***
*** Ты же слабая, сводит икры ведь, в сердце острое сверлецо; сколько можно терять, проигрывать и пытаться держать лицо. Как в тюрьме: отпускают влёгкую, если видят, что ты мертва. Но глаза у тебя с издевкою, и поэтому черта с два. В целом, ты уже точно смертница, с решетом-то таким в груди. Но внутри еще что-то сердится. Значит, все еще впереди. (Вера Полозкова. А и всё тебе пьётся-воется) Наутилус Помпилиус — Матерь богов Таня зависла над полем, слушая, как Ягун пулемётной очередью выстреливает имена сборной Тибидохса. Невидимок он уже представил, и те тоже свободно парили в воздухе, вглядываясь в трибуны. Пару раз мимо Тани, как будто случайно, пролетал Гурий: он мягко улыбался, дождь заливал его фирменные заклеенные очки. Ливень, шедший с вечера, так и не утих — песок на поле превратился в грязное месиво. Защитный купол не пропускал лишь магию, способную причинить вред зрителям — в остальном же что они, что игроки были вынуждены терпеть не самые приятные погодные условия. Но Таня знала, что, как только начнётся матч, противный озноб, колотивший её сейчас, исчезнет, азарт игры воспламенит кровь, и она перестанет замечать косые струи, бившие её по лицу. Она прекрасно понимала, что стояло на кону, и как непросто им придётся в этом матче: сыгранная команда невидимок, где не было ни одной замены, и их — разномастная, состоящая из совсем ещё юных магов, не успевших до конца притереться друг к другу. Потенциал у обновлённой сборной Тибидохса был немалый, однако в этом матче им придётся выгрызать победу буквально зубами. Но эти мысли, крутящиеся вокруг любимого драконбола, перебивала другая — пчелиным жалом она засела в голове, не отпуская ни на минуту: Таня боялась за Глеба. Она не раз уже кидала взгляд на трибуну, где сидели преподаватели — бывший некромаг устроился в самом низу, с краю лавки. А из соседнего сектора на него коршуном смотрел Бессмертник Кощеев. А ещё полувампиры Франциск и Вацлав, которых Таня помнила по истории с зеркалом Тантала, и парочка боевых магов. Ощущение чего-то гнетущего повисло в воздухе, и Таня чувствовала, как начинает задыхаться. Рядом пролетел Ягун, чей усиленный в несколько раз голос громогласно объявил: — Итак, друзья, как здорово, что все мы здесь, а все они — не здесь! Игроков вы теперь знаете, новых просим жаловать, старых любить! Так что, ребятки, быстро забрасываем мячики и расходимся по домам, мне ещё нужно успеть на ночь прочесть сыну сказку о том, как великолепные, отважные русские драконболисты разбомбили любителей прозрачных плащиков. О, я уже ощущаю, как трещит моя жилетка от сглазов! Ладно, пожалуй, не буду накалять обстановку, она сама сейчас накалится, потому что на поле выпускают драконов. Позвольте представить вам нашу красавицу Раду! Не смотрите, что она девочка — эта крошка свирепей Гоярына и злее Кенг-Кинга, который поднимается с противоположного конца поля! Кто ещё не знаком, Рада — наш новый дракон, играла в матче против сборной вечности, который истинные любители драконбола точно не забыли, — поймав страшный взгляд Тани, играющий комментатор опомнился и зачастил: — Ну да это всё лирика! А теперь переходим к мясу! Вверх, тяжело взмахивая кожистым крыльями, взлетела Рада, хрипя и выдыхая из ноздрей облака пара и дыма. Из запертых ангаров донёсся рёв — напутствие Гоярына и его сыновей. — Арбитры выпускают мячи, сигнальная искра, и… началось! Игроки рванулись вперёд! Танька Леопольдовна на своём контрабасе почти сразу завладевает пламягасительным — талант, как говорится, не пропьёшь! И всё же, на правах друга, я настоятельно советовал бы тебе, Танька, закодироваться. А вот прожигать меня глазами не стоит, так недолго мяч упустить!… Что и случается, друзья — пламягасительный перехватывает Шейх Спиря, материализовавшийся из-под своей невидимой накидки. Таня поднялась вверх, почти под купол, где обзор лучше, и посмотрела оттуда на развернувшуюся игру. Все тревожные мысли вымело у неё из головы, как бывало всегда, когда вверх взмывала оранжевая искра, означавшая то, что девушка любила больше всего на свете: драконбол. Всё прочее перестало быть важным — лишь она, Таня, её верный контрабас и свистящий в ушах ветер. Правда, сейчас к ветру добавлялись мерзкие капли дождя — он заливал глаза, закладывал уши. Заметив, как капитан Глинт сел на хвост летевшей с чихательным мячом Маше Феклищевой, девушка скользнула вниз. — Десятый игрок нашей сборной ринулся на помощь Маше — Танька, на кой бес тебе это надо ради одноочкового, когда на другом конце поля идёт борьба за перцовый! Ха, однако девчонки не промах — вдвоём они зажимают Глинта, и ему приходится уйти в крен. Тем временем перцовый мяч оказывается в руках Гурия Пуппера — золото английской сборной устремляется с ним к дракону! Его пытается подрезать Сара Цойфер на своей золотой арфе, но безуспешно. Кстати, друзья, на арфе выбиты строки из Торы, если кому интересно. Никому? Ну и ладно, я всё равно не знаю перевод, тем более что у нас тут кое-что поинтереснее! Пурий Гуппер вырывается вперёд, ринувшись к Раде, легко обходит Рому Рыжего, к которому у меня есть парочка вопросов. И самый главный: родной, ты полузащитник или как? Кто-нибудь собирается защищать дракона? Где те, кто должен выполнять эту работу? Упс, неловко вышло — мне тут напоминают, что я один из них! Простите, господа, я временно затыкаюсь! Таня видела, что Гурий прорвался вперёд — резко взмахнув смычком, она заложила петлю, надеясь, что успеет. Уже на подлёте к дракону девушка увидела, что Пуппер скромненько, как будто даже нехотя забросил мяч в глотку Рады. Перед глазами полыхнула вспышка. Трибуны взревели. Гурий виновато посмотрел на Таню и вихрем понёсся к середине поля. — Пять-один в пользу невидимок, — мрачно провозгласил Ягун. — Но не будем отчаиваться! Тем более я вижу, что Карим Амирхан, Аладдин тибидохского разлива, устремился в погоню за обездвиживающим мячом. Однако! Карим успевает обойти Гулькинд-Носа, заложив пике, и одновременно охмурить с десяток девчонок своим томным взглядом. Думаю, ему пора открывать курсы по прицельному влюблению в себя без амурных заклинаний и любовных зелий! Итак, одурительный мяч у Амирхана, он несётся прямо к воротам невидимок — Кенг-Кингу!… Но что это? На пути у Карима вырастает О-Фея-Ли-Я со своей многозарядной дудочкой. Ковёр-самолёт проваливается в воздушную яму и переворачивается! Кажется, нашему мачо придётся немного отдохнуть на песочке! К нему бегут санитары, и я уже сейчас могу сказать, что самое главное не пострадало! Я про лицо, если вдруг вы подумали о другом, кхе-кхе… Ну что, фраера и… фраерихи, наша драконбольная разборка продолжается! Вижу Кэрилин Курло, которая мчит за чихательным мячом, ей на хвост садится Коля Кирьянов! Два КК летят ноздря в ноздрю, но вот Коля вырывается вперёд! Молодец, Коля, я всегда верил в тебя — даже когда, будучи зелёным первокурсником, ты чуть не угробил меня своим смехом! Предупреждаю: если сейчас забьешь, не смейся на радостях! Коля летел с неимоверной скоростью, вытянув руку — Таня поняла, что ему осталась до мяча всего пара сантиметров, как вдруг сверху на него спикировал Адмирал Жульсон. Древком метлы он зацепил трубу пылесоса Коли, резко рванув, и юношу закружило в воздушном потоке. Дочь Леопольда Гроттера с тоской увидела, как Коля упал на песок, не успев подстраховаться даже Ойойойсом — его нога неестественно вывернулась, и лицо мальчика искривила гримаса боли. Минус два игрока, плюс заброшенный мяч. Так плохо сборная Тибидохса не стартовала уже давно. Разозлившись, Таня