На вершине Сциллы, у подножия Харибды

      Всё пошло не так с самого утра очередной пятницы (к концу подходил июнь): в офис Серёжа пришёл позже всех, хмурился больше обычного, отказался от совместного обеда с Арсением. Вечером не стал задерживаться в студии — они с Арсом ушли не самые последние, и даже Димка, любящий уходить пораньше, остался «ещё поработать». Арсений понимал: чем дольше он оттягивает принятие решения, тем больше ухудшается их ситуация.       Что всё идёт совсем не по их пятничному плану, Арсений осознал только тогда, когда Серёжа, выехав на третье кольцо, миновал Шмитовский проезд, ведущий к его жилищному комплексу, и погнал дальше по прямой.       — Серёж, куда мы едем? — Арсений повернулся влево, рассматривая сосредоточенное усталое лицо в нескольких десятках сантиметров от себя.       — К Антону. Не хотел тебе утром говорить, чтобы ты не думал об этом весь день. Поговорим и вместе что-нибудь решим, потому что тянуть можно долго, ты и сам понимаешь. Тем более, я обещал тебе правду, и Антон тоже согласен её рассказать.       — Ладно. Хотя если честно, я до сих пор не представляю, к чему мы в итоге придём, — Арсений положил руку на бедро Серёжи, ощутимо сжал пальцы.       — К чему-нибудь точно придём, — ответил Сергей, бросив короткий взгляд на Арсения и возвращаясь к дороге.       История стоила того, чтобы её услышать. Рассказывал в основном Антон — Серёжа сидел рядом и добавлял что-то, когда возникала пауза. Они втроём устроились на диване в гостиной, и вся ситуация напоминала не то мечту, не то сбывшийся ночной кошмар: рядом сидели два любимых человека, Арсений столько раз думал об этом, но увидеть их двоих так близко друг к другу — спокойных, не пытающихся выйти на конфликт — это что-то совершенно невероятное. Страшило одно понимание: навсегда остаться так, в их тесном кругу (а, вернее, треугольнике), не получится.       Арсений слушал долго: про совместное детство, про Бориса и Маргариту, про сложную семейную атмосферу; про то, как начали появляться чувства (рассказывал Серёжа), про Лиду и попытку самоубийства, про осознание своих чувств, про страх и панику (Антон); про психиатрическую лечебницу, про отлёт в Петербург, про редкие встречи, про череду незнакомых людей на одну ночь. Про Нику, про Диму, про возвращение в Москву. И про то, что Арсений то ли появился очень вовремя, то ли лучше бы вообще не появлялся.       Фрагменты знаний, по чуть-чуть выуженные до этого из разговоров с Антоном, Серёжей и Димой, дополнялись, многое становилось понятно, занимало свои места. Где-то неприятно, в чём-то не очень правильно, но всё рассказанное не было слишком ужасным для того, чтобы Арсению захотелось вдруг встать и уйти. Знай он всё в самом начале, наверное, обходил бы этот странный дуэт стороной, но теперь… слишком подло сперва привязать к себе человека и только после этого рассказать ему всё, что могло бы повлиять на дальнейшее общение.       — В общем, наверное, это всё, что ты должен знать, — закончил Антон. — Вернее, я почти уверен, что ничего важного не забыл рассказать. — Он глянул на Сергея, и тот кивнул в ответ, соглашаясь: впервые они рассказали всё как есть, с самого начала, ничего не скрывая и не пытаясь приукрасить.       За время рассказа на улице полностью стемнело. Через открытое окно за спиной Антона ночная прохлада трепала полупрозрачную занавеску. Свет только из коридора — что-то такое уже было… — видно, как дома напротив постепенно обрастали матовым тепловато-белым светом, отражающимся в стёклах мелкими бликами.       