вздохнул и усмехнулся, покрутив в руке револьвер. - Ты бы поверил, если бы я сказал, что твой Акира сейчас бежит прямо сюда? Кейске сперва не поверил ушам, но потом почувствовал, как всегда чувствовал, когда звучала правда, и в следующее мгновение весь всплеснулся отчаянной, победоносной радостью. - Живой! Я знал, что он живой! Молодой человек улыбнулся. Шире. Неожиданно захохотал. Так громко захохотал, что Кейске невольно от него отшатнулся, перестав улыбаться. Сейширо кивнул ему в ответ и вдруг поднял руку и выстрелил. Три раза подряд. Акира в ужасе вздрогнул и похолодел, резко оглянувшись на звук. Леденящая кровь, чудовищная мысль. «Нет, нет, нет… Пожалуйста, нет…». Эта была в самом дальнем углу, до нее почти не доходил свет. Подбежать, рвануть дверь на себя, влететь внутрь… - Кейске!! Тот, кого он искал, смотрел на него и улыбался остановившейся, странной улыбкой. Акира, бледный как смерть, весь в поту, не дыша, уставился на него… И тут уголки губ дрогнули и растянулись в счастливой улыбке. Кейске засмеялся хрустальным, чуть неуверенным смехом, подтягиваясь на руках и садясь на кровати. Акира, еще не отойдя от пережитого ужаса, только смог вдохнуть и выдохнуть воздух, не в силах ничего себе объяснить. Он смотрелся возле двери таким потерянным, маленьким, что у Кейске слезы навернулись на глаза. - Акира... - только и смог он произнести с глубоким сочувствием, и снова заулыбался от неудержимого счастья, одновременно извиняясь взглядом за этот порыв. Тут только Акира заметил Сейширо, стоящего у кровати мальчишки. Он спокойно, равнодушно стряхивал с темно-серой униформы на плече белую пыль. В другой руке он держал револьвер. С потолка в этот момент сыпнула еще одна щепотка штукатурки, но уже мимо военного. Распрямившись, тот сунул оружие в кобуру, медленно зашагал к двери, скользнув взглядом по ошеломленному Акире, и только перед выходом холодно произнес: - Быстро нашлись, правда? Тут в Акире что-то оборвалось. Нечеловеческое напряжение, стальной гудящей струной натянувшее всю его сущность, тисками сдавившее бедное сердце, сейчас сорвалось отчаянной, мстительной злобой. Так значит ту боль, которую он испытал, когда единым роковым громом раздались выстрелы, ему доставили просто из прихоти? Когда выстрелы будто его самого убили - уши заложило пеленой, ноги подкосились, сердце зашлось, и не осталось сил даже чтоб вдохнуть воздух, потому что он опоздал - этот кошмар можно было не переживать?? Сейширо не ожидал, что в растоптанном физически и духовно подростке остались силы для удара. А Акира ударил, и молниеносным движением выхватил револьвер из кобуры на поясе подполковника. Все произошло в мгновение ока. Со страхом и внезапной жаждой жизни посмотрел Сейширо на мальчишку, вершителя справедливости, тот без жалости нацелился на мучителя. И палец уже готов был нажать на курок, но тут раздался крик Кейске. - Не надо! Этот голос, прорезавший тугую, бессознательную ненависть, возвративший ясность сознания. Голос Кейске. Господи, он ведь жив… Жив, а я смотрю на это ничтожество, трачу драгоценное время на какую-то мерзость… Акира мотнул головой, прогоняя тучные лишние мысли. Он повернулся на месте. Позади на кровати сидел бледный, взволнованный Кейске. Такой по-настоящему живой... Акира пошел к койке мальчика. Револьвер ватной рукой он опустил на стул, а сам, ослабев, с помутневшим взглядом сел на кровать в ногах Кейске. Тот в последний раз с опаской взглянул на военного, который, схватившись за горло, будто его что-то душило, покинул комнату, и, наконец, вздохнул глубоко, свободно, счастливо. Но тут же он вынужден был невольно вскрикнуть. - Акира! Акира, ты что… Парень лежал на кровати, вздрагивая от беззвучного, совсем тихого горького плача, и прижимался лицом к руке Кейске, обхватив ее слабыми пальцами. Лица не было видно, но мальчик почувствовал, как ладонь влажно обжигают дыхание и теплые слезы, и по нему прошла дрожь. Стало невыносимо, пронзительно жалко Акиру, каждую косточку его изможденного тела, угловато проступавшего лопатками и ребрами под знакомой светло-зеленой пижамой. Кейске склонился над ним, чуть согнув ноги в коленях, и свободной рукой бережно, ласково погладил Акиру по волосам. - Все хорошо… Все хорошо, ну чего ты… В ответ Акира содрогнулся и заплакал в голос, сильнее, совсем растянувшись, обессилев после того страшного, что он пережил. Кейске, сморгнув собственные тихие слезы, прижался щекой к макушке друга и различил его слабенький раненый шепот: - Я нашел тебя... Кейске… Я тебя наконец-то нашел…