***
На следующий день Юнги проснулся в кровати. Лучи солнца пробивались сквозь щель между штор и падали прямо на его лицо, заставляя морщиться. Чимина в кровати не было, только его запах присутствовал на смятой подушке, в которую уткнулся Юнги, со стоном вспоминая события вчерашнего дня. Чимин всё знал. И это по-странному… успокаивало, но одновременно беспокоило и вводило в исступление. Юнги всё ещё был здесь, они с Чимином оставались парой, мир не рухнул и жизнь продолжалась. Он осознавал, что стоило двигаться дальше, прикладывать усилия, но сомнения и страхи продолжали одолевать его. Юнги поморщился. Он взглянул на своё отражение в зеркале, и лицо его ожесточилось. Он положил круглую таблетку на язык и запил её водой, набранной в руку из-под крана. С мыслью, что бояться не стоит, он покинул комнату. — Всё же ты достаточно сильный, раз перенёс меня в спальню, — ознаменовал Юнги своё присутствие, входя в кухню и наблюдая за тем, как его парень крутился возле плиты. Запах жареных блинчиков заполнял помещение, вызывая у него слюну во рту. — Ты оказался не таким уж и тяжёлым, — оправдывался Чимин, пожимая плечами. Сузив глаза, Юнги подошёл к нему со спины и коснулся губами соблазнительно оголённого, выглядывавшего из-под ворота футболки, плеча, и пока Чимин был отвлечен, умыкнул у него перед самым носом один из блинов. — Эй! — кричал Чимин, пытаясь схватить воришку, но Юнги уже бежал, довольно усмехаясь. Вроде между ними не было напряжения, но всё равно чувствовалось, что каждому на душе было неспокойно, возможно, тягостно. Осознание проблемы — не её решение, и оба прекрасно это понимали, завтракая в молчании и пытаясь сделать вид, что ничего не изменилось. Но Юнги чувствовал, что у них были проблемы, потому что нога Чимина, нервно дёргавшаяся под столом, то и дело задевала его по голени. Каждый раз, когда после этого он поднимал взгляд на Чимина, тот не смотрел на него, усердно окуная кусок блинчика, нанизанного на вилку, в кленовый сироп. Их беседа за завтраком была отвлеченной и немногословной, и Юнги хотелось сбежать. — Кхм, я пойду позанимаюсь, а потом поедем вместе на работу, — уведомил Юнги, указывая Чимину в сторону тренажерного зала. Чимин был достаточно обеспечен, чтобы позволить себе его. — Хорошо, я… уберу здесь всё, — Чимин быстро встал и закрутился, как волчок, начав бегать то в одну, то в другую сторону. Кухня была идеально чистой, требовалось помыть лишь две кружки и тарелки, но Юнги всё равно кивнул с понимающим видом и как можно быстрей покинул зону бедствия. Сейчас он не был уверен в том, как хорошо было то, что ни он, ни Чимин, не любили разговоры по душам, ведь они заставляли их обоих чувствовать себя неудобно и уязвимо. Однако без них возникала недосказанность, и они не знали, что с ней делать. Юнги как всегда думал, что время решит все возникшие проблемы.***
Он бил грушу, вымещая на ней своё отчаяние и гнев, когда его обняли сзади. Юнги был взвинчен и не думал, когда на рефлексах ударил локтем Чимина между рёбер, вывернулся и повалил на пол. Чимин взвыл, хватаясь за бок, а Юнги шокировано замер. Он тяжело дышал, пот катился по его раскрасневшемуся лицу. — Боже! Извини меня! Очень больно? Он тут же подорвался и упал на пол перед скрючившимся в клубок Чимином. Тот рвано хватал воздух ртом и мотал головой. — Нет, ничего, это лишь нервные окончания, что посылают сигнал боли в мой мозг. — Умничаешь, значит в порядке, — Юнги покачал головой и помог Чимину присесть. Тот всё ещё морщился от боли. — Никогда не хватай так человека, который бьёт наполненный песком мешок. — Ветошью, — простонал Чимин, потирая ушибленное место. — Чего? — Юнги нахмурил брови. — Эта груша наполнена не песком, а ветошью, — уточнил