∞ ◆ ∞
Работы много. В иной раз Антон бы начал ныть, что устал, нуждается в двадцатичетырёхчасовом сне, тёплой еде и любви (если останутся силы), но, учитывая сложившиеся обстоятельства, повышенная нагрузка играла на руку: получалось чуть меньше думать о Серёже и снижать свою тревогу за Арса. Работы много — и это прекрасно, плохо, когда работы совсем нет. В питерском офисе Арс временно взял на себя обязанность руководить творческим отделом (ту должность, которую в Москве занимал Сергей). У него неплохо получалось, но порой Антон всё равно видел или случайно слышал, как Арс звонил по вечерам более опытному в этих делах Димке и просил совета (в конце всегда спрашивал, как там Серёжа, — Антон не мог его за это винить, потому что и сам задавался тем же вопросом). Арсению разлука давалась тяжелее, чем Антону, но и ему уже постепенно становились в тягость печальные мысли. Он скучал по Серёже, по его тёмным глазам, мягкой бороде и даже по его ненависти, смешанной с любовью. Как же у них получилось прожить без близости несколько лет? Шли к успеху, или оттягивали неизбежное столкновение? По всему выходил второй вариант. Арс стал совсем плох: он, преодолевая небольшое расстояние от отеля до бизнес-центра, не смотрел по сторонам, по-прежнему много спал (Антон позволял ему это), молчал больше обычного. По выходным Арсений не рвался гулять по любимому городу, его перестали впечатлять старые красивые дома, в это время года забитые толпами туристов, мостовые и набережные не находили отклика в душе. И даже свежая погода, так располагающая к долгому неспешному брожению меж домов и улиц, оставалась незамеченной. Выглянувшее солнце, лучи которого высушили все последствия ливня, встретившего их по приезде, делало угрюмое настроение ещё более очевидным. Может, беспокойно думал Антон, постоянно наблюдая за Арсением, это всё было ошибкой? Может, Арсению нужно остаться с Серёжей, а не с ним? Сам бы он прожил без Сергея? А без Арсения? Наверное, какое-то время точно, но потом? Зачем они все так мучают друг друга?∞ ◆ ∞
У Эрмитажа выстроилась огромная очередь. Она живым питоном извивалась, медленно двигаясь вперёд и непрерывно отращивая хвост. Антон апатично злился: солнце напекало макушку, толпа приезжих жужжала и шипела, Арсений, стоящий рядом, становился всё мрачнее. Впервые за две недели его удалось вытащить из отельного номера, разбудить и собрать, пообещать Эрмитаж, чтобы, придя к нему, увидеть это безобразие. — Антон, пойдём отсюда, — Арсений взял его за руку и вывел из очереди, в которой они простояли четверть часа, но почти не приблизились ко входу. — Арс, ну чё ты? Ещё немного постоим, а потом внутрь попадём, там уже гулять будем. Ты же сто процентов в прошлый раз не успел всё посмотреть. По залам походим, посмотрим там… — На сраных китайцев если только, — пробурчал Арсений. — В прошлый раз не было столько людей… — Так в прошлый раз вы и не в сезон прилетали, конечно, не было столько людей. — К чёрту. Пойдём, пожалуйста. Антон оглядел толпу ещё раз: да, китайцев много, ну а где их сейчас нет? Разве что в какой-нибудь сельской глубинке. Очередь правда большая, движется еле-еле, да и древности со всякими картинами и залами можно в гугле посмотреть. В конце концов, не последний день живут, всегда можно вернуться сюда зимой, когда туристов в разы меньше. — Ну пойдём, — вздохнул Антон. — Только не в отель. Гулять. — Ладно, — Арс пожал плечами и зашагал к выходу. На Дворцовой площади, наполненной людьми, ко всем приставала парочка, выряженная в костюмы Петра и Екатерины. Пётр громким голосом называл всех женщин «миледи» и предлагал сделать фото на память. Екатерина, чьё платье с дешёвым каркасом кринолина шаталось на каждом шагу, улыбалась и следовала за своим спутником, придерживая слои пышного золотисто-синтетического подола. Миновав эту странную чету, Арсений с Антоном прошли вдоль пышного зелёного сада Зимнего Дворца и оказались на Адмиралтейской набережной. У обоих