рванула вперёд, надеясь успеть за чихательным, но Кэрилин Курло опередила её. Аня Лебедева метнулась ей наперерез, пытаясь перехватить мяч до того, как он попадёт в глотку дракона, но Кэрилин что-то прошептала, и Аня на своём крошечном красном пылесосике дёрнулась вниз и в сторону. Лиловая вспышка — и Рада, широко разинув пасть, с оглушительным чихом выпустила короткую струю пламени. Попав под дождь, она, окутанная паром, не погасла, зато над полем клочьями повис туман. — Да уж, друзья, у меня плохие новости: этот мяч забили не мы. И даже первый забили не мы. Казалось бы, куда хуже — а вот сюда. Но русские не сдаются! Мимо меня промчалась Вика Рыжова на новеньком пылесосе «Лопух-дизель» — кстати, это такая ненавязчивая реклама моего магвазина, адрес: Лысая Гора, четвёртый дом от кладбища номер два. Пылесос Вики я лично с утра заправил перхотью барашки и ногтями хмыря! На этой гремучей смеси он носится, как выпущенный из пращи! Я вижу, что Вика отпустила крышку пылесоса и самыми кончиками пальцев сумела схватить одурительный мяч! Она мчится к Кенг-Кингу, однако с разных концов поля уже летят, набирая высоту, Принц Омлет и Адмирал Жульсон, намереваясь спикировать сверху и отнять мяч. Вика пытается снизиться, видимо, чтобы затем подлететь к дракону сбоку. Рыжова, звонил здравый смысл, и сказал, что ты не права! Но не переживай, супергерой Ягунчик уже мчится тебе навстречу. Он устремился наперерез, уже понимая, что не успевает, и делая Вике сигнальный жест. Девушка поняла его и метнула мяч, шепнув заговор. Принц Омлет, оказавшийся быстрее Жульсона, уже протянул руку, одарив Вику снисходительной улыбочкой — чтобы обучиться заговорённому пасу, нужны долгие годы тренировок, а для половины игроков сборной Тибидохса это был первый серьёзный матч. Однако случилось непредвиденное — когда одурительный мяч уже почти лёг ему в руку, Вика мило улыбнулась и что-то прошептала. В ту же минуту мощный удар сшиб Омлета с метлы. Во время падения в его глазах читался шок — он так и не смог понять, как это произошло. Ягун, назвав правильное контрзаклятие, поймал мяч, красиво обошёл Адмирала Жульсона, рванув вперёд, но на подлёте к дракону его уже поджидала О-Фея-Ли-Я. Она вскинула свою флейту, однако страховавшая Ягуна Вика была начеку: она вновь шевельнула губами, и англичанка, вскрикнув, выронила инструмент. Внук Ягге, развернувшись, забросил одурительный мяч в пасть Кенг-Кинга. Вспышка — и трибуны с болельщиками Тибидохса взорвались криком. — Ну что, семь-один в пользу невидимок! Однако один гол у нас уже есть, хотя не помню, когда я последний раз хвастался подобным! Но не будем о плохом, ведь наш неутомимый второй тренер — кстати, это правда, если кто не верил, — наша Татьяна Леопольдовна только что поймала пламягасительный мяч! Я вижу, как Глеб Бейбарсов томными глазками посматривает на неё — здесь я согласен с последним, Танька в полёте прекрасна! Она обходит Бэд-Фэт-Рэта, закладывает вираж и несётся к воротам невидимок. Дорогу ей преграждает внезапно вынырнувший из своего плащика Пуппер. Не удивлюсь, если он прямо сейчас начнёт признаваться ей в любви! Танька, отвлеки его, подыграй, ну! Ха, это не требуется — она бочкой уходит вверх, почти под купол, и там её уже теснит Трумэн Душ! Чтобы не разбиться о барьер и избежать столкновения, Тане пришлось поднырнуть под метлу американца, и он этим воспользовался, нагнувшись и сдёрнув мяч с крепления на плече. Девушка взмахнула смычком, немного сбрасывая скорость, и резко развернула контрабас, так, что её прижало к скользкой полировке. Однако время было уже упущено — Трумэн прорвался к Раде и атаковал. Дорогу ему загородил Рома Рыжий, летевший наперерез. В последний момент американец, поняв, что от столкновения не уйти, выпрямил древко метлы, направляя его в сторону, так, чтобы оказаться под удачным углом, и метнул мяч. Рома не успел сориентироваться, и метла с пылесосом встретились в воздухе с оглушительным «хрясь!». Спустя пол-минуты обоих игроков уносили с поля санитары, а Рада недоуменно трясла головой, не понимая, почему больше не может выдыхать привычным пламенем. — Пламягасительный мяч отыгран, друзья, у нас десять-один, ведут невидимки! Да, вынужден признать, подготовились ребята серьёзно, тактику явно не из носа выковыряли. Но я всё же считаю, что повыщёлкивать молодых игроков магией и нахрапом — не такое уж большое дело. Однако мы отвлеклись! В игре остался один-единственный мяч, именно он решит исход игры! И прямо сейчас за него уже развернулась борьба посреди поля — Сара Цойфер, которую теснит Гулькинд-Нос, отдаёт пас Вике Рыжовой, та устремляется к воротам противника! Кажется, её нужно подстраховать. Выпустив из трубы реактивную струю, играющий комментатор ринулся навстречу Вике, краем глаза отмечая, что капитан Глинт направил метлу в их же сторону. Прикинув, что он вряд ли успеет, Ягун приготовился ловить заговорённый пас. Мяч уже почти коснулся его руки, и внук Ягге прошептал блокирующее заклинание. Уже в следующий миг он понял, что это было ошибкой, поскольку его чуть не смело с пылесоса мощным порывом воздуха — пронёсшийся мимо Глинт с глумливой ухмылкой отдал ему салют, будто благодаря за подаренный мяч. Ягун с трудом удержался от того, чтобы не хлопнуть себя по лбу от досады — их приём раскусили! Пролетевшая мимо Таня бросила на него испепеляющий взгляд, точно таким же играющего комментатора наградила Вика. Он поёжился: — Мамочка моя бабуся, ребята, я не могу разочаровывать всех сразу! Становитесь в очередь. Каюсь, грешен, упустил! Однако наш второй тренер уже щемит Глинта к магическому барьеру, и, честно сказать, я не завидую капитану невидимок! Таня Гроттер бросает контрабас в вертикальный полёт, и Глинту приходится дёрнуться в сторону, чем Таня не преминула воспользоваться! Обездвиживающий мяч в руках у десятого игрока сборной Тибидохса! Давай, Танька, давай! Таня не слышала его. Звуки вязли в душном, тяжёлом воздухе. Порывистый ветер бросал в лицо мелкую морось дождя, и девушка не сразу различила странный силуэт, мелькнувший впереди. Доли секунды потребовались ей на то, чтобы понять — капли обтекают фигуру! В такую погоду плащ невидимок не всегда их спасал, поэтому в последний момент девушка затормозила, поводя смычком, волос которого отсырел. Однако на манёвренности это никак не сказалось, и контрабас лихо нырнул вниз, уходя с линии столкновения, но девушка успела заметить, как под распахнувшимся плащом показался Гурий Пуппер. Девушка летела вперёд, не видя, но зная, что знаменитый очкарик у неё на хвосте. Закусив губу, она пыталась просчитать возможные комбинации. Если лететь напролом, то Пуппер нагонит её в последний момент, а там и помощь к нему подтянется. Поэтому Таня сделала единственное, что пришло ей в голову — уйдя в крутой крен, она устремилась в противоположную сторону, прямо навстречу Пупперу. Он не замедлял скорости, и Таня понимала — такой профессионал спокойно раскусит её тактику, он знает, что она не пойдёт на прямое столкновение в такой ответственный момент. И девушка пришла к выводу, что нужно делать ставку на внезапность, и на былые чувства Гурия, которые, пусть и остыли, но не прошли бесследно. Когда до него оставались считанные метры, Таня набрала полную грудь воздуха и резко направила контрабас вверх, закладывая мёртвую петлю. Инструмент закружило в воздушном потоке, который увлёк за собой и метлу Пуппера. Мгновение Таня думала, что она сорвётся в штопор и рухнет, однако ей удалось выровнять инструмент. Мяч по-прежнему был пристегнут