Арсений молчал. Странно в таком возрасте вдруг осознавать, что ты влюбился, потому что до этого уже сто раз успел смириться и решить для себя, что любовь в жизни не главное, то, без чего в целом можно обойтись, и что, скорее всего, она не нужна всем, потому что в мире слишком много людей, кому-то в любом случае придётся стать одиночкой, так почему бы не тебе? Ещё страннее осознавать свою вовлеченность в любовный треугольник, когда оказывается, что выбор, конечно, за тобой, но не ты один должен принять решение, и что двоих любимых людей связывает нечто схожее с твоими эмоциями.       Антон сел чуть ближе, слегка упёрся коленом в бедро Арсения, взял его за руку, заглянул в глаза, пытаясь идентифицировать чужие чувства. Не найдя в выражении лица отвращения или страха, положил одну ладонь на шею, притянул к себе и медленно поцеловал. Арсений позволил: я тебя не виню, ничего не изменилось. Рука на шее сменилась другой, спина упёрлась в тёплую грудь Серёжи. Он положил руку на щёку Арса, повернул его к себе.       Это длилось несколько минут — Арсений потерялся в ощущениях, но точно мог отличить губы Антона (короткая, слегка колючая щетина под пальцами) от Серёжиных (мягкие волоски, покрывающие нижнюю часть лица). Прекрасно в той же степени, в которой странно: четыре руки на своём теле, ласковые касания и полная тишина. На какое-то время разум потух, как перегоревшая лампочка, вперёд вышли только физические ощущения и чувства.       Арсений, зажатый в тиски нежности, отстранился тогда, когда чья-то ладонь начала ласково поглаживать низ живота.       — Не надо, — противореча самому себе, Арсений встал с дивана, отошёл немного в центр комнаты, одёрнул футболку. Застыл, как полный дурак — почему мозг просто не может заткнуться? — Я не хочу быть очередным третьим между вами.       — Арс, ты придурок, — Серёжа тоже встал с дивана, сделал шаг вперёд. — История с Никой не повторится, потому что её мы не любили. Мы вообще никогда никого из них не любили и не берегли, а тебя любим. Я клянусь.       — Но если ты не хочешь, то мы ничего не станем делать, — Антон тоже встал, но подходить не спешил — смотрел на Арсения с расстояния в несколько шагов. — Честное слово. Не надо было этого делать, со стороны выглядит именно так, но на самом деле всё по-другому.       — Да чёрт с ним, — Арсений совсем запутался. Кто кого любит? Что вообще происходит? Почему всё, чего хочется сейчас, — это раздеться и оказаться между этими двумя мужчинами? Почему ему настолько плевать на их прошлое, что он так безрассудно готов принять его? Что с ними всеми не так? Все эти (и другие) вопросы могут подождать, а у большинства из них нет и намёка на адекватный ответ.       Кровать под спиной ощущалась приятно и знакомо. Чистый мятый хлопок, пахнущий кондиционером, две мягкие подушки, хрустяще-шуршащее одеяло, лёгкий запах Антона (гель для душа, пот и дезодорант), похожий на Серёжин так сильно, как похожи между собой однояйцевые близнецы. Их руки, их звуки, их движения.       Антон целовал Арсения в губы, нависал сверху, гладил щёки и шею, стоя коленями на кровати, расстёгивал его ширинку, тянул свободные штаны вниз вместе с бельём — сразу же стало слишком свободно, ноги опустились обратно на постель, Сергей накрыл ладонью чужой пах, сжал полуэрегированный член, и к его пальцам, словно к магниту, импульсом потянулась кровь. Арс оторвался от губ Антона, сделал короткий поверхностный вдох, приподнял бёдра.       Антон поцеловал его в щёку, улыбнулся в темноте (никто из них не включил свет — тела друг друга давно изучены наизусть), отстранился, садясь на колени, начал стягивать с Арсения футболку. Тот послушно поднял руки и через несколько секунд остался совсем нагой.       