На вершине Сциллы, у подножия Харибды

      На огромной магнитно-маркерной доске, растянувшейся во всю свободную стену студии, бросалась в глаза жирная красная черта, разрезающая белое поле на две примерно равные части. Сверху подписи тем же ярким маркером: «стена плача» и «стена счастья». Каждую неделю стороны обновлялись: заголовки оставались прежними, а исписанные строчки стирались, постепенно сменяясь новыми. Дима как-то назвал эту доску как: «Фидбэк, который никому не всрался». Наверное, это действительно так. То, что задумывалось как анонимные жалобы начальству (Сергею Борисовичу), призванные улучшить рабочий процесс, превратилось в жалкое нытьё обо всём, не всегда касающемся работы. То, что в теории предполагало высказывание благодарностей боссу, тоже превратилось в личные маленькие хвастливые записочки.       Арсений каждый вечер подходил к доске, облепленной по краям магнитиками из всяких командировок вперемешку с разными спамными флаерами, и читал подписи. Сторона плача: «Рыжая сука уронила графический планшет с последним проектом. Мне пизда». «Я хочу новые фломастеры! СЕРГЕЙ БОРИСОВИЧ, БУДЬТЕ ЧЕЛОВЕКОМ, ЗАКУПИТЕ УЖЕ НОВУЮ КАНЦЕЛЯРИЮ!» «Я простоял в пробке два часа и чуть не обоссался, гори оно всё синим пламенем, блять!» «Хочу курить, но бросаю. Получается херово». «Какая-то паскуда сожрала мой йогурт. Уже не в первый раз. Узнаю кто — откушу яйца или башку (в зависимости от пола)». «Я хочу в отпуск».       Сторона счастья: «Я бухала все выходные, и мне было, кому принести минералку, отсосите, одиночки!» «Наконец-то маму выписали из больницы». «Только что отрастил яйца и позвал кассиршу из нашей кафешки на третьем на свидание. Мама, я альфач». «Скоро отпуск!!!» «Наконец-то намечается проект с адекватными заказчиками». «Сегодня утром я пил самый вкусный кофе в своей жизни, а чего добились вы?» «Сентябрь горит, а дедлайны нет)))))))».       Разноцветные строчки покрывали доску неровными косыми линиями: кто-то писал по диагонали, кто-то — вертикально. У кого-то буквы скакали, как при землетрясении, а кто-то обладал каллиграфическим почерком. Каждый в этом слаженном коллективе уже знал почерк своих коллег, поэтому многие пытались писать печатными буквами, кто-то делал записи украдкой, пока никто не видит. Арсений же ничего не писал. К доске он подходил исключительно с научным интересом: узнать, чем живут его коллеги, попытаться перестать выделяться, стать менее чужим, утратить противный статус «новенького».       В первый же день Дима познакомил его со всеми дизайнерами. Всего в студии насчитывалось около пятнадцати человек. С Арсением стало шестнадцать. А если считать Сергея Борисовича, ответственного за курирование проектов, то семнадцать, потому что, как ему позже объяснили, сам босс тоже занимался проектами (в области веб-дизайна). Бюрократов с верхнего этажа Арсений не посчитал.       Интересно, что никто не стал разделять дизайнеров на разные специальности: веб-дизайнеры работали рядом с графическими, графические — с промышленными, те с архитектурными и так далее. Арсений подходил под категорию «арт-дизайнера»: занимался всем понемногу, но больше тяготел к рисованию (сказывалось прошлое в Омской студии — это умение он оттачивал постоянно и достиг кое-каких успехов). Концепция компании такова: дружный коллектив — половина удачи.       Коллектив в самом деле оказался дружным: уже на следующий день в обеденный перерыв оперативно накрыли тот самый гигантский стол (сдвинув весь мусор на самый край), наелись заказанной пиццей и суши, запили всё соком с газировкой и посвятили Арсения в свою компанию. Тем не менее, эти люди знали друг друга годы, стали своеобразной семьёй, и Арсений понимал, что не сможет так просто поймать с ними одну волну. Даже несмотря на восторг девушек (он к такому вниманию привык и наслаждался им) и вполне лояльное отношение парней.       Почти месяц Арсений разгребал оставшиеся после предыдущего арт-дизайнера огрызки каких-то наработок и незаконченные проекты, которые пришлось переделывать с нуля, потому что его взгляд на многие вещи абсолютно не совпадал с чужим. Пришлось туго: заказчики реагировали на него плохо, с предубеждением, злились, что их не поставили в известность и передали проект в чужие руки, вставляли палки в колёса. К началу октября Арсений так затрахал себя работой, что мечтал закрыть последний проект с самыми дотошными клиентами и попросить у Сергея Борисовича индивидуальный, который бы он разработал самостоятельно из ничего, по своим наброскам и схемам. Потому что пока его деятельность напоминала ношение чужих грязных трусов, без возможности заменить их своими. Донашивать за кем-то неприятно и мерзко, а уж дорабатывать — ещё хуже.       