Антиниколь

«Это ли была наша цель? Моя цель?». Сейширо сидел за столом в своем кабинете, уронив голову на руки. Вокруг были разбросаны бумаги, в беспорядке перемешались данные о подопытных и денежные расчеты, на них валялась пачка таблеток, стоял полупустой стакан воды. - Уже год… целый год я продолжал искать что-то… И в результате все потерял. Тяжело дыша, военный ослабил галстук у ворота серой рубашки и откинулся на спинку стула. Все началось около трех лет назад, когда они впервые встретились с Гуидо. Это был званый ужин в честь затишья в Третьей Мировой. Собралась вся политическая и военная элита страны. Героем дня был отец Сейширо, Судзуки старший. Благодаря ему удалось достигнуть перемирия между великими державами востока и запада. Еще в детстве Сейширо начал догадываться, что этот выдающийся дипломат, по происхождению американец, подосланный в Японию задолго до начала войны, обзавелся детьми лишь для создания благоприятного образа в обществе. Но, надеясь получить в сыне опору для дальнейшего управления страной изнутри, он дал ему японское имя и позаботился о судьбе мальчика. Элитная школа, военный институт, обилие связей - и вот, двадцатилетний юноша стоит в ряду лучших людей страны, пусть все так же в тени отца. «В тебе нет ничего выдающегося» - часто повторяла Эмма, однажды пообещавшая говорить брату только правду. Никто лучше сестры не знал, каким образом из обычного подростка вырастает значимое лицо, подполковник уже в самые юные годы. «Ты ничего обо мне не знаешь» - отвечал Сейширо, и уходил в свои мысли, представляя, как он докажет собственную значимость отцу, сестре, миру. Гуидо разглядел в тени заслуг отца собственные мысли мальчишки. Пока другие принимали младшего Судзуки за безвольную и довольную жизнью марионетку, завидовали его легкой судьбе, Гуидо подкрался ближе всех к истине. Он увидел, что Сейширо обладает волей, амбициями и не гнушается средствами ради цели. Тогда итальянец предложил сделку… «Есть ли в этом какая-то логика?» Подполковник поднялся с места, прижав руку ко взмокшему лбу. Черные волосы были растрепаны; всегда застегнутый мундир - измят и распахнут. «Полсотни детей убито, полсотни корчатся на больничных койках, полсотни ждут очереди на тестирование кровью Николя. Но тот сбежал уже с неделю назад, а его до сих пор не могут найти. Другой выдающийся эксперимент, Антиниколь, на грани жизни и смерти. Мотоми, единственный, кто может со всем этим разобраться, лежит с переломанными ребрами. Даже Эммы больше нет рядом - ее бьет лихорадка, она лишилась руки… Теперь остался только Гуидо. Только мы вдвоем, как в самом начале» Едва юноша подумал об этом, внутри будто произошел щелчок, и время остановилось. Даже головная боль на мгновение стихла… Сейширо обвел комнату отстраненным взглядом и вдруг растянул бледные губы в улыбке. «Что ж, доведем эксперимент до конца». Тут красной вспышкой снова явилась боль, вышибая искры из глаз, и, как заржавелый механизм, возобновила свое тяжкое скрипучее движение, с каждым новым оборотом усиливаясь. Сейширо направился к двери, спотыкаясь. Но едва он вышел за пределы своего кабинета, плечи расправились, а лицо стало непроницаемо-строгим. Вечером того же дня во всех камерах для подопытных разряда МК были активизированы другие, сплошные железные двери, задвигающиеся вместе с обычной решеткой. Начальником отдела генетики был назначен ассистент Мотоми, молодой и старательный Такуми-сан. Он без пререканий последовал приказу подполковника и начал приводить в исполнение письменный план Мотоми, заключающийся в описании хода эксперимента, состава необходимых сывороток и возможных последствий их введения в человеческое тело. Последней частью военный и Такуми пренебрег, в отличие от Мотоми, который давно оттягивал многие опыты и все больше предпочитал фантазировать о насущном положении дел в своих докладах начальству. Теперь МК стали исполнять свое предназначение. Каждому достался «свой зверь», произошла первая подмена человеческих генов на животные. Кау, носившего номер МК-0139, не смог уберечь даже Гуидо. Когда итальянец ворвался к военному и спросил, что все это значит, военный сказал, что ему плевать, чем эксперимент закончится