к её предплечью. Она не стала проверять, что там с Гурием, потому что знала — он переживал заварушки и покруче. Пот и дождь заливали девушке лицо, когда она на полной скорости устремилась к Кенг-Кингу. О-Фея-Ли-Я больше не могла защищать ворота, а Гулькинд-Нос успешно устранился, когда перед ним невесть откуда выросла девчушка с толстыми, как у хомяка, щеками. Она что-то шепнула: древко метлы Носа покрылось изморозью, и он, страхуя себя заклинаниями, аккуратно опустился на мокрый песочек. Но Таня всего этого не видела. Лишь цель. Пульс частил у неё в ушах. Она была твёрдо намерена любыми способами отвоевать победу, запрыгнуть в пасть дракона вместе с мячом, если это принесёт её команде победу. Однако этого не потребовалось. Поднырнув под массивную голову Кенг-Кинга, девушка быстро развернула контрабас, повернулась спиной вперёд и забросила обездвиживающий мяч в приоткрытую пасть. Быстро сменив положение, она ощутила, как сзади полыхнула вспышка, и трибуны взорвались криком и стонами. — Одиннадцать-десять! Сборная Тибидохса победила! Таня уже не обращала внимания на произошедшее. Её глаза устремились к преподавательской трибуне, туда, где Сарданапал с Меди что-то втолковывали Бессмертнику Кощееву, стараясь перекричать гвалт толпы, и где Глеба Бейбарсова взяли в плотное кольцо боевые маги.***
Будь, пожалуйста, послабее. Будь, пожалуйста. И тогда подарю тебе я чудо запросто. И тогда я вымахну — вырасту, стану особенным. Из горящего дома вынесу тебя, сонную. Я решусь на все неизвестное, на все безрассудное — в море брошусь, густое, зловещее, и спасу тебя! Это будет сердцем велено мне, сердцем велено... Но ведь ты же сильнее меня, сильней и уверенней! Ты сама готова спасти других от уныния тяжкого, ты сама не боишься ни свиста пурги, ни огня хрустящего. Не заблудишься, не утонешь, зла не накопишь Не заплачешь и не застонешь, если захочешь. Станешь плавной и станешь ветреной, если захочешь... Мне с тобою — такой уверенной — трудно очень. Хоть нарочно, хоть на мгновенье — я прошу, робея, — помоги мне в себя поверить, стань слабее. (Роберт Рождественский. Будь, пожалуйста, послабее) Кипелов — Я свободен Небо распорола кривая молния. Потонули в громовом раскате крики болельщиков. Все происходило стремительно и как будто во сне: боевые маги несколькими сдвоенными искрами смогли пробить дыру в силовой защите поля, которая пошла трещинами, и в образовавшееся пространство, со сглаздаматами наперевес, ринулись магнетизеры. Со стороны океана небо загородила сразу дюжина каменных склепов с маготворцами вуду на борту. Глеб уже видел, как его окружают противники во главе с Франциском и Вацлавом. Он бросил быстрый взгляд на академика, который с напряжённым лицом пытался что-то объяснить Бессмертнику. Однако тот смотрел в упор на Глеба, и в его пустых глазницах тлели, как угли, две алые точки. Поняв, что дело дрянь, бывший некромаг вскинул руку с кольцом, намереваясь призвать свою ступу, но в тот момент, когда она материализовалась перед ним, стоявший в нескольких метрах магнетизер уничтожил её боевой искрой. — Вы хотите развязать бой? — кричал Сарданапал. — Нет, академик, — отвечал глава Магщества, — но я не люблю, когда из меня делают дурака. Мы покинем Буян только при одном условии: с Бейбарсовым и Амулетом сотни магов. Поняв, что их худшие опасения подтвердились, Сарданапал развернулся в сторону поля, сделав Глебу условный знак. Этот план они отрабатывали сотни раз, и бывший некромаг всё понял ещё до того, как с уст главы Тибидохса сорвалось заклинание: — Ящерос финалис капутос! Рада, всё ещё парящая над полем, повернула массивную голову, и в её узких зрачках полыхнуло пламя. Она широко взмахнула крыльями, воздушным вихрем отбрасывая уже подступавших к ней боевых магов на несколько десятков метров, и подлетела к Глебу, зависнув перед ним. В теории Бейбарсов знал, что делать, однако на практике… Он замешкался буквально на секунду, но помощь пришла неожиданно: кинув случайный взгляд на нижний ряд трибун, Глеб заметил, что к нему пытается прорваться Валялкин. Он пытался что-то сказать, перекрикивая громовые раскаты, шум дождя и вопли. — Прыгай на спину и цепляйся рукой за чешую! За чешую, говорю, держись! Ну, давай же! И Глеб прыгнул, неуклюже, но довольно метко приземлившись в том месте, где тело дракона переходило в шею. Игнорируя резкую боль от удара, он сразу вцепился в шершавую чешую Рады. Вовремя, потому что в следующий миг она резко набрала высоту, уходя от залпов пепеломета. Бейбарсов краем глаза видел, что Медузия во главе с другими преподавателями спешно пытались выстроить защиту вокруг болельщиков, в числе которых были и дети-подростки, но потом перед ним возникла Таня — бледная, но решительная, она летела прямо над головой Рады. — Что мне делать? — крикнула она. — Таня, снижайся, пожалуйста! Их слишком много! Пока я верхом на драконе, им не так просто достать меня, а ты уязвима! Девушка усмехнулась и упрямо мотнула кучерявой головой: — Мы, вроде как, собираемся дать друг другу клятву быть вместе в счастье и горести, Бейбарсов! Чёрта с два я тебя брошу! Он сжал зубы, когда она, накренив контрабас, ушла в сторону, пропадая из поля его зрения. Но возможности следить за ней у него уже не осталось — мощный залп, состоящий сразу из нескольких искр размером в кулак, обрушился на них с Радой. Наугад крепко сжав бока дракона и наклонившись вправо, Глеб понял, что угадал — Рада мгновенно сменила курс, уходя от столкновения с заклинаниями. Однако он не успел обрадоваться — одна красная искра всё же попала в цель, пробив кожистую перепонку крыла. Дракон взревел от боли, полёт стал неровным, но, заложив крен, Бейбарсов понял, что на манёвренности это не сказалось. Бросив взгляд вниз, он заметил, что Ленка и Жанна, неизвестно когда и как оказавшиеся на поле, бомбардировали магнетизеров заклинаниями. Рядом с ними, спина к спине, стоял Валялкин. Сверху их страховал Ягун на своём реактивном пылесосе и сидящий за ним Шурасик. В этой каше мелькнули даже несколько невидимок, в том числе Гурий. На самом верху трибун Сарданапал спорил о чём-то с Бессмертником Кощеевым, который хладнокровно наблюдал за разворачивающейся бойней. Графин Калиостров трусливо жался за его спиной, а маг Тиштря вообще умудрился заползти под скамейку, предварительно спрятав там всех своих жён. — Чего вы хотите добиться? — в ярости воскликнул Сарданапал. — Ничего, дорогой мой академик, кроме того, на что имею законное право. Вы укрываете у себя преступника и противодействуете его аресту! Более того, вы скрыли от Магщества то, что вами был обнаружен древнейший и ценнейший артефакт — а подобные находки, как вы знаете, всегда должны быть в сфере нашего руководства! — Вы хотите получить Амулет? — спокойно спросил академик, запуская руку в просторный карман. — Пожалуйста! Всё происходящее запечатлевали операторы под руководством Гробыни Склеповой и Грызианы Припятской: первая отдавала команды, вторая комментировала. Сарданапал понимал, как нужна будет им огласка, если дело запахнет жареным. Глеб, пролетая над полем на спине Рады, обстреливал боевых магов сдвоенными искрами. Его кольцо накалилось и больно жгло руку, но он не обращал на это внимания. Сила — мощная, тёмная, обжигающая внутренности, — текла по его венам, оставляя густой осадок. Его манера боя — яростная, безрассудная — на какое-то время, видимо, обескуражила противника, но затем залпы удвоились, атакуя дракона и наездника. Заметив очередную искру, усиленную столько раз, что она была размером почти с его