К счастью, Арсению оставался последний шаг. Он отправил заказчику окончательный вариант и скрестил пальцы, чтобы его не вернули на очередную доработку. В скрещенные пальцы Арсений не верил, но когда припечёт — поверите и пастафарианство.       Арсений откинулся на спинку своего стула, потёр глаза и замер, прислушиваясь к звукам студии: шуршала бумага, щёлкали компьютерные мышки, стучали клавиши. Кто-то громыхал ложками о чашки: вернувшиеся с кухни люди брали с собой чай и вновь занимали свои столы, возвращаясь к работе. В голове гудели мысли о том, что же ещё можно исправить, а что он переделал зря, и когда вообще уже это закончится, и существуют ли здравомыслящие клиенты? И чего он вообще жалуется? Не нравится — всегда можно вернуться в свой Омск, а уж если решил косить под москвича, то привыкай пахать в два раза больше и принимать говно, которое на тебя льют, как данность.       — Чего задумался? — над ухом раздался знакомый голос.       Арсений открыл глаза и посмотрел на Диму, стоящего перед ним в своём сером свитере (сколько у него серых вещей вообще? Весь гардероб?)       — Рефлексирую.       — Пойдём тогда. По дороге рефлексировать будешь.       — Куда?       — На кухню, Арс. Обедать. Мне Катя с собой вкуснях разных наложила, я так никогда не похудею. Будем жиреть вместе, хотя тебе-то чё, с тебя всё равно все будут ссать кипятком…       Дима кивнул на Арсения, мол, ну посмотри на себя, павлин: чёрно-белая широкая тельняшка, узкие чёрные джинсы, кожаный шнурок с какой-то подвеской на шее, сползающий к ключицам воротник. Арсений чутко следил за своим внешним видом: он знал о своей красоте, пользовался ею, привык к вниманию и разглядыванию. Это Дима понял сразу, когда новый коллега не растерялся от повышенного женского внимания (ну ещё бы: наконец-то в офис взяли кого-то, кто не выглядел как типичный ботаник и рушил все стереотипы о дизайнерах) и поцеловал всем дамам руки, очаровательно улыбаясь и вежливо отвечая на все вопросы.       Арсений улыбнулся той самой своей волшебной улыбкой, от которой Дима, не будь он натуралом, обтёк бы уже тысячу раз. Арсений комплименты принимал благосклонно и показательно-скромно, говоря своим видом не «ах, ну что ты, не стоит», а «ну, право, я знаю это и без тебя, но спасибо». Да, Арсений самую малость самовлюблён, но если человек любит себя — его любят и другие. Истина, не нуждающаяся в объяснении.       — Ну пойдём, — Арсений кинул взгляд на монитор с открытым окном электронной почты и встал со стула.       Что Диме особенно нравилось в Арсении — его прямолинейность и отказ от ненужной стеснительности. Скромность украшает человека только в том случае, когда ему больше нечем украшаться. Арсений же сам — с ног до головы — сплошное украшение этого мира. Поэтому он не ответил Диме, что ему как-то неудобно или неловко. Раз предложили — значит, готовы делиться. А дают — бери, это же тоже все с самого детства знают. Тем более, желудок заунывно просил пищи, а обед способен в этом помочь.       Так как-то за этот месяц они оба незаметно сдружились: то ли это сказалась какая-то особая магия лифта, то ли они оба настроились на одну жизненную волну, но в итоге, в начале октября, уже позволяли себе подшучивать друг над другом, делиться едой и переговариваться во время совместных обедов на студийной кухоньке.        Пока Дима ставил в микроволновку контейнер с лапшой и курицей под соусом тэрияки, Арсений заваривал им чай и готовил тарелки. Обед подходил к концу, почти все уже вернулись на свои места, и только они двое, как всегда, делали это позже всех.       — Ну что, как последний проект? — Дима опёрся спиной на кухонный гарнитур, ожидая, когда прозвенит микроволновка.       Арсений пожал плечами: о себе и работе он предпочитал не говорить совсем, а если уж приходилось, как сейчас, то делал это из вежливости и без особого удовольствия. «Вытягивать всё клещами» — это про Арсения. Дима узнавал личные факты о новом друге совершенно случайно, когда тот, порой забываясь, выдавал какую-то мелочь о себе.       — Нормально. Уже заканчиваю. Хорошо пойдёт — свяжутся с Сергеем Борисовичем и примут работу.       — Угу, — Дима развернулся к звякнувшей микроволновке, достал из неё контейнер и принялся раскладывать дымящуюся ароматную лапшу по тарелкам. — А сам Борисыч тебе как?        Арсений честно ответил:       — Нормально. Начальник как начальник, как он мне может быть…       — Ну да…       Дима перевёл тему, и Арсений, закончивший возиться с чаем, сел напротив него за небольшой стол, приступая к вкуснейшему обеду. Подумал как-то вскользь, что Позов его уже сколько безвозмездно кормит? Надо бы оплатить ему той же монетой. Остальные мысли растворились в пряном соусе и лёгком разговоре.

