Моя чужая новая жизнь

— Что вы решили насчёт девочки? — спросил Вильгельм. — Мы же не будем вечно торчать здесь, ребёнку не место на фронте.       А вот объясни это своему братику, которому не терпится стать папашей. — Возможно мы оставим её здесь, — уклончиво ответила я. — Я слышал, вы привязались к ней, — встрял Файгль и улыбнулся. — Что ж, каждой женщине присущ материнский инстинкт.       Ага, только не мне. Я по-прежнему сомневалась, стоит ли брать на себя такую ответственность как ребёнок, да ещё и чужой. — Вы могли бы забрать её в Германию, — продолжал он. — Сколько ей лет? Пять? — Шесть, — машинально поправила я. — Вполне можно использовать для легкой работы, — я мысленно охренела — он что предлагает мне увезти её в качестве рабыни? — Дайте знать, если что-то решите, я помогу оформить документы.       Чёрт, если Фридхельм прознает про эту «горящую акцию», опять начнёт уговаривать меня валить в отставку методом ухода в декрет. В принципе сама мысль не такая уж плохая, явно лучше той, что он придумал с поддельными документами. Разумеется использовать ребёнка в качестве бесправной служанки я бы не стала. И кстати, после войны Лиза как угнанная будет потом ещё до старости получать приличное пособие.       Но это конечно вряд ли, декрет по-прежнему вызывал во мне волну протеста. Вообще сейчас главное — помириться с Фридхельмом. Смывшись под любимым предлогом мигрени, я шустро направилась в баню. Опять нужно что-то решать со шмотками, я же не могу постоянно ходить в форме. Сарафаном деревенским что ли разжиться? В конце концов я напялила комбинашку, которая при желании могла бы сойти за мини-платье. В моё время такие когда-то были на пике моды. Так, теперь будем укладывать волосы. И наконец, самое сложное — накраситься. — Лиза? — заметив в зеркале чужое отражение, я едва не ткнула себе в глаз карандашом. — Что ты здесь делаешь? Опять поссорилась с Петькой? — Не, забежала взять куклу, — девочка подошла ближе и восхищённо воззрилась на меня. — Ты такая красивая. — Правда? — надеюсь что так, мне сегодня это пригодится. — Я тоже хочу быть такой, когда вырасту, — вздохнула Лиза.       Надо отдать должное, малышка никогда не рылась в моей косметике и такое терпение должно быть вознаграждено. — Иди сюда, — поманила я.       Конечно делать профессиональный макияж ребёнку я не буду, но что в этом возрасте нужно для счастья? — Щекотно, — хихикнула она, когда я провела пуховкой по её щёчкам. — А помаду можно? — Можно, только осторожно, — я символически мазнула по её губам и для верности растушевала пальцем. — Ну, а теперь давай сделаем тебе причёску.       У девочки были шикарные русые кудри, которые идеально подходили для объёмной косы. Ну вот, настоящая красавица, правда в застиранном ситцевом платье «привет из сороковых». Ничего, что-нибудь и с этим придумаем. — Мы как сёстры, да? — хихикнула Лиза. — А то, — я позволила себе подурачиться, строя манерные рожицы перед зеркалом.       Блин, ну какая из меня мать, только и могу что научить ребёнка краситься и эффектно вертеться перед зеркалом. В эти времена ей потребуются совсем другие умения, чтобы выживать. — Мама всегда говорила мне, что внешность это не важно, — вдруг сникла Лиза.       Ну нет, я никогда не соглашусь с этим. Сейчас война, и людям ни до чего, но ведь потом долгие годы будет тоже самое. Вот эта вот совковая серость «будь как все». Бр-р-р, жуть какая… — Мама конечно права, нужно в первую очередь учиться и не бояться никакого труда, но быть красивой тоже важно. В жизни нас ждёт достаточно испытаний, и поверь, даже удары судьбы легче переносить, когда ты хорошо выглядишь.       