Серёжа поднялся выше. Арсений привстал, потянул домашнюю футболку Антона на себя, откинул её в сторону. С Сергеем оказалось сложнее — он всё ещё был одет в рубашку, им с Антоном пришлось расстёгивать пуговицы вдвоём, освобождать руки от тесных манжет, вытягивать Сергея из его офисной скорлупы особо тщательно. За рубашкой — подтяжки и брюки, всё это оказалось то ли на полу, то ли на самом краю кровати.       Антона раздели последним. У него — жёсткие выпирающие отовсюду кости и мягкие подушечки пальцев, которыми он водил по плечам и бокам Арсения. Вслед за его пальцами, будто по проторенной тропе, шли влажные губы Серёжи. У самого паха Арсения Серёжа отнял руку Антона и поцеловал его в центр ладони. Арсений приподнялся на локтях, наблюдая, как поцелуй медленно переходил в то, от чего возбуждение начинало покалывать микроиглами каждый сантиметр его организма: Сергей, придерживая узкую ладонь Антона за запястье, широко лизал её внутреннюю сторону, поочерёдно погружая в рот длинные пальцы. Его свободная рука в это время сжимала собственный член между ног.       Арсений откинулся обратно на подушки — спустя несколько секунд на его члене сомкнулась влажная прохладная ладонь. Повела вверх, натягивая уздечку, полностью закрывая влажную головку, и медленно скользнула вниз. Вверх и вниз — несколько простых движений, несколько поцелуев во внутреннюю сторону бедра (кажется, от Серёжи) и начала выделяться Куперова жидкость — ладонь заскользила лучше, но её тут же сменил чей-то рот. Арсений не понимал, чей именно, и смотреть не хотел. Понял, что сосал Антон, только тогда, когда Серёжа, ведя кончиком языка по стройному боку, поднялся выше и нашёл его губы.       Антон отстранился, сжал пальцы на ягодицах Арсения, раздвинул их в стороны — Арс помог ему, чуть приподнявшись над постелью и мгновенно опускаясь обратно. Сфинктера коснулся скользкий тёплый язык. Щекотно и мокро, скользнул по тугим складкам, кружась около самого главного, плавно вошёл внутрь.       Арсений сжал Серёжу в своих руках сильнее, спустил ладонь ниже — как же хорошо, что он такой небольшой, — и наощупь нашёл его член, сжал пальцы, начал медленно водить по нему рукой, привычно и знакомо. Сергей прижался к нему теснее, углубил поцелуй — его язык во рту Арсения, чуть шершавый, гибкий и мокрый, как будто вторил языку Антона внутри него — это уже слишком хорошо. Непозволительно приятно, блаженная роскошь.       Антон лизал быстро и рвано, чувствуя, что слюна уже начинала стекать по подбородку, а правая щека прилипла к бедру Арса. Он отстранился только через несколько минут, поднялся, слегка покачиваясь, наверх, пытаясь найти в верхнем ящике комода тюбик с лубрикантом, шарил рукой между всякой мелочёвки, смотря на Арсения с Серёжей — крепко сплетённых между собой, целующихся и надрачивающих друг другу. Это возбуждало сильнее, чем в фантазиях (а уж он фантазировал об этом не единожды), реальность оказалось намного более тихой и сумеречной, но зато появились запахи и ощущения.       Серёжа с Арсением отстранились друг от друга. Арс вытянул руку вперёд, и Антон присел на край кровати рядом с ними. Сергей отобрал у Антона пластиковый тюбик с дозатором, поцеловал его в губы и слез с Арса, снова оказываясь между его ног. Антон спустился следом, снова взял в рот член, пока пальцы Сергея, смазанные и скользкие, по одному погружались внутрь. Растяжка не должна была занять много времени (у Арсения такой богатой половой жизни не было даже в подростковую пору), но Серёжа не останавливался, и на третьем пальце Арс перестал считать.       По тихим стонам сверху Антон понял, что Арс готов. Неторопливо лизнул солоноватую головку и потянулся к Сергею за очередным поцелуем. Арсений поднялся и сел, будто зачарованный, наблюдая за тем, как мужчины перед ним обменивались ласками. Уже через минуту Арсений сидел над Антоном, раздвинув ноги, уперевшись коленями по бокам от него, и Антон, уложенный на лопатки, одной рукой держал его за плечо, а второй направлял свой член внутрь.       