Моя чужая новая жизнь

      «Никогда не сдавайся!» — помнится такой слоган болтался на заставке моего компа в прошлой жизни. Что ж, актуально. Учитывая, что сейчас я напоминала себе ту самую лягушку, которая будучи проглоченная прожорливым аистом, упрямо пыталась сжать лапки на его шее. Хотя я пока не знаю, как буду проходить новый уровень сложности в этой «игре». Похоже, мы здесь наглухо застряли. Насколько я поняла по переговорам с основным штабом, все ждали отмашки от Гудериана. — Обнаружили что-нибудь важное, Эрин?       Этот хорёк гауптман заставил меня перерыть планшеты пленных и убитых красноармейцев, рассчитывая, что те пачками таскали ценные бумаги. Не погнушался даже затребовать переводы найденных писем. Вот какой бы идиот стал сливать в открытой переписке секретные данные? Но начальству, как говорится, виднее, так что работой я была обеспечена по самое некуда.       «…для нашей страны снова настали смутные времена. Самое главное для победы — в неё верить. Не быть малодушным, делать всё, чтобы уничтожить врага, сплотиться и поддерживать друг друга. Мы с детьми думаем о тебе каждую минуту и верим, что ты вернёшься к нам с победой…» — В основном письма из дома, — я нехотя посмотрела ему в глаза, стараясь не выходить из образа исполнительной переводчицы. — Зачитать дословно? — Не надо, — Файгль непринуждённо цапнул с моего стола тонкую пачку писем и, небрежно перебирая сложенные листки, спросил: — Вы написали текст листовок для этих иванов? — Да, — я подала ему очередной листок.       «Гениальные» немецкие стратеги наивно полагали, что если призвать красноармейцев сдаться, пообещав в качестве бонуса якобы сносную жизнь, те прямо так и бросятся к их ногам. Может рассказать им, что командиры и особисты даже поднять никому не дадут эту гадость? За прочтение вот такой листовочки советскому бойцу светил чуть ли не расстрел. Но кто я такая, чтобы обламывать немчикам оптимистичный настрой. Пусть пока думают, что их методы сработают. — Вы прекрасно справляетесь, Эрин, — улыбнулся Файгль. — Кстати у меня для вас кое-что есть, — он положил передо мной новый военник и игриво добавил: — Единственное, в чём я могу вас упрекнуть — это внешний вид. Вы же красивая девушка. Какая необходимость продолжать носить мужскую форму?       А тебе какая разница, в чём я расхаживаю? Ничего не имею против по-прежнему носить свой прикид. Если закрыть глаза на то, что это вражеская форма — сплошные плюсы. Удобно, никто на сиськи не пялится, что весьма актуально, учитывая повальный сперматоксикоз, и самое главное — тепло. Нет, я конечно в своё время была этакой зимней феей, которой завистливо смотрели вслед другие девчонки. Сапожки на шпильке, шубка с рукавами три четверти, никакой шапки, чтобы не портить причёску. Но так это было, во-первых, в южном регионе, во-вторых, я передвигалась на собственном авто. Здесь же при мысли одеться как нормальная женщина — юбочка, чулки, каблучки — меня заранее охватывал озноб. Прямо чувствую, как зарабатываю последовательно переломы обеих ног, цистит, пневмонию и отит среднего уха. Ещё только начало декабря, а здесь дико холодно. Не зря немцев пугали генералом Морозом. Не-не, требую пуховик до пяток, лыжные штаны, штук пять свитеров и ботинки с подогревом и тракторной подошвой, чтоб по сугробам удобно было передвигаться. Ещё варежки из «Спортмастера» с какой-нибудь особо греющей хренью внутри. Ну, тогда уже и шапку-ушанку, чтоб не выбиваться из образа медведицы. Но вообще-то мысль разжиться нормальными женскими шмотками в теории неплохая. — Ваша машина готова, герр гауптман, — Вильгельм скользнул по мне неприязненным взглядом и быстро сменил его на вежливо-бесстрастный.       Ещё одна моя головная боль. Я конечно всё понимаю, но сколько можно злиться? Не настолько уж я ему и насолила, если разобраться. Парни какое-то время добродушно посмеивались, вспоминая чудеса моей маскировки, Файгль в общем-то тоже закрыл глаза на мою выходку. Ну, или правдоподобно делал вид. Во всяком случае пока я не дала повода для подозрений. Крутился вокруг меня а-ля заботливый «папочка». Я простодушно хлопала глазками и делала вид, что в упор не понимаю его намёков. Поехать в город немного развеяться? Сожалею, герр Файгль, очень много работы. Ужинать в «элитной» столовке для офицеров? Спасибо, не стоит. Я уж лучше к «своим» пацанам. Тоже гады, конечно, но не все же.       Файгль отчалил, а мы с Винтером продолжили молча копошиться в бумагах. Я пыталась найти среди писем хотя бы один конверт с обратным адресом. Погибших солдат ждали дома жёны, матери, дети. Я прекрасно знала, что не на всех приходили похоронки. Может, и эти бедняги много лет будут числиться пропавшими без вести. Меня осенило, что нужно просто просмотреть военники, переписать фамилии и анонимно отправить письмо. Опять же куда? Ай, ладно, разберусь. — Что ты здесь делаешь? — я подняла глаза, увидев, что Вильгельм отчитывает просочившегося в штаб братца.       А то непонятно, что он тут делает. И почему это так бесило Вилли? Вопрос хороший. Радовался бы, что у нашего стесняшки личная жизнь налаживается. Так нет же. — Хочу взять несколько книг, — нашёлся синеглазка.       Звучит весьма правдоподобно, учитывая его страсть к чтению. Дело в том, что вторая комната в штабе была раньше сельской библиотекой. — Ладно, — Вильгельм бросил на меня быстрый взгляд и снова погрузился в изучение карты.       Выждав пару минут, я непринуждённо поднялась и направилась к двери. — Ты куда? — прилетело мне в спину.       