Ну, а что? Моим главным аргументом, даже в самые безденежные времена, когда я на последние деньги покупала красивое бельё, было: а вдруг меня собьёт автобус, и все увидят заношенные труселя?       Лиза потянулась меня обнять, и я услышала робкий шепот: — А можно мне ещё и духи? От тебя всегда так хорошо пахнет.       Конечно можно, маленькая кокетка. Я без возражений намазала её ландышевой рапсодией. — Лиза? — ласково окликнул её Фридхельм. — Там кое-кто спрашивает, ты вернёшься? — Точно, меня же Петька ждёт, — спохватилась девочка. — Пусть только попробует сказать, что я некрасивая.       Лиза убежала, но Фридхельм по-прежнему стоял, привалившись к дверному косяку, и смотрел на меня нечитаемым взглядом. — Может, куда-нибудь пройдёмся? — невинно предложила я. — Давай. — Тогда немного помоги мне, — я упорхнула в спальню и достала чулки. — У меня лак ещё не высох, так что придётся тебе.       Я немного приврала, лак высох давно, но как говорится, на войне все средства хороши. Фридхельм наклонился, раскатывая тонкую ткань по моей лодыжке. Я давно приметила, что на чулки у него фетиш, и бессовестно сейчас этим пользовалась. К тому времени, когда он нацепил меня второй чулок, взгляд уже знакомо поплыл. — Ты кое-что забыл.       Да-да, осталось самое сладкое — закрепить подвязки. Он прерывисто выдохнул и провёл ладонями по моим бёдрам, приподнимая шёлковую ткань. Ну и выдержка. Я же вижу, пальцы чуть ли не дрожат. Начав расстёгивать пуговицы его рубашки, я потянулась, касаясь губами чувствительного местечка за ухом. — Может, никуда не пойдём? — Рени, — вздохнул он, мягко отстраняя меня. — Секс проблем не решает. — Да какие проблемы? Мы же вроде всё решили! Больше никакой самодеятельности, так? Или я чего-то ещё не знаю? — Зачем ты угрожала этой девушке? — отлично, эта сучка уже успела на меня нажаловаться. — Я сначала не поверил, но вижу, ты прекрасно понимаешь, о чём идёт речь. — Разумеется я бы так с ней не поступила, — процедила я. — Но она же не понимает по-хорошему. Втемяшила в голову тебя соблазнить, а я что должна спокойно за этим наблюдать? — Так это ревность? Этим ты будешь оправдывать свою жестокость? — уголки его губ дёрнулись в злой усмешке. — Тогда я должен был давно избить Конрада. — У нас ничего не было, кроме невинных разговоров, а эта девка чуть ли не лапала тебя, пока ты спал! — не осталась в долгу я. — Ну да, ты же у нас всё делаешь правильно, даже то, что решаешь за меня! Неужели ты думаешь, я сам бы не разобрался с этой девицей? Или не доверяешь, считая, что я таскался бы с ней по кустам, а потом приходил как ни в чём ни бывало к тебе? — Конечно нет. Мы что будем ссориться из-за этой дуры? Согласна, я перегнула. — Дело не только в ней, — Фридхельм снова смотрел на меня как в прошлый раз — горько, отчуждённо. — Я всё чаще задумываюсь, кто я для тебя? — Что значит кто? Любимый человек. — Да? А вот я уже не уверен. Ты творишь не пойми что за моей спиной, прикрываешься надуманными предлогами, чтобы не расписываться, и детей ты тоже не хочешь.       Ты посмотри на него, не уверен он. А ради кого я торчу здесь, рискуя поехать кукушечкой? — Бедненький, как ты только со мной вообще живёшь! — Этот же вопрос я могу задать и тебе, — тихо сказал он. — Если ты мне не доверяешь, если даже не уверена, что хочешь прожить вместе всю жизнь. — А ты значит, делал вид, что всё хорошо, а теперь устраиваешь истерики на ровном месте? — это было конечно не так, но я не желала сейчас быть справедливой. — Мне и было с тобой хорошо, но это тянется уже давно. Мне иногда кажется, что для тебя это всё не всерьёз. — Любовь — не теорема! Её не надо доказывать. Либо ты её чувствуешь, либо нет. И если сейчас во мне сомневаешься, дальше будет только хуже. — Я смотрю, ты уже всё за нас решила, — Фридхельм порылся в ранце, доставая сигареты и не глядя на меня, вышел из комнаты.       