Когда ангелы не знают, что сказать

Чтобы добраться до квартиры, мне приходится вызывать Джона, потому что я совершенно не знаю район, в котором нахожусь. Таксиста не приходится долго ждать, уже минут через 10 я падаю на заднее сиденье и прошу отвезти меня домой. – Выглядишь уставшим, – говорит Тейлор, когда я закрываю дверь. – Разве в бар ходят не для того, чтобы отдохнуть? – Встретил кое-кого, – отмахиваюсь я. – Бывшую что ли? – усмехается таксист. – Оставляй прошлое в прошлом, парень, так жить будет легче. Я киваю в знак согласия и молча уставляюсь в окно. Лондон сегодня какой-то не слишком приветливый; фонари по обочине дороги тускло освещают полосы моросящего дождя, и я чувствую себя персонажем одного из тех многочисленных грустно-романтических фильмов, которые так часто крутят по телевидению. Дворники снуют туда-сюда по лобовому стеклу с почти неуловимым скрипом, а редкие встречные крупные капли с грохотом разбиваются о капот, и я на долю секунды не понимаю, как это не раздражает Джона за рулём, – а потом доходит, что он попросту не может этого слышать. Да и я порой не обращаю внимания, когда сильно занят своими мыслями, особенно когда хорошими. А вот сейчас я и сам не знаю, что у меня с настроением: наверно, ещё слишком мало времени прошло с моего прилёта, акклиматизация не прошла ещё. Мы подъезжаем к моему дому, и я уже издалека слышу пронзительные звуки сирен и различаю в темноте разноцветные огни мигалок. – У тебя тут что-то случилось, похоже, – неуверенно говорит таксист. – Видишь, там лента натянута, дальше ехать нельзя, придётся высадить тебя здесь. – Что это значит? – негромко произношу я, во все глаза всматриваясь на сотню метров вперёд. – Совсем память отшибло, парень? – поворачивается ко мне Тейлор. – Полицейская лента, тут или убили кого, или подорвали, понимаешь? По моей спине прокатывается неприятная волна холода. Наверное, это чувство страха, я с ним ещё не знаком. А чем оно вызвано? Я должен бояться полицейских? Видимо, это остатки воспоминаний прошлой души, что-то вроде фантомной памяти. Или это реакция на информацию о возможном убийстве? Насколько я помню, прошлый владелец тела никого не убивал. Он был свидетелем убийства? Кого-то из его близких убили? Тоже не припоминаю такого, ангелы бы точно долго обсуждали между собой такую историю. Значит, это просто старые воспоминания, привычки, давно выработанная реакция на подобного рода известия. Я расплачиваюсь с Джоном наличными, которые чудесным образом появились в кармане моей куртки, и выхожу на улицу. Неспешно иду по тротуару в сторону дома, вижу полицейскую машину, карету скорой помощи, а рядом с ними – людей в форме и нескольких зевак, пытающихся узнать, что произошло; я решаю присоединиться к ним. Из дома, где я живу, выносят носилки, накрытые белой простыней; на уровне груди виднеется красное пятно, неровными контурами, как лепестки цветка, растекшееся по ткани. Из-под простыни выбивается прядь темно-рыжих волос. – Что здесь случилось? – осторожно спрашиваю я у молодой женщины-полицейского, которая проходит мимо меня. – Убийство, – коротко и резко ответила она, не собираясь терять драгоценное время на объяснения неизвестно кому. – А Вы ещё кто? – вдруг останавливается и спрашивает она у меня. – Ну, вообще я здесь живу, в этом доме, – отвечаю я, пожав плечами. – Вы Джозеф Майерс? – холодно говорит она, пристально уставившись прямо в мои глаза. – Маццелло, – поправляю я, – Майерс – фамилия отца, а я её недавно сменил, вероятно, ещё не везде дошли документы. – Когда ты научился так складно врать, парень? – Отлично, сэр, – оживилась страж порядка, – Вы-то нам и нужны. Не успел я опомниться, как мои руки скрутили за спину, и что-то холодное щелкнуло по запястьям. – Что