Чимин. Юнги закатил глаза и фыркнул. Он зачесал чёлку назад, отметив, что волосы его были влажными и противными. — Ты пропустил ту часть, где я говорил не кидаться на людей, занятых отрабатыванием ударов? — Чимин смотрел на него чистыми невинными глазами лани и хлопал ресницами. Когда нужно было, он умел строить из себя глупца. Юнги вздохнул. — Всё ещё больно? — задал он вопрос и принялся ощупывать чужой бок пальцами, Чимин в ответ снизошёл до тихого попискивания. — Зачем ты вообще пришёл? — Ты тут уже час, нам пора собираться. — Час? — брови у Юнги приподнялись. Он был так увлечен ударами, представляя вместо груши всех ублюдков, что ему удалось посадить, что даже не заметил ход времени. — Тогда нам нужно поторапливаться. После своих слов он схватил Чимина за руку и, придерживая аккурат за талию, поднял на ноги. Вместо того, чтобы отстраниться, Чимин прильнул к нему, уложив голову на груди. Юнги был потным и вонючим, и ему хотелось Чимина от себя отстранить, да вот только рука не поднималась. Он был прямо-таки как заснувший на тебе кот, которого не хотелось тревожить. — Я хотел спросить, — подал голос Чимин. — Спрашивай. — Ты всё ещё хочешь взглянуть на вчерашнюю жертву? Юнги, вытиравший пот со лба, замер и перевёл на Чимина подозрительный взгляд. — Хочу ли я? — издал он смешок. — Скорее, не против ли ты, который так рьяно вчера утверждал, что мне не стоит участвовать в этом. — Моя точка зрения не изменилась, — безапелляционно вторил Чимин. — Но я не в праве говорить тебе, что делать. Так что если тебе будет лучше, когда ты убедишься во всём мною вчера сказанном, то ладно — я не против. Юнги предпочел промолчать, так как слова казались излишне. Он кивнул, а Чимин в ответ поднял голову, начав внимательно смотреть. Это смущало и заставляло тело чесаться. Глаза у Чимина поблескивали, он ими смотрел будто под самую кожу, и от этого хотелось спрятаться. — Поцелуй меня, — попросил в конечном итоге Чимин. Сейчас он был похож на обделённого вниманием ребёнка, которому недодали ласки, и Юнги внутренне сжался. Он взял лицо Чимина, гладкое и по-детски круглое, в горшок из рук, и припал к губам, как к источнику, до которого измождённым шёл долгие сутки. В животе у него при этом возились бабочки, сердце же вторило ритму их крыльев и трепетало. Чимин по обыкновению заводился слишком быстро — нежный поцелуй у него в мгновение ока перерос в страстный, руки шаловливо поползли по чужому телу, ощупывая везде, куда могли добираться. У Юнги учащалось дыхание, но на этот раз он был готов к противостоянию и, взяв себя в руки, оборвал чужие поползновения. — Эй, мы должны спешить, — произнёс он, разрывая поцелуй. Чимин в ответ расстроенно застонал, не желая открывать глаза. — Не веди себя, как ребёнок, нам пора на работу. Чимин дул губы. Он чуть приподнял веки и стал жалобно смотреть. Так, что выдержка Юнги была готова дать трещину. Но он встряхнул головой, развернул Чимина в сторону двери и треснул звонко по заднице, заставив с айканьем подпрыгнуть. — Двигай булками, — приказал он, и Чимин без возражений зашагал, что-то тихо бурча себе под нос и потирая ушибленное место. Юнги смог расслышать нечто похожее на «жадина».***
