Когда ангелы не знают, что сказать

Такси уже здесь. Я договорился с Джоном еще вчера, поэтому выхожу почти сразу. Хотя немного странно, что Тейлор согласился подъехать прямо к дому. Я сажусь в машину и здороваюсь с таксистом: – Доброе утро. – Доброе, Джо, доброе, – кивает водитель, поворачиваясь ко мне. – Что-то ты неважно выглядишь. Я в панике осматриваю костюм на предмет каких-то проблем, но ничего не замечаю. – Синяки под глазами выдают, что спал ты плохо, – продолжает Тейлор, – вон, посмотри в зеркало, вид у тебя уставший. Я подаюсь вперед и смотрю на свое отражение. И правда, я таких синяков не видел за все время своего пребывания на Земле. Или я просто не обращал на них внимания? – Встреча важная, проворочался полночи, – говорю я, протирая глаза. – А что Вы сегодня решили добраться до наших краев? И, видимо, я не дал Вам толком позавтракать, – добавляю я с толикой неловкости. – А-а, это, – тянет таксист и, ориентируясь по зеркалу, утирает с уголка рта заварной крем, – жена дала в дорогу кексов, знает, что заказов уже с утра достаточно. – Он нервно улыбается и продолжает, заметно стушевавшись: – А насчет того, что я приехал.. Да что-то у меня хорошее предчувствие, что в этом районе ничего не случится сегодня, да и заставлять тебя снова тащиться через два квартала не очень хотелось, вот-вот дождь начнется. – Тейлор тянется к пассажирскому сиденью и открывает крышку коробки с выпечкой: – Кексик хочешь? Я немного голоден, поэтому отказываться было бы глупо. – С удовольствием, – отвечаю я и осторожно беру у него из рук еще теплый шоколадный маффин. Вдыхаю этот чудесный насыщенный аромат какао и домашнего уюта, и мне на какое-то мгновение становится спокойнее. Я откусываю кусочек этого мягкого шоколадного облака и понимаю что-то очень для себя важное: – Никогда не ел ничего вкуснее, – говорю я вслух Джону. – Передайте жене, что у нее дар кондитера, эти кексы волшебные. Таксист с гордостью улыбается и говорит: – Да, моя супруга просто золото, дай бог и тебе встретить своего человека, Джо. – Он выдерживает паузу и спрашивает: – Ну что, едем навстречу судьбе? Откуда он знает? Или же адрес ему все подсказал? Это какой-то особый дом? Да вроде нет, я помню, каким видел его из Империи, помню, каким он виделся мне, когда я смотрел на мир глазами кошки, ничего подозрительного или особенного я тогда не заметил. Хотя, Тейлор ведь таксист, он чувствует людей иначе, как психолог, наверное, а у меня точно все на лице написано, вся моя тревога, паника и застенчивость, когда речь заходит о моем визите. Так что спасибо и за то, что он не спрашивает о его цели. Спокойно, Джозеф, все пройдет, как задумано, главное – верь в себя. – Да, Джон, отправляемся, – киваю я и на пару секунд крепко зажмуриваю глаза. Мы подъезжаем к дому, и я смотрю на часы. Четверть одиннадцатого. Расплачиваюсь к Джоном, получаю еще несколько напутственных слов и выхожу из машины. Таксист уезжает, а я остаюсь на обочине дороги, прямо перед домом Бена. Я чувствую, что галстук предательски напоминает петлю, сдавливая шею все сильнее, и немного ослабляю его. Эффекта никакого нет, так что придется его окончательно снять. Убираю его в карман пиджака и заодно расстегиваю верхнюю пуговицу рубашки. Дышать стало полегче, кажется. Решительно делаю шаг в сторону дома. Первый всегда самый сложный, потом уже немного проще. Я поднимаюсь по ступенькам, делаю глубокий вдох и трижды стучу в дверь. Отступать некуда. Странно, что открывает мне не Бен. Из-за приоткрытой двери на меня недоверчиво смотрит уже немолодая женщина и, смерив меня взглядом, наконец говорит: – Вам кого? – Миссис Джонс, – я довольно быстро понимаю, с чего надо начать ответ, – я консультант из школы Вашего сына, мне нужно поговорить насчет Бена. Она сдвигает брови, бросает что-то вроде "Одну минуту" и закрывает дверь. Я нервно подергиваю плечами и просто жду, а что мне еще остается делать. Спустя пару минут дверь открывается снова, и мать Бена жестом приглашает меня войти. Я захожу в дом и закрываю за собой дверь. У порога стоят мужские тапочки, прямо рядом с ковриком. Видимо, для меня. Разуваюсь и