***
Вечером наконец-то объявилась Олеся. Успев до комендантского часа, выловила меня возле казармы и робким кивком предложила прогуляться. — Похоже, наш малыш не облажался, — присвистнул Бартель. — Девка вон хочет повторить. — Иди уже, — добродушно усмехнулся Кох. — До отбоя успеете намиловаться. Я подхватила «подружку» под локоток. Как только мы отошли подальше, нетерпеливо повернулась к ней: — Ну, что? Ты поговорила? — Поговорила, — вывернулась из моих дружеских объятий Олеся. — Есть два условия, прежде чем наши тебя отсюда заберут. — Говори уже, — надеюсь, мне не придётся для этого поработать подрывником, а так я на всё согласна. — Ты скажешь, кто с тобой работал. Я кивнула. Делов-то, назову сейчас левую фамилию, кто там в лесу проверять будет. Базы данных всё равно ещё не придумали. — И ты должна вывести из строя вашу роту в ближайшие несколько дней. — Зачем? То есть я хочу сказать, я же не могу их всех перестрелять, а если притравить, так перебьют всю деревню, — я уже была наученная горьким опытом. — Можешь не убивать, — презрительно усмехнулась моим опасениям Олеся. — Я сказала, выведи из строя. Хочешь отсюда выбраться — придумаешь как, — посмотрела на моё озадаченное лицо и добавила. — Нашим позарез нужно в ближайшие дни прорываться отсюда к линии фронта на востоке. А эти, сама знаешь, чуть ли не каждый день по лесу шастают. Н-да, задачку мне подкинули. Не спи теперь всю ночь, думай, как немчиков безобидно с горизонта убрать. — Так с кем ты работала? — настойчиво спросила Олеся. — Майор Александр Громов, — в душе не разумею, почему Громов, ляпнула, что первое в голову зашло. Ох, как вовремя я замолчала — мимо прошёл Каспер и хитро мне подмигнул. Стояли мы с Олесей, конечно, не как двое влюбленных, но играть на публику интим я была больше не в состоянии. Олеська тоже проводила немца недобрым взглядом и хмыкнула: — Всё, разбегаемся. Повторения того, что было в сарае, не будет. — Даже и не думала, — тоже скривилась я. Хватит с меня этих трансгендерных движух.***
Ворочалась я пол-ночи, но вроде не зря. Кое-что смогла придумать, но для этого нужно было раздобыть нужные ингредиенты. Я уже сломала мозг, прикидывая и так и эдак, но вселенная решила, видимо, сжалиться над моими мучениями и подкинула небольшое послабление. Надеюсь, не перед ещё более масштабной подлянкой. Оказывается сегодня у нас праздник — раздача плюшек в виде жалованья и выезда в ближайший городок. Балуют солдат возможностью пошарахаться, прикупить нужные мелочи, пивка попить опять же. Кребс собрал нас возле машин и рявкнул, что на всё про всё имеется час. Тех, кто опоздает он образно говоря, нагнёт так, что мало не покажется. Дружной толпой мы разбрелись по главной улице. Шнайдер и Бартель завидели вывеску с пивной кружкой и радостно ломанулись туда. Кох с Каспером высмотрели какой-то продуктовый магазин и тоже смылись. Я увидела нужную вывеску — бокальчик со змейкой. Она, родная, аптека. Через дорогу удачно примостился книжный магазин, и я повернулась к Вербински и Фрейтеру: — Парни, я в книжный. Мне блокнот нужен и карандаш. — Возьми мне тоже, и ещё открыток, — кивнул Фрейтер. — Я как раз собирался написать жене. — Без проблем. Я уже неслась в нужную сторону. Выждала, пока эти двое скроются за углом, и открыла дверь. На меня из-за прилавка настороженно посмотрел пожилой дядечка. Поднял вверх руки и пробормотал: — Берите всё, что нужно. — Дайте вату, бинты, йод, — я не видела смысла особо шифроваться и говорила по-русски, но имитируя лёгкий акцент. Как раз пополню свои стратегические запасы. Дядечка удалился в подсобку, а я зависла над прилавком, выискивая глазами то, что не рискнула попросить открыто. Ага, вижу, касторовое масло. В просторечии касторка, ещё и бутылёк такой здоровый. Так, беру два. Я торопливо