На вершине Сциллы, у подножия Харибды

      За время, которое Дима знал Арсения, он успел к нему проникнуться чистой дружеской любовью. По своему характеру он относил себя к тем людям, которым хватало нескольких друзей и семьи, а о больших компаниях и шумных посиделках знал только понаслышке. Арсений же появился неожиданно, когда оба уже были не в том возрасте, чтобы искать новых приятелей, но иначе не получилось — быстро нашлись общие интересы и, что уж тут поделать, завязалась дружба. Причём Арсений, уникальный во всех смыслах человек, за короткое время стал Диме ближе, чем старые друзья (не считая, конечно, Шаста).       Арсений, мягко говоря, чудной, но в большинстве случаев в хорошем смысле слова. Чудной и, видимо, слишком влюблённый, потому что до сих пор смотрел на Сергея Борисовича не только через физические стёкла своих любимых очков с жёлтыми линзами, но ещё и через невидимые розовые. Если так прикинуть, Арсений с Сергеем встречались примерно три с лишним месяца, и, насколько мог судить Дима, смотря на эти отношения со стороны, в целом у них всё шло неплохо. Не считая той ссоры в конце марта на день рождения Арса. За три месяца можно хорошо узнать человека, особенно если все выходные проводить вместе и на работе не обделять друг друга вниманием. Со стороны это небольшой срок, но если прикинуть в уме, сколько всего может произойти за это время, то отношения уже можно назвать с хорошей заявкой на долгосрочные.       И за все эти месяцы Арсений так и не научился смотреть на Сергея трезво, видеть то, что видят другие. Например, его холодность и грубость к окружающим, маскирующиеся под дружелюбие, его циничные замечания, дотошность и слишком большое внимание к нестоящим того мелочам. Возможно, и сам Дима, зная о Сергее больше других коллег, судил не совсем объективно, но честно пытался и принимал, что вместе с плохими сторонами в нём сосуществовали хорошие. Сергей никогда не отказывал в помощи и давал совет (даже когда его об этом не просили), он делал это спокойно, терпеливо объяснял каждую мелочь, но всё это так снисходительно и, порой, в своей особенной специфической манере, что обращаться к нему за помощью лишний раз никто из студии не спешил.       Но во всём этом — хорошем и плохом — можно копаться долго, сутками размышлять, что в каждом человеке соотношение сторон разное, что идеальных не существует, даже протестантские монашки грешат (некоторые едва ли не больше проституток), это всё известно давно и каждому, однако Дима-то знал больше. Поэтому надеялся, что у Арсения с Антоном всё получится, но видел повышенное внимание Сергея к Арсению ещё до Питера и немного опасался, а после, в феврале, ему осталось только смириться с тем, что эти странные отношения, стремительно начавшиеся с секса, переросли в нечто большее.       Нравилось ли это Диме? Определённо нет, но его мнение здесь ничего не значило, это он и сам понимал. Но если бы кто-то поинтересовался, что он думает на этот счёт, то Дима бы ответил: Сергею он предпочитал Антона, и не только из-за дружеских чувств, но ещё и потому, что кого угодно рад бы видеть рядом с Арсением, кроме Сергея.       Знание постепенно подтачивало Диму изнутри, оно смешивалось вместе с совестью и желанием хотя бы предупредить. Каждый раз при виде того, как Арсений, довольный, выходил из кабинета Сергея, этот внутренний взрывной коктейль вынуждал его действовать. Сделать хоть что-то, потому что Антон своё время упустил, и Арсения отвоевал себе Сергей. Он многое сделал для того, чтобы эта Брисеида двадцать первого века стала его, и каждый день продолжал свою борьбу, в то время как Антон боролся больше с самим собой, думая, наверное, что Арсений будет ждать его вечность. Возможно, Диме давно пора рассказать другу об отношениях Сергея с Арсением, но в таком случае вероятность того, что Шаст отступит, была очень высока. Дима этого не хотел: он всё ещё верил, что в скором времени тот решит что-то для себя, опомнится и начнёт прикладывать усилия, чтобы Арсений в итоге остался с ним, а не с Сергеем. Дима оправдывал себя тем, что хотел как лучше.       