город поднимал со дна, вместе с илом и песком, воспоминания. Антон, идя по Дворцовому мосту, как наяву видел их с Серёжей прогулки. Каждый раз, когда Антон прилетал или приезжал, они гуляли. Прошли, возможно, весь центр города вдоль и поперёк, побывали в каждом закутке. Серёжа, при всей своей нелюбви к городу, обожал Медного всадника, и за каждой их встречей обязательно наблюдал Пётр, сидящий на вздыбленном коне. Потому, наверное, Антон уводил Арсения всё дальше от этого памятника, вперёд и вперёд по мосту, навстречу Ростральным колоннам и двухэтажным автобусам с гидами. Арсений Медного всадника видел один раз и то мельком: в свою первую поездку. Серёжа тогда даже не дал ему сделать фото, ускорил шаг и увёл за собой. Зато колонны он уже видел, но удивительно, как, оставаясь статичным, облик города поменялся за счёт массы людей. Рассыпанные горстками у достопримечательностей, они портили всё: и вид, и настроение, и желание гулять. Антон не сдавался: водил Арсения по городу до позднего вечера, надеясь, что усталость потеснит печаль, а летний прохладный воздух, задувающий с рек, прочистит лёгкие. План почти удался: под конец вечера Арс попросил его пойти и чего-нибудь поесть, но, проходя мимо KFC, почему-то спасовал и повёл его в обход до ближайшего ресторанчика. Антон не стал ничего спрашивать, шёл с правой стороны и пытался завести разговор. Номер отеля — один на двоих, с большой кроватью — ненавязчиво превращал деловую командировку в совместную поездку, обременённую работой, о которой почти не говорили: сфера обязанностей у Антона с Арсением оставалась разной, и никаких разногласий по этому поводу не возникало. Наверное, Арс больше предпочёл бы рабочие ссоры в их тройственном союзе, чем идеальную гармонию в паре. Все силы растворились в улицах Петербурга. Вернувшись в номер, Арсений, не раздеваясь, устроился в кровати, прикрыв глаза. Антон, огладив его взглядом, ушёл в душ. Зашумела вода. Там, за стенкой, очередные капли самоотверженно разбивались о белый холодный кафель или стекали по телу Антона, унося с собой остатки длинного минувшего дня. Появилось немного времени, чтобы возобновить переписку с Позом, и Арс этим воспользовался. Несколько дней назад он всё-таки вкратце объяснил другу сложившуюся ситуацию, и получил незаслуженно много поддержки: даже не зная всего, Димка не выпытывал, по своему обыкновению, все подробности, а поддержал по-человечески, помогая советами по работе, уверяя, что с Серёжей всё хорошо и даже кидая периодически какие-нибудь мемы, чтобы жилось легче. Арс, у тебя рядышком Антон, Димка вон в Москве ждёт тебя и переживает, как ты тут, а ты что? Всё пускаешь и пускаешь сопли, скоро ими покроется весь твой любимый пресный Петербург. Тут влаги и без твоих слёз достаточно. Серёжа всё ещё один, и теперь всегда будет так, ты даже Антона у него забрал, и нет права жаловаться или грустить: из всех троих ты оказался не в самой херовой позиции. Погрузившись в топь мыслей, Арсений не услышал, как стихла вода. Антон вышел из душа: тёплый и влажный, пахнущий отельным гелем для душа и каким-то хвойным шампунем. Он, в одних трусах, с мокрыми, торчащими в разные стороны волосами, вышел на балкон и оставил на сушилке своё полотенце. Вернулся, задвинул шторы и встал напротив кровати, разглядывая Арсения. Арс отложил телефон на прикроватную тумбу и посмотрел в ответ. Антон присел возле его ног, огладил раскрытой ладонью коленки, торчащие из больших прорезей лёгких клетчатых брюк, спустился ладонью к икрам и щиколоткам. Арсений привстал, опираясь о мягкую спинку кровати. Пересев ближе, Антон потянулся вперёд, и Арсений сделал тоже самое: они поцеловались. Медленно и спокойно замерли в пространстве на несколько секунд, пока Антон, не отрываясь от губ напротив, не провёл рукой обратный путь: по коленям и выше, на внутреннюю сторону бедра Арсения. Кончики его пальцев остановились у самого паха и тоже застыли, ожидая реакции. Арс продолжал целовать