Это что он меня сейчас бросил? Да и пожалуйста! Я со злостью сдёрнула с вешалки первую попавшуюся блузку. Торопливо натянула юбку и влезла в туфли. Оставаться и ждать, до чего мы ещё договоримся, я не собиралась, так что, хлопнув дверью, гордо учесала куда глаза глядят, а глаза глядели не так уж далеко. Заглянув в столовку, я убедилась, что продукты на ужин уже притащили, и быстренько прошуровала коробки. Быть того не может, чтобы эти ребята не припасли себе бухлишка. Та-а-ак, что это у нас? Шнапс? Дрянь конечно, но сойдёт. Теперь надо найти тихое местечко, где меня никто не побеспокоит.       Тихое место я нашла под старым мостом. Сюда точно никто не додумается припереться. Как раз и настроение подходящее. «Ты неси меня, река…» Нет, это же надо было быть такой дурой? Размечталась, понимаешь ли, что у меня в кои-то веки идиллия на личном фронте. А, нет, показалось. Ревность, скандалы, истерики… Всё как я люблю. Нет, ни хрена, не в том я уже возрасте, чтобы топтаться по очередному кругу. Я ведь и до аварии хотела нормальных, здоровых отношений. И ведь всё было хорошо. Ага, вот мне урок. Не связываться больше с ботанами. С брутальными самцами по крайней мере сразу всё понятно — бабник он, или ревнивый как Отелло, или просто безмозглый кретин. А этот же казался нормальным. Нет, ну каков тихушник! Если бы не эта прошмандовка, я бы может и не узнала, что у него в башке творится. В любви моей он видите ли сомневается. Вот я нехорошая, замуж не спешу! Мальчик, окстись мы встречаемся-то всего полгода. В моё время это вообще не срок, чтобы бежать в Загс. Детей я видите ли не хочу! А ты подумал, каково мне будет торчать с мелким и трястись от страха, вернёшься ли ты с фронта? И вообще сравнил хер с палочкой. Конрад руки никогда не распускал, а если бы я ушла в штаб пораньше, неизвестно чем бы у них дело кончилось, пока бы он проснулся и въехал что к чему.       Я сделала очередной глоток уже не такого противного шнапса. Ух ты, я что почти приговорила бутылку? Ничего, иногда можно, а то в последнее время жизнь так и бьёт разводным ключом, и не только по голове, но и в другие места тоже. Как там пел Рома Зверь: «Надо сразу уходить, чтоб никто не привыкал…» Осталось только «уйти красиво». А уходить я не хочу-у-у… Я же действительно люблю этого малолетнего идиота. Хотя какой он идиот? С его точки зрения всё правильно. С хера ли тянуть со свадьбой, раз уж мы уже живём вместе? И бабы в это время считают нормой рожать мужикам наследников на постоянной основе. Как ни крути он чувствует, что со мной что-то не то.       Как же я теперь ему расскажу, что мой обман был куда более серьёзнее, чем он думает? А никак. Буду и дальше молчать. На двух стульях не усидишь. Рисковать всем из-за людей, которые априори уже всё равно погибли, я больше не буду. Наверное…       А может, ну его всё? Дождусь увольнительной и сяду на первый попавшийся поезд, а там видно будет. Бабла у меня скопилось за эти месяцы прилично, а куда его особо тратить? Искать меня конечно будут, но если я избавлюсь от документов, попробую что-нибудь наврать и получу новые в той же Польше или Австрии… А может рвану на нейтралку. Швейцария по-прежнему манила