На трупы всегда было неприятно смотреть — согласитесь, мёртвый человек это не что-то эстетичное — но на жестоко изуродованный труп смотреть вообще не было сил. Однако Юнги делал это, и сейчас его глаза изучали исполосованную грудь мёртвого мужчины с пристальным вниманием. Это было отвратительно — неровные порезы и будто порванная кожа смотрелись ужасно и мерзко. Некоторые раны были столь глубоки, что можно было увидеть кости. Юнги не представлял, как Хосок выдержал это зрелище. Не было сомнений, что его желудок не выдержал и что у остальных следователей появился отличный повод для смеха. — Как видишь, нанесенный ущерб кардинально отличается от жертв Кастратора, — выдвинул вердикт Чимин, тихо до этого стоявший позади. Юнги не спешил соглашаться. У темечка у него пульсировало, а тревожное чувство не отпускало. Мысль крутилась на задворках подсознания, пока он смотрел на многочисленные полоски ран. Он разглядывал их так долго, что те начали расплываться; картинка двоилась, а потом сходилась, пока в конечном итоге он не увидел это. Словно, играя в стереокартинки, наконец смог различить среди множеств повторявшихся изображений нужную фигуру. От возможной теории ноги были готовы подкоситься. Переведя дух, Юнги мрачно заговорил: — Что, если надпись есть. Чимин позади него молчал. Он дотронулся до его руки и обошёл, встав спереди и заглядывая с тревогой в лицо. Последнее время Юнги слишком часто видел его обеспокоенным, и, честно говоря, ему это ни капельки не нравилось. — О чем ты? Нервная улыбка затронула губы Юнги. Он думал, что готов расхохотаться от нервов. — Что, если убийца вывел «пидор» на его груди, — махнул он рукой на труп, — а после нанёс поверх столько ран, что мы попросту не можем разглядеть слово, — пожал Юнги плечами. Его взгляд был невидящие наведён на мертвеца. Чувства душили его, и он не знал, сможет ли совладать с собой. Паника была готова захлестнуть его огромной волной и придавить к полу. — Ох, я не думал об этом, — ответил тише шепота Чимин и уставился на изуродованную грудную клетку. Под глазами у него образовались морщинки, стоило ему сощуриться и приглядеться. — Ран слишком много, утверждать такое — это всё равно что… — Мне плевать, что это может быть не так. Главное, что это имеет место быть. И если это так, то вполне вероятно, что это дерьмо вновь началось и… — Юнги задыхался. Чимин заметил, что пальцы у него дрожали, а во взгляде застыл дикий страх. Он сам гулко сглотнул и подавил в себе чувство тревоги, хватая Юнги за ледяные, мокрые от холодного пота ладони. — Эй, это может быть не так. Ты не должен волноваться раньше времени. — Не должен? А когда я буду должен? Когда умрёт ещё один ни в чем не повинный человек? — Юнги поморщился — Мэтт Голдан был далеко не невинен. — Или пока не придут убивать меня? Может, тебя? — Нервы всё же сдали, и Юнги не смог удержать себя в руках. — Я убил тех, кто начал всё это, и я был уверен, что убийствам пришёл конец, но теперь… Чимин резко отпустил руки Юнги. Его голова опустилась, глаза спрятались за волосами; он стал расчесывать шею, оставляя на нетронутой коже красные воспалённые полосы. Юнги нахмурился. Всё это ему не нравилось; шар беспокойства раздувался внутри него, готовый взорваться в любую секунду. — Чимин? — спросил он настороженно, не ожидая ничего хорошего. Радар неприятностей зашкаливал, стрелка нервно тряслась у красной зоны. — М? — промычал патологоанатом в ответ, будто бы боялся раскрыть рот, чтобы из него не вырвалось ничего лишнего. — Ты хочешь мне что-то сказать? — давил Юнги. — Я… — Чимин оборвал себя, начав нервно жевать губы. — Боже, прости меня, — он поднял голову, взгляд его был переполнен такой гаммой чувств, что не оставалось сомнений — Чимин сокрыл нечто действительно важное. — Я правда пытался отговорить их, но они сказали, что так будет лучше, и я согласился с ними. — Чимин… «Нет, не говори этого. Пожалуйста, просто замолчи», — кричал внутренний голос Юнги, но Чимин не слышал его. — Терри, она… она не умерла, Юнги. Ты не задел никаких жизненно важных органов, и она выжила. — Что? — с этим коротким словом из Юнги вышел весь последний воздух. Фраза «она не умерла» ударила под дых, заставляя скривиться от фантомной, но почему-то очень ощутимой боли. Пол под ногами