для него самого, но он доведет начатое до конца. Это означало, что Сейширо больше не боялся напарника. Полубезумный, до безрассудства решительный взгляд военного лучше всяких слов доказывал это. Блондин тщетно пытался увидеть Кау на протяжении 10 дней. Подгруппа МК, запертая в своих камерах, была полностью изолирована от внешнего мира; в длинном мрачном коридоре с желтой подсветкой была поставлена настоящая стража - из города прибыл дополнительный отряд военных, больше Сейширо не страдал от нехватки людей. Сосредоточенно и упорно, закрывая глаза на то, что возможно сам роет себе могилу, молодой человек со злобной решимостью шел к своей цели. Когда у Гуидо не получилось протиснуться в список солдат, приносивших подопытным еду (его едва не избили, выгоняя с «приватного этажа» Сейширо), а затем и Такуми отказался с ним как-либо сотрудничать, даже итальянец впал в отчаяние. Впервые он не знал, как поступить. Возненавидев молодого приспешника подполковника, этого выскочку без собственного мнения и мозгов, Гуидо почти что проникся симпатией к самостоятельному, но уязвимому Мотоми. Он отпустил семью врача, впрочем, пригрозив, что всегда наблюдает за ними и не даст им уйти (он не лгал, Киривар действительно контролировал действия супруги Мотоми и его сына). Но последние и не думали сбегать из лагеря, каким бы ужасным это место им не показалось и как бы сам Мотоми не пытался их прогнать - денно и нощно они дежурили у постели больного, выхаживая его. Сейширо закрыл глаза на их присутствие в лагере ради выздоровления талантливого медика. Объяснению же Гуидо, что Мотоми в бреду сам просил вызывать к себе семью, военный принял за правду. Или сделал вид, что верит ему… - Как он, Такуми-сан? - Швы были наложены аккуратненько, ровно; как вы приказали. Останется только парочка шрамов… В остальном он в порядке, только небольшой жар… Антиниколь не слушал, уставившись в одну точку. Точкой этой была кобура на поясе Судзуки Сейширо. За ее очертаниями заманчиво угадывались ручка револьвера, длинный ствол и спусковой крючок. «Как было бы здорово всадить все шесть пул в голову этого ублюдка» - проплывали в голове мысли. «Ну, хорошо, я согласен и на одну. А вторую я бы оставил для Гуидо». - …Отек давно спал. Анализы положительные. - Тогда отправляйте его в процедурный, пусть привыкает к прежнему распорядку дня. Вы, двое, отведите НК-141а в отведенное ему место. - Есть! Повернувшись на каблуках, Сейширо зашагал прочь из комнаты. Едва сдвинулась кобура, Акира перебросил злобный взгляд на удаляющуюся спину подполковника. Тут же двое солдат грубо схватили и сцепили наручниками его запястья. - А как же штука на шее? - оскалился парень. - Не будешь паинькой - пустим по ней ток. Это грозил Такуми, держащийся на расстоянии трех метров от подростка со скованными руками и ошейником (таким же, какой был у Николя). Акира с презрением усмехнулся и пошел к двери в сопровождении охраны. Только перед выходом он вдруг остановился и, не оборачиваясь, тихо спросил: - НК-141б… Ничего не известно? Такуми, принявшийся было что-то писать в своем журнале, шевельнулся и недовольно проговорил: - Сколько можно задавать один и тот же вопрос? НК не в моем ведении, для меня доступ закрыт, - он перевел взгляд на парня, его худые сутулые плечи. - Может он вообще из тех, кого уже сожгли в крематории… Да и кем он был, чтобы его из могилы вытаскивать… Акира не стал слушать дальше. Вместе с охраной он быстро вышел из комнаты. - Думаешь, ты заслужил это? Сейширо смотрел на бледного подростка, растянувшегося на койке. Рядом стояла капельница, от которой к руке больного тянулся тонкий проводок. Забывшись тревожным сном, мальчик не слышал тихих, задаваемых в полубреду вопросов военного. - Вы не боитесь любить? Ведь это же больно, в стократ больнее, чем ранить тело. «Ты любил?» - задавал ответный вопрос внутренний голос. - Да, я любил. Один раз. «Чем это закончилось?». Сейширо тяжело дышал, чувствуя приближение нового приступа. «Она посмеялась над тобой. Потому что не знала, что ты Судзуки. Она думала, ты такой же, как все. Поэтому расхохоталась в лицо… Ведь у тебя еще никого не было». Юноша стиснул зубы, прогоняя досадливое воспоминание, тоской