безопасным будущим. Если Фридхельм надумал меня бросить, я однозначно здесь не останусь и умолять его передумать тоже не буду. А если не решил, то как нам быть-то? Я вообще-то чужие мысли читать не умею. Почему он нормально не поговорил со мной? Нет, блин, вывалил всё в одну кучу, да ещё и пытается воспитывать отлучением от секса. Бесит, когда так делают! Даже не поуговаривал толком, я бы может и согласилась на «замуж». А то: «Да, дорогая, как скажешь», — а потом вот такое! Да нет, не виноват он, это всё я. Как говорится разочаровываю быстро, качественно, с гарантией. У мальчика первая любовь, и он естественно ждёт, что всё будет в лучших традициях жанра: свадьба, дети, жить «долго и счастливо».       Ну, как объяснить ему, что мне не семнадцать и я всю сознательную жизнь привыкла всё решать сама? Что я эгоистичная стервозина и всегда в первую очередь думаю о своём комфорте? Что в конце концов идёт война, и у меня в отличие от него нет ни малейших сомнений, что Германии капут? Может, нам действительно не вариант быть вместе… Слишком многое нас разделяет: разные эпохи, менталитет, мои тайны, которые я вряд ли ему открою. Да, я люблю его, но я никогда не разделяла этого пафоса: «Не могу без него жить». Все без всех могут.       Ничего себе как темно. Мне казалось, не так уж долго я сижу здесь. Надо бы уже наверное завязывать со шнапсом. Но прежде чем являться домой, нужно определиться, что я ему скажу, а для этого я ещё не остыла. Решения, принятые в гневе, обычно никогда не бывают верными. — Ну, ты даёшь, Майер, парни все на ушах стоят, Винтер носится по деревне как угорелый, а ты значит, спокойненько тут бухаешь.       Блядь, ну конечно, кого бы ещё сюда принесло как не моего «лучшего врага»? Шнайдер, увидев почти пустую бутылку, присвистнул. — М-м-м, как всё запущено. — Свалил бы ты. И так тошно, — пробормотала я, но куда там, этот гад плюхнулся рядом и усмехнулся, доставая фляжку. — Да ладно тебе, смотри, что у меня есть. — Я тебе что — алкашка? — окрысилась я. — Сказано же, хочу побыть одна. — Ну, тогда мне придётся сообщить обер-лейтенанту о твоём местонахождении, — ухмыльнулся этот козёл.       Меня сейчас это мало волновало, а должно бы. Если Вилли поднимет шухер, что я испарилась, доказывай потом, что не дезертир. — Делай, что хочешь, — отмахнулась я, поднимаясь с травы. — Да погоди ты, — Шнайдер потянул меня за руку, и от неожиданности я плюхнулась обратно. — Если ты думаешь, я настолько пьяна, что не смогу тебе врезать, ты ошибся, — на всякий случай предупредила я, хотя он сразу же отпустил мою ладонь. — Да успокойся, не собираюсь я тебя трогать, — скривился он. — И вообще что это с тобой? Вылакала сама бутылку, сбежала от своего любимого хлюпика. — Тебе-то какое дело?       Да что не так с этими спичками? Какие-то противопожарные, хрен зажжёшь. — Дай сюда, — не выдержал Шнайдер и, отобрав коробок, чиркнул спичкой. — Конечно, это не моё дело, но уже все поняли, что между вами кошка пробежала. — Как пробежала, так и убежит, — хмыкнула я, глубокие затяжки, заполняющие таким вредным никотином лёгкие, привычно успокаивали. — Все парочки периодически ссорятся, так что всё нормально. — Ну, не знаю, — Шнайдер глотнул из фляжки. — Если ты и дальше будешь так себя вести, хорошим это не кончится. — В смысле? — я похолодела, представив, что он пошёл по стопам Хольмана и что-то нарыл на меня. — Ты же подвесила его яйца вместо серёжек, а баба не должна быть круче мужика. Вот что ты творишь? То гонки устраиваешь, то пытаешься сама разобраться со всякими ублюдками. Небось, так и не сказала ему, что Хольман тебя достаёт. Допрыгалась? — Я и про тебя ему не говорила. Считаешь, надо? — А хоть бы и сказала, — ухмыльнулся Шнайдер. — Мы бы по-мужски разобрались. Будешь? — он протянул мне фляжку, в которой оказался вполне неплохой коньяк. — Так что мой совет — веди себя как нормальная баба, если не хочешь, чтоб он сбежал, а то я слышал, у тебя появилась соперница. — Чего? — я едва не поперхнулась коньяком.       