На вершине Сциллы, у подножия Харибды

      Каждый раз, когда Сергей говорил, что завтра выходной, Арсений слышал: «Завтра выходной, ты можешь спать сколько угодно, и я не буду тебя трогать, потому что сам встану ни свет ни заря и отправлюсь на работу». Кажется, за двухнедельное пребывание в Питере отдыхал Сергей только те два дня, когда они с Арсением выбрались в город на культурный променад. Всё остальное время он усердно работал: из студии уходил позже всех, при этом выгоняя Арсения, чтобы не ждал его допоздна, о перерывах на обед даже не слышал. Январь подходил к концу, постепенно все кофейни и магазинчики прятали блестящую мишуру и светящуюся гирлянду в коробки, чтобы достать только через год. Город быстро утрачивал разноцветное сияние, и очень скоро в нём остались только редкие ярко-розовые всполохи рассвета и оранжевые блики заката, когда небо сбрасывало с себя тучи, обнажая своё нежное тело. По вечерам зажигались тёпло-рыжие фонари, свет из окон тоже казался гнойно-жёлтым, даже если лампы источали холодный белый свет. Это потому, думал Сергей, что все окна покрылись таким слоем грязи, сквозь который всё виделось точно таким же: неумытым и неопрятным.       Питер Арсению посмотреть до сих пор толком не удалось: всё закончилось прогулкой по Эрмитажу и Невскому, а также визуально изученным вдоль и поперёк центром города (вернее, его фрагментом, ограничивающимся дорогой отель-студия). После работы Арсений возвращался один, выжатый и усталый настолько, что не оставалось сил на туристические подвиги. Он искренне не понимал, каким образом Сергею удавалось находить в себе столько энергии (в какой-то момент закралось подозрение, что он работает на износ).       Несмотря на то, что цельная картина города пока оставалась вне поля зрения, Арсений не терял надежды, потому что буквально на его глазах студия практически с нуля и голого холода приобретала более-менее уютный вид, столы постепенно вставали к окнам, по бокам устанавливались стеллажи и шкафы, привозили, подключали и настраивали всю технику; даже чёртовы жалюзи заняли своё место, придавая помещению практичности и стиля. Канцелярию отделили от основной творческой группы полустенкой со сквозными высокими отверстиями, между которыми Арсений понаставил искусственных растений в чёрных горшках из «IKEA» («Для уюта!»).       Люди отобраны. К концу второй недели начался рабочий процесс, который на первых порах приходилось контролировать особо тщательно. Между тем, работа в Москве тоже не стояла на месте, и Сергею как начальнику творческого отдела приходилось контролировать сразу две группы: одну напрямую, вторую удалённо, получая в день ворох звонков и сообщений (в том числе от Антона и Димы). Складывалось ощущение, что этот поток работы, напирающий с каждым днём всё больше и больше, бесконечен, как самое философское понимание времени или бытия.       Именно после того, как студию наживили люди, Сергей оценил всю мудрость решения взять в Питер подмогу. Арсений разделил с ним часть обязанностей, к которым отнёсся ответственно и кропотливо, как относился к любому своему начинанию. Конечно, на месте Арсения мог бы оказаться тот же Дима Позов — не менее исполнительный и ответственный — но ведь гораздо приятнее, когда помощь извне, к тому же, благосклонно принимает флирт и откровенные ухаживания.