происходит? – наконец интересуюсь я, пытаясь заглянуть через плечо. – Вы арестованы по подозрению в убийстве Вашей соседки, Виолы Крускен, – твердо отвечает женщина и толкает меня вперёд, в сторону полицейского автомобиля. – Что за бред, меня здесь вообще не было! – восклицаю я, в панике еле переставляя ноги. – Я никого не убивал! – Мы разберемся, убивали или нет, но сейчас Вы главный подозреваемый, – говорит она. – Вы имеете право хранить молчание, а также право на адвоката, – дежурно продолжает полицейский. А потом меня заталкивают в машину и куда-то везут. Видимо, в отделение. У меня болят руки. Я догадался, что щелчок был от наручников. Плечи так резко вывернули, что ноющая боль не покидала меня всю дорогу до отделения. Все-таки хреново быть человеком. Конечно, я могу избавиться от этих металлических колец одной силой мысли, да что там, я могу даже исчезнуть из этой машины в мгновение ока – вот только на это потребуется слишком много ангельской энергии, а я только недавно вернулся в тело, у меня вообще эта энергия и до половины не доходит. А так представьте себе, я хочу перенести себя в другое место, но сил недостаточно, и поэтому половина тела достигает нужного места, а вторая, например, ноги и половина кишечника вместе с тазом, остаётся на заднем сиденье полицейской машины – крутое зрелище, не так ли? Да уж, вариантов у меня немного. Надо понять, как вообще такое могло произойти? Нет, не так. КАК ТАКОЕ МОГЛО ПРОИЗОЙТИ, МАТЬ ТВОЮ? Если дел натворил Автоном, у меня нет никаких шансов. Законы здесь строгие, раскрываемость низкая, так что такую прекрасную возможность кого-то посадить полиция не упустит. Ещё и такая благодатная статья, виновник пойман прямо на месте преступления, – смотрите, как все здорово сложилось! Сказать, что я в шоке – ничего не сказать. Я обезоружен, почти обездвижен и жутко напуган. Изучая земную жизнь, я никак не готовился к арестам. Да и кто в здравом уме, не собираясь нарушать земные законодательства, станет прокручивать в своей голове варианты своих действий в случае попадания за решётку? Да я вообще почти ничего о судах не знаю! Только о Небесном, где взвешивают души, считают положительные и отрицательные поступки, отмечают, выполнила ли душа свое предназначение в этой инкарнации, а потом решают, вывести душу из цикла или заставить прожить новую жизнь на Земле. Я проходил время от времени на такие Суды, посмотреть, от скуки. Зато сейчас мне вообще не скучно, даа... Куда ни глянь, все мысли безысходные. В конце концов, я ангел, я придумаю, что делать! А вдруг я вообще не виноват, точнее, Автоном, уж я-то точно не причём, я был в Империи всего пару часов назад. Нет, моя земная история не может закончиться вот так, я не могу сгнить за решёткой, ещё и за преступление, которого не совершал. Главное на этот момент – узнать, в чем меня вообще обвиняют. Полицейская машина останавливается, водитель выходит и открывает дверь. Меня вытаскивают, как щенка из будки, практически за шкирку, и толкают вперёд. – Шевелись! – командует басовитый мужской голос за спиной, и я снова чувствую толчок в спину. Да, манеры у них здесь не самые лучшие. Я пытаюсь выпрямиться, но плечевые суставы против, приходится идти, согнувшись, и рассматривать дорогу исподлобья. Когда я переступаю порог, полицейский, который меня вёл, тормозит меня за плечо. – Шеф, труп на Уитли-стрит, взяли подозреваемого, прямо тепленьким, – довольно сообщает он, – то ли тупой, то ли нам так сегодня повезло! Куда его? Мне навстречу выходит мужчина лет пятидесяти, невысокого роста, потому что даже с наклоненной головой я могу видеть его полностью. Белая рубашка заправлена в чёрные брюки, через плечо перекинута кожаная амуниция для пистолета. О, а вот и сам пистолет, в кобуре на