его, как будто не замечая этих ласк, и тогда Антон осторожно повёл выше, сжал в ладони мягкий член через ткань (кожу тут же обдало жаром). Арсений прервал поцелуй. Мягко положил свою руку поверх кисти Антона, отстранил её и виновато покачал головой: — Извини. Не думаю, что я хочу или могу. — Ничего, — Антон снова поцеловал его. — Тогда можно я хотя бы просто раздену тебя, пожалуйста? Арсений поднял руки вверх, и Антон, принимая это разрешение, стянул с него футболку, уложил усталое тело обратно на подушку, встал с кровати, склоняясь ниже, и расстегнул, уже без какого-либо подтекста, ширинку брюк. Снял их — Арсений, помогая ему, приподнял бёдра — и отложил вместе с футболкой на соседний диванчик. — Антон, долго мы так будем бегать друг от друга? Рано или поздно придётся вернуться в Москву, и что тогда? — оставшись в одном нижнем белье, Арсений посмотрел на Антона. Тот, снова присевший в его ногах, пожал плечами. — Тогда Серёжа уедет в Питер. Будем меняться. — Он ненавидит этот город, ты же знаешь. — Знаю. И что ты предлагаешь? Уволиться кому-нибудь из нас? Может, перенести главный офис сюда? Это равносильно переезду целого города — дело не одного месяца, а, возможно, и года. Ненавистный город для Серёжи — меньшее из зол. У меня до сих пор сердце в горле дребезжит при мысли о том, что он может уволиться, оборвать с нами связь и уйти навсегда. Только не это, пожалуйста, только не это. Я не готов отпустить Серёжу, он так крепко спаян с нами, что страшно подумать. — Арс, может, тебе нужно было остаться с Серёжей? — Антон пересилил себя и спросил то, что изводило его несколько недель. Арсений хмыкнул и покачал головой. Подушка под ним зашуршала, комкая белую наволочку. — И что бы это поменяло? Только объект моей тоски. Ты думаешь, оставшись с Серёжей, я бы не переживал за тебя? Думаешь, что люблю тебя меньше, чем его? Мы разве не выяснили, что между нами тремя в принципе глупо говорить о какой-либо степени чувств? — Извини, — Антон погладил его по голой щиколотке, покачал головой. — Прекрати за всё извиняться, это начинает раздражать. Извини. Прости, Арс! Я всё растягиваюсь и растягиваюсь между беспокойством о тебе и тоской по Серёже, скоро совсем разорвусь нахуй! Ну извини, пожалуйста, за то, что я такой! Гори огнём этот блядский мир вместе со всеми вами! Антон отвёл взгляд. Сгорбился, сразу же уменьшаясь в размерах, опёрся пяткой о матрас, подтянул колено к себе и уложил на него щёку. Как тут не злиться? Держи себя в руках. Арсений встал с постели, подгоняемый чувством вины, и сбежал в душ — как тогда сам Антон сбежал от них с Серёжей, позволяя ему принять то глупое решение и уйти. Как тут не обижаться? Как прекратить винить всех на свете в том, что они сейчас не втроём, как могли бы, а по отдельности, разбросанные по городам, будто ювелирный гарнитур, доставшийся в наследство сразу нескольким детям и распроданный по частям в разные руки. Как перестать злиться на Серёжу за его глупость и упрямство, как перестать злиться на Антона за то, что он позволил им распасться, как перестать злиться на себя за то, что никак не получается смириться: их не трое, никогда не было и не будет. Арсений пытался отдать весь гнев и раздражение воде. Это хорошо, что в нём начали проявляться хоть какие-то чувства, помимо грусти и апатии: в последнее время он начинал себя ощущать бесполым существом, пустым и облицованным чёрной ртутью. Сейчас он как будто танцевал на иглах, углях и битом стекле, и бодрости эти конвульсии приносили больше, чем дискомфорта. Ложась рядом с Антоном, Арсений всё ещё чувствовал себя виноватым, но попросить прощения никак не получалось. Антон этого и не ждал. Он повернулся к нему лицом, обнял, поцеловал в лоб, в веки и щёки, пробурчал, что всё нормально, они просто устали, и закрыл глаза. Арсений ему поверил, огладил пальцами голое плечо и тоже прикрыл глаза, проваливаясь в сон. О стекло, закрытое шторами, начали разбиваться первые капли ночного ливня.