Ох, как же хотелось ответить сложносочиненной матерной конструкцией. — Подышать немного воздухом, герр лейтенант, — ну, серьёзно, я вам что остарбайтер? Шагу спокойно ступить не могу? — Я не очень хорошо себя чувствую.       Вильгельм поморщился, но правда задерживать не стал. Синеглазка ждал меня, рассеянно перелистывая том «Войны и мира». — Всё-таки рискнёшь перечитать? — улыбнулась я.       Фридхельм положил книгу на стол и полез обниматься. Вот он мой «луч света в темном царстве». Глядя в эти счастливые глаза, начинаешь поневоле думать, что жизнь не такое уж дерьмо. Сейчас, когда в нашей части было относительное затишье и мне особо ничего не грозило, он снова стал тем солнечным мальчиком, который залипал на Карлушу. — Почему бы нет? Заодно попрактикуюсь в русском, — ответил он.       Мы услышали, как в соседней комнате заскрипел стул и, не сговариваясь, уселись за ближайший стол. То, что Вилли оказался ярым поборником нравственности, уже здорово достало. Так обычно и бывает. Люди, обделённые личной жизнью, очень стараются её испортить другим. Кто ему виноват? Ездил бы почаще на свиданки к Чарли, глядишь и отпустило бы, но, а пока он делает всё, чтобы мы с его братом держались друг от друга подальше, и это видно невооружённым глазом. — Ты ведь тоже читала? — Конечно, все четыре тома, — куда же деваться от обязательной школьной программы? — И всё-таки, чем тебе так приглянулся русский писатель? — Эрин, ну это же классика. Так же, как и Шекспир. Такие произведения актуальны во все времена. Любовь, война, предательство, интриги — мир не меняется. — Люди тоже. Если присмотреться, можно легко узнать некоторых героев. Ты, например, похож на Пьера Безухова. — Интересно чем? — усмехнулся Фридхельм и с укором посмотрел на меня. — Хочешь сказать, я такой же тюфяк, витающий в облаках? — Тюфяком он был в начале, — утешила я. — Потом вон как развернулся мужик. И на войну отправился, и девушку любимую завоевать сумел. Он, пожалуй, самый сильный персонаж. Смотри — пацифист, но всё-же прошёл войну. Добрый настолько, чтобы прощать людям их слабости. Мягкий, но, когда нужно, умеет отстоять свои принципы. — А мне больше понравился князь Болконский. — Я даже знаю почему, — я не смогла сдержать ехидную улыбочку. — Напрочь замороженный сухарь, весь начинённый принципами и правилами и полный неудачник в любовных делах. Это вообще как — взять и уехать, отложив помолвку, а потом ещё и удивляться, что молодая девчонка увлеклась кем-то другим? Ну, никого не напоминает? — Вильгельм? — догадался он. — А кто же тогда ты? — Ну, явно не Наташа Ростова, — если уж выбирать героиню близкую по духу, то я скорее Скарлетт ОХара из «Унесённых ветром». — Если честно, она ужасна. Постоянно в кого-то влюбляется, не может определиться, что ей нужно. Легкомысленная, капризная девчонка.       Ты глянь, как завёлся. Вроде бы умный мальчик, но в чём-то такой наивный. — Ну, а что ты хочешь от девочки, аристократки, залюбленной родителями? Многие ищут свою любовь методом проб и ошибок. Их чувства с Болконским начались с увлечения, а это, как известно, ничем хорошим не заканчивается. Уже потом, когда им пришлось столкнуться с войной, со смертью, они по-настоящему полюбили друг друга. — Знаешь, хоть ты и выросла в Германии, по характеру ты всё же русская, — Фридхельм задумчиво смотрел мне в глаза. — Это плохо? — вот сейчас и проверим, насколько ты толерантный к «низшим» расам. — Ты же знаешь, я не расист, — он мягко накрыл мои пальцы ладонью. — Тем более когда любишь, готов на многое закрывать глаза. — Ты это сейчас о чём? — насторожилась я. — О твоём далеко не ангельском характере, — честно выдал синеглазка. — Ты ведь ужасно упрямая, а ещё скрытная. Если бы ты в своё время доверилась мне, всё могло сложиться иначе.       Я промолчала, не став обижаться на правду. В конце концов это даже хорошо, когда смотришь на партнёра без розовых очков. Хотя я и привыкла считать, что он слепо влюблённый мальчик-зайчик. — Я серьёзно, Эрин, пообещай мне всегда говорить правду, — он чуть сжал мою ладонь. — Ведь чтобы помочь, я должен знать, с чем придётся иметь дело.       В его глазах сейчас плескалась тревога и какая-то беззащитность, словно он понимал, что я ещё не раз поведу свою игру. Меня ощутимо кольнула совесть, учитывая, что счастливой лав-стори со свадьбой и сопливыми детишками в финале я для нас по-прежнему не видела. Но и злодейкой-притворщицей, играющей на чувствах бедного мальчика, я не была. Меня действительно вопреки здравому смыслу тянуло к нему всё больше и больше. Просто надо не забывать, что у любых отношений есть свой финал. Я потянулась через стол и коснулась его губ лёгким поцелуем: — Я постараюсь. — Вы здесь собираетесь весь день просидеть? — Вилли навис над нами, как строгий учитель, застукавший школьников за прогулом.       Да твою ж мечту! Не надоело изображать из себя дракона, охраняющего принцессу, то есть взрослого парня? — Уже ухожу, — лицо Фридхельма застыло, словно маска.       Ну да, они ведь теперь почти не разговаривали, а этот идиот продолжал строить нам козни, не понимая, что ещё больше отталкивает брата. Я тоже встала, собираясь вернуться к неприятной рутине. Синеглазка быстро наклонился, прошептав: — Вечером после ужина вернёмся сюда. — Вечером ты заступаешь в караул, — интересно, Вильгельм тупо подслушал или как-то догадался, что мы так просто не сдадимся? — А тебя ждут новые бумаги, которые нужно срочно перевести.       