∞ ◆ ∞

      Арсений временно занял ещё один стол, купленный в процессе обустройства, по конструкции своей не менее ужасный, чем четыре остальных: такой же широкий и невысокий, разделённый посередине перегородкой с полочками и пробковой доской для заметок. Стол он делил с Сергеем, и время от времени его нога на металлической перекладине случайно встречалась с ногой соседа. При этом никто из них не шарахался, стараясь тут же убраться подальше — они продолжали делить одну перекладину на двоих, не акцентируя на этом внимание. Даже удивительно, как настолько близкое соседство с чужим человеком могло оказаться таким комфортным, что делало работу чуть менее мучительной, чем обычно.       Сергей в сотый раз проклял Антона и его желание открыть филиал в пропащем Петербурге. Здесь он не чувствовал себя на своём месте, всё основное время работы отводя на решение организаторских вопросов, а не на создание собственных проектов, о которых теперь он только мечтал. Тем не менее, будь у него возможность всё изменить, он бы не отказался от этой командировки, потому что она подарила ему Арсения, такого же вырванного из уже ставшей привычной среды; вдохновлённого любовью к сопливому городу Арсения, которого не пугал ни острый ко́лющий ветер, ни угрюмые люди, ни вечная грязь вместо пушистого снега. Этот Арсений, слепо влюблённый в Питер, не видящий его очевидных недостатков, заставлял Сергея ещё больше в него влюбляться. И если благодушным расположением к себе Сергей обязан именно городу, то это разумная цена за все доставленные неудобства и неожиданно всплывающие из разных глубин памяти дрянные воспоминания.       Спина сильно затекла, боль скопилась в шее и при каждом малейшем движении давала о себе знать тупыми импульсами в копчике. Сергей выпрямился, расправил плечи, захрустев костями, и бросил взгляд на запястье с часами. Начало третьего. Оглядевшись, понял, что многие из нанятых дизайнеров уже пообедали: вокруг некоторых стояли чашки с напитками и валялись скомканные фантики от конфет. Свернув на мониторе активное окно, Сергей встал и сделал два шага, оказываясь возле той стороны стола, которая принадлежала Арсению.       — Арсений Сергеевич.       В этот же момент с другого конца студии Сергея громко позвал (кажется) Артём:       — Сергей Борисович! Можно Вас на одну минутку, пожалуйста?       Арсений поднял голову, взгляд его голубых глаз всё ещё оставался задумчивым, но на губы мгновенно набежала лёгкая улыбка. Сергей театрально вздохнул, и, пробурчав: «Извини. Щас вернусь», двинулся к дальнему столу.        Со своего места Арсений наблюдал, как Сергей склонился к рабочему месту Артёма. Высокая перегородка практически скрыла их лица, оставляя торчать макушки. Сергей несколько раз кивнул (хвостик на его голове, выглядывающий из-за полочек, смешно дёрнулся), что-то тихо объяснил, повертел руками в области, видимо, лэптопа и разогнулся. Артём протянул длинное: «А-а-а! Понял, спасибо!» и снова опустил голову, скрывшись за перегородкой. Сергей направился к ожидающему его Арсению.       — Итак, Сергей Борисович? — Арсений выгнул бровь. Его всё ещё забавляла эта игра: делать вид, что они только начальник и подчинённый (пускай даже в этой иерархии Арсений стоял чуть выше всех остальных новичков питерского филиала), будто кроме рабочих моментов их не связывают редкие совместные вечера в номере Арсения, проведённые за разговорами или просмотром фильмов (в те дни, когда Сергей приходил со студии пораньше, например, за час-полтора до полуночи).       — Время обеденное, не составите мне компанию?       — Как уж тут отказать, — фыркнул Арсений, вставая с места. — Куда на этот раз? Как вчера?        «Как вчера» означало небольшой кафетерий на третьем этаже бизнес-центра, который по своему внешнему виду и общей атмосфере напоминал кафетерий из московского офиса. С первого дня в Питере Сергею больше приглянулся небольшой ресторанчик с итальянской кухней, находящийся недалеко от бизнес-центра, потому что (по его мнению) чем дороже еда, тем она вкуснее, но Арсений из раза в раз тащил его в безымянный кафетерий, больше напоминающий столовую в какой-нибудь (элитной) школе. Как будто само слово «ресторан» навешивало на него позорное клеймо.       — Ага, — поддержал Арсения Сергей, представляя опять ровный круг белой тарелки, до краёв наполненной горячим душистым рассольником с ложкой белой сметаны, хлопьями расслаивающейся по поверхности маслянистой плёнки розоватого бульона. Желудок жалобно выпрашивал тающих во рту равиоли с рикоттой, корицей и ванилью.       Тем же вечером Арсений вернулся в свой номер около восьми часов. Он медленно разделся, сходил в душ, накинул сверху белый отельный халат и свалил своё усталое тело на кровать. За плотно задёрнутыми шторами вечер подхватил и завертел в своих объятиях кружевные снежинки, укрывая гудящий город полупрозрачной шифоновой вуалью. И вроде всё хорошо, несмотря на усталость, но откуда-то резко выскочила грусть, портя всё и сразу, как огромный красный прыщ на носу перед важным событием. Ещё бы знать, что не так, чтобы это изменить…       Арсений взял в руки телефон, полистал инстаграм, полайкал посты, выложил в сториз одно их тех фото, которое удалось сделать утром из окна номера: шпиль какого-то здания вдалеке, тонущий в густых серовато-молочных облаках. Выглядело одновременно винтажно-эстетично и самую малость постапокалиптично.        