Это первый раз за долгие месяцы, когда все трое забыли про резинки (полное доверие и безрассудная глупость). Арсений и Антон — на короткий миг — вспомнили об этом только тогда, когда их плоть соприкоснулась друг с другом без всяких преград — непривычно и во много раз приятнее, чем обычно. Арс упёрся руками в худую грудь Антона, прогнул спину и осторожно опустился до конца. Закинул голову назад, прикусил губу, чувствуя, как на его ягодицах сжались прохладные пальцы. Их механизм пришёл в движение: Антон начал двигать бёдрами, Арсений качался ему навстречу, ощущая, как Серёжа оглаживал его спину тёплыми широкими прикосновениями. Каждый толчок — острый импульс наслаждения, обволакивающий со всех сторон.       Арсений не сразу понял, что Серёжа встал позади него, приблизился так плотно, что Антону пришлось переместить руки на бёдра Арса, обнял со спины, огладил пальцами торчащие соски, поцеловал за ухом.       — Можно? — тихо спросил Серёжа, пока Арсений замер, и Антон, с членом внутри него, тоже прекратил все движения, ожидая ответа.       Можно что? — пронеслось в голове, но тут же выветрилось: его полыхающее желание вытесняло все мысли.       — Да, — выдохнул Арсений и пригнулся, практически ложась грудью на Антона, ощущая, как сильно сжались руки на его боках.       Сергей огладил его копчик, придвинулся так, что между ними не просунуть и листа бумаги, поводил горячей головкой вокруг и медленно надавил, входя внутрь. Арсений всё ещё не двигался, пытаясь привыкнуть к новым ощущениями, выдохнул резко, и Антон, отвлекая от боли, начал целовать его лицо — бережно и заботливо, порхал сухими губами по щекам и векам, задевал кончик носа, скулы, подбородок.       …боль отступала. Арсений двинул бёдрами — давайте, я готов — и Сергей с Антоном одновременно начали движение внутри него. Тесное соприкосновение членов — уже привычное, но никогда ещё человек, принимающий их, не был настолько дорог и желанен, как Арсений. Неужели именно это превращало секс в занятие любовью? Это единение, полное растворение. Соединение. Слияние. Соитие.       Арсений, зажатый между Антоном и Серёжей, плавно скользил по краю реальности. Два члена в нём толкались в простату практически с одинаковой амплитудой, и сладкое напряжение вонзалось в него портновскими булавками, импульсами устремлялось к члену и яйцам, текло по всему телу вместе с потом и дрожью. Серёжа крепко держался за бёдра Арса, пока Антон, придерживая его за один бок, второй рукой дотянулся до возбуждённого члена. Он сжал самый конец покрасневшей головки, обхватил поудобнее и начал массировать чувствительную слизистую. Эта качка всё носила и носила их по просторам наслаждения, пока Арсений — первый из них — не выдохнул дробное: «А-а-а-а-а». Он, сжимаясь и сокращаясь каждой мышцей, совсем свалился на Антона, распластался по его груди, ощущая под щекой острый сосок, и замер на самом пике. Чья-то рука, уже непонятно, чья, выжимала его скользкий и мокрый от спермы член, потирающийся о низ живота Антона. Внутри всё ещё бесилось и горело, Антон и Серёжа готовились прыгнуть за ним следом, в самую бездну небытия и благостыни. Они максимально синхронизировались друг с другом, и Арс позволял догнать себя, пока сам лежал расслабленный и податливый, с закрытыми глазами и распахнутым в тихом стоне ртом.       В тот момент, когда они все, прижавшись друг к другу голыми потными телами, кожа к коже, отпустили себя, испытав первый совместный оргазм, началась их длинная ночь.