Вот же гад! Он что издевается? Я едва не швырнула кипу листков ему в лицо, когда увидела, что он мне подсунул. — Ты серьёзно? Я должна убить весь день за переводом никому не нужных записей местного сельхозправления? — Не тебе решать важные они или нет, — с каким-то вызовом посмотрел мне в глаза Вилли. — Во-первых, там могут быть сведения, сколько людей проживает в селе, что поможет нам выявить связи с партизанами. Во-вторых, деревня — теперь собственность Германии, а значит мы должны знать, сколько средств уходит на засеивание полей и что там у них ещё есть.       Хрень полная, но спорить бесполезно. Ладно, можешь строить из себя биг-босса, пока есть такая возможность.       Ночевать в тот день я явилась поздно, злая как собака. Задержавшись на крыльце, чтобы успокоить нервишки привычной сигаретой, я тщетно пыталась немного пригасить опасные эмоции. Мне хотелось огреть старшего Винтера по башке и желательно чем-нибудь потяжелее. Это уже не смешно. Гнобить девушку брата из-за… А кстати, хороший вопрос из-за чего? Может, потому, что я якобы полукровка? Или считает, что на войне не место амурным делам? Как говорится: «Ни себе, ни людям». Честно говоря, с таким ярым неприятием от родственников бой-френда, я раньше никогда не сталкивалась. Зря Вилли думает, что меня можно безнаказанно изводить. Я ведь могу устроить ему «марафон добра» вроде того, что отхватил Шнайдер. Нет, надо всё-таки взять себя в руки и успокоиться. Моя задача сейчас сидеть тише воды, а затем незаметно смыться. Разборки с Винтером могут здорово подпортить моё и так незавидное положение.       Войдя в хату, я постаралась как можно тише прошмыгнуть в свою комнатку. Наверняка Наталья с малым в такое время уже спят. — Мишенька, ну не упрямься, давай пей, — услышала я причитания Натальи. — Ох, горюшко ты моё. — Что случилось? — я подошла ближе.       Обычно живой и задиристый мальчишка сейчас лежал на печке, раскинувшись бессильной тушкой. Глаза воспалённо блестят, весь красный. — Заболел? — Говорила я, чтоб не выскакивал раздетый, да разве ж за ним уследишь? — женщина плакала, уже не скрывая слёз. — С прошлой ночи лежит в жару. Я вот травы заварила, а он и не пьёт, говорит горько.       Так, будем надеяться, что у мелкого не какая-то зараза типа дифтерии, иначе тогда пиздец всем. Про прививки никто здесь явно не слышал, но если это обычная простуда, то, надеюсь, я справлюсь. Для начала нужно вымыть руки и прихватить свою походную аптечку. — Мишка, слезай я тебя осмотрю, — мальчишка зажмурился и замотал головой. — Ты же большой мальчик, неужели боишься меня? — Ничего я не боюсь, — Мишка насупился и нехотя слез с печки.       Я кивнула Наталье: — Поднеси лампу поближе.       Ну, что я могу сказать? По-моему, у пацана ангина. Причём гнойная. В детстве у Полинки такая срань случалась часто, и я по опыту знала, что пока не убрать всю гадость с миндалин, температура не упадёт. То есть в цивилизованном мире это делается в кабинете лор-врача, но где цивилизованный мир, а где мы? Придётся действовать по старинке. — Дай мне что-нибудь длинное, вроде спицы, — я достала вату и перекись и столкнулась с перепуганным взглядом Натальи.       Да, блядь, сколько можно? Она что думает, я буду маньячить, издеваясь над больным ребёнком? — Ему нужно обработать горло, иначе температура не спадёт.       Бедная женщина мужественно выдержала сдавленное мычание Мишки и его судорожный кашель. Ну да, процедура не из приятных. — Ну, всё-всё, — я потянулась прогладить мальчишку, но он увернулся. — А теперь будь молодцом, проглоти этот порошок.       Наталья всё ещё недоверчиво посматривала на меня, но открыто возражать не решилась. Я вздохнула и показала ей этикетки: — Это лекарства, видишь? Толку от твоих трав сейчас не будет. — Твой порошок противный, — скривился мальчик, когда я добровольно-принудительно запихнула ему в рот ложку со стрептоцидом. — Противный, — не стала спорить я. — Но зато ты быстро поправишься. А то что получается? Папка твой на войне, кто же маму защищать будет, если ты расхвораешься?       Мишка посмотрел на меня и с детской прямотой выдал: — Вот вылечусь и сбегу к папке, буду вместе с ним фрицев стрелять. Он у меня знаешь какой сильный? — Мишка… — сдавленно ахнула бедная Наталья. — Ну что ты такое мелешь!       Я успокаивающе улыбнулась ей: — Всё нормально, мальчик должен гордиться своим отцом.       Ночь прошла спокойно. Температура наконец-то попустила, и мелкий мирно продрых до утра. Я оставила Наталье лекарства, велев не расслабляться, а лечиться, и упорхнула в штаб. На душе всё равно было муторно. Мелкими добрыми поступками совесть не облегчить. Можно сколько угодно отсиживаться в стороне, прикрываясь невмешательством, но как ни крути на войне ты всегда будешь на чьей-то стороне. А по факту я сейчас на стороне немцев. Ну ладно, пусть пока сижу, закопавшись в бумагах, как канцелярская мышь, но ведь рано или поздно меня потащат на настоящий допрос. И что мне тогда делать? В принципе, мы уже практически подошли к Москве. Насколько я знаю, эпичный проёб немцев уже не за горами. Значит надо пользоваться моментом и, когда при отступлении начнется кипиш, бежать сломя голову. Карты я теперь изучала беспрепятственно, так что разберусь куда, но сначала я придумаю диверсию в стиле «Получи фашист гранату от советского бойца». Убить, конечно, никого не убью, но попытаюсь подпортить Вилли его планы. — Эрин, ты идёшь? — Фридхельм прошёл к моему столу, не обращая внимания на недовольные взгляды брательника. — Сегодня довольно тепло, и можно немного прогуляться перед обедом.       Я поднялась, насмешливо глядя поверх его плеча в глаза Вильгельму. А что ты нам сделаешь? Все имеют право на законный перерыв. — Конечно, идём.