надеваю тапочки. – Проходите в гостиную, – говорит женщина. Я успеваю окинуть ее взглядом. Худощавая, с осунувшимся лицом и здоровенными мешками под глазами, такими же потухшими, как камин в их гостиной. На ней серый домашний костюм, блеклая зеленая футболка с непонятным рисунком и тапочки. Короткие светлые волосы с отросшими тёмными корнями уже давно не встречались с хорошим парикмахером. Я прохожу в знакомую комнату. – Не знаю, правда, где Бен, – неловко оправдывается мать, присаживаясь в кресло. – Вообще-то, я уже давно дома, – слышу я до боли знакомый и очень недовольный голос со стороны кухни. Я поворачиваюсь и, опираясь на подлокотники, смотрю на Бена. Люди неправильно описывают ангелов. Если бы я был человеком, мой ангел выглядел бы в точности, как Бен. И плевать, что многие со мной не согласятся. Вот он стоит босиком, прислонившись к стене на выходе из кухни, в домашних клетчатых трениках и растянутой футболке, на которой когда-то был принт альбома Pink Floyd. Светлые локоны снова вьются (наверное, он все-таки немного их подкручивает), взъерошены и беспорядочно набегают на лицо. Он заводит пару кудрей за ухо, а у меня сердце падает в пятки. Он смотрит на меня своими светлыми зелёными глазами, нефритовыми, неземными, в окантовке преступно длинных ресниц, а я просто забываю, зачем пришёл. Он такой простой и домашний, но выглядит настолько совершенным, и я думаю, что никогда не видел ничего более прекрасного. И правда, зачем я пришел? Ах, да.. Потом до меня доходит, что я уже почти с минуту бессовестно пялюсь на этого светловолосого мальчишку, который, с недоумением подняв брови, ждет, когда я наконец озвучу цель своего прибытия. – Мистер Маццелло, Вы уверены, что пришли поговорить обо мне? – спрашивает Бен и делает глоток из кружки, в которой, как я подозреваю, совсем не утренний кофе. Я отворачиваюсь, чтобы не встречаться с ним взглядом, и с достаточной холодностью, дабы скрыть дрожь в голосе, говорю: – Да, я уверен, что речь пойдет о Вас, молодой человек. Бен так и остается стоять у стены, ожидая дальнейшее развитие событий, я чувствую его непонимающий взгляд затылком и почти осязаю появившееся в воздухе напряжение, которое с продолжением разговора будет только расти. – Маццелло, значит, – негромко и медленно проговаривает миссис Джонс. – Нечастая для нашей местности фамилия, Вы не здешний? – Переехал пару лет назад, – я вынужденно поддерживаю разговор, поскольку мне кажется, что так надо. – И как Вам у нас, нравится? – с напускной улыбкой спрашивает она. – Да, спасибо, – киваю я и считают нужным наконец-то перевести разговор в предполагаемое русло: – Так вот, миссис Джонс, что насчет Вашего сына… Я слышу, как за моей спиной неодобрительно прихлебывает из кружки Бен, отвлекая на себя внимание. – Или веди себя уважительно, или немедленно поднимайся к себе, Бен, – пристально смотрит на него мать, чуть повернув голову. Я украдкой смотрю на него, как он, закатив глаза, одними губами произносит "Хо-ро-шо", а потом присаживается на ступеньках, ведущих на мансарду. – Понимаете, Бен очень способный парень, многие предметы даются ему довольно легко, вот только проблема в том, – я отвожу взгляд на висящую на стене картину и в сотый раз прокручиваю в голове свою мысль, принимаю последнее решение и продолжаю: – что ему бы почаще появляться на занятиях, он очень много пропускает. – Но ведь он каждый день выходит утром из дома и говорит, что идет в школу, – качает головой мать Бена. – Он ведь уже взрослый, какое я имею право следить за ним? – Никто не просит Вас устанавливать слежку, – отвечаю я, подернув плечом. – Просто иногда интересуйтесь, не нужна ли ему какая помощь, как вообще день прошел в школе, самые простые вещи зачастую имеют очень большое влияние на подростка. Слышу, как этот самый подросток цокает губами и вздыхает. Вполне ожидаемая реакция. – Ну, понимаете, у меня не всегда хватает на это времени, из-за работы, нужно платить по счетам, откладывать деньги на колледж, – она врет так вдохновенно и, судя по всему, сама верит в свои слова, а я даже не знаю, как мне реагировать на такое. – Безусловно, – я