голову, Глеб развернул Раду, решив не уходить от удара далеко, а только увернуться, лишив противника преимущества угадать его дальнейшее движение. Однако в этот раз дракон не послушался, вильнув вниз. В тот же момент тело Бейбарсова прострелила боль. Он не заметил искры, не почувствовал удара, но боль расходилась по его телу волнами. Свесив голову, Глеб прищурился от дыма, разглядывая поле боя, и, наконец, заметил его: огромный боевой маг с пегой бородой, глумливо ухмыляясь, вертел в руках большой хрустальный шар. С такого расстояния бывший некромаг не мог понять, что там, но догадался, что внутри шара мечется его собственное отражение. Маг провёл по шару остро заточенным коротким ножом, и тело Бейбарсова снова скрутило от боли. Стиснув зубы, он увёл дракона в глубокий крен, чтобы атаковать под другим углом, когда сверху на него внезапно обрушился целый залп искр. Понимая, что его загнали в ловушку, Глеб, полуослепший от боли, заблокировал её заклинанием и, стиснув бока Рады, заложил бочку, надеясь лишь на то, что его не сбросит с шипастой спины. Едва вынырнув из виража, он пошёл в лоб на склепы Магщества, а потом открыл кулак и сжал его, отдавая команду дракону. Он видел, как пепеломётчик разворачивает орудие, целясь в них, но уже знал, что тот опоздает. Рада распахнула зубастую пасть и выдохнула струю огня. Огненный вал обрушился на те склепы, что не успели уйти из-под удара. Камень, из которого они были сделаны, мог выдержать всё: усиленные боевые искры, удары из магоносца «Крошка Цахес», обстрел из сдвоенных пепеломётов. Всё — но не драконий огонь, сильнее которого была лишь магия стражей. Склепы пошли трещинами, начали крошиться и один за другим рухнули вниз. Глеб на секунду прикрыл глаза, надеясь только, что там не оказалось никого из союзников, а когда открыл их, то увидел, как рядом с ним зависла Таня. В её взгляде читался испуг, возбуждение, ярость и азарт битвы. Почти вся правая половина её комбинезона оплавилась и свернулась — её явно лизнул язык пламени. И при этом она улыбалась ему. Улыбалась! Сумасшедшая, он всегда это знал. Глеб невольно улыбнулся ей в ответ… А следом увидел, как оставшиеся склепы вновь пикируют на них сверху. Рада с шипением втягивала воздух, готовясь дать очередной залп, но Глеб знал, что она не успеет. Манёвренность гигантских склепов и огромного дракона примерно одинаковая, зато орудиям и боевым магам нужно больше времени, чтобы прицелиться. В одну секунду взвесив всё это, он крикнул Тане: — Не лети за мной! Ты слышишь? Но та упрямо мотнула головой, подлетая ещё ближе. — Таня! — Я буду с тобой до конца! — выкрикнула она. Времени на споры больше не оставалось. На них уже смотрели духа пепеломётов. Тогда Глеб выдохнул, что есть силы обхватил шею Рады руками и, приказав: — Держись прямо надо мной, слышишь? Прямо над моей спиной! — резко дернул дракона за чешую, заставляя вскинуть морду вверх. Как ни странно, Рада поняла, чего от неё хотят: сложив крылья, она штопором ввинтилась в небо, уходя от обстрела. Внизу разворачивался ужас боя: дым, пот, кровь. На земле лежал обездвиженный заклинанием Кенг-Кинг, а на нём покоились обломки каменных склепов. Дракон был мёртв. Из закрытых ангаров вырывались клубы дыма, слышался рёв запертого Гоярына и его сыновей — они чуяли битву, чуяли смрад и смерть. Косые капли дождя били Глебу в лицо. Он ощущал дёргающую боль в голове — скорее всего, парочка сглазов всё же угодила в него. Остановившись почти над завесой чёрных туч, там, где небо разрывали косые молнии, он крикнул Тане, наблюдая, как к ним приближаются склепы Магщества: — Подлетай как можно ближе ко мне! За мою спину, давай! И ни в коем случае не высовывайся! Бейбарсов видел, как девушка хочет что-то возразить, и резко перебил: — Таня, хоть раз в жизни не спорь со мной и сделай, как я сказал! Она кивнула, залетая за его спину и держась таким образом, чтобы мерно движущиеся крылья Рады не задели контрабас. Склепы подлетали всё ближе и ближе, до них оставалось уже несколько десятков метров, и было видно, как разворачиваются пустые дула пепеломётов. — Глеб! — воскликнула девушка. — Ещё немного, — он произнёс это так тихо, что она едва расслышала слова за шумом бури. Десять метров. — Глеб!! Он быстро обернулся, проверив, на каком расстоянии находится Таня, а потом вскинул руку и сделал быстрое движение, прочерчивая кольцом в воздухе окружность: — Гностис фатум! Она узнала это заклинание, но не успела испугаться, лишь ощутила упругий толчок магии, как от ударной волны. Но прежде, чем каменные склепы осыпались песком, рассечённые ратным заклинанием, несколько магнетизеров успели выпустить боевые искры. Глеб попытался блокировать их, но кольцо, ослабленное после мощного колдовства, смогло лишь немного замедлить искры. Несколько попали в голову и крылья Рады, отскочив и опалив поверхность контрабаса, а одна из них ударила Глеба в грудь. Крик Тани донёсся до него как будто издалека, а следом раздался рёв раненого дракона. Рада дёрнулась раз, другой, а затем перевернулась в воздухе, сбрасывая Глеба, и начала падать. Теряя сознание от боли, он видел, что контрабас, потерявший управление, опрокинулся, и вскинул руку, собирая последние силы. Бывший некромаг успел прошептать страховочное заклинание для Тани. Для неё — но не для себя, и хотя падение показалось ему бесконечным, уже в следующую секунду он ударился о мокрый песок, услышал пугающий хруст, и всё померкло.***
Мы случились однажды — больше мы не смогли, и весна отказалась просить за нас. Платье мокнет в студеной твоей воде, не пуская под кожу смертельных фраз, губы бережно повторяют: все рассветы творятся только в живой душе, остальное лишь тени, лишенные Божьих глаз, Остальное — лишь тени, лишенные Божьих глаз... И твоя вода меня накрывает. (Катарина Султанова. Мы случились однажды) Линда — Северный ветер Первое, что Таня увидела, открыв глаза — испуганные лица Ваньки и Ягуна, склонившиеся над ней. Высоко над их головами висело свинцовое небо. Дождь прекратился. Голоса друзей долетали до неё как будто издалека. Девушка попробовала пошевелиться и ощутила, как правую сторону тела обожгло болью. Но в целом, она была в порядке, если не считать головокружения и ноющей шеи. Цепляясь за руку Ваньки, она с трудом села и огляделась: вокруг стоял смог, с неба летел пепел. На земле лежали обломки склепов, сломанные мётлы и покорёженные пылесосы, её контрабас, потерявший струну и покрытый копотью. Вздрогнув, Таня заметила рядом несколько тел и прикрыла глаза, боясь узнать в одном из них того, кто спас её. — Где он? — прошептала девушка разбитыми губами. — Где Глеб? Ягун мотнул головой куда-то в сторону. Таня посмотрела в указанном направлении. Там над лежащим без сознания Бейбарсовым склонилась Ягге, до этого успевшая быстрым и цепким взглядом окинуть внука. На её плечах не было привычной старой шали, а лицо озабоченно хмурилось. Таня рванулась туда, но обожжённое плечо прострелило болью, и перед глазами замелькали тёмные точки. — Танька, погоди, давай ты в себя для начала придёшь, — озабоченно пробормотал Ягун. — Ты не понимаешь, мне надо к нему… — она предприняла ещё одну попытку. На этот раз у неё получилось: молчаливый Ванька приподнял девушку и позволил опереться на себя, осторожно подводя к Глебу. И чем ближе они подходили, тем сильнее билось её сердце. Голова, лицо и грудь Бейбарсова были залиты кровью. Чёрные волосы слиплись, глаза были закрыты, а правая нога неестественно вывернута. Сердце Тани запнулось. — Он жив? — выдавила она. Ягге