***

— Что-то Эрин опаздывает.       Не опаздывает, а подслушивает. Ну да, некрасиво. Зато как там говорится? «Подслушивая, можно узнать много интересного»? — И Винтера опять нет, — хмыкнул Бартель. — Значит эти голубки опять где-то воркуют.       Если бы. Эта сволочь Вилли уехал куда-то в город и потащил с собой брата. Впрочем, чему удивляться. Он продолжает проявлять чудеса изобретательности, стараясь, чтобы мы с Фридхельмом пересекались как можно меньше. — Да с самого начала было ясно, что у них там шуры-муры, — ну блин, взрослые мужики, заняться больше нечем, что ли? — Одного не пойму. Как Винтер умудрился досмотреться, что она девушка. — Ну, видимо, мы не рассматривали её так внимательно как он. — А может, он всё-таки педик? — хохотнул Шнайдер.       Так всё, пожалуй, пора заткнуть кое-кому рот. — Ну вы и сплетницы, — я окинула притихших парней ледяным взглядом. — Все кости мне перемыли? — Прости, мы ничего такого не говорили, — забормотал Кох, покраснев под моим взглядом. — Мы просто завидуем Винтеру, — Каспер приобнял меня.       Я сбросила его руку, ехидно посоветовав: — Ну так присмотритесь к новеньким мальчишкам. Может, кто-то из них тоже окажется девочкой. — Мы будем есть или как? — подал голос Хайе.       Вот же непрошибаемый слон. Его похоже ничего, кроме пожрать и поспать, особо не интересует. Он наверное единственный, кто никак не прореагировал на моё перевоплощение. Наш обед прервало тихое шкрябанье в дверь. Я сидела ближе всех и пошла открывать, прикидывая, кто там такой осторожный. — Мишка? — удивилась я. — Ты что здесь делаешь?       Пацан шмыгнул носом и протянул мне тарелку, укрытую чистым полотенцем. — Тут это… Мамка блинов тебе напекла. — Спасибо, — ну надо же, даже ещё горячие.       Наталья после того, как сынуля пошёл на поправку, постоянно пыталась меня отблагодарить. Когда она протянула мне тоненькую цепочку и обручальное кольцо, я посмотрела на неё как на умалишенную: — Ты что творишь?       Тётка недоверчиво посмотрела и растерянно пробормотала: — Да я ж не хотела обидеть… Я за Мишеньку последнее отдать готова… — Может и придётся. Война будет идти ещё долго, — ну вот что я за идиотка? — Но мне ты ничего не должна.       Я поставила блинчики на стол и не без злорадства наблюдала, как парни посматривали на тарелку. Не заслужили они вкусняшек, но хомячить блины в одиночку… До такого я тоже не докатилась. — Налетайте.       К ним бы ещё сметанки или варенья какого-нибудь, но сойдёт и так. Сразу вспомнились бабушкины блины, как мы с сестрой таскали их горячими чуть ли не со сковородки. — Вкусно, — оценил Кох, цапнув очередной блинчик. — Но мало.       Конечно мало, вон вас сколько. — Эрин, я вот что подумал, — вкрадчиво начал Каспер, подсаживаясь ближе. — У тебя же бабушка была русская, так? — Ну да, — осторожно ответила я, пока что не понимая, к чему он клонит. — А ты умеешь печь такие блины? — Да что там уметь, — отмахнулась я. — Наболтал тесто и жарь. — Может, как-нибудь побалуешь нас, а? — Каспер сейчас здорово походил на пресловутого котика из Шрека, но я не купилась. — Ага, щас. Ты хоть знаешь, сколько придётся стоять у печки, пока нажаришь на такую толпу? — Я бы мог тебе помочь, — вызвался Кох.       Не-не, ребята, я вам Золушкой не нанималась. Знаю я это — сначала пожарить блинчики, потом зашить форму, потом что-нибудь ещё. Если я девушка, это не значит, что вы перекинете на меня все бабские дела. — А я мог бы дать тебе пару дней отдыха, — подмигнул Кребс, невозутимо жующий блинчик. — Посмотрим, — уклончиво ответила я.       Странно, что никому из них не пришло в голову, что можно просто заставить местных тёток нажарить эти чёртовы блины. Надо отдать должное, эти товарищи пока что вели себя более-менее порядочно. Во всяком случае необходимые продукты, вроде хлеба, молока, яиц, они у местных покупали. Интересно, сколько из них к концу войны превратится в мародеров?       Тем вечером я задержалась в штабе. Спать было идти рано, к тому же я надеялась дождаться, когда Винтеры вернутся из города. Может, новости какие узнаю. Парни звали меня в казарму. Там намечался какой-то карточный батл, но я благоразумно отказалась. Похоже мне сегодня не светит увидеть Фридхельма. Сдалась я, выходя на крыльцо. Всё, перекур и иду спать. — Надо же, Винтер разрешает тебе курить?       Вот только тебя мне не хватает для полного счастья. Но настроения ругаться не было, и я спокойно ответила: — С чего бы ему что-то мне запрещать? — Я бы не позволил своей девчонке портить здоровье, — у-у-у, а кто-то оказывается матёрый шовинист. — И дерзить всем подряд тоже. И вообще что этот хлюпик в тебе нашёл? Ты явно не тянешь на образцовую фрау. — Почему бы тебе не спросить об этом у него? — равнодушно ответила я.       Не собираюсь сейчас доказывать этому козлу, что домострой давно закончился. — А может, он всё-таки гей, а ты его просто прикрываешь? — прищурился Шнайдер. — Парни правы, он постоянно возле тебя крутился, ещё когда ты притворялась мальчишкой. Не может быть, чтобы мы не заметили, а он взял и догадался, кто ты. — Если вы повально страдаете косоглазием, никто в этом не виноват, — я постепенно начала заводиться, вот далась ему ориентация Фридхельма. — И вообще, кто бы говорил. — Ты это про что? — Шнайдер как боевой петух весь подобрался.       Я мысленно усмехнулась. Неужто будем драться по старой памяти? — Забыл, как сам тёрся возле «Карла»? — и это я ещё молчу про твои садистские выходки. — Как же ты меня бесишь, — не успела я среагировать, как Шнайдер притиснул меня к ближайшей стенке и теперь грозно навис с перекошенной от злости рожей. — Аналогично, — я уперлась ладонями в его плечи в тщетной попытке отодвинуть. — Дай пройти. — Не так быстро, — ухмыльнулся он, обхватывая рукой мой затылок. — Сначала кое-что проясним. — Нечего нам прояснять, — я попробовала вырваться, но он сильнее надавил, фиксируя на месте. — Помнишь, как я всегда хотел заткнуть рот болтливому мальчишке?       Вот же срань, он что действительно собирается сейчас… Шнайдер наклонился, остановившись всего в паре миллиметров от моих губ. — Пусти меня, придурок, — я безуспешно пыталась пнуть его.       Проклятая шинель весила, наверное, тонну, и, кроме бесполезного барахтанья, я мало что могла сделать. — А если нет? — эта скотина, издеваясь, держал меня в захвате словно кот мышь. — Ещё раз намекнёшь, что я гей… — Шнайдер! — от резкого окрика мы моментально отпрянули друг от друга.       