начал трескаться. Ему казалось, что он упадёт в пропасть настолько глубокую, что даже не столкнувшись спиной со дном, уже не будет видеть света поверхности. Юнги не слышал. В уши будто забилась вода, да и в рот тоже — чувство нехватки дыхания медленно подкрадывалось к нему. — Она лежала в коме, никто не думал, что она проснётся, — объяснял Чимин, в глазах его плескалось отчаяние. — Все посчитали, что это выбьет тебя из колеи и что тебе не стоит о ней знать, ведь она больше никого не потревожит в тюрьме строгого режима на инвалидной коляске, но сейчас… — Вы не посчитали нужным сказать мне, что сука, что чуть не убила меня и тебя, выжила? — произносил Юнги медленно каждое слово. Комната начинала кружиться, вызывая боль и головокружение. Он спотыкался, когда начал ретироваться дальше от Чимина к выходу. «Предатель», — таилось у него под коркой мозга. — Мы всего лишь хотели, чтобы ты больше никогда не думал о ней. Юнги, — Чимин тянул к нему руку, но Юнги увернулся от неё, будто она могла ужалить его, — мне жаль, мне правда стоило сказать тебе. Но я не хотел вредить твоему состоянию ещё больше. Мне просто хотелось, чтобы она больше не существовала для тебя. — Ты соврал мне, — произнёс Юнги шокировано. — Ты никогда не врешь… Любовь заставляла людей меняться, поступать так, как они никогда не поступили бы, делать и совершать то, на что никогда не хватало отваги и смелости. Творить вещи, не особо думая о последствиях. Наносить урон, думая, что он пойдёт во благо. Чимин хотел защитить Юнги от правды, соврав ему. — Тебе не стоило начинать, — просипел Юнги охрипшим голосом. Он не думал, что мог быть способен так сильно злиться на Чимина. Оказалось, он думал неправильно. Он развернулся и направился к выходу, быстро меняя шаг на бег. — Эй, куда ты? Юнги даже не обернулся, наоборот, ускорился. Его пальцы сжались в кулаки и весь он был напряжен настолько, что смахивал на натянутую струну, что была готова лопнуть от натяжения. — Не иди за мной. Сейчас я слишком зол, — прорычал Юнги, заслышав позади себя шаги. Однако стоило ему сказать это, как спешащая за ним пара ног тут же остановилась. Чимин замер посреди коридора. Он был опечален и выглядел так, будто был готов вот-вот зареветь. Его рот был беспомощно приоткрыт и в своём белом халате с кожей, практически сходившейся с ним по цвету, он походил на призрака. В который раз он убеждался, что ложь приносит одни неприятности. Его сердце ныло, и он хватался за грудь, беспомощно смотря, как от него убегали вверх по лестнице.***
Юнги начали преследовать кошмары. Вновь. Крики в его снах заставляли его просыпаться в поту. До глубокой ночи он ходил по квартире, наводя порядки; маниакальные мысли о том, что он мог проснуться с ножом у горла, не позволяли ему заснуть. Угроза мерещилась ему на каждом шагу, и он практически не выпускал пистолет из рук, всегда держа его рядом. Миссис Спэл это не нравилось, что очевидно. На очередном приеме она посмотрела на Юнги тяжёлым взглядом и дала рецепт на снотворное. Юнги был благодарен — теперь он спал больше трёх часов, и желание сдохнуть стало не столь сильным, как раньше. Чимин пытался говорить с ним, но Юнги чувствовал себя обманутым и идти с ним на контакт не желал. Никогда он не мог допустить мысли, что Чимин скроет от него нечто настолько серьёзное. Он понимал мотивы его вранья, но не хотел соглашаться с ними. Юнги также не разговаривал и с Хосоком, его предателем-напарником и другом, потому что он был виноват не меньше Чимина. Они оба лгали ему у него за спиной, и это было непростительно. Правда вылилась наружу, и теперь Юнги было в разы хуже, чем если бы он знал обо всём изначально. Единственными людьми, с которыми он общался в последние недели, стали