поясе. Скорее всего, это начальник отдела. – Отлично сработали, парни, – кивает он. – Его Линда взяла, не мы, – полицейский косится в сторону, откуда подходит женщина, надевшая на меня наручники. – Тем более, – говорит начальник, едва заметно улыбнувшись. –Быстро учишься, сержант. – Спасибо, сэр, – чётко отвечает Линда. – Ну так что, куда его, в допросную? – Именно туда, сама его и допросишь, – отвечает мужчина в рубашке, глядя, как удивление вырисовывается на её лице. – Но ведь я не следователь, – неуверенно говорит она. – Ты хочешь им стать? – Утвердительный кивок. – Вот и вперёд, у меня тоже дел много. – Есть, сэр! – воодушевленно говорит женщина, а потом обращается ко мне: – Допросная вон там. Шагай! На этот раз обходится без пинка, хотя я уже приготовился. Я иду к указанной двери и захожу внутрь, когда мне её открывают. Комната для допросов выглядит... как комната для допросов, я такие в сериалах видел. Пара столов, сдвинутых друг к другу, пара стульев у каждого из них, решётки на окнах, стены белого цвета, как в больнице. Линда кивает в сторону стула, я присаживаюсь. – Может, снимете наручники, я ведь ещё не подсудимый? – спрашиваю я, пытаясь выдавить улыбку, чтобы разрядить обстановку. – Только перецепить могу, не больше, – цедит сквозь зубы женщина, подходя ко мне. Я выдыхаю с облегчением, когда моё положение меняется. Да, с руками, вытянутыми вперёд, хоть и в наручниках, гораздо лучше. – Итак, я сержант МакКензи, –представляется Линда и садится на стул напротив, – и я здесь, чтобы допросить Вас по делу об убийстве мисс Крускен, которое произошло вчера вечером. То есть, с момента убийства прошли целые сутки? Я же вообще не знаю, что происходило в это время, я занимался двумя своими клиентами, и мне даже в голову не приходило посмотреть, что там делает Автоном, потому что, черт возьми, он тогда ещё и не был Автономом по сути, во всяком случае, я его так не позиционировал! И я на Земле, а не в Империи, где можно отмотать и пересмотреть то, что было. Да я ж нахрен в ловушке! Спокойно, Джозеф, спокойно. Сейчас нервный срыв вообще ни к чему, любая твоя нервная эмоция может быть расценена как доказательство твоей вины. А ты не виноват! Так что и веди себя соответствующе. – Я внимательно Вас слушаю, сержант, – выпаливаю я. Она недоверчиво поднимает бровь и не сразу находит, что ответить на такую наглость: – Вообще-то я должна Вас слушать, а не наоборот. – Так Вы же вопросы задаете, не так ли? – уточняю я. – Или многочисленные сериалы нагло нам врут? – В Вашем положении только шутки шутить, Майерс, – сержант МакКензи качает головой и смотрит на меня с нескрываемым презрением. – Прошу, не называйте меня этой фамилией, не Майерс, Маццелло, – совсем негромко говорю я, понурив голову. – Какие мы нежные, – она закатывает глаза, а потом поднимается со своего места и опирается руками на стол. – Где Вы были вчера с девяти до двенадцати вечера? – Я не помню, – почти слету отвечаю я. Какой смысл врать о том, чего я действительно не знаю? – Не стоит паясничать. – Нет, я правда не помню, – пожимаю плечами я. – Вы в очередной раз так сильно напились, что попросту не помните дальнейших событий? – предполагает Линда. – Вам кто-то сказал, что я запойный алкоголик? – я хочу развести руками, но не могу, потому что наручники стесняют движения. – А с каких пор Вы начали задавать вопросы? Здесь я этим занимаюсь, так что отвечайте, – полицейский уверенно подается вперед. – Я. Не. Помню, – медленно и четко говорю я. – Понимаете, я ни хрена не помню из прошлого дня, только какие-то урывки, а вечер вообще полностью отсутствует в памяти, как ни напрягайся. Я вижу, что своим ответом привел сержанта в замешательство. Она мне не верит, но при этом думает, что в моих словах