В середине апреля многие ребята из студии начали замечать, что Арсений с Сергеем подозрительно часто мелькали вместе: то на обеде, то с утра пораньше эти двое уже в студии, то посреди рабочего дня что-то обсуждали в закрытом кабинете, то оставались в офисе самыми последними. Пока это не выходило за рамки шуток. Тут Сергею играл на руку тот факт, что в здравом уме никто из коллег не хотел бы сблизиться с ним в романтическом плане. Да и ни в каком вообще — харизмой Сергея, раз обжёгшись, продолжали наслаждаться издалека.       Но шутки продолжались, Арсений делал вид, что не замечал их (возможно, действительно не замечал), а Дима почему-то нервничал всё сильнее. Поэтому в одну из пятниц он задержался в студии подольше. Подождав, когда уйдут все, кроме сладкой парочки Twix, он повернулся на кресле к другу с предложением зависнуть вместе после работы. Арсений на удивление быстро согласился. Сбежал на несколько минут в кабинет к Сергею и вернулся довольный. Предложил поехать к нему домой, потому что у него-то никого, а у Димки жена и ребёнок. Дима пожал плечами и тоже согласился.       И вот два уставших за неделю дизайнера сидели в небольшом зале одной из хрущёвок и разговаривали. Дима пил пиво, Арс предпочёл вино. Беседа текла неспешно и в целом ни о чём, она приятно успокаивала и расслабляла мысли. Портить этот приятный вечер задуманным разговором виделось кощунством (и вынужденной необходимостью).       У Арсения завибрировал телефон. Взяв его в руки, он бросил короткое «извини» и прочитал сообщение. Дима равнодушно пожал плечами и спросил, наблюдая, как Арс печатает ответ:       — Борисыч, что ли?       — Ага. Всё нормально.       — Кстати, Арс, о Борисыче.       Арсений отложил телефон в сторону, поднял на Диму настороженный взгляд: он знал, что друг, как и прочие, не очень жаловал Серёжу. Разговоры на эту тему давно стали пресными и надоели.       — Подожди кидаться гневными взглядами, — Поз покрутил в руках пустую тёмно-коричневую бутылку с оседающими на дно остатками пены. — Есть одна история. И я, как друг Шаста, не должен тебе её рассказывать. Но! — Дима отставил бутылку на видавший виды кофейный столик, подтянул ногу к себе и повернулся к человеку напротив всем корпусом (до этого сидел в пол-оборота). — Но. Ты тоже мой друг, и тебе это никто не расскажет, кроме меня. А я всё-таки считаю, что раз ты встречаешься с Борисычем, то должен кое-что знать. Может, он тебе вообще этого никогда не расскажет, и в этом я его понимаю, но раз вы так серьёзно настроились, то, блин, Арс, мне нужно знать, что ты понимаешь, на что идёшь.       — Я нихрена не понимаю. — Арсений отставил свой полупустой бокал и тоже полностью повернулся к Диме, сев на диван по-турецки. — Но если ты что-то хочешь мне рассказать — вперёд.       Возможно, стоило бы уточнить — а ты уверен, что мне нужна эта информация? — но Арсению плевать. Если речь идёт о Серёже, который почти ничего не рассказывал о своём прошлом, то он хотел знать больше, даже если сам Серёжа решил, что некоторые вещи необходимо опустить. Наверное, любопытство Димки заразно и передаётся каким-нибудь особо изощрённым путём (через дружбу или, там, рукопожатие).       — Ладно. Хм, с чего бы начать… я тебе уже рассказывал, что мы с Шастом знаем друг друга сто лет — с первого курса вообще-то, но по ощущениям… После универа он сразу пошёл работать в студию, и Борис Матвиенко тогда ещё был жив. Я тоже пошёл туда, но Антон с самого начала занялся компанией на уровне организации, а я, вместе с другими ребятами, был ответственен, собственно, как и сейчас, за конечный продукт, который мы представляем заказчикам. После смерти Бориса Антону пришлось занять руководящую должность, и первое время было тяжело: многие тогда ушли, не захотели работать с молодым Антоном, думали, что он не справится. Компания оказалась на грани развала, я уже думал, что всё. Первые полгода помогал ему возиться с бумажками, искать людей на освободившиеся места. Даже кадровичка свалила, понимаешь? Туго пришлось… Но потом появился Борисыч. Не знаю, сам ли пришёл, но, скорее всего, его позвал Антон. Сергей же сын Матвиенко, он должен был занять место Антона, но это вообще такое болото, что даже я в него не лезу. Антон никогда не говорил, почему так произошло, но я знаю одно: Антон и Сергей с детства росли вместе как братья, но у них разные родители, по сути, их даже сводными не назовёшь, но это немного проясняет то, почему место директора занял Антон…       — Дим, подожди, — Арсений потёр глаза и вздохнул. — Ты хочешь сказать, что Серёжа и Антон росли вместе?       — Я тебе так и сказал, Арс. Говорю же, мутная история, и Антон обычно рассказывает мне всё, сам знаешь, как я могу доебаться, но о многом он молчит до сих пор, это что-то настолько личное, что находится за гранью нашей дружбы.       — Но почему никто из них мне об этом не сказал?.. Почему ты не сказал?       — Говорю сейчас. А до этого ты не спрашивал, да и какая вообще разница, кто они друг другу, если даже не родственники по сути и не общаются между собой толком. Что бы тебе это дало?       — Но ты же мне начал это зачем-то рассказывать, значит, что-то бы дало.       — Короче, слушай дальше. В компании до сих пор никто понятия не имеет о том, что они якобы братья, зато все знают, как они не могут друг друга терпеть. Хотя я бы сказал, что это Борисыч терпеть Антона не может, а тот… ну, у того свой компот в голове. Сейчас не это главное. В общем, тогда, когда было плохо с фирмой, Борисыч реально подсобил. Взял на себя ответственность и часть обязанностей, помог выбраться, подтянул дельных людей со своей прошлой работы. Не знаю уж, чем он их заманил, но с ними всеми в итоге дела пошли в гору. Ещё где-то год мы снова раскачивались, пытаясь вернуть студии популярность, но как только Матвиенко занял должность руководителя творческого отдела — всё потихоньку стало налаживаться, потому что он профессионал и работу свою любит. А заказчикам полюбились его проекты, так что на этой должности он уже несколько лет, и всех всё устраивает…       — Несколько — это сколько примерно?       — Ну… — Дима задумался. — Ему и тридцати не было, мне кажется, когда он приехал. Плюс он младше Антона на год, значит… где-то примерно… ну не знаю, лет шесть-семь. Спроси у него сам, уж на этот вопрос он сможет тебе ответить без моей помощи. Или спроси у Антона. Да это, опять же, неважно, сколько лет и прочее… Важно другое.       Арсений задумчиво кивнул, показывая, что слушает. Димка вздохнул протяжным «о-о-ой…» и продолжил:       — Где-то примерно через год, как Борисыч начал работать в фирме, произошёл случай, ради которого я всё это и начал рассказывать. Ночь была, мы с Катей уже спать собирались, тогда как раз Савина только родилась. Ну и позвонил Антон, голос вообще как будто не его — какой-то… если бы покойники могли говорить — это был бы голос Шаста в ту ночь. Ну, попросил, чтобы я приехал скорее, скинул адрес. Я, естественно, испугался, понял, что что-то случилось, вызвал такси, поехал… Это оказалась квартира. Подхожу к двери — слышу ор. Звоню в дверь. Мне открывает Антон, Сергей сзади стоит — оба бледные и охуевшие. Впустили меня и тут же дверь закрыли, я говорю тип, чё случилось, а Борисыч начинает орать, какого хрена Антон меня позвал. Шаст начинает его успокаивать, я вообще не понимаю, что происходит, тоже начинаю орать. Время где-то час ночи, и тогда ещё, знаешь, почти во всех квартирах эти батареи чугунные были. Слышим, соседи начинают по трубам стучать. Эти оба сразу замолкли. Антон мне толком сказать ничего не может, Борисыч не лучше. Я, в общем, прошёл в комнату… бля, Арс…       Дима встал с дивана. Сделал глубокий вдох, прикрыл глаза, но потревоженные воспоминания тут же всплыли как наяву. Держи глаза открытыми, закрывать их нужно было тогда.       