затолкала пузырьки в ранец. Ну вот, сегодня на обед у нас будет суп с мощным слабительным эффектом. Тем более если парни подвыпившие никакого привкуса они и не заметят, сожрут как миленькие. Дядечка вернулся, протягивая мне бумажный пакет с заказом. — Спасибо, — ну, а что, я же девушка вежливая, тем более со своими. Порылась в ранце и достала пару бумажек, выданных мне за службу. Понятия не имею, сколько это стоит реально, надеюсь, хватит. Судя по ползущим вверх бровям фармацевта, дала я много. Ну и на здоровье. Я выбежала и занырнула в книжный. Повторила там фокус с блокнотами, карандашами и открытками. От меня похоже вообще не ждал никто, что я оплачу покупки, но я не жадная. Выйдя из магазина, я побрела в сторону площади. До этого оккупированные города видела только на фото. Реальность была куда более зловещей. Дома, каменная брусчатка улиц, были искорёжены бомбёжкой. Эти гады уже по-свойски налепили табличек на своём дойче — указатели, где вокзал, городское управление, штаб. Даже кинотеатр переименовали: «Kino für Soldaten». Ясен хер, что для солдат, местным сейчас как-то не до фильмов. Немецкие упыри разгуливали как у себя дома. Всё-таки ненавижу я эти высокомерные рожи. «Мои» хоть как-то уже примелькались, а тут прям вот воротит. На площади в кустах валялся обязательный для нашей страны памятник Ленину. На пьедестале предсказуемо красовался портретик усатого. А вот это здание, наверное, раньше было административным — над ним теперь развевался флаг со свастикой. Ну да, удобно — была одна власть-пришла другая. Я поражённо смотрела, как робко жались местные, устроившие здесь что-то вроде мини-рынка. И немцев больше всего именно здесь. Какой-то офицер с презрительной гримасой обыскивает пожилого мужчину. Вон пара солдат просто стащили с прилавка у женщины свежие яйца и, «позабыв» расплатиться, пошли дальше. А вот мелкие мальчишки пристроились на подработку — чистят этим мразям сапоги за банку консервов. Тьфу, вот чего меня сюда вообще понесло? Как-то совсем муторно стало, да и совесть подгрызала за то, что расслабилась и живу можно сказать припеваюче, пока мои соотечественники в полной заднице. Ничего плохого не делаю, но и хорошего тоже. — Ты всё по книгам? Что, Винтер больше не делится? — подколол Шнайдер, когда я протянула Фрейтеру открытки. — А-а-а, ты по мамочке соскучился, смотрю, за открыточками бегал? Ну, что тут скажешь — скотина она и есть скотина. Сука, как знал, куда бить. Мамочке, к сожалению, я уже не смогу написать никогда. — Радуйся, если есть кому писать, — я пихнула его плечом и прошла вперёд, втопила, как внедорожник, чтобы не слышать сочувственные перешёптывания за спиной. — Ну, что ты его задираешь? Разве ещё не заметил, что ему за несколько месяцев так и не пришло ни одного письма? — Да всё, всё, не трогаю я вашего сиротку… Я снова остро ощутила безысходную тоску. Пусть мы вырастаем и живём своей жизнью, мы всегда знаем, что близкие всё равно рядом. Я в любой момент могла позвонить или приехать к маме. Хотя мы с ней не были близки так, как лучшие подружки, но я любила её. Сейчас я видела насколько глупы были мои старые обиды. В своё время мы отдалились из-за моего максимализма. Я не понимала, как она может продолжать любить отца после того, как он нас бросил. Бесилась всякий раз, когда она начинала суетливо носиться, собираясь его повкуснее накормить, если он приходил. Приходил он, кстати, всегда не просто так — обычно занять денег, разумеется, тут же забыв о долге. Хотя жили мы не так чтобы богато, но не суть. Она как надела в своё время розовые очки так с ними и жила. Не видела, какой он на самом деле мудак, и моя злость однажды перешла в презрение. — Ариночка, посмотри, какой вкусный тортик принёс вам папа. Ага, подсохший бисквит с жутким маргариновым кремом. Лучше бы алименты тебе принёс, вон Полька из зимнего пальто выросла. Да чтоб я когда-нибудь так слепо полюбила? Нет уж, я конечно не железная, но всегда трезво смотрела на вещи. Если что-то не по мне, сроду не терпела. Лучше уходить сразу. Но какая бы ни была моя семья, отныне они навсегда потеряны для меня. Я почувствовала, как предательски защипало глаза при мысли, что мама уже меня похоронила. Второй вариант был не лучше — получить поехавшую крышей, не узнающую её дочь… Нет, даже не хочу думать об этом.* * *