делаю вид, что соглашаюсь с ней, – я прекрасно Вас понимаю, но, думаю, следующая информация несколько изменит Ваше мнение обо всей сложившейся ситуации. Я выпрямляюсь и опираюсь руками на колени. Миссис Джонс внимательно смотрит на меня, поглаживая большие пальцы ладоней, сцепленных в замок. Прости, Бен. – Ваш сын курит уже несколько лет, и примерно столько же употребляет спиртные напитки, – я стараюсь говорить твердо и быстро, чтобы не было возможности передумать и дать заднюю. – Отлично, блять! – озлобленно выкрикивает Бен, с грохотом ставит кружку на кухонный стол, заставляя меня зажмуриться, и быстрыми шагами поднимается к себе. Через минуту я все же прерываю неловкое молчание, сопровождающееся обрывками ругательств, доносящихся с мансарды: – Я так понимаю, миссис Джонс, Вас это все-таки не удивило. – Ну, почему же, – она на мгновение поджимает губу, – я в самом деле не знаю, откуда в нем все это, я ведь неплохо его воспитала. – Она нервно подергивает сережку в ухе. – Просто понимаете, – продолжает женщина, разведя руками, – он же растет без отца, мое влияние для него почти ничего не значит… – Да, я знаю, что отец не принимает участия в его жизни, – вынужден согласиться я, – но поймите одну важную вещь, – негромко говорю я, осторожно покрывая ее руку своей. – У Бена есть семья, и эта семья – Вы. И если Вы не хотите потерять сына, а чувствую, что не хотите, Вам нужно постараться вернуть его расположение, пока еще не поздно. Это будет непросто, но результат точно будет того стоить. Я держу ее за руку, говорю все эти нужные слова, но сам в них почти не верю. И объяснение тому довольно простое. Касаясь человека, ангелы при желании могут увидеть его душу, собственно эктоплазму, которая мигрирует из одной физической оболочки в другую при реинкарнации. Каждая жизнь не проходит для души бесследно: она наполняется воспоминаниями, которые могут собраться воедино только когда эктоплазма находится в очереди на взвешивание или при выходе из цикла реинкарнаций и подъеме на более высокий уровень, – но это далеко не все, что принимает на себя душа. Испокон веков известно, что шаманы, медиумы и прочие люди, умеющие общаться с потусторонними силами (или считающие так), используют для своих сеансов наркотики, алкоголь, различные препараты, которые ослабляют связь души с телом, облегчают путешествия в иной мир. Но кроме кратковременной эйфории от употребления подобных веществ, есть и существенный побочный эффект: эктоплазма теряет свою целостность. С каждым новым употреблением чего-то подобного в ней возникают бреши, все большие, и в конце концов душа может окончательно потерять свою связь с телом – на порядок раньше, чем это задумывалось в самом начале пути. Раньше я нечасто сталкивался с таким, видел совсем небольшие бреши, которые не слишком-то мешали людям жить. Но здесь все иначе. Когда я взял мать Бена за руку, я даже не совсем понял, с чем имею дело. Ее эктоплазма была настолько испещрена брешами, что казалось, будто она вот-вот разорвется на сотни мелких осколков. Она напоминала скорее рыболовную сеть, чем человеческую душу. Не сразу до меня дошло, почему же все-таки она до сих пор теплится в этом теле, что держит ее здесь. Единственной связью ее души с этим миром оставалась любовь к сыну, хоть она сама не осознавала этого и даже наоборот, всю жизнь убеждала себя в обратном. И раз я успел это заметить, моя обязанность – напомнить ей об этом, не прямо, разумеется, а иначе, осторожнее. Я все еще держу ее руку, внимательно смотрю прямо в глаза и повторяю, будто гипнотизируя: – Миссис Джонс, не сдавайтесь, ради Бена Вы должны измениться. Хотя бы на какое-то время, пока он здесь, пока не уехал. – А он разве собрался уезжать? – с непониманием спрашивает меня женщина. – Он мне ничего не говорил. – Да он бы и не сказал, – вздыхаю я, – но я не об этом даже. У него выпускной год, потом колледж, Вы же понимаете? – Да, колледж, – кивает она в знак согласия, – Вы правы, из него получится отличный юрист.. – Или кто-то другой, – перебиваю ее я, убирая руку. – Вы только не забывайте мои слова. Я поднимаюсь и направляюсь в