его сосед Коул, его мать и Вероника. Он помогал парню его сестры с экзаменами, и хотя адвокатура не его специализация, Юнги всё же немало знал в этой сфере. Хотя он должен был признать, что навязался мальцу в помощь лишь потому, что не хотел сидеть в квартире в компании лишь своего гордого одиночества. Он скучал по Чимину. По его теплу и заботе. Просыпаясь от очередного кошмара, он не мог не вспоминать о его руках, обнимавших его, о поцелуях, даривших покой. Юнги знал, что Чимин тоже скучал по нему: когда на работе им доводилось встретиться глазами, Чимин так жалобно и тоскливо смотрел, что единственное желание, которое возникало у Юнги в этот момент, было подорваться с места, снести Чимина с ног и вжать в себя, зацеловывая его грустное лицо. Но здесь уже играла гордость. Этот неперебарываемый инстинкт, который твердил: «Подожди, не прощай его так быстро, пусть он поймёт, что ему не стоило врать тебе». Это было глупо и по-детски, и заставляло мучиться их обоих. И хоть Юнги с Хосоком из принципа не разговаривал, тому было плевать, и он каждый день говорил, что Чимин интересовался у него о том, как поживает его дражайший бойфренд. Причем Хосок говорил это с такой тошнотворной интонацией, что не оставалось сомнений — его чужие метания уже довели. Ещё он говорил, что Юнги ведёт себя как придурок, и что Чимина таким грустным никогда в жизни не видел. С каждым новым днём Юнги понимал, что давно простил их и что обиды давно не было — была лишь пресловутая гордыня. Но в тот день, когда он был готов признаться в этом не только себе, судьба решила посмеяться над ним: по отделу пошла молва о том, что Терри под многочисленной стражей привезли в комнату для допросов и что у вышестоящих возникли опасения в том, что она вновь может найти способ вырваться на волю из тюрьмы. Видимо, Чимин всё же поделился теорией Юнги с другими, раз все вдруг так внезапно располошились. Монстр, гнавшийся за Юнги в кошмарах, вылез из сна, чтобы преследовать его в жизни. Терри будет находиться с ним в одном помещении, и он абсолютно не был уверен в своей выдержке. Он не знал, сможет ли сдержать себя и не прийти к ней, пустив пулю в лоб. Чтобы точно и без промашек. Он хотел посмотреть, как её глаза навсегда закрываются. Возможно, как её больной мозг ошмётками разлетается по полу. Увидеть, как монстр с рёвом погибает.***
Чимин чувствовал себя отвратительно. Он не помнил дней, когда вина так сжирала его, заставляя чуть ли не стонать от боли, возникавшей в нижней части его живота, стоило подумать о своём поступке. Это было подло. Он соврал Юнги, согласившись с Эриком и Хосоком в том, что будет лучше, если для Юнги Терри погибнет раз и навсегда. Чтобы для него прошлое оставалось в прошлом, и он не вспоминал о нём в своём будущем; чтобы не оглядывался назад, зная, что опасный серийный убийца жив и сидит где-то там, возможно замышляя новые злодеяния. Но теперь всё было напрасно. Чимин не мог вспомнить дня, когда бы Юнги смотрел так на него. С преданным выражением лица и горящей злостью в глазах. Вспоминая его взгляд, Чимину становилось плохо и он хотел спрятаться от самого себя в каком-нибудь тихом тёмном углу. Юнги был для него единственным человеком, к которому он за долгие годы чувствовал нечто настолько сильное и настоящее. Последний раз он встречался с кем-то ещё в годы студенчества. То была девушка, с которой он познакомился, когда ему был двадцать один год. В ту пору он был поглощен в учебу и знания; тогда, кажется, тяга к новой информации была единственным, что он по-настоящему любил. Девушка, сейчас он с трудом мог вспомнить её имя, но возможно её звали Кэсси, бросила его с криками о том, что Чимин не создан для отношений. Она обозвала его чёрствым. Холодным