В этот день на кухне дежурила не я, но пробраться и заболтать Коха было делом несложным. Толстячок был всегда рад Карлуше, вот только как его спровадить хотя бы на пять минут? Но сегодня мне прямо-таки неприлично везло — Кох завидел в окне свою зазнобу и навострил лыжи: — Я на пару минут выскочу, ладно? Будь другом, закинь картошку в суп. Конечно закину, и не только картошку. Я достала их карманов свои «снаряды» и вылила касторочку в супец. Подействует, конечно, не на всех, но так даже лучше. Будет естественнее выглядеть, в отличие от отравления. Любой врач подтвердит небольшое несварение и только. После ужина я быстренько смылась, хотя в принципе можно было особо не шифроваться. Никого не удивить тем, что я обтираюсь у Олеськиного забора. Я осторожно постучала в окно. — Ну, чего тебе? — недружелюбно спросила она. Какая-то насупленная, кутается в шаль. — Думаю, сегодня ночью у вас будет возможность прорваться, — я прикинула, как скоро подействует касторка, да насколько быстро Вилли сообразит везти всех пострадавших в госпиталь, но в любом случае ночка предстоит весёлая. — Внимательно наблюдай, что будет твориться у немцев. — Всё-таки отравила? — усмехнулась Олеся. — Ну… Почти, — уклончиво ответила я, а то ещё сыграет мой пацифизм против меня же. — Ладно, бывай. Она захлопнула окно перед моим носом, а я из гордости не стала упрашивать её ответить, что там дальше по моему вопросу. В конце концов, я бы и безвозмездно помогла своим провернуть подлянку для немчиков.* * *
Ну, что я могу сказать — ночка действительно выдалась весёлая. Если раньше я ныла про себя, как оно тяжко спать в казарме с кучей мужиков — храп, не первой так сказать свежести воздух, не очень-то умные разговорчики и прочие звуки и запахи, — то это были цветочки. Коллективное расстройство кишечника — вот это я понимаю жесть. Хлопанье дверей, бесконечные перебежки от койки до сортира, который, если что, во дворе и один, паника в коллективном обсуждении, чего это с ними такое. Короче, можно было даже не пытаться спать. Нетронутые остались только я, Кох, Хайе и не помню кто ещё. Ну я то понятно, я ж супчик не ела. Здоровякам нашим касторка, как слону дробина, зато остальные наверное все лопухи окрестные оборвали. Прибежали Вильгельм и Кребс, оценили масштаб катастрофы, и ответственный лейтенант приказал жертвам диареи грузиться в машину. Ну и правильно, вези их в больничку, пару дней отдохнут, всё меньше проблем для наших будет. Синеглазке тоже не свезло. Хотя это как посмотреть — однозначно диарея получше ожогов будет. Вилли тогда пришлось больше помучиться. И вообще пусть вспомнит, для чего мужику задница нужна, а то устроил тут понимаешь пиздострадания на пустом месте. Ну всё, вроде страсти улеглись. Может, получится хоть немного поспать. Я честно пыталась, да куда уж. Немцев-то и осталось всего ничего, зато раскудахтались, как куры. — Неужто нас опять кто-то отравил? — пробасил Хайе. Ага, тебя отравишь, небось и стрихнин бы не взял. — Я слышал, Кребс беспокоится, что это может быть заразно, — разнылся Каспер, тоже каким-то чудом уцелевший после эпидемии диареи. — Будет вам, парни скорее всего сожрали чего-то в городе, или у русских паршивое пиво, — проворчал Кох. — Если б отравил кто, мы бы все полегли, а тут больше на