Ну ёб твою же мать! Кто бы на нас ещё мог наткнуться как не Вилли? С него станется понять всё целиком и полностью не так. — Позовите в штаб Кребса!       Мне достался лишь холодно-презрительный взгляд, и я снова почувствовала… сожаление что ли? Всё-таки я привыкла, что Винтер в основном был снисходителен к Карлу. Казалось бы, какая разница, как он ко мне относится — я всё равно смоюсь отсюда рано или поздно — но почему то задевало, что он теперь даже по имени ко мне не обращается.       Я столкнулась с Фридхельмом возле казармы. — А я везде тебя ищу, — улыбнулся он. — Знаю, что уже поздно, но хотя бы провожу тебя.       Только провожу? Это уже начинало напрягать. Я конечно понимаю, что здесь толком уединиться негде, но что-то же придумать можно? Хотя что тут придумаешь? Разнузданный трах на обеденном столе нашей столовки? Меня этим не смутишь, но Фридхельм вряд ли осмелится. Библиотека? Ему то может и понравился бы антураж, так в штабе вечно кто-то толчется. Обеспечивать немцам порно-канал онлайн трансляцией я желанием как-то не горела. Сеновал? Ну-у учитывая, что сейчас зима, вряд ли это хорошая идея. С другой стороны, если коровы не передохли от холода, может, и стоит попробовать. — Как съездили? — невинно поинтересовалась я. — Вильгельм взял меня водителем, — синеглазка к тому времени научился сносно водить. — В главном штабе я не был. — Вы так и не разговариваете?       Вот Вилли всё-таки говнюк. Обязательно нужно было тащить именно брата? — Нет, — помрачнел он.       Я молчала. Сами разберутся. — Знаешь, мы и раньше ссорились. В основном, когда я делал по его мнению какую-нибудь глупость. Ему ведь с самого детства приходилось меня опекать. Мама постоянно просила проследить, чтобы меня не обижали во дворе, или чтобы я вовремя съел обед в школе. А отец… Он говорил, что Вильгельм должен быть безупречным, ведь я должен брать с него пример. Когда мы выросли, доставалось и ему, ведь мне никогда не удавалось добиться одобрения отца. Ни в чём. А значит Вильгельм тоже виноват, что не смог правильно повлиять на меня. Он привык, просто не может по-другому.       Мне почти стало жаль Вильгельма. Хотя бы потому, что всё это было очень хорошо знакомо. Мама вечно пропадала на бесконечных подработках и по умолчанию сгрузила воспитание Полинки на меня, когда я немного подросла. Мелкая же поганка отказывалась меня слушаться. Прогуливала школу, связалась с какой-то мутной компанией, в общем, что хотела, то и творила. Поначалу я упрямо пыталась быть ответственной сестрой, потом забила и поняла — пусть набивает шишек сколько потребуется, это её жизнь. Насильно никого не перевоспитаешь. Правда я никому бы не позволила упрекать себя за то, что не уследила за сестрой. Воспитание детей — это целиком и полностью прерогатива родителей. Отвечать за то, что мать не справилась, а папаша вообще самоустранился, я не собиралась. — Родственников не выбирают, — мы почти пришли к моему временному жилищу. — Я думаю Вильгельм со временем смирится, что тебя больше не нужно опекать. Может, своей личной жизнью наконец займётся. Говоришь, они давно знакомы с Чарли? Почему же ещё не поженились? — Честно говоря, сам не пойму, почему Вильгельм тянет с признанием, ведь он давно её любит, — мы остановились у крыльца.       Ну да, он в этом плане оказался посмелее, но, а дальше? Я понимала, что он неопытный, и уже смирилась, но не тащить же его в койку в буквальном смысле за руку, приговаривая: «Расслабься малыш, всё будет хорошо»? — До завтра? — Фридхельм мягко коснулся моих губ почти в братском поцелуе.       Ну нет, так не пойдёт. У меня вообще-то большие планы на все нежные и не очень части его тела. Пришлось перехватить инициативу. Во-о-от другое дело, целовался он кстати всё лучше и лучше. И это что — всё? Молодое здоровое тело активно требовало продолжения. Видимо ждать, что у него лопнет терпелка, бесполезно. То ли она у него из титана, в отличие от моих нервов, то ли он слишком хорошо воспитан, чтобы завалить меня где попало. — Может, мы что-нибудь придумаем насчёт продолжения? — чёрт в этих идиотских шинелях даже обняться нормально нельзя. — Ну, конечно, придумаем, — он успокаивающе улыбнулся. — Я приду к тебе завтра, и пусть Вильгельм только попробует нам помешать.       Стоп, о чём это он? Опять что ли собирается трепаться в библиотеке? — Я смотрю, тормозить это у вас семейное, — Фридхельм непонимающе нахмурился, а я ещё больше завелась. — Когда я была «Карлом», ты проявлял гораздо больше энтузиазма, лапал чуть ли не под каждым кустом. Может, я действительно не цепляю тебя в образе девушки? — я уже не знала, что и думать. — Эрин, ну что ты такое говоришь, — он смущенно улыбнулся. — Когда ты притворялась Карлом я… Я хотел, чтобы весь этот фарс прекратился. Я не знал, как ещё подтолкнуть тебя признаться, боялся, что ты сбежишь и так и не узнаешь, что я к тебе чувствую. — Отлично! А сейчас значит добился, что мы в отношениях, и можно смело меня динамить? — ох, что-то я правда разбушевалась, никак ПМС на подходе? — Что такое динамить? — Забей! Всё, я иду спать, — я развернулась и, уже поднимаясь на крыльцо, услышала его тихое: — Эрин, у нас с самого начала пошло всё не по правилам. Если бы я встретил тебя в Берлине мы бы встречались как положено, потом бы поженились. Ты для меня очень много значишь, и я не хочу пользоваться ситуацией и бестолково завалить тебя где-нибудь на сеновале. Война рано или поздно закончится.       Н-да. У меня бывали особо ретивые поклонники, которых приходилось осаживать, ибо секс на первом же свидании для меня всё-таки перебор, но чтоб наоборот… Такого ещё не было. — А что если война закончится намного позже, чем ты думаешь? — мне плевать, насколько не патриотично это звучит.       Нет, это ж надо придумать — традиции ему подавай! Приличия он, видите ли, соблюдает! Да уже давно пора приступить к неприличиям, зелёный свет горит, можно сказать, прожектором! Вот не зря я всю жизнь избегала таких нежных созданий. Хотя в последнее время брутальные самцы вроде Шнайдера ничего, кроме желания прописать в челюсть, не вызывают. Вот так и меняются жизненные идеалы. Мальчик-ботан из классификации «обнять и плакать» каким то волшебным образом перевоплотился в соблазнительную цель — «валить и трахать». Может, это я такая озабоченная, всё и сразу мне подавай. Чёрт с ним, пусть старомодно ухаживает, провожает до крыльца, скромно целуя на прощание. Посмотрим, что из этого выйдет.