подняла голову: — Жив. Больше она ничего не добавила, потому что их уже окружили оставшиеся боевые маги. С трибун к ним быстрым шагом спешил Сарданапал, а за ним семенил Бессмертник, сжимавший в руках длинную цепочку. Таня пригляделась и поняла: это был Амулет сотни магов. При приближении главы Тибидохса магнетизеры кинули взгляд на Кощеева, тот неохотно кивнул, и они расступились. Академик быстро осмотрел Глеба и, наклонившись, о чём-то негромко заговорил с Ягге. Подошедший Бессмертник с пренебрежением оглядел лежавшего на земле Глеба и стоящих вокруг молодых магов, а затем скрипучим голосом обратился к Сарданапалу: — Вот видите, академик, всего этого можно было бы избежать, отдай вы нам сразу Амулет и выдай Бейбарсова. Сарданапал медленно повернулся к нему, и Таня поразилась холодному огню презрения и гнева, что зажёгся в его глазах. — Всего этого можно было бы избежать, если бы Магщество не думало, что оно умнее всех, — размеренно заговорил он. Заметив, что Бессмертник задохнулся от возмущения, академик поднял руку, не давая ему сказать ни слова: — Да, если бы вы дали мне возможность объясниться, то узнали бы, что я собирался отдать вам артефакт. Вот только он не стал бы очередным сокровищем в вашем хранилище. Этот медальон — пустышка. Проверьте, если хотите — ваш уровень магии позволит вам это сделать. Глава Магщества подозрительно сузил свои страшные глаза, а затем выпустил из перстня красную искру, прошептав какое-то заклинание. Амулет окутало потрескивающее алое свечение, а через секунду погасло. Кощеев уставился на покачивающийся в его руках Амулет неверящим взглядом, а потом повернул к собеседнику искажённое яростью лицо: — Вы подменили его! Оставили настоящий Амулет себе, а мне подсунули пустышку! — По-вашему, я настолько глуп? Мне прекрасно известно, что вы можете обыскать школу от верхушек башен до подвалов. И я не буду возражать, если вы вознамеритесь, однако поверьте мне — артефакта вы не найдёте. Потому что его не существует. Это одна большая химера. Таня видела, как постепенно на лице Бессмертника, напоминающем обтянутую кожей черепушку, проступает понимание, что Сарданапал прав. Но это нисколько не умалило его гнев — наоборот, глава Магщества рассвирепел ещё больше. — Что ж, в таком случае, я забираю Бейбарсова, и мы улетаем. Но имейте в виду, академик: если я узнаю, что вы обманули меня… — Уверяю вас, я бы не посмел. И да, я с радостью провожу вас на выход, господа, вот только Глеб Бейбарсов останется здесь. По той простой причине, что вы хотите судить раненого и невиновного. — Невиновного?! — прошипел Кощеев. — Вы что, забыли историю с Танталом? Забыли, что он сделал с нашими людьми, с разведчиками? Что он угодил в Тартар и сумел оттуда выбраться? — Не забыл, — покачал головой академик. — Только всё перечисленное совершил молодой некромаг, которого больше нет. Здесь же, — он указал на по-прежнему лежащего без сознания Глеба, — находится светлый маг, искупивший свои грехи. И я лично беру его под свою защиту. Бессмертник скривил губы в злобной усмешке и повёл костлявой рукой вокруг: — Хотите сказать, что это работа светлого мага? Вы видите, что он натворил? — Вы сами вынудили невиновного человека защищать свою жизнь и свободу. Будь я на его месте, поступил бы точно так же. — Он использовал ратную магию! Запрещённую магию! — не успокаивался глава Магщества. — Методы боевых пешек, находящихся под вашей протекцией, тоже далеки от законных, — спокойно заметил Сарданапал, но его цветные усы начали беспокойно подрагивать. — Они защищали интересы Магщества и выполняли мой приказ! — Что ж, могу сказать то же самое: Глеб Бейбарсов выполнял мой приказ и защищал школу! Таня почувствовала, как воздух густеет. Два сильных мага были готовы к тому, чтобы вступить в открытую схватку. Что неизбежно произошло бы, но в этот момент в небе, закрытом тучами, полыхнули семь радуг Гардарики. Все присутствующие завороженно уставились вверх: яркие цветные полосы не гасли долгих десять секунд. А потом прямо посреди образованного магами круга материализовались трое: высокий плечистый мужчина в кожаной куртке, смуглый юноша и темноволосая девушка в переливающемся нагруднике. Появление нежданных гостей было встречено гробовым молчанием: все смотрели на них, а они, в свою очередь, оглядывали побоище. Таня заметила, как рука девушки непроизвольно дёрнулась и застыла: будто она сжала в ладони что-то невидимое. Первым опомнился одетый как байкер мужчина. Шагнув вперёд, он сурово посмотрел сначала на Бессмертника, а потом перевёл на Сарданапала смягчившийся, но по-прежнему требовательный взгляд: — Что здесь произошло? Глава Тибидохса в нескольких предложениях изложил суть дела. Таня не знала, кем был незнакомец, но при этом ощущала, что он не маг, а кто-то явно больший. Это стало ещё очевидней, когда девушка заметила, как магнетизеры опасливо пятятся от него. Даже Бессмертник отступил на несколько шагов, явно собираясь улизнуть, но ему не позволили этого сделать. Резко развернувшись, байкер молча протянул руку, и глава Магщества, всё поняв, вложил ему в ладонь бесполезный теперь Амулет. При соприкосновении сухой ручонки Кощеева с кожей незнакомца по телу первого прошла дрожь. Бросив на артефакт беглый взгляд, байкер небрежно перебросил его юноше, и тот ловко поймал медальон. Таня ощутила непонятное беспокойство: юноша чем-то напомнил ей Глеба — такой же высокий, смуглый, жилистый. Приглядевшись, она ахнула — на неё смотрели знакомые, чёрные зрачки-колодцы. Это был некромаг. Но во взглядах, которые бросала на него стоящая рядом хорошенькая девушка, не было страха и презрения, лишь притаившаяся на дне грусть. Развернувшись к Бессмертнику, байкер окинул его с ног до головы презрительным взглядом, и над полем раздался его густой бас, причём Таня могла бы поклясться, что для этого он не применял магии: — Видимо, настало время нам вмешаться. Я официально уведомляю вашу конторку, что Глеб Бейбарсов теперь светлый маг. Магические способности были возвращены ему почти год назад, и за него поручились Прозрачные Сферы. Рокот пронёсся над толпой, когда все услышали последние слова. Прозрачные Сферы. Силы, внушающие благоговение и трепет. — Отныне любое посягательство на свободу этого мага будет означать посягательство в нашу сторону, а у вас, я надеюсь, не хватит глупости сделать подобное. Если Бессмертник и был разозлён, то ничем не показал этого, лишь закивал своей черепушкой, а затем подал знак своим прихвостням. Боевые маги, обходя за полсотни метров хранителя Прозрачных Сфер, потянулись за своим предводителем, и вскоре единственный уцелевший в битве склеп с жалкими остатками магнетизеров на борту исчез в грозовых тучах, раскинувшихся над Буяном. Боковым зрением Таня заметила сбоку какое-то движение. Повернув голову, она увидела, что к ним через всё поле спешит перепуганная девушка с развевающимися на ветру белокурыми волосами. Это была Катя Лоткова. С разбегу бросившись в объятия мужа, она сжала его так крепко, что лицо играющего комментатора покраснело. Её плечи дрожали. — Ну будет тебе, будет, слышишь… — Ягун смущенно прижал жену к себе. Гурий Пуппер, опустившись на колени возле тела Кенг-Кинга, растерянно гладил его большую чешуйчатую голову. Маги ошарашенно переглядывались, пытаясь оценить масштаб произошедшего. Они стояли, залитые кровью и дождём, и вокруг бушевала уже другая буря — буря грядущих перемен.***