несварение похоже. Да, пусть грешат на что угодно, главное — деревенские вне подозрений. Я не знаю, сколько мне удалось проспать, может час, может пару минут. Когда проснулась, поняла, что вокруг творится полный ахтунг. Кребс ворвался, поднимая по тревоге, на улице стоял такой грохот, словно Красная армия явилась сюда в полном составе. Я бодрой белкой подскочила и, не заморачиваясь конспирацией, оделась, как и положено солдату, за две минуты. Да меня собственно и не разглядывал никто — парни были слишком заняты натягиванием собственных штанов и портянок. Мы выбежали на улицу, Кребс погнал всех к сараю, где хранились боеприпасы. Точнее к тому, что от него осталось. — Проклятые партизаны подожгли склад! — взревел Хайе. Я оценивающе оглядела жалкие остатки отряда — Кох, Каспер, Хайе, Кребс, и пожалуй всё. Вильгельм поехал с остальными в госпиталь. Олеська там что, смской высвистала сюда наших? Или они прячутся где-то рядом. — Немедленно потушить огонь! — проорал Кребс, и мы побежали к корыту. Пришлось таскать вёдра с водой и работать пожарником, а что делать? Устала, как последняя собака. Всё, руки просто отваливаются. Ничего не случится, если пару минуток постою, якобы набирая воду в ведро. — Эй, пс-с, — послышалось из ближайшего куста. Я покосилась и увидела Олесю, которая активно семафорила, зазывая меня поближе. Я покосилась на немцев и кивнула: — Ну? — Постарайся отделаться от этих гадов и беги к окраине села, — опять она как-то странно на меня посмотрела. — Если, конечно, не передумала, товарищ Новикова. Я-то не передумала. Только опять получается пускаюсь в бега налегке. Казарма совсем в другой стороне, и рисковать, теряя время, я конечно не буду. И ладно, нет у меня здесь таких вещей, с которыми бы жалко было расставаться. Пожар мы вроде потушили, но скорее всего поспать больше не удастся. Кребс, если не дурак, после такой плюхи от русских будет начеку. Я прикинула, что сейчас под разумным предлогом — ну, там водички попить или в сортир сбегать — как раз незаметно и смоюсь. Не успела и рта раскрыть, как вздрогнула от рёва нашего фельдфебеля: — К оружию! Русские пошли в наступление с северной стороны села! Ай, молодцы, не всё же немцам без предупреждения на рассвете нападать. — Майер, Кох, идёте со мной! Хайе, Каспер, нас прикрываете! Э-эм, он что думает, мы впятером сможем отбиться от партизан? Даже не так, я же не в счёт. Молнией выстрелила в голове мысль, что сейчас вот уже наверное никак без последствий не отмажусь от стрельбы по своим. Может, проще завалить пару немцев и валить под шумок? Ну да, я прям такой снайпер — даже если и попаду сразу в Коха, Кребс тут же меня грохнет. Вот же засада, что мне теперь делать, а? Но пока я думала, кто-то наверху уже подумал и своеобразно, но решил мою проблему. Если бы не реакция фельдфебеля, я бы наверное попрощалась с жизнью во второй раз. Кребс, заорав: «Ложись!» — с силой отпихнул меня в ближайший палисадник. Я не успела ничего понять — перед глазами взметнулись комья земли, я на какое-то мгновение оглохла. Это сложно описать словами — когда тебя с силой несёт ударная волна, как мелкие осколки царапают открытую кожу, и ты растерянно замираешь, не понимая, как можно выстоять против такого. Кребс щёлкнул у меня пальцами перед глазами: — Живой? — я кивнула. — Ползком вдоль забора и за мной, понял? Пока он тоже самое кричал Коху, я в панике соображала, как бы мне ползком отсюда совсем убраться. Где-то впереди строчили из автомата Каспер и Хайе, да и Кребс нас тащит явно настроенный принять бой. — Не ори, — на мои губы легла чья-то рука, хотя я уже узнала знакомый шепот: — Отползаем за сарай, и дальше бегом за мной, поняла? Момент потеряться самый что ни на есть удачный — вокруг дым, суета, враги за каждым кустом. Я шустрой гусеничкой