* * *

— Керосин! Спички! Мыло! — Молоко свежее, только утром корову подоила! — Грибы сушёные и капустка, пробуйте!       Я уже с полчаса бестолково бродила по городскому рынку. Сегодня нас опять побаловали увольнительной. Парни рассосались кто куда, Фридхельм отправился на почту, а я решила прошвырнуться по местным «бутикам». После долгих раздумий я всё-таки решила обновить гардеробчик. Женскую военную форму мне выдали, но, блин, в этом прикиде только ролевые игры устраивать, а не соблазнять юных мальчиков. Хотя альтернативы я так и не нашла. В военное время магазины одежды — это что-то из области фантастики. Тем более в сороковые дамы в основном носили одежду индивидуального пошива. Кто побогаче — от портных, кто победнее — сами шили невнятные балахоны. А вот на рынке я обнаружила богатый выбор секонд-хенда. Мысль надеть на себя чьи-то вещи не вдохновляла, и я кисло осмотрела предлагаемый ассортимент. В основном это был раритет, соответствующий этому времени: цветастые платья, плюшевые кофты, безликие бесформенные юбки. К тому же активные предложения померить и льстивые уверения, что мне пойдёт такая «красота», отталкивали ещё больше. Моё внимание привлекла молодая женщина, которая молча стояла, не обращая внимания на своих развесёлых соседок. О-о-о, не может быть! Это не платье, а мечта. Ну, то есть по этим меркам конечно. В принципе это обычное «маленькое чёрное платье», но я так изголодалась по красивым вещам, что готова была влезть в него прямо сейчас. — Сколько? — поколебавшись, спросила я. — Пятьдесят рублей, — тихо ответила женщина, и тётки тут же распищались: — Совести у тебя нет такие деньги за тряпки драть. — Иди лучше ко мне, девонька. За эти деньги сможешь купить вон какую шикарную юбку с кофтой. Ещё и платок пуховой добавлю.       Спасибо, не надо. Я не знаю много или мало просит эта женщина, но вещь явно хорошая. Вот только с армейскими сапогами смотреться будет не очень. — Какой у вас размер? — словно угадав мои сомнения, спросила она, вытаскивая из-под прилавка вполне себе изящные ботильоны.       А размерчик, кстати, тоже мой. Представив, как всё это будет смотреться, я всё-таки решилась. Не на босу же ногу я буду носить эти черевички. Платье выстираю. В конце концов не у бомжихи покупаю. Не торгуясь, я расплатилась и услышала завистливое шипение: — Ну, конечно, опять повезло Нинке. Ей то шмотки хахаль из-за границы возил. Пожила хорошо, а теперь, как сгинул он на войне, всё небось продаст.       Я развернулась к сплетницам: — И чему вы завидуете? Война коснулась всех. И вместо того, чтобы злорадствовать, нужно помогать и поддерживать друг друга.       Люди никогда не изменятся. Кто-то в тяжёлые времена бескорыстно помогает даже незнакомцам. Кто-то, радуясь, что его миновала беда, будет со злорадством смотреть на несчастья соседа. Радует, что всё-таки тех, кто защищает более слабых, гораздо больше. По крайней мере сейчас, в сорок первом. Я невольно задумалась, а смогли бы мои современники выстоять, случись, к примеру, Третья мировая. Нет, не хочу пожалуй я этого знать. Я не настолько верю в людей. — Ты нашла что хотела? — Фридхельм уже ждал меня у городской площади. — Парни застряли в пивной, а мы можем сходить в кино.       Что-то мне не очень нравится идея смотреть очередной «блокбастер» от ваших пропагандистов. Прочитав сомнения на моей мордашке, он улыбнулся: — Обещаю, тебе понравится. Сейчас там идёт «Голубой ангел» с Марлен Дитрих.       Голубой ангел, говоришь? Очень символично. — Ну, пойдём, — сдалась я.       Всё равно разгуливать по оккупированной территории — так себе удовольствие. Я по-прежнему не могла спокойно смотреть на солдатню, которая расхаживала с видом хозяев жизни. Пострадавшие от бомбёжки дома, полупустые улицы, цепкие, настороженные взгляды местных жителей, которые в любой момент ждут бессмысленной и жестокой расправы. Закрытые магазины, ателье, парикмахерские.       В кинозале я потащила Фридхельма на последний ряд. Надеюсь, догадается для чего, не совсем же он тормоз.       Видимо, совсем. Этому великовозрастному дитятке с его пуританским воспитанием и в голову не пришло, что последние ряды кинотеатра прямо-таки созданы для горячих поцелуев. Максимум, на что решился солнечный мальчик, — это взять меня за руку, ласково сплетая пальцы. Мне же как назло в голову лезли сплошь неприличные фантазии. Интересно, как он отреагирует, если его немного подразнить? Да нет, лучше не стоит. Ещё чего доброго в обморок грохнется, если я его за член потрогаю. Надо, наверное, всё-таки себя как-то сдерживать. Моя опытность и раскованность скорее всего ещё больше напугает его. Ведь здесь я по сути молодая и такая же неопытная девчушка. А кстати, хозяйка тела уже успела познать радости секса или как? Фридхельм наконец то повернулся ко мне и прошептал: — Интересно, о чём ты думаешь? Я же вижу, ты не смотришь… — Да вот думаю, если ли у меня шанс отвлечь тебя от роковой блондинки, — не удержалась я от шпильки.       