Неужели Фридхельм всё-таки повёлся на эту дрянь? — Брюнеточка, что живёт рядом с вами, — охотно пояснил Шнайдер. — Прибежала сегодня к казарме, лопотала что-то нашему рыцарю, даже слезу пустила. Так он устроил допрос, не приставали ли мы к бедной девушке.       Ну, кто бы сомневался, что она выставила всё ещё хуже чем есть. И откуда только берутся такие интриганки в советских сёлах? Но увы сейчас главная проблема не в ней, а во мне. — Спасибо за совет, которого я не просила.       Дружеских посиделок не выйдет. Как ни тяни, а домой возвращаться надо. Только сначала бы не помешало немного протрезветь. Я легко, как мне показалось, поднялась с травы и побрела к речке и с удовольствием плеснула в лицо холодной водой. Ну вот, уже лучше. — Эй, ты что там топиться собралась? — окликнул Шнайдер. — Ага, щас, размечтался.       Надеясь, что меня не штормит аки моряка, впервые ступившего на сушу после долгих месяцев плавания, я продефилировала мимо него. Шнайдер тут же увязался следом. — Обиделась? Я между прочим дело говорю, никакому мужику не понравится, если его баба творит, что хочет. — Ах ты шовинист, — возмутилась я. — Кто? — скривился Шнайдер. — Шовинисты — тупые альфа-самцы, которые считают, если у них между ног болтается член, это делает их лучше женщин. А я за равноправие и кому не нравится — это их проблемы. — И в чём заключается твоё равноправие? — скептически спросил Шнайдер. — Может, это тебя удивит, но женщины существуют не только, чтобы рожать вам детей и херачить на кухне. Мы ещё можем и работать, и учиться, и вообще практически всё можем. — Угум, работать, — согласно закивал он. — Да кто же спорит? Работайте на здоровье. Есть больницы, ателье, школы. Но хочешь сказать, здесь ты с нами на равных? Не смеши. Честно, не понимаю, почему ты хотя бы не переведёшься в госпиталь.       Правильно, не поймёшь. Для этого надо вот так по-дурацки как я влюбиться в кого-то. — Действительно из-за Винтера? — Ну, не из-за тебя же, — съязвила я. — Не зарекайся, — ухмыльнулся он. — Зараза…       Проклятые колдобины! Ну всё, так и есть, каблуку хана. Хоть ноги не переломала и то хлеб. Шнайдер лишь покачал головой, мол, ну ты подруга и нажралась. — Только попробуй как-то прокомментировать, — раздражённо прошипела я.       Он то понятное дело ни при чём, но я сегодня несчастная и злая. Увязался, так пусть терпит. — А чего тут комментировать? — усмехнулся он. — Ты и трезвая вечно куда-то натыкаешься, а сейчас вообще еле на ногах стоишь.       То что я сейчас стою, обнимая дерево, ещё ни о чём не говорит. Я может набираюсь, так сказать, моральных сил, чтобы ещё полкилометра топать практически босиком. Не на ручки же к нему проситься. — Хотела я тебя поблагодарить за то, что врезал тогда Хольману, а теперь не буду.       Я уже и не уверена, что он вмешался из благородных порывов. — И не надо, — усмехнулся он. — Что мне делать с твоим спасибо?       А чего интересно ты ожидал? Оплату натурой? — И всё-таки я не понимаю, — не зря говорят, что алкоголь развязывает языки. — Ты же меня терпеть не можешь. Чего тогда кинулся как берсерк на этого придурка? — Ты преувеличиваешь, — он подвинулся чуть ближе и чуть ли не мурлыкнул. — Не так уж сильно я тебя и ненавижу. — Да что ты говоришь, — недоверчиво хмыкнула я.       