Помолчи меня, полечи меня, поотмаливай. Пролей на меня прохладный свой взор эмалевый. Умой меня, замотай мне повязкой марлевой Дурную, неостывающую башку. Укрой меня, побаюкай, поуговаривай, Дай грога или какого другого варева; Потрогай; не кожа - пламя; у ока карего Смола закипает; все изнутри пожгу. Такая вступила осень под сердце точненько – Пьешь горькую, превращаешься в полуночника, Мешком оседаешь в угол, без позвоночника, Как будто не шел – волок себя на горбу. Да гложут любовь-волчица, тоска-захватчица – Стучит, кровоточит, снится; поманит – спрячется; Так муторно, что и хочется – а не плачется, Лишь брови ломает, скобкой кривит губу. Становишься громогласной и необузданной, И мечешься так, что пот выступает бусиной У кромки волос. Останься еще. Побудь со мной. И не отводи целительные глаза. (Вера Полозкова. Пшшш) Агата Кристи, Би 2, Lumen — Мы Не Ангелы, Парень Глеб очнулся только на следующее утро. Осмотревший его Эссиорх — так звали хранителя Прозрачных Сфер — сделал только одно: провёл рукой над изломанным телом, и от жуткого хруста выпрямленного позвоночника всем стало не по себе. После этого он позволил унести бывшего некромага с поля, сказав, что опасности для его жизни нет, и Бейбарсов сможет восстановиться сам, нужно только время. Но когда Глеб открыл глаза впервые, он ещё не знал, чем закончился бой. Он не знал, что почти всю ночь магспиранты, преподаватели и даже невидимки провели на драконбольном поле, устраняя разрушительные последствия битвы. Как с помощью Сарданапала и Медузии массивное тело Кенг-Кинга опустили в бушующие волны океана, и оно погрузилось на дно. Как до самого утра в кабинете главы школы горел свет — там он совещался с прибывшими незнакомцами. Он не знал, что Таня почти всё это время безвылазно сидела у его постели, меняя компрессы на его горячем лбу, и как она уснула, уронив всё ещё покрытую пеплом голову на одеяло. Тусклый утренний свет в первые секунды показался ему резким до боли, и он замычал, пытаясь привстать. Таня сразу же вскочила и аккуратно, но твёрдо заставила его опуститься на подушки. Глеб приоткрыл потрескавшиеся губы, но не смог выдавить из себя ни звука. Девушка всё поняла и, осторожно приподняв его голову, поднесла ко рту стакан с водой. Когда он, напившись, бессильно упал на подушку, она положила ему на лоб прохладную руку и, слабо улыбнувшись, прошептала: — Спи. Он повиновался. Весь день Глеб то проваливался в какой-то липкий полубред, то вновь выныривал на поверхность, и тогда он смутно слышал голоса, знакомые голоса, которые беспокоились о нём: Ленка, Жанна, Сарданапал. Ягге, иногда Ягун или Шурасик, кто-кто из невидимок. Но потом его опять забирал к себе кошмар, в котором он снова боролся за свою жизнь, и тогда Глеба прошивало страшное, дикое ощущение, что всё произошедшее с ним за последние полтора года — сон, что он вновь лежит, оправляясь от раны, нанесённой осколком косы Мамзелькиной, что он лишился магии, потерял смысл жизни, что он вновь одинок и несчастен. И тогда в этом кромешном аду, в этой тьме он начинался метаться и бредить, он искал и звал лишь одну — и когда его лица касалась её ладонь, когда он слышал её тихий успокаивающий шёпот, то в душе бывшего некромага разливался покой, и он засыпал на несколько часов спокойным сном, чтобы затем вновь погрузиться в дебри кошмара. Так продолжалось до вечера следующего дня, когда Бейбарсов пришёл в себя и посмотрел вокруг уже осмысленным взглядом. Он по-прежнему находился в магпункте. Комната была погружена в полумрак, освещённая лишь десятком свечей. Других пациентов рядом не было — все койки, кроме его, стояли аккуратно застеленными. Рядом с ним в кресле спала Таня, а с другой стороны от кровати стояла Ягге, менявшая ему бинты. Заметив, что он проснулся, она улыбнулась и покачала головой: — Помнится, когда я лечила тебя ещё в бытность некромагом, всё диву давалась — и как эта зараза так на вас действует, что нигошеньки вам не делается. А теперь вижу, ты сам по себе крепкий малый. Вон как тебя переломало, и ничего, живёшь. Оно, конечно, тебе подсобили чуток, но ты всё равно боец. Глеб разлепил пересохшие губы и спросил надтреснутым голосом: — А как остальные? — Вот она тебе сейчас и расскажет, — подмигнула колдунья, указывая вбок и собирая испачканные бинты. Повернувшись, Бейбарсов увидел, что Таня, проснувшись, смотрит на него. Её лицо было усталым и осунувшимся, но в глазах искрилась улыбка. Дождавшись, пока Ягге скроется за ширмой, девушка наклонилась и коснулась рукой его лба, а когда хотела убрать, он поймал ладошку и поднёс к губам. — Спасибо, — прохрипел Глеб. — спасибо, что была со мной, что… Он хотел сказать ей, как сильно боялся за неё, как читал ответный страх в её глазах, как благодарен за то, что она осталась с ним до конца и готова была погибнуть, сказать, какая она глупая, глупая Танька, рисковавшая своей драгоценной жизнью ради него — хотел, но слова застряли у него в горле. — Это я должна благодарить тебя, — покачала она головой. — Ты спас меня. — Таня, — Глеб пристально посмотрел на неё, не позволяя забрать руку, которую он прижал к своей щеке, — твоя жизнь бесценна, и не только для меня. Так они и сидели — он, не отрывавшей от неё взгляда, и она, склонившаяся к нему. Её ладонь становилась всё теплее по мере того, как шли минуты и тёк рассказ о произошедшем. Бейбарсов же всё больше хмурился, а когда узнал, что дракон невидимок погиб, придавленный склепами, которые сбил он, Глеб, его лицо помрачнело. Разумеется, он догадывался, что без жертв такое побоище не обойдётся, и всё же что-то скребло у него в груди. Он не сразу понял, что именно, и только когда поймал Танин взгляд, осознал: он боялся осуждения. Её осуждения. Но ничего такого не было в каре-зелёных глазах, под которыми залегли тёмные круги. Лишь усталость, уже знакомая ему грусть и — облегчение. От того, что всё позади, и те, кого она любит, живы. — А остальные? Игроки и те, кто пострадал? — наконец поинтересовался Бейбарсов, когда рассказ иссяк. — Все отделались ушибами да несерьёзными переломами. Правда, Шейх Спиря принял на себя проклятье, которое Ягге сняла в первый же вечер, и сейчас он уже на пару с Каримом опять травит анекдоты на арабском. Коля тоже жив-здоров, но недельку-другую ему придётся походить на костылях. — Рада? — Её выхаживают Тарарах и Ванька. Соловей по пятнадцать раз в день заходит проверить, как проходит лечение, и он уже совсем извёл их обоих, — улыбнулась девушка и удивлённо вскинула брови, заметив, как он ощупывает её пристальным взглядом. — Со мной всё в порядке, Глеб. Ожоги уже заживают, спасибо Ягге и волшебной мази, которую притащил Ванька. — Я всё ещё не могу поверить в то, как ты рисковала, — покачал он головой. Девушка вдруг порывисто потянулась к нему и прошептала: — Ты идиот, Бейбарсов. Он ощутил знакомый, такой родной, такой Танькин запах и прикрыл глаза, наслаждаясь моментом. Бывший некромаг знал, что фраза «Ты идиот» означает на её языке «Я люблю тебя». В этот момент двери магпункта открылись, из холла донеслись голоса, а затем на пороге показались Ленка и Жанна. За ними топал улыбающийся Ягун. Сёстры бросились обнимать Глеба: Жанна — восторженно, Лена — более сдержанно, но с не меньшей радостью. Играющий комментатор подал ему руку, качая головой: — Я, конечно, всегда знал, что ты отчаянный, но чтоб настолько. В последние дни в магвостях твердят лишь о том, что случилось на первом за последние несколько лет матче сборных Тибидохса и Магфорда, и главное блюдо у них — ты! Бывший некромаг ухмыльнулся, пытаясь устроиться поудобнее, но в этот момент спину прострелило болью, и он, задыхаясь, упал обратно на