Вот минута, за которую Арсений выбирает фильтр на фотографию, вот следующая, когда он её публикует и — мгновение — он уже каким-то образом заходит в Telegram. Разум, не отдавая отчёт самому себе, ищет в списке контактов относительно недавний — Антона — и нажимает на иконку «написать сообщение». Его выбрасывает в пустое диалоговое окно. Собственное фото Эрмитажа на фоне, название контакта сверху и полная пустота. Рядом с именем «Антон» короткая надпись: «был в сети пять минут назад». Совсем недавно, думает Арсений, и решает написать короткое «Привет». Его сообщение мгновенно улетает, пытаясь заполнить пустоту, подсвечивается синим и вместе с Арсением начинает ждать ответа.       Ответа нет ни через минуту, ни через две, ни через десять. Арсений отложил телефон, потянулся за пультом от телевизора, решая посмотреть что-нибудь и лечь спать пораньше. В дверь постучались. Громко и чётко: три раза. Арсений встал с кровати, открыл дверь. На пороге стоял Сергей: с пакетом в руках, на плечах и ресницах тающие снежинки, в волосах блестят крохотные капли влаги.       — Там снег? — Арсений отступил вглубь номера, впуская вечернего гостя.       — Ага. Уже час, наверное, как метёт. Глянь сам.       Арсений послушался: подошёл к окну, одёрнул плотную тяжёлую штору и увидел, как в свете фонаря плавно пикировали на асфальт белые крупные комья влажного снега. Они уже полностью покрыли тонким слоем всю серость, и только лужи по-прежнему отсвечивали тут и там, не тронутые корочкой льда: попадая в них, снежинки растворялись в мутной воде.       Когда Арсений развернулся, то увидел, что Сергей уже придвинул низкий стеклянный столик к такому же невысокому диванчику и расставил на нём коробочки с одинаковыми надписями «Ginza Project».       — Минут десять простоял на улице, пока курьера ждал, — пробурчал Серёжа. Будний день, какого хрена?..       — А что ты там понабрал? — Надпись на коробочках Арсению ничего не сказала, но он почувствовал аромат горячей еды и подумал, что, возможно, пустота, одолевшая его этим вечером, на самом деле брала своё начало из желудка, а не из сердца: есть захотелось до жалобных судорог в животе.       — Кое-что очень вкусное, — ответил Сергей. Он уже снял с себя верхнюю одежду и повесил её на спинку стула, придвинутого к шкафу.       Купленный Сергеем ужин действительно оказался вкусным: горячим и пряным, немного острым и приятно заполняющим пустоту в желудке. Арсений с удовольствием съел кисло-острый том-ям, заел его роллами с лососем и, неожиданно для себя, не отказался даже от небольшого кусочка медовика сверху — такая прожорливая в нём сидела пустота, которая окончательно пропала сразу после того, как всё это оказалось запито вкуснейшим прохладным морсом с имбирём и облепихой.       За едой и разговорами время летело быстро. В тот вечер почему-то особенно остро ощущалась разница между Сергеем Борисовичем и просто Сергеем, сидящим в позе лотоса на полу перед столиком, с деревянными палочками в руках и крошками чего-то съедобного в прилично отросшей бороде. Арсений даже не заметил, как потянулся вперёд, через небольшой стол, и смахнул салфеткой эти крошки. Сергей запнулся на полуслове, чтобы спустя мгновение спокойно закончить фразу.       Расходиться решили ближе к первому часу ночи. Собрали пустые коробки в серый бумажный пакет, вернули столик на место, привели его в порядок. У порога номера Сергей стоял с высохшим пальто в одной руке и пакетом мусора в другой. Он смотрел на блестящие глаза Арсения, в которых отражался свет бокового торшера, и чуть ниже: на сухие губы, на дёрнувшийся внезапно кадык, на ворот махрового халата, открывающий треугольник с контрастными тёмными родинками на светлой коже… и всё это — нельзя сказать, что неожиданно — выстрелило такой вспышкой желания, что Сергей ещё не успел толком её осознать, а пакет и пальто уже летели вниз.       Арсений, подхваченный за шиворот тем же порывом, сделал короткий и быстрый шаг вперёд, обнял ладонями мягкое от бороды лицо, чуть склонился и нашёл тёплые губы.       Они целовались на пороге номера несколько минут. Быстро, жадно, отрывисто. Сжимали друг друга ладонями. Жмурились изо всех сил. Ни о чём не думали. Не прерывались сделать глубокий вдох — втягивали воздух носом, короткими глотками.       Возбуждённые и красные, оторвались друг от друга с ещё более блестящими глазами.       Отстранившись, Арсений вдохнул воздух ртом (несколько раз маленькими порциями), зачем-то приложил ладонь к груди, зацепившись пальцами за край ворота халата. Сергей поднял с пола упавшие вещи и, пожелав Арсению спокойной ночи, неспеша покинул чужой номер, направляясь в соседний.       Перед сном Арсений ещё раз проверил Telegram. Рядом с его сообщением висело две галочки и ныла тишина.