и болью стесняющее грудь. - Вы не боитесь любить, да? Вы, крысы... Сейширо схватил руку мальчика и впился взглядом в его лицо. Вздрогнув, тот проснулся. Узнав лицо подполковника, паренек со страхом дернулся прочь. Качнулась капельница. - Вы должны быть мне благодарны… - вкрадчиво произнес Сейширо, не сводя с него глаз, наклоняясь все ближе. - Как ты думаешь. Что лучше, власть страхом или власть любовью? Смотри, я могу сделать больно. С этими словами военный стиснул меж двумя пальцами кожу мальчика на руке и стал выворачивать. Боль скривила губы ребенка, обнажив его зубы, наполнила горечью карие глаза. Не в силах больше терпеть: - Хватит! Пальцы разжались… Дрожа, мальчик опустил замутненный взгляд. От лица отлила кровь, оно стало еще бледнее, чем прежде. Будто испытав причиненную им самим боль, Сейширо отстранился и с отчаянием зашептал: - Видишь? Ты ненавидишь меня, и больно только телу. Что бы было, приласкай мы вас прежде, а потом направив под шприцы? Я обошелся без предательства! Вам должно быть легче, ведь вы ненавидите. Ненавидь меня, ну давай! Мальчик поднял непонимающий взгляд и увидел... слезы. - Не смотри на меня!! - в бешенстве вскричал Сейширо и уже хотел ударить ребенка, но ладонь неожиданно застыла в воздухе. Он сощурил глаза, всматриваясь в лицо подопытного, чьи раны скрывало грязноватое одеяло. - Такая боль ничего не значит для тебя, да? «Он не ненавидит. Он этого не умеет». - Тогда я его этому научу… Акира в бессилии упал на жесткую кровать. Тело было странно тяжелым. Казалось бы, выкачали столько крови… Чем же, каким весом эта оболочка так давила на душу? Вздохнув, Акира закрыл глаза. Было неудобно лежать так, на животе, на почти что оголенных болезнью ребрах, подвернув голову вправо. Но чтобы перевернуться на бок нужны были хотя бы силы. И желание. Еще раз вздохнув, Акира медленно повернул голову и уперся носом в подушку, такую же жиденькую, как матрац. Потершись о шершавую наволочку лицом, он вдруг вспомнил, как зарывался носом в волосы Кейске. Забавные мягкие лохмы, в которые было так приятно дышать… Внутри что-то болезненно сжалось. Пытаясь забыть о наваждении, Акира резко лег на бок, поджав к животу ноги. Даже зажмурился, мотнув головой. Неизменно. В черноте сомкнутых век возникало измученное бледное лицо, которое он обливал слезами после их рокового побега, после его роковой ошибки. Или бесценная, искренняя, радостная улыбка - какую Кейске подарил в далекий «распределительный» день, когда одинокий и угрюмый парень поднялся из угла и сам сделал к НК-141б первый шаг. Или решительно сдвинутые брови, и так смешно зажмуренные глаза, когда Кейске вдруг лег рядом с Акирой, чтобы оба согрелись… Почудился запах родной ласковой кожи… Неужели он еще остался на этой кровати? Цепляясь даже за эту иллюзию, Акира снова вжался щекой и носом в подушку. «Бред, Господи, это же невозможно…» - с отчаянной злобой тут же обругал он сам себя. Вслед за ней пришла горечь. «Без тебя так холодно, Кейске…». Раздался короткий звонок, заставив вздрогнуть от резкого звука. Послышались мужские голоса, решетки камер НК стали с лязгом по очереди открываться. Акира медленно поднялся с койки. Это был почти позабытый в лазарете сигнал к ужину. По коридору зашагали люди, раздававшие еду подопытным МК. Открылась и решетка напротив Акиры, следом с утробным металлическим скрежетом открылась дверь, и темнота поглотила врача в белом халате. Следом за медиками в глубь коридора друг за другом прошли солдаты. И тут случилось неожиданное. Раздался жалобный крик, и из-за двери и решетки напротив наружу метнулось бледное существо. Охрана обернулась и тут же бросилась к нему. - Держи, держи! Но существо стрелой рвануло в камеру НК-141 и быстрым движением захлопнуло изнутри решетку. На четвереньках попятилось в глубь камеры. - Это МК - 0139! Акира, сидевший на кровати, с ужасом узнал Кау в существе на полу. - Он мне едва пальцы не откусил! - врач, появившийся из темной камеры МК, прижимал к груди окровавленную руку. - Этот Ину*! Совсем озверел! - У него ключи в зубах… - сказал один из подбежавших охранников. - МК - 0139, отдай их, - властно приказал другой солдат, с шрамом на лице, протягивая руку через