подушки. Казалось, только сейчас его тело обрело вдруг чувствительность, и он ощутил, как ныли ушибленные от приземления на дракона бёдра, как горела свезённая от трения о жёсткую чешую кожа и как трещала разбитая голова. — Не вставай! — одновременно прикрикнули на него три женских голоса, и Бейбарсов глянул на Ягуна в поисках поддержки, но тот только развёл руками, мол, я против них не попру, брат. — Тебе уже сказали, кто залатал тебе позвоночник? — поинтересовалась Ленка. Глеб кивнул. — Не представляю, что бы мы делали, если бы не этот Хранитель, — вздохнула Таня. — Мы с Леной могли выпрямить перелом, — спокойно заявила Жанна. Свеколт кивнула в ответ на невысказанный вопрос Тани: — Да, некромаги и не такие травмы лечили. Но я рада, что этого удалось избежать — ведь в противном случае пришлось бы осквернить твою светлую сущность некромагией, дорогой братик. — Они вдвоём и с Бессмертником, при должной подготовке, сумели бы что-нибудь сотворить, — заметил Глеб. — Как это?? — Очень просто, он же наполовину труп. Я разбираюсь в стадиях разложения очень хорошо, поэтому поверьте мне, — сказал Глеб и добавил, глядя на скривившиеся лица Тани и Ягуна: — Пардон, это побочный продукт моей прежней профессии. Он не стыдился своего прошлого и не собирался извиняться за него перед всем миром. Те, чьё прощение было ему важно, уже помиловали его. Тут дверь снова открылась, и в магпункт зашёл румяный и улыбающийся Сарданапал. Ничто в его добродушном виде не говорило о том, что ещё сутки назад этот старый маг пылал гневом и готов был вступить в жестокую схватку. Осмотрев собравшихся, он перевёл взгляд на Глеба: — Ну здравствуй, секретное оружие Тибидохса. Все присутствующие засмеялись. Все, кроме Бейбарсова, который недоуменно вскинул бровь. — Так тебя называют во всех газетах и магвостях, — пояснил Ягун. — Говорю же, вокруг только и говорят, что о прошедшем бое и о русском колдуне, который разбомбил Магщество. Бывший некромаг хмуро посматривал на Сарданапала, от души надеясь, что через денёк-другой вся эта шумиха утихнет. Он терпеть не мог сплетен и журналистов, обмусоливающих подробности чьих-то трагедий или удач. — Итак, победа, — сказал академик, усаживаясь на предложенный Ягуном стул. — Пусть доставшаяся непросто, но победа. — Вы думаете, они поверили нам? Насчёт Амулета? — с сомнением спросил Глеб. — Нет, разумеется. Но им придётся, у них нет другого выхода. Произошедшее видели и слышали десятки, а теперь, благодаря трансляции, полмира узнало о том, что случилось. У Магщества больше нет оправданий в стиле «этого требует сообщество», потому что как раз оно приняло нового Глеба. И по факту у них не осталось больше претензий. По большому счёту, арест Глеба был лишь прикрытием — Бессмертнику нужен был Амулет. — Ничего себе многоходовочку он замутил, — пробормотал играющий комментатор. — Мне кажется, — заметила Ленка, — что эти события только ещё больше разозлили представителей Магщества. Разве не так? — Несомненно, — кивнул Сарданапал, соглашаясь, — вот только это ничего не меняет. Бессмертник не посмеет пересечь черту, которую провёл Хранитель Прозрачных Сфер. К тому же, он встревожен тем, что у нас появился сильный боевой маг, обученный лично мной. Это означает, что в будущем армия, способная встать на защиту Тибидохса и света, будет шириться. — Академик, а зачем Хранитель прилетел в Тибидохс? — поинтересовалась Таня. — Дело в том, что наши с вами дела, друзья — это копошение мелких беспозвоночных по сравнению с тем, что творится в мире стражей. Надеюсь, имя Мефодия Буслаева всем знакомо? Так вот, через несколько месяцев ему предстоит дуэль с его наставником, Ареем. От этой новости лица молодых магов вытянулись. Первым отмер Бейбарсов: — Но это же верная смерть для Буслаева. Глава школы усмехнулся: — Кто-то сказал бы точно так же про тебя, если бы ещё полгода назад представил битву одного светлого, не до конца обученного колдуна против тренированных псов Магщества. — Мне повезло, — заметил Глеб. — Кто знает, может, и Буслаеву повезёт? В любом случае, для боя ему нужно собрать вместе три артефакта Древнира: его меч, ножны и щит. Меч принадлежит бывшему наследнику мрака, ножны они ищут, а вот щит… щит уже давным-давно спрятан в подвалах Тибидохса. Хранитель с помощниками прибыли, чтобы забрать его. — И вы отдадите? — воскликнул Ягун. — Я отдал бы в любом случае, — ответил академик. — А после того, как Эссиорх спас школу от ещё больших разрушений, тем более не откажу в помощи. Есть у кого-то ещё вопросы? — Да, у меня, — неуверенно начала Таня. — Я… всё думала над тем, каким образом к Ваньке вернулись его силы, и не могла понять одного: как же закон о том, что магию, отданную добровольно, не возвращают? Сарданапал усмехнулся: — Таня, магия — это не арифметика. Здесь нет непреложных правил, требующих доказательств утверждений и догматики. Два года назад Глеб Бейбарсов был некромагом. Год назад он был лишённым магии человеком. Сегодня он светлый маг. — Подумав немного, академик улыбнулся и поправил себя: — Возможно, серый. Суть в том, что законы магии нарушались не раз в прошлом, и будут нарушаться в будущем. И разве он не прекрасен — этот мир тысяч вероятностей и возможностей, где человек может стать чародеем, а средоточие тьмы — искрой света? Все замолчали, переводя взгляд на Глеба. Ему вновь стало не по себе, и он, поджав губы, раздражённо произнёс: — Так, я не записывался в эту секту. И вообще, я болею, вот тут микстуры на тумбочке. Мне надо много спать. Подайте второе одеяло! Все дружно рассмеялись и потянулись к выходу, однако Таня задержалась ещё на несколько мгновений, наклонившись и чмокнув бывшего некромага в лоб. А потом не удержалась и шепнула: — Скажи мне, прямо сейчас, прошу. Почему ты сделал это? Почему вернул магию Ваньке? Его голос был тихим и спокойным, когда он произнёс: — Я сделал это для тебя, Таня, потому что он дорог тебе. А ещё потому, что… — Глеб сцепил зубы, как будто не хотел или не мог вытолкнуть слова наружу, но всё же заставил себя выговорить, — потому что, чёрт возьми, он спас мне жизнь. И теперь я вернул ему долг.***
Моя нежность, ты обратила меня в слепца, от смущения кровь закипает и бесится, речь бессвязна как у младенца или глупца, чья улыбка честнее сонного полумесяца. Я безделица, дочь одного купца, что растили чужие матери без отца, колыбель на двоих, но без близнеца, одинокое деревце у болотца. Но когда ты проводишь пальцами вдоль крестца, голос пьян, и довольная хрипотца покрывает меня мурашками без конца — ни-ко-го. Только ты. Я свиваюсь с тобой в дороги, ведущие прямо к солнцу. (Катарина Султанова) Judy Rain — Him Мария Чайковская — Люблю Таня часто возвращалась мыслями к тому, что произошло после матча с невидимками. И дело было не в её обожжённом плече, которое уже заживало, и не в пострадавшем контрабасе, уже починенном домовыми. Но картины боя, подобно непрекращающейся пытке, по-прежнему вставали перед её глазами: друзья под обстрелом красных искр, столбы огня, клубы дыма и пепел, падающий с неба; гигантский дракон, так и не очнувшийся от магии обездвиживающего мяча — мяча, заброшенного ей, Таней! — и погибший под обломками; другой дракон, камнем падающий вниз, увлекающий за собой её саму. И самое страшное — Глеб, лежащий на земле и залитый кровью. В мире очень много магии, но при этом в одном конкретном человеке она всегда была дефицитной. Однако на поле дочь Леопольда Гроттера, смогла, наконец, увидеть, как много этой силы в Глебе — противоречивой, неоднородной, но мощь её была очень