поползла за Олеськой. Скрывшись с горизонта, мы бегом припустили через дворы и огороды. Наверное надо всё-таки мысленно сказать спасибо Кребсу за то, что гонял бедняжку Карла — бегать я стала в разы лучше. Во всяком случае, почти не запыхавшись, мы добежали к полю. Олеся остановилась и прислушалась к звукам со стороны деревни. Мне они не говорили ни о чём — ну стреляют, поди там разберись кто в кого. — Ну что, пошли дальше, если не передумала, — вздохнула она. — Чего это я должна передумать? — уже не первый раз слышу и мне это не нравится. Я уже вообще-то в красках намечтала свою новую жизнь. По идее партизаны должны помочь мне вырваться в Москву — там же моё предполагаемое начальство. Даже если и придётся остаться, я морально была готова и к такому варианту. Какая разница где прозябать? Всё равно этот век без привычных технологий и удобств, а я, несмотря на то, что не умею стрелять, всё же могу быть полезной. Профессия эколога понятное дело в сороковых не востребована, но я же как-никак ещё и химик. Вон, набодяжу им коктейль Молотова. Да из обычной марганцовки можно соорудить пусть и слабенькую, но взрывчатку. Так что разберёмся, лишь бы поверили, что я своя. То, что я тусуюсь уже три месяца среди немцев, не делают же меня предательницей, да? У меня не было однозначного мнения по этому вопросу. Так же, как и по отношению к советской власти. С одной стороны оно и понятно, что в спорных случаях проще расстрелять или отправить в лагерь, чем упустить действительно врага народа, но с другой не хотелось бы попасть под такой вот каток. По фильмам красноармейцы вроде добрые и справедливые, по-любому я на стороне своих русских. Если мне всё же дадут шанс, возможно преодолею свои страхи и действительно пригожусь. — А ты сюда из самой Москвы что ли приехала? — мы уже подошли к лесу и можно было болтать, не заморачиваясь, что кто-то услышит. — Ну… Да, — осторожно ответила я. Вряд ли девчонка устроит мне экзамен-ловушку, как наш бдительный лейтенант. — А этот майор Громов тоже здесь на задании? — вот же болтливая какая, всё ей прям надо. — Конечно, — как можно дружелюбнее ответила я. — Не знаю правда, где именно. Знаю только, что уже долгое время он не выходит на связь. Я шла за девчонкой, даже не пытаясь как-то запомнить дорогу обратно. Всё равно бесполезно. Я выросла в краю степей и полей, лес для меня полная экзотика. Эта масса одинаковых деревьев пугала, вызывая что-то вроде клаустрофобии. Вот правда как выходить отсюда одной? Надеюсь, здесь волки беспризорные не бродят? Напрягалась я так, потому что вполне предполагала вариант, что бдительные красноармейцы мне не поверят и отправят обратно. — Скажи, а как оно было с немцами жить? — опять обернулась Олеся. — Страшно? — Страшно, не страшно, какая разница, — не выдержав, огрызнулась я. — Ясное дело, будь у меня выбор, я бы не рядилась в пацана и не таскалась среди них с винтовкой. — Говорят, фрицы неуязвимые, как черти. Гитлер их чем-то поит, и они как заговорённые идут в бой, — хихикнула девчонка. Ага, поит сывороткой бессмертия и выдаёт щиты из вибраниума. — Черти те, кто стоит у руля и создаёт законы. Те, кто имея в руках власть, безнаказанно пользуется этим. Это касается любого государства. А это просто солдаты. Да, они неправы, они не задумываются над теми приказами, что получили, но они люди. Такие же, как и мы с тобой. — Странная ты, Арина, — прищурилась Олеся. — Сколько вот говорим с тобой, а в глазах у тебя ни разу ненависть к этим иродам не полыхнула. — В школе разведки учат владеть своими эмоциями, — тут же нашлась я. — Ты представь, как бы я выглядела с вечно перекошенной мордой? Я бы не смогла продержаться столько. Олеся прервала меня, шикнув, и снова прислушалась. Я ни хрена, кроме какого-то невнятного шума, не слышала. Но она круто