есть что-то интересное. Потом Линда достает из кармана телефон и пишет кому-то сообщение. После этого она снова обращается ко мне: – У Вас что, бывают провалы в памяти? – Да, – быстро смекаю я, что это дает мне хоть какую-то лазейку. – И как давно? – Несколько месяцев, после того, как я попал в автомобильную аварию, – я отвечаю вдумчиво и неторопливо, стараясь сохранять максимально серьезное лицо, – обычно провалы где-то около часа или двух, но изредка до целого дня доходит, вот как вчера. – И Вы наблюдаетесь у психиатра? – спрашивает МакКензи. – Был пару раз, – отмахиваюсь я, – но на постоянной основе пока что нет, каюсь. – Каяться не мне будете, я не пастор, – отрезает она, снова присаживаясь. – Ладно, это мы проверим. В этот момент в дверь стучат, и в допросную входит девушка в белом халате. – Сержант МакКензи, Вы велели зайти, взять кровь на наркотики, – улыбчиво возвещает она, приподнимая в руке небольшой белый чемоданчик. – Да-да, – соглашается Линда, – вот у него, пожалуйста. – Вы считаете, что я не только сумасшедший, но еще и обдолбанный? – негодую я, когда медсестра (лаборант?) закатывает мне рукав и подготавливает поле для забора крови. – Я не выдвигала против Вас ни первой, ни второй гипотезы, – отвечает сержант, – но проверить их надо, вот как минимум одну. Лаборант вводит иглу в вену и набирает нужное количество крови. – Сержант, надо бы ещё мочу тоже на анализ взять.. Я сгибаю руки в локтях, чтобы зажать место укола, и с недоумением смотрю на полицейского. – Думаю, хватит и проверки крови, спасибо, – кивает Линда, и лаборант уходит. – Итак, мистер Маццелло, – продолжает она, листая документы в папке, которую принесла лаборант, я её не сразу заметил, – раз уж Вы так активно не хотите признаваться, где были вчера вечером, – что, кстати, может сыграть с Вами очень злую шутку... – Я уже сказал, что не помню, что ж Вы за человек такой, – вздыхаю я. – Поверьте моему опыту, многие преступники делают вид, что не помнят обстоятельств своих преступлений, так что я не могу верить Вам на слово, пока не получу неопровержимых доказательств Вашей невиновности, – разводит руками полицейский. – Так вот, расскажите, в каких отношениях Вы были с мисс Крускен? – Ни в каких, не общался я с ней, – отвечаю я и жду реакции сержанта. – А вот соседи Ваши не согласны, – тянет Линда, снова приподнимаясь со стула, – говорят, вы частенько ссорились по любому поводу, а несколько дней назад вообще полицию пришлось вызывать, но Вы успели куда-то уйти. Все интереснее и интереснее. Я ведь правда совсем не знаю погибшую. Видимо, Майерс был с ней не в лучших отношениях, а Автоном испытывал те же чувства, остаточные воспоминания. Но откуда я мог предположить, что надо было внимательно изучить все связи бывшего владельца тела, прежде чем влетать в него. Я вообще слишком много всего не учёл, и как результат – сижу сейчас в наручниках в комнате для допросов и совершенно не понимаю, что делать. Особенно если Автоном виноват. Я собираюсь ответить на слова МакКензи, но не успеваю, потому что дверь открывается и входит полицейский, который тащил меня в отдел: – Линда, обыск провели, там кое-что очень интересное нашли, потом закончишь с допросом. – А с этим что? – спрашивает она, указывая на меня рукой. Вы ко мне, как к вещи относитесь, уроды. – Конвой его проводит, не переживай, вон уже идут, – отвечает мужчина и похлопывает её по плечу. – Мы с Вами ещё договорим, – резюмирует сержант, и вместе с напарником выходит из допросной, а вместо них заходят два конвоира. Меня ведут в камеру предварительного заключения – или как там это называется. Думаю, у меня есть пару часов, чтобы обдумать свои дальнейшие действия, пока они обсуждают обыск. Обыск в моей квартире. В моей. Твою мать.