велика. Сарданапал был прав — в будущем Глеб может стать великим магом. Он уже сделал невероятное: построил удивительный симбиоз из светлой и темной магии, нося в себе этот противоречивый сгусток. Накануне у неё с Ванькой состоялся, наконец, долгожданный разговор. Таня не стала лукавить или пытаться что-то придумать — просто выложила Валялкину всё, как есть, не упуская почти ничего. Она протянула ему подаренное когда-то кольцо и рассказала правду в надежде на понимание и на то, что однажды он сможет её простить. Но Ванька, как всегда, оказался лучше — лучше её представлений о нём, и уж точно лучше неё самой. — Таня, — он остановил путаное, сбивчивое извинение и мягко коснулся руки. — Тебе не нужно просить прощения, хотя я благодарен за то, что ты это сделала. Что же касается остального… Знаешь, я ведь как будто знал, предчувствовал, что именно так всё и закончится. С того самого дня, как Глеб прибыл на остров. И зная это, понимал, что так будет правильней всего. Но при этом не мог от тебя отказаться… Бейбарсов был зацикленным на тебе некромагом, моему же эгоизму не было оправданий. — Ванька, из нас двоих эгоисткой всегда была я, — начала Таня, но он снова не дал ей договорить. — Нет. Ты хотела быть счастливой, сделать счастливым меня, и ещё вдобавок всех вокруг. Я же думал в первую очередь о своём собственном счастье и убеждал себя, будто лучше знаю, что тебе нужно — а как же иначе, ведь я люблю тебя. Только вот определённые твои черты я любил больше, тогда как другие предпочитал либо не замечать, либо подавлять. Я хотел слепить из тебя ту, что сможет, отказавшись от всего, предав свои амбиции, засесть со мной в глуши и жить лишь моими мечтами. Но ты никогда не была такой девушкой. И мне стыдно Таня, безумно стыдно, что я пытался загасить твой огонь, спрятать тебя от всего мира лишь для себя. Мира, который тебя любит, который способен дать тебе намного больше, чем я. И Бейбарсов — часть этого мира, самая важная его часть. Он всегда понимал тебя лучше других, всегда видел в тебе что-то, сокрытое от прочих глаз. Он знает твою душу, Таня, и любит её. Горький ком в груди мешал девушке вдохнуть как следует. С одной стороны, слова Ваньки больно ранили её, бередили не успевшее оправиться от переживаний сердце — но при этом тут же залечивали, проливая бальзам истины. — Теперь же мне есть за что поблагодарить Бейбарсова: за то, что он делает тебя счастливой, и за дар, который он вернул мне. Знаешь, я ведь… никогда не признавался тебе, что жалел. Я жалел о том, что отказался от магии. Не так, чтобы днями и ночами думать об этом, но… меня не покидало ощущение, будто из моего тела вырвали кусок. Боли я при этом не испытывал, и даже жить мог, но просто не знал, как. А ещё я много думал и вспоминал: думал о том, что, сколько бы дел ни наворотил Бейбарсов, в итоге я оказался не лучше. Он решил за нас двоих, связав зеркалом Тантала, и я поступил с ним не менее безжалостно, отказавшись от магии. Я знал, что делал, Таня — я хотел отомстить. За его попытки отнять тебя, за его напыщенность и уверенность в собственной правоте, за эгоизм и многое другое. Не знаю, может, отпечаток личности его и Тантала повлиял на меня таким образом, а может, во мне всегда было что-то подлое… В любом случае, я сделал тот, что сделал. И расплатился за это. А сейчас, наконец, я очистился. Мы с Глебом простили друг друга и залатали раны, что сами же и нанесли. Таня смахивала невольные слёзы, слушая эту исповедь. Ей было не по себе оттого, что Ванька так страдал, а она этого не замечала. Ей было горько, что их отношения заканчиваются, и заканчиваются вот так — обоюдным признанием в том, что всё было ошибкой. Ванька прочёл эти мысли и покачал головой, легко сжимая её пальцы в своей ладони: — Нет, Таня, нет. Не так. Что бы ни было в прошлом и что бы ни сулило нам грядущее, я ни о чём не жалею. Надеюсь, не жалеешь и ты. Объятие, — крепкое, трепетное — завершило конец эпохи под названием «Танька и Ванька». Это было странно, это было грустно, но… это было правильно. И Таня смогла ещё раз убедиться в этом, когда спустя час постучала в кабинет Сарданапала. За дверью, охраняемой золотым сфинксом, всё ещё находились визитёры: Хранитель, юноша-некромаг и девушка. Когда Таня вошла, разговоры стихли. Вперёд выступил Хранитель и подал ей руку: — Так вот она какая, значит. Приятно встретить героиню войны, победившую Чуму-дель-Торт. Девушка осторожно пожала огромную ладонь, ожидая, что под сводами Тибидохса привычно пронесётся раскатистое эхо, но этого не произошло: как будто смутная тень некромагини испугалась того, из чьих уст вырвалось её имя. Следующей к Тане приблизилась девушка. К её ноге жалось смешное существо, похожее на гнома. — Я Ирка, — сказала она; глаза её лучились какой-то необыкновенной добротой. — Слышала, что ты самая могущественная ведьма из всех живущих. Таня ощутила силу, исходившую от девушки — во сто крат превышающую силу любого мага, — и подумала, что не ей говорить Тане о могуществе. Однако при этом она чувствовала, что девушка не была стражем. — Валькирия?… — уточнила Таня, и девушка радостно кивнула. Последним к ней подошёл молодой человек, и дочь Леопольда Гроттера в очередной раз поразилась его сходству с Глебом — такой же высокий, привлекательный, с иронично-непроницаемым выражением лица. — Матвей, — он крепко пожал руку, задержав её ладонь в своей и пристально вглядываясь в глаза. — Я слышал о тебе от Глеба. — Правда? — удивилась Таня, подумав, где и когда Бейбарсов успел познакомиться с этим некромагом. — Да, — кивнул Матвей, — мы встретились ещё до того, как ему вернули магию. Я тогда немного помог ему прояснить мысли. Думаю, что смогу помочь и тебе. С этими словами он притянул ладонь девушки к своей груди — туда, где должно биться сердце. Вот только сердца там не было: Таня с ужасом и благоговением осознала это, когда в руку ей мерно и мощно ударило что-то гораздо более твёрдое, явно инородное. Но через секунду ей стало всё равно. Камень Пути, бившийся в груди некромага, открыл ей, наконец, припорошённую заблуждениями истину: она действительно любила и Глеба, и Ваньку. Но Ваньку — как брата, нежно и трепетно. А Глеба совсем иначе... Всё очистилось от налёта неуверенности, исчезло чувство неопределённости. Любовей в самом деле оказалось две. Обе сильные, обе искренние... но только одна из них та самая, истинная. На чем строилась её любовь к Бейбарсову? Она выросла из восхищения, ненависти, жалости, восторга и страха. Из этой гремучей смеси. И если Ваньку она любила за многое: за доброе сердце, за открытый нрав, за милосердие ко всему живому; за то, что рядом с ним ей было спокойно — да много за что! — то Глеба... Глеба она просто любила. Не за что-то. Вопреки всему. Всё и все были против её чувств, точно так же, как все единодушно голосовали когда-то за то, что Ванька ей лучшая пара. Её порицали, её осуждали, её не понимали. Кто-то готов был упечь её в Дубодам, кто-то показать колдомедикам. Она была один на один с враждебным миром, опекая своё чувство, как мать опекает своё новорождённое чудо. Это был её секрет, её тайна. Её самая большая радость. Ведь только одна Таня знала главное: у Глеба есть сердце, горячее и благородное, которое способно любить. И, сбегая по ступенькам вниз, торопливо перепрыгивая через пролёты по пути в магпункт, девушка подумала, что именно в этом заключалось её главное могущество, её настоящая сила — она владела сердцем этого мужчины, этого непобедимого, восхитительного мужчины, который изменил всю её жизнь.