По ходу я пьяна в хлам, ибо в обычно насмешливом взгляде этой озабоченной скотины мне померещилось более серьёзное выражение. Представить, что мы сможем нормально по-дружески общаться, было как-то сложновато, но не зря же говорят в народе, что худой мир лучше доброй ссоры. — Любой на моём месте поступил бы так же, — ты, друг мой, видимо забыл, как сам творил почти то же самое. — А кроме того я не позволю всяким кретинам лапать тебя.       Я промолчала о широте его морали — мало ли, вдруг совесть у человека проснулась — и почти расслабилась, чего, как выяснилось, делать не стоило. Почувствовав его ладонь на затылке, я едва успела протестующе шикнуть, как этот маньяк уже жадно прижался к моим губам. А я вместо того, чтобы двинуть коленкой куда следует, растерянно зависла. Чёрт его знает, как так получилось. Может, потому что в этот раз он действовал без явной агрессии, может, мне по старой памяти хотелось ощутить рядом именно такого наглого, уверенного в себе альфача. Его губы уверенно изучали мой рот, вынуждая поддаться этому напору, а когда я осознала, что поцелуй из одностороннего превратился в обоюдный, рванулась изо всех сил. — Ну, чего ты всполошилась, всё же хорошо, — пробормотал Шнайдер, вжимая меня в несчастное дерево. — Тормози говорю.       Если он думает, что я настолько пьяная, что ничего не соображаю, то очень ошибается. Главное, чтобы ему стоп-кран не сорвало как в прошлый раз. — Пусти же меня, ну!       Шнайдер немного отстранился, глядя на меня, словно вахтовик на стриптизёршу, и тяжело дыша. — Малышка, ну, что не так? Ты же хотела… — Да что я хотела?! Ты как всегда набросился без предупреждения. Может, я и не среагировала сразу, так вот говорю сейчас. Отвали! И нечего пользоваться ситуацией, тебе всё равно ничего не обломится! — Да брось, Рени, Винтер не тот, кто тебе нужен, — Шнайдер снова притиснулся ближе, правда руки не распускал, склонился как змей-искуситель нашёптывая: — И ты сама это знаешь, иначе вы бы давно уже расписались.       Спорить, доказывая, что это нормально, — встречаться, чтоб узнать другу друга и понять стоит ли заморачиваться с браком — я не стала. Всё равно не поймёт. Пользуясь моим молчанием, Шнайдер осторожно скользнул рукой по моему бедру, поднимаясь выше и легонько поглаживая поясницу. — Тебе нужен не мальчишка, который не знает, как обращаться с женщинами. — А ты прям знаток? — нервно усмехнулась я, безуспешно пытаясь убрать его пальцы. — Знаток или нет, но никто ещё не жаловался.       Я невольно задержала дыхание, чувствуя, как он неспешно проходится пальцами по моему животу, рёбрам, постепенно подбираясь к груди. Его губы коснулись виска опаляя дыханием, затем скользнули ниже. — Тебе понравится, не упрямься…       Уверенные, в меру властные касания вызвали почему-то не реакцию протеста, а знакомую жаркую волну возбуждения. Да чтоб его! Знаю я, что клин клином вышибают, но не со Шнайдером же! Этот будет только рад добиться своего и растрезвонить всем о своей победе. И вообще, я ещё окончательно не решила, как быть с Фридхельмом! — Я не собираюсь тешить твоё самолюбие очередной победой, — уворачиваясь от настойчивых поцелуев, я снова попыталась отпихнуть его.       