Фридхельм снисходительно улыбнулся: — Иногда ты ведёшь себя как ребёнок…       Кто? Я? Да я себе престарелого Гумберта сейчас напоминаю, пускающего слюни на Лолиту! Нет, с меня хватит, ничего у нас не получится, и это было ясно с самого начала… Фридхельм, словно улавливая мои мысли, потянулся и наконец-то нормально поцеловал. Глубоко, жарко, страстно. Так, что дыхание перехватывало. Так и быть дам ему ещё один шанс…       Что за… Сначала я решила, что это экранные спецэффекты, но вовремя вспомнила, что DOLBY SURROUND ещё не придумали, и значит здесь явно что-то не то. Слишком резкий и громкий хлопок, как будто кто-то кинул в зал гранату. И тут дошло, что это так и есть. Пользуясь тем, что немцы залипали на экран, кто-то из наших диверсантов подкинул самодельную бомбу. Слабенькую конечно — зацепило тех, кто сидел в первых рядах. Но, кажись, они ещё и подожгли кинозал. Из-за натянутого экрана вырывались клубы дыма, стремительно затягивающего закрытое помещение. — Быстрее! — Фридхельм потянул меня за руку.       Я в панике смотрела, как толпа солдат ломанулась к выходу, который естественно предусмотрительно кто-то запер. Надо сказать жуткое ощущение — я не знала чего бояться больше. Сгореть заживо или быть затоптанной в толпе? Фридхельм конечно прикрывал меня как мог, да и ранец немного смягчал толчки, но несколько раз мне всё-таки прилетело. Отдавили ногу, заехали локтем под рёбра и довольно ощутимо двинули по затылку. — Винтер! — к нам пытался пробиться Кох. — Там всё закрыто, что будем делать? — Нужно проверить запасной выход, — Фридхельм покрутил головой, пытаясь в полумраке углядеть верное направление. — Второй выход тоже закрыт! — крикнул какой-то солдат, проталкиваясь к основному выходу. — Надо выломать эту чёртову дверь!       Я сомневалась, что у него что-то получится. Двери были добротные, которые так просто не вынесешь, да и вряд ли русские что-то оставили на волю случая. Наверняка навесили надёжный замок. Я закашлялась от очередной порции горячего дыма, всё больше расползающегося по залу. Вокруг творился запредельный пиздец. Мужики бестолково метались, ломясь в обе двери, стонали раненые, кое-кого реально чуть не затоптали. — Кох, прикрой Эрин! — синеглазка рванул в сторону подсобки. — Стой! — я перехватила его за рукав. — Может быть там есть окно, — Фридхельм упрямо вывернулся и бросился за экран. — Эрин, ты куда? — Кох перехватил меня, оттаскивая в сторону. — Верни его! — рявкнула я.       Вряд ли в комнатушке оператора будет окно, зато был риск попасть под горящую балку. Я вовсю пинала Коха, чувствуя, как что-то внутри обрывается. Фридхельм точно там пропадёт, надо что-то делать. — Эрин, прекрати вырываться, я всё равно не пущу тебя, — Кох сгрёб меня в охапку, одновременно прикрывая от пинков.       Меня снова скрутил приступ судорожного кашля, и я подумала, что сейчас всё бы отдала за глоток воды. Точно! Вода! Где-то должен быть туалет, и вот там-то, надеюсь, будет хотя бы небольшое окошко. Фридхельм подбежал к нам, и у меня ёкнуло сердце. На виске ссадина, весь в саже. Тоже видно наглотался дыма, вон как тяжело дышит: — Там ничего нет… — Нужно проверить туалет.       Понятия не имею, где он, может, недалеко от входа. Лавируя в толпе, мы попытались пробраться к коридору. Наткнувшись на очередную закрытую дверь, я решила действовать наугад и скомандовала: — Ломайте!       Повезло, что эта дверь оказалась из фанеры — мужики быстро справились. Кто-то ещё заметил наши усилия, и в сортир мы вломились уже полноценной толпой. — Слава Богу! — вскрикнул молоденький солдат, увидев забитое досками небольшое окно.       Хотя бы по одному, но вылезти возможно. Парни быстро отодрали доски и выбили раму. Свежий морозный воздух ворвался, разбавляя едкий дым. Кох выпрыгнул первым, скомандовав: — Эрин, прыгай, я поймаю!       Фридхельм помог мне влезть на подоконник, и я камнем сиганула вниз. Я бы, наверное, не раздумывая, выпрыгнула сейчас даже с десятого этажа. — Осторожнее, — Кох едва успел отодвинуть меня от солдат, которые, словно снаряды, посыпались следом за нами.       Никогда не страдала склонностью к обморокам, но что-то мне нехорошо. Каждый вдох сейчас причинял боль, кашель всё ещё раздирал лёгкие, всё плыло, словно в тумане. Меня не отпускала паника, стоило вспомнить горячий обжигающий воздух огненной ловушки. Тошнотворный запах крови и горелой плоти казалось намертво въелся в одежду. Фридхельм прижал к себе: — Тише, тише, всё закончилось…       Я слышала его голос словно через беруши, различая только мягкие ласковые интонации. — Фридхельм! — к нам подбежал белый как мел Винтер. — Ты цел? — он осёкся, глядя на нашу троицу, и спросил Коха: — С вами был ещё кто-то из наших? — Нет, только мы… — успела услышать я прежде, чем соскользнуть в серую полумглу.