камнем, вычислительной машиной, не способной на великие чувства. Он никогда не переставал думать о её словах, хотя когда впервые услышал их, не обратил на них должного внимания. В тот день, когда она кричала это, ему было всё равно. Когда же она дала ему пощечину, он думал лишь о том, как быстро кровь приливала к мягким тканям. Шли годы после их разрыва, а он так ни с кем и не заводил новых отношений. «Ты камень», — всплывало у него в голове каждый раз, когда он думал позвать кого-то на второе свидание. «Ты вычислительная машина», — когда бросал всех тех, кто признавался ему в чувствах, не дёргая при этом и глазом. «Если ты камень, то хрупкий опал, если машина, то у тебя явные сбои в программе», — когда он смотрел на Юнги. Чимин не понимал, как это работало — и это без сомнений ужасно злило его — но он знал Юнги уже два года, и это был первый человек, с которым он находился в хороших отношениях так долго. Юнги саркастичный и ворчливый, по проявлению чувств ушёл не далеко от самого Чимина. Казалось, что два булыжника прибило друг к другу волной судьбы. Юнги никогда не требовал многого. Ему было достаточно Чимина такого, какой он есть на самом деле, и это не могло не притягивать. Твёрдая каменная корка Чимина шла трещинами, долго и медленно, но шла. И когда Юнги признался в своих чувствах, она, кажется, окончательно сломилась и посыпалась у ног пылью. Чимин прекрасно понимал, что Юнги навсегда засел где-то у него внутри и от него так просто не избавиться. Да он, кажется, и не хотел. Он чувствовал себя живым, полноценным. Если раньше ему казалось, что общество было отвёрнуто от него, то теперь он наконец смог стать его частью. Все эти мысли крутились у него в голове, пока он стоял в комнате наблюдателей и смотрел через стекло на Терри, ту, из-за которой они с Юнги не общались уже вторую неделю. Наблюдая за ней на допросе, он чувствовал жгучее желание растоптать её. Его практически зажившее ухо горело; он вспоминал её сумасшедшую улыбку, когда она подносила к нему скальпель, что позднее вонзился в плечо его самого дорогого человека, и от злости губы его поджимались. Ему было плохо оттого, что он осознавал — та ночь в фургоне скорой помощи была не единственной для Юнги. Терри вредила Юнги не один раз. Чимин вспоминал неаккуратные шрамы на груди, отвратительные буквы, выведенные кровью и навсегда отпечатывавшиеся клеймом на бледной коже. Терри заставляла Юнги страдать и раньше, она нанесла ему непоправимый урон. Сделала с ним что-то ужасное. Что-то настолько страшное, что Юнги до сих пор продолжал бояться. Чимин ненавидел себя за это, но он хотел узнать что. Он подозревал, что правда, к которой он стремился, может ему не понравиться, но даже это не останавливало его, когда он входил в комнату для допросов, встретившись перед этим взглядом с неуверенным Хосоком. Тот пытался отговорить его от этой затеи, но Чимин не слышал его и стоял на своём. — О, доктор Пак, давно не виделись, — засмеялась Терри, когда Чимин перешагнул порог комнаты для допросов, а после сухо закашляла. Чимин знал, что ей осталось недолго. Болезнь одолевала её, и он понимал, что Терри будет умирать медленно и мучительно. Вероятно, карма всё же настигла её за всё то зло, что она свершила. — Здравствуйте, миссис Уилсон, — поздоровался он спокойным тоном и присел на стул напротив ненавистного им лица. Никогда он не думал, что будет способен презирать так кого-то. — Не ожидала увидеть Вас здесь. Вообще я не очень понимаю, почему нахожусь тут. — Правда? — Чимин наигранно удивился. — Вероятно Вы забыли, что убили тринадцать человек. — Ах да, точно, — она улыбнулась так, будто данный факт приносил ей непомерное удовольствие. — Запамятовала. — Возможно это