прихожую. Обуваясь, я пару раз бросаю взгляд на лестницу, но Бена там нет. Вероятно, мне еще долго придется вновь заслуживать его доверие (хотя о каком вообще доверии речь, мы виделись-то всего дважды), ждать, чтобы он понял причину такого моего решения. Но другого выбора у меня не было, добиться результата иначе не представлялось возможным. – Мне позвать его? – интересуется миссис Джонс. Зачем? Почему она решила, что я хотел бы с ним поговорить? – Нет, не стоит, – я качаю головой и поправляю пиджак. – Было приятно с Вами пообщаться, пусть и при таких обстоятельствах. Прощайте, миссис Джонс. – Прощайте, мистер Маццелло, – говорит она, открывая мне дверь. Я выхожу из дома и неторопливо иду в сторону дороги по узенькой вымощенной камнем тропинке. Наверное, нужно позвонить Джону, чтобы он меня забрал, сам я потеряюсь в этих улочках и домах, да и до моей квартиры отсюда пешком слишком далеко. – Джозеф! Я оборачиваюсь, и вижу на пороге дома Бена. Хочу было улыбнуться, но вовремя понимаю, что после состоявшегося разговора это будет не совсем уместной эмоцией. Он так решительно идет ко мне, что кажется, будто хочет меня ударить. Я инстинктивно зажмуриваюсь и отвожу голову в сторону, когда он подходит ко мне вплотную и говорит: – Зачем? Я прищуриваюсь: вроде настрой не такой воинственный. Потом смотрю ему прямо в глаза и отвечаю: – Она не сердится на тебя, она все это прекрасно знает. – Тогда тем более, – Бен чеканит каждое слово и сжимает правую ладонь в кулак, – раз она в курсе, зачем говорить ей об этом снова, да еще и прикидываясь официальным лицом? Я Вас вообще не об этом просил, если Вы забыли. – Хорошо, а как ты вообще себе это представлял? – делаю я встречный выпад. – "Здрасьте, я знакомый Бена, он сказал, что его мать алкоголичка и попросил вправить ей мозги". Это так должно было звучать? – Я тяжело вздыхаю. – И к тому же, она бы ни за что не впустила в дом незнакомого человека, который совсем не внушает ей доверия, потому что она знает, какие у тебя "знакомые" могут быть. Я вижу, как Бен меняется в лице, потому что не ожидал от меня такой жесткой реакции. Он сдвигает, а потом приподнимает брови, поджимает губу и слегка прикусывает ее в задумчивости; отводит взгляд и запускает руку в волосы, немного взъерошивая их. Занимается дождь: крупные капли падают мне на ботинки; я замечаю это, потому что все еще не могу поднять на него глаза, все еще жду, что он скажет что-то первым. – Нет, Джо, я уверен, что можно было выбрать иной подход, – наконец говорит парень, глядя мне прямо в глаза. – Ты… – он осекся. – Экхм, Вы могли не приплетать меня к этому разговору… – Ты будешь учить психолога со стажем, как работать с клиентами, серьёзно? – беззлобно хмыкаю я, наблюдая, как наливаются румянцем щеки моего собеседника. – Больно мне надо Вас чему-то учить, – обиженно бормочет Бен вполголоса. – Но я все равно не понимаю, для чего весь этот цирк. – Ты хотел знать правду, – напоминаю ему я, – стоит тебе ждать, что она изменится, или нет. – Я разрезаю рукой воздух и продолжаю: – В любом случае, дать тебе стопроцентной гарантии я не могу. Но я почти уверен, что она меня услышала. Она любит тебя, Бен, хоть и сама не осознает этого. Не закрывайся от нее, и она не станет подкладывать кирпичи в эту стену между вами. Дождь начинает идти все сильнее и в какой-то момент, довольно скоро, переходит в ливень. Бен стоит передо мной и почти улыбается. Его мокрые светлые волосы хаотично спадают на глаза и все, что для меня сейчас важно, – эти маленькие алмазные искорки, которые едва пробиваются из самой глубины неземного нефрита и одним прыжком достигают моего сердца. – Ладно, Джо, уговорили. Возможно, – Бен особенно делает упор на последнее слово, ёжится под холодным ветром и разворачивается, чтобы уйти. И продолжает бормотать себе под нос, не зная, что я-то его все еще слышу: – Но ты все равно тот еще засранец. Я неслышно усмехаюсь и иду по тротуару вдоль дороги, наслаждаясь новым для себя погодным явлением. «Оно того стоило», – думаю я про себя и решаю, что основная моя работа на данный отрезок времени здесь завершена. Мне пора слетать в Империю.