Надо было врезать при первом же поползновении, а теперь он уверен, что я ломаюсь. — А может, мне нужно больше? — ни хера себе заявочки, я слегка подвисла, чем он тут же воспользовался, притянув к себе за талию. — Чем Винтер лучше меня? — он слегка сжал пальцами мой подбородок, запрокидывая голову и прошептал почти касаясь губ: — Я хочу, чтобы, когда мы возвращаемся с вылазки, ты искала глазами меня, чтобы просыпалась в моей постели…       Если отбросить тот факт, что с самого начала мы только и делали, что дрались и собачились, всё могло бы случиться. Рано или поздно конечно же я бы свалила, не выдержав прессинга, ну, а так да, брутальный мужик, мой излюбленный типаж, почему ж нет-то? А потому что! Верность — это решение, твёрдое и уверенное. Не пафосно-словесное, а молчаливое и исполнимое. Сейчас мне нужны не чужие объятия, а поговорить со своим бестолковым любимым. Пусть я зла и обижена, но ведь последнюю точку ещё никто не ставил. — Не думаю, что это хорошая идея, — я наконец-то вывернулась из его рук. — Мы же с тобой поубиваем друг друга. — Необязательно, — усмехнулся Шнайдер, перехватив меня поперёк груди, и вжался, давая почувствовать свой стояк размером с Эйфелеву башню. — Ну, куда ты? Мы же не договорили. — Договорили.       Надеюсь, он хорошо понимает разницу между неуверенным «не надо», за которым читается «ну, поуговаривай меня, глядишь и сдамся», и железобетонным «нет». Хотя было немного страшно. Вдруг он не остановится? Возбуждённый по самое не могу, да ещё со склонностью к насилию мужик и девушка с заторможенными алкоголем реакциями — звучит как заголовок криминальной сводки. — Последний раз говорю по-хорошему — пусти. — Чш-ш-ш, я понял, понял, — прошептал Шнайдер, потёрся как кошак о мою макушку, а затем всё-таки разжал руки. — Но учти, что мы не договорили.       Ха! Наивный, думаешь, если я сейчас слегка дала слабину, это когда-нибудь повторится? Хренушки. Даже если разбежимся с Фридхельмом, к старым привычкам я возвращаться не буду. Лучше найду какого-нибудь взрослого, адекватного мужика, который будет мне поддержкой и опорой. — Да подожди ты, убьёшься ведь! — чёрт, я и забыла о сломанном каблуке, то-то думаю, что ж так идти неудобно. — Стой, сейчас же свалишься в лужу! — Шнайдер резво подхватил меня, не обращая внимания на возмущённые визги. — Да сроду тут не было никаких луж! Поставь меня на место, маньяк несчастный! — А это, блядь, что? — я притихла, услышав хлюпанье под его сапогами. — Откуда? Я не видела её, когда шла к речке, — мистика да и только. — А по-твоему, к деревне ведёт только одна дорога?       Ну да, топографический кретинизм — моя давняя и неизлечимая болезнь, есть такое. — Потрудитесь объяснить, что происходит! — какая-то тень шагнула навстречу, оказавшись при ближайшем рассмотрении Винтером.       Чем бы ещё мог закончиться этот день? Великолепно! Десять из десяти! В голове мелькнуло наитупейшее: «Это не то, что ты подумал», — но я благоразумно смолчала. Шнайдер, гад, тут же поставил меня на землю и сдал с потрохами: — Я нашёл её у моста. — Я не собиралась никуда сбегать, просто хотела побыть немного одна.       Вилли, глядя на нас охреневшими глазами, шагнул ближе, и его осенило внезапной догадкой: — Ты ещё и напилась. — Не напилась, а дезим… дезинфицировала душевные раны, — ну, а что, глупо же отрицать очевидное. — Герр обер-лейтенант, всё ведь обошлось, — неожиданно подал голос Шнайдер. — Ну, дуркует девчонка, так это уже обычное дело.       Вилли подозрительно сверлил взглядами нас обоих, видно чувствуя, что что-то здесь не то. За исключением сломанного каблука выглядела я вполне себе прилично. Надеюсь, Шнайдер не по уши в моей помаде. — Ничего больше не хочешь мне сказать? — прищурился Вилли. — Нет, — покачала