освежит вашу память, — Чимин улыбнулся и достал из папки фотографию убитого недавно мужчины, лежавшего окровавленным на земле. Он положил её на стол и подтолкнул к Терри, что с любопытством начала смотреть на неё. — Знаете ли вы этого человека? — О, конечно! — её радостный тон перерос в кашель. Чимин знал, что она задыхалась и что её лёгкие не выдержат и месяца. — Мы встречались однажды. Рада, что увидела его таким… — она захихикала, — мёртвым. — Раз Вы знаете этого человека, то осведомлены и в том, кто виновен в его смерти? — Непременно, — она кивнула, её губы тянулись в той сумасшедшей улыбке, от которой у Чимина скручивало кишечник. — Кто это? — Чимин этого не хотел, но тон его голоса предательски понизился. — Этого я сказать не могу, — Терри разочарованно надула губы и пожала плечами. Было видно, что происходящее приносило ей удовольствие. «Не стоило ожидать другого ответа», — думал Чимин, успокаивая самого себя. — Тот, кто сделал это, собирается продолжать? — надавливал он, но при этом не понижал больше голос ни на октаву. — Возможно. Я бы спросила, да вот только, — она потрясла перед глазами Чимина своими окольцованными в сталь наручников руками, — сложно сделать это, находясь за решеткой. Чимин медленно выдохнул и сжал руками, спрятанными под столом, собственные подрагивающие колени. — Этот человек собирается причинить вред Юнги? — вопрос, который интересовал его больше всего. Она засмеялась действительно громко и звонко, её хохот звучал как у полоумных людей, запертых в психушке. — Кто и собирается причинить ему вред, так это я. Уверена, сейчас он сидит и только и ждёт, когда я приду к нему, чтобы завершить то, что начала, — шипела она в бреду, её зрачки расширялись, и Чимин знал, что в этот момент она не могла контролировать себя. — Я вновь отрежу его причиндалы и на этот раз засуну их тебе в глотку, пока ты не начнёшь… — Достаточно! — выкрикнул ворвавшийся в допросную Хосок. — Уведите её! Охранники, стоявшие всё это время позади, уже держали Терри, оттаскивая её от стола. Женщина билась руками, её больные ноги безвольно болтались в такт движению её туловища. Её посадили на коляску и зафиксировали руки кожаными ремешками к подлокотникам. Под бешеные крики больной женщины Чимин, продолжавший недвижимо сидеть на месте с остекленевшими глазами, думал о сказанных ему словах. «Я вновь отрежу его причиндалы», — проносилось у него в голове без перерыва. Слова эти по звучанию были схожи со льдом, разламывавшимся с треском у Чимина под ногами, а потом он падал в студеную воду и тонул. «Вновь отрежу, отрежу, отрежу вновь.» Это значило, что она уже делала это. Что она отрезала у Юнги его… Чимин всхлипнул, его широко распахнутые глаза смотрели в стену, за которой, как он знал, сидели люди, что могли сейчас наблюдать за ним. Таким сломленным и шокированным. — Чимин, послушай… — говорил Хосок, но Чимин не реагировал на его слова. Он не слышал их. Только треск льда. Он быстро встал и опрометью вылетел из допросной. Он чувствовал себя глупым. Он думал, что был достаточно умным и что медали, грамоты и дипломы доказывали это, но нет. Чимин был невероятным дураком, который не смог увидеть очевидного. Юнги проходил реабилитацию полгода. Юнги не позволял трогать себя и в тот раз, когда Чимин всё же прикоснулся к нему, его поведение говорило само за себя. Признаки начинавшейся панической атаки были на лицо, но Чимин ни разу не допускал мысли, что встреча с Терри год назад была для Юнги столь болезненной. Роковой. Теперь же он понимал, что шрамы были не только на его груди. Не только на душе. Что они прятались под ширинкой, в том сокровенном месте, которое Юнги не позволял никому увидеть. Никому, включая Чимина. «Глупый, глупый, глупый.»