∞ ◆ ∞

      Из окон студии виднелся центральный вход в ОКО. Приходя раньше всех (и раздражая этим уборщицу), Арсений частенько стоял у подоконника, смотря, как в здание подтягивались остальные работники. Самое приятное в таком раннем приезде на работу — тишина. Не гудели даже лампы под потолком: Арсений их не включал, стоя в жидком свете продирающихся к земле октябрьских лучей.       Каждое утро Арсений видел, как Антон стоял, опираясь на перила, и курил. Каждый раз в одной и той же позе, каждый раз примерно одинаковое количество минут. Менялись только цвета костюмов и галстуков с рубашками. Арсений, стоя наверху, словно бы курил вместе с Антоном: на языке оседал знакомый горьковатый привкус никотина, в голове — лёгкая тишина, поиск рабочих волн и подключение к ним.       Арсений ловил необъяснимое удовольствие, подглядывая за ничего не подозревающим Антоном, будто вторгался в его личное пространство, ворошил чужие мысли и лез на неизведанную территорию, но делал всё это так изящно, что никто не замечал.       Возможно, Арсению нравился Антон. Высокий и симпатичный, доброжелательный и улыбающийся чаще всех жителей Москвы, как будто он жил не в центре лицемерия, обители бесов, а в городе своей мечты. Может, так оно и было…       Одним утром Арсений припоздал. Не на работу — к своему раннему приходу. Подходя к шестнадцатому строению, он уже издалека заприметил знакомую высокую фигуру в бежевом плаще и светло-серых брюках. Антон стоял у перил, поставив свой портфель около ног, и стучал по карманам в поисках сигарет. Арсений внутренне улыбнулся: он старался не докучать Антону, виделись они редко (не считая односторонних утренних рефлексий) и почти всегда незначительно мало.       Арсений поднялся по ступеням и махнул Антону рукой:       — Доброе утро, Антон!       Антон обернулся, прикуривая сигарету и, втянув в себя дым, вытащил её изо рта:       — Доброе утро, Арсений. Чего не подходишь?       — Ну, как я вижу, зажигалка у тебя исправная, а нарушать утреннюю тишину перед долгим рабочим днём мне не хочется. Рефлексия — штука полезная.       Антон хохотнул:       — Да я уже отрефлексировал. У тебя ещё есть время?       — Вагон и крохотная тележка.       — Тогда давай поболтаем. А то ты ко мне не заходишь, Сергей тоже ничего не рассказывает. Ты как устроился? Нормально? Сергей не доё…пытывается?       Антон смотрел лукаво. Стряхнул пепел в урну рядом и снова затянулся, внимательно глядя на Арсения: чёрная кожаная косуха с расстёгнутым поясом по низу и металлической фурнитурой, чёрные штаны, футболка тоже чёрная, с горизонтальной чертой посередине: справа от черты — распускающиеся лотосы, слева — половина пули. Что-то наверняка глубокомысленное, только мысль в голове одна: кра-си-вый. Очки на гладком и белом, как кальциевая скорлупка, лице отливали жёлтым цветом, делая голубые глаза ярко-зелёными. Тёмная чёлка прикрывала высокий лоб, губы, обласканные улыбкой, притягивали взгляд.       — Всё прекрасно. Мне нравится здесь работать, — Арсений поправил спадающий с плеча рюкзак. — Коллектив дружный, Дима вообще огонь.       — Позов-то? Позов да, — Антон кивнул каким-то своим мыслям. — Я слышал, ты все проекты прошлого дизайнера закрыл. Быстро, молодец.       Арсений с раздражением вспомнил последних клиентов. Закрыл еле-еле, начав сомневаться в своих способностях, находясь на грани краха самооценки.       — Спасибо. Хочется уже поскорее что-то своё начать с нуля делать, вот и старался как мог.       — Ну а Москва-то тебе как?       Арсений немного затормозил: что бы такого ответить? Не говорить же боссу, что город ваш, дескать, говно, Антон Андреевич, люди — суки паршивые, удивляюсь, как ваш коллектив такой замечательный ещё не испортился. Уж Антон-то, по всей видимости, ещё какой местный и Москву свою нежно любит. Лгать желания не было, но и говорить такую неприглядную правду тоже.       — Не нравится, короче, — Антон понял всё правильно. Затушил сигарету, легко пожал плечами. — Мне тоже, но это секрет. В Питер хочу.       Арсений тоже хотел.       — Ты местный?       — Ну, переехал сюда, когда совсем пизд… ребёнком был. Из Воронежа. Родной город мало помню. Сколько уж лет здесь живу, а Москва до сих пор как будто чужая.       — Вот и мне Питер больше по душе. Я здесь как македонец среди персов, — Арсений засмеялся. — Но всё и сразу никому не даётся.       Антон вздохнул и серьёзно ответил:       — А кому-то порой вообще ничего не даётся, так что нам ещё в каком-то смысле повезло, что мы не попрошайничаем у вокзала, а зарабатываем честным трудом.       Арсений согласился. Так они постояли ещё несколько минут, разговаривая на отвлечённые темы, пока ко входу не подошёл Дима. Они обменялись рукопожатиями и зашли внутрь. Холодный ветер разбился за их спинами о стеклянные автоматические двери.