Арсений только повернул голову к Позу и замер, сердце в груди сдавило как между молотом и наковальней.       — Дим…       — Щас… Хуёво вспоминать это. Неприятно. Короче, прошёл в комнату, а там на полу девочка мёртвая лежит. Не знаю, на вид лет двадцать, а то и меньше, молоденькая такая, абсолютно голая, волосы светлые и короткие, а под ними лужа крови, и такая большая, что залила весь ковёр… Пиздец просто. Я так охуел. Её даже трогать не надо было — губы уже синие, грудь не шелохнётся. У самого нервы сдали, начинаю у них спрашивать, что произошло, а они оба: несчастный случай, никто не хотел, чтобы так вышло. Так по сути и не рассказали, что произошло, но я понял, что эта девочка то ли просто упала на пол как-то неудачно, то ли задела затылком угол журнального столика. Короче, не знаю. Оба клялись, что не специально. Антону я верил. Начали думать, что делать. Жопа сжалась, сам понимаешь. Ну ещё бы…       Дима тяжело сел обратно на диван. Сгорбился, рассматривая свои сцепленные руки. Заговорил куда-то в пол, но Арсений всё равно слышал каждое слово.       — В общем, я смекнул, что Борис наверняка значимой фигурой был, наверное, мог иметь какие-то связи. Но Антон ни о чём подобном не знал, пришлось их матери звонить, кое-как выпрашивать. Она, естественно, заподозрила, но это уже их проблема, как они всё там с ней решили. В общем, Маргарита, их мать, один контакт дала. В итоге выехали на деньгах и везении: у Бориса Матвиенко под Москвой две дачи было. Одна вот нынешняя у Антона, вторую он отдал тому типу из следственного, ну и денег, я думаю, накинул немало сверху. Списали всё на несчастный случай, даже расследовать ничего не стали, хотя и обязаны были: два мужика и одна девушка, да ещё и голая, тут можно что угодно заподозрить. К нам тогда примерно через полчаса группа приехала. Девочку ту забрали сразу, её Ника звали. В сумочке паспорт нашли. Нас потом всю ночь мучили: показания брали, придумывали теорию и прочую хрень. Я до сих пор поверить не могу, что такая штука со мной случилась, как будто соучастником стал. Хотя, по сути, может, и стал. Я бы Шаста не заложил... В общем, мы после этого с Антоном набухались вдвоём, и он мне по пьяни рассказал, что Борисыч в подростковом возрасте лежал в психиатричке. Не знаю, с чем и почему. И вообще вся эта ситуация очень странно выглядела: то ли как ревностные разборки любовников, то ли как неудавшийся тройничок, потому что отношения между Шастом и Борисычем всегда были странные. Такая вот херня, Арсений, о которой тебе следует знать. Ну и не надо, наверное, добавлять, чтобы ты держал язык за зубами? Я просто хочу, чтобы ты хорошо подумал обо всём этом.       Арсений был потрясён. У него в голове вопросы взрывались, как зёрна кукурузы в пакете с попкорном.       — И ты думаешь, это Серёжа её?.. Потому что приревновал Антона?       — Не знаю, Арс, — Дима покачал головой, поднял на него свой взгляд. — Честно, я верю Антону, что это случайно вышло. Думаю, кто-то её толкнул или что, и она упала… Я знаю, что Борисыч тебя любит. Возможно, ты не замечаешь, какой он говнюк только потому, что с тобой он ведёт себя по-другому. Но в психиатрические клиники просто так не кладут людей. Я не знаю, Арс, мне кажется, тебе правда стоит подумать об этом.       Арсений непременно подумает об этом. Как только соберётся с мыслями и осознает всё услышанное.