решетку. В ответ подопытный зашипел еще громче, пригибаясь к земле. Акира ошеломленно наблюдал за ним - за этими животными повадками, собачьим ошейником и цепью, со звоном стелющейся по полу. Дикий, забитый, полуживой. - Эй, 41ый! Отбери у него связку и брось нам. Кау оглянулся, и Акира не смог сделать и шага: голубые глаза, такие молящие… - Да он его загрызет. - И как его выводить? - Эй, кто-нибудь! Есть дубликат от 141ой? - Придется идти на базу… Они удалились, и Акира бросился к Кау. Тот задрожал, заскулил, и упал прямо на землю, выпустив ключи изо рта. - С ума сошел?? Только представь, что теперь с тобой сделают! - Акира осторожно взял его на руки. - Пожалуйста… - хрипло и будто боясь собственного голоса, заговорил Кау. - Пожалуйста, помоги мне… В отчаянных голубых глазах дрожали горькие слезы, пальцы последним усилием сжали руку друга. - Я больше не могу, Акира… Я не могу… Он зарыдал, обессилев в его руках, и прижался заплаканным лицом к груди парня. Акира до крови закусил губу, обнимая его. Один против всех… Что он может сделать?! В коридоре столпились охранники, врачи и подопытные. Все уставились на двух детей на полу. Тут раздался голос, приказывающий посторониться, и все расступились. Первой реакцией Акиры оказалось перетащить Кау к кровати, как можно дальше от входа. - Да, я просигналю, - возле решетки показался солдат, держащий у лица рацию. - Уже подошел. Давай. С легким щелчком дверь открылась сама. Задыхаясь, Ину рванул под кровать и забился там в угол. - Отойди, 41ый, - в камере появилась группа военных. Один держал в руке палку, на конце которой висела петля. Акира не двигался, загораживая проход. Что ему делать? Он не хочет, чтоб Кау умер вот так… Но его ведь не убьют, верно? Да, все будет хуже. Хуже, чем смерть. - 41ый, не слышал?? Убирайся отсюда. Акира взглянул в их бесстрастные лица и понял, что больше не может терпеть. Когда один за другим отбираются близкие люди. Отбирается жизнь. Даже шанс умереть. Но едва Акира пригнулся, приготовившись атаковать, произошла новая неожиданность. Расталкивая широкоплечих солдат, оттолкнув и 141ого, на колени перед кроватью упал Гуидо. - Кау… Кау, мальчик мой… - дрожащими губами почти беззвучно звал он. - Эй, ты! - один из охранников было сделал шаг вперед, но военный со шрамом остановил его. Все молча наблюдали за происходящим. - Кау… Я пришел… Я, наконец-то, нашел тебя… Глядя на всклоченные волосы блондина, его белое отчаянное лицо, глаза, жаждущие ответа, Акира подумал и сам был потрясен своей мыслью: «Неужели эта мразь его любит?». Будто услышав мысли Акиры, Гуидо резко посмотрел на него. - Что с моим мальчиком? Почему он не выходит?? - потребовал ответа он именно у Акиры, будто в камере было всего трое: папочка, виновный во всем подопытный и драгоценный, обожаемый Кау. - А… тоже не смог его защитить, да? - бледно усмехнулся мужчина и снова обратился к темноте. - Мой мальчик, ну где ты… Послышался шорох, и через несколько мгновений все увидели дрожащую ручку, опирающуюся на пол возле основания железной койки. - Кау… - прошептал итальянец, хватая ее и помогая вылезти мальчишке наружу. - Кау, мой маленький… Акира смотрел, как друг отдается горячим объятиям и поцелуям мужчины, закрыв глаза, и не мог понять, счастлив ли Кау в этих объятьях. Но когда несчастный мальчик разомкнул ресницы, парень увидел в остановившемся взгляде только безысходность и боль. - Он жив, 141ый… Он жив, он на втором этаже… - вдруг сказал Гуидо. - И там Сейширо… Последние слова прожгли Акиру насквозь, сжали горло, остановили дыхание. Безумною радость сменил липкий страх. «Сейширо добрался до Кейске!». - Иди… - прошептал Кау и усилием воли заставил себя отвернуться: чтобы не удерживать взглядом друга, не просить себя защитить. Акира с горечью понял это, но медлить было нельзя. Военные, опомнившись, стали окружать Кау, и парень попытался проскользнуть мимо них. - Стоять!!! - охранник со шрамом заметил это движение, но Акира уже прорвался в коридор и смешался с толпой. - Сукины дети… - выругался мужчина. - Вы, трое, разберитесь с собакой, остальные ведите НК есть… - выходя прочь из камеры, он мрачно добавил: - С беглецом разберусь я сам. *Ину - яп. собака