повернула в другую сторону и кивнула мне: — Идём. Я молча брела за ней. Нужно было наверное как-то разговорить её, попытаться развеять её сомнения, завоевать доверие, но на меня навалилась свинцом усталость. День был насыщенный, да и ночка, скажем так, дурдомная. Сейчас вон уже светает, и спать меня партизаны наверняка не уложат — замучают вопросами, что да как, кто такая и откуда. Мне бы хоть полчасика перебить сон… — Почти пришли, — покосилась на меня Олеся. — Ты никак засыпаешь? — А? Нет конечно, — встрепенулась я. — Так, немного устала, но ничего посплю… Внезапный удар по темечку заставил меня замолчать на полуслове. По голове меня не то чтобы часто били, но ощущения были похожи на те, при аварии. Острая боль, меркнущий свет перед глазами и плывущее сознание.* * *
Сознание медленно и неохотно возвращалось к непутёвой хозяйке — я с трудом разлепила глаза и не смогла сфокусировать взгляд. Всё вокруг вертелось, как в бешеной карусели. Я снова прикрыла глаза и сосредоточилась на других ощущениях. Вроде я сижу, да, чётко чувствую за спиной шероховатый ствол дерева. Башка трещит, словно с бодуна, но то понятно. А вот то, что у меня оказались крепко завязаны за спиной руки, испугало уже по-настоящему. Мамочки, куда я попала? К партизанам, или нас немцы перехватили? Осторожно приоткрыла глаза. Лучше бы не открывала. — Она очухалась, — выдала меня Олеся. Помимо неё на полянке, где я находилась, толпилось человек двадцать мужиков самого разного возраста — от суровых дядечек до пацанят возраста Карла. Ко мне подошёл мужчина лет сорока и присел, разглядывая мою физиономию. — Э-эм, а бить по башке было обязательно? — сиди, не сиди, а начинать разговор как-то надо. — Мы кое-что проверим, дивчина, ты уж не серчай, — ответил дядька. — Ежели что, извинимся. Вот мне радость с его извинений. Приложили будь здоров. — Ну проверяйте, чего ждёте? — обнаглела я. — А то руки не казённые, затекли уже. Мужчина переглянулся с Олесей, и она тихо сказала: — А я говорила, она странная. Что, блядь, странного в том, что мне не нравится сидеть связанной? Ещё и с шишкой на пол-головы. — Сходи, доча, позови его, — кивнул мужчина. Так это и есть Олесин батя? Я присмотрелась — вроде похожи. Такой же чернявый, темноглазый, только ещё усищи на пол-лица. — Кого вы собрались звать? — без особой надежды на ответ спросила я. — Какая нетерпеливая, — усмехнулся он. — Сейчас узнаешь. Олеся вернулась в сопровождении довольно молодого мужчины. И на хрена она его ведёт? Может, он у них тут главный? Мужик присел на корточки напротив меня и доверительно заглянул в глаза: — Так с кем ты здесь в паре работала, девонька? — Майор Александр Громов, — естественно, такие вещи я держала в памяти, как знала, что пригодится. — И что с ним случилось? Пропал говоришь? — как-то, я бы сказала, даже весело спросил этот тип. — Пропал. Три недели ни слуху, ни духу, — повторила я свою легенду. — Может, развяжете руки? — Может и развяжем, — мне категорически не нравились его улыбочки. Ну что здесь смешного? — Когда правду нам расскажешь, кто такая и что делала с немцами. — Так я уже всё рассказала ей, — кивнула на Олесю. — Ну, тогда давай и я кое-что тебе расскажу, — мужчина подался вперёд и нагло вытащил из моего кармана военник. — Майор Александр Громов — это я. Не-е-ет, нет-нет-нет! Такого тотального невезения просто не бывает! Почему я не назвала другое имя? — Совпадение? — пискнула я, не зная, что ещё добавить. Похоже, мне можно выдвигаться на номинацию «Самое провальное фиаско года». — Ну, может, если бы я не работал в разведке НКВД, получилось бы выдать за совпадение, — зараза, теперь уже внаглую глумится над моим провалом. Небрежно раскрыл мой военник, просмотрел и презрительно отбросил его мне на грудь. — Давай, рассказывай всё, как есть, Карл.