***

— …а я говорю, если она не очнётся нужно ехать в госпиталь, — голос Фридхельма доносился глухо, словно сквозь толщу воды. — Я должен немедленно доложить в главный штаб обстановку, — спорил Вильгельм.       Я осторожно открыла глаза, обнаружив, что сижу на заднем сидении машины, аккурат между ними. Голова всё ещё кружилась, глаза пекло от дыма, а в горле была выжженная пустыня. — Дайте воды, — ох, и голосок у меня, жуть. — Эрин, — Фридхельм торопливо начал рыться в ранце. — Как ты?       Я жадно приложилась, в несколько глотков опустошая фляжку, и кивнула: — Нормально… Не надо в госпиталь… — Ты уверена? — он с сомнением всмотрелся в моё лицо.       Не уверена. Из госпиталя возможно было бы проще сбежать, но я чувствовала, что не могу уйти, не сделав, что задумала.       Я вышла из машины в каком-то ступоре. В голове крутилась фразочка из какого-то фильма: «Пожертвовавший свободой ради безопасности не заслуживает ни того ни другого». Может, я действительно малодушная дрянь, балансирующая на грани предательства, и не заслуживаю жить? — Ну вы даёте, сходили называется кино посмотреть, — покачал головой Бартель, оглядев наш жалкий вид. — Малышка, ты как? — Каспер сочувственно погладил меня по плечу.       Я уселась на крыльцо столовки, пытаясь прийти в себя. — Расходитесь, уже поздно, — бросил Вилли, направляясь в штаб. Фридхельм присел рядом и осторожно спросил:  — Давай я отведу тебя в дом?       Я лишь помотала головой. Возвращаться в тесную комнатушку не хотелось. Мне казалось, я не могу надышаться свежим морозным воздухом. К тому же хотелось, чтобы немного выветрился запах гари, насквозь пропитавший одежду. Фридхельм наверное с полчаса молча наблюдал, как я смотрю в одну точку. — Эрин, ты пугаешь меня, — он потянул меня за руку, заставляя подняться. — Пойдём, тебе нужно согреться.       Я послушно прошла за ним в избу: — Сейчас заварю горячий чай, тебе нужно немного успокоиться.       Ха, да чтоб я сейчас успокоилась, мне надо выпить явно не чай, но как ни странно полумрак и тепло постепенно подействовали. Я стянула шинель и присела на лавку, наблюдая, как синеглазка подбрасывает дрова в печь, ставит тяжёлый чайник, достаёт стаканы и заварку. — Подашь сахар? — обернувшись, спросил он.       Я медленно подошла к нему, забив на сахар и вообще на всё. Мне необходимо хоть ненадолго забыть сегодняшний кошмар. Потребность в тепле, его близости болезненно сжигала изнутри. — Ты забыла? Кох держит продукты в том буфете.       Фридхельм осёкся, кажется сообразив, что чаепитие нам сейчас не светит. — Эрин… — он нежно привлёк меня к себе. — Ты дрожишь… — Мы сегодня могли сдохнуть в этом чёртовом кинозале, — я потянулась обнять его в ответ, прижимаясь к крепкому телу, чувствуя, как он чуть вздрагивает от моих прикосновений. — На войне мы словно живём взаймы, понимаешь? И мечтать, что всё когда-нибудь будет хорошо, я не могу. Нужно жить здесь и сейчас…       Завёлся он на счёт «раз». Я к его губам легко прикоснулась, нежно почти, а он уже язык мне в рот суёт и волосы на макушке в ладонь сгрёб. А потом вообще прижал, вынуждая сесть на стол, и подтолкнул дальше, попутно скидывая на пол какие-то кружки. Он обхватил моё лицо ладонями, отвёл выбившиеся волосы назад и притянул к себе, целуя. Вот именно то, чего я добивалась. Мысли вышибло из головы. С жадной настойчивостью он изучал мой рот своим языком, ладони нетерпеливо сминали бёдра, разводя так, чтобы удобнее было притиснуться, вжаться. От ощущения горячей упругой тяжести его члена, отделённой от моего живота жесткой тканью формы, меня повело окончательно. Последней связной мыслью было: «Я же закрыла дверь?» — Я так испугался, что потеряю тебя, — горячие губы с жадной чувственностью скользили по моей шее.       Его руки потянули мой свитер, и я без малейших колебаний помогла избавиться от этой мешающей тряпки. Ничего себе его повело. Обычно ясные спокойные глаза сейчас казались огромными из-за потемневшей радужки. Я не знала, что было сильнее — собственное возбуждение, яркое, почти болезненное или то, которое исходило от него, такое же безумное. Я нетерпеливо дёрнула пряжку его ремня. Пусть наш первый раз мягко говоря немного сумбурный, но элементарные детали одежды снять всё же придётся. — Вы совсем стыд потеряли?       Сквозь марево возбуждения мелькнуло недоуменное: «Откуда он здесь взялся?!» — Что ты здесь делаешь? — синеглазка быстро загородил меня и подтолкнул ближе упавший на лавку свитер.       Хотя Вилли вряд ли увидит что-то новое. Чёрт, у меня наверное карма такая, особо злоебучая, периодически радовать его обнажёнкой. — Что Я здесь делаю? — от него прямо ощутимо фонило праведным негодованием. — Это что вы здесь устроили? — А на что, по-твоему, похоже? — огрызнулась я, накидывая свитер. — Может хватит лезть в мою жизнь? — возмущённо спросил Фридхельм. — Замолчали оба! — беднягу Вилли чуть ли не трясло от подобной наглости. — Пока что командир здесь я, и вы находитесь на фронте, если забыли! Ты, — рявкнул в сторону синеглазки. — Отправляйся спать! Ну, а ты пойдёшь со мной в штаб! — Оставь её в покое, — Фридхельм весь подобрался, как бы опять драки не вышло. — Эрин сегодня и так досталось. — То-то я и смотрю, как бедная девочка страдает, — насмешливо ответил Винтер. — Последний раз напоминаю, что неподчинение приказам командира карается согласно Уставу.       Ладно-ладно, иду огребать новую порцию нравоучений. Чуть задержавшись у двери, я присмотревшись поняла, что Винтер просто снёс хлипкий крючок. Хрена себе он Рембо. — И какая была необходимость тащить меня сюда посреди ночи? — мрачно спросила я, проходя за свой стол. — Бартель и Хайе поймали русского мальчишку, который расклеивал вот это, — Вилли положил передо мной листовку, призывающую сражаться с немецкими гадинами до последней капли крови. — Неужели без перевода непонятно? — я кивнула на красноречивый карикатурный рисунок немецкого солдата, испуганно пятившегося от сурового красноармейца. — Твоё дело не обсуждать, а переводить, — Вильгельм закурил и отошел к окну, демонстративно отвернувшись.       Я схватила карандаш, собираясь набросать незамысловатый текст перевода, но внезапно передумала. Раз уж у меня сегодня сплошная импровизация, попробую разрулить ещё один вопрос. Так больше продолжаться не может. Или я сорвусь и ещё больше наломаю дров, или кое-кто другой это сделает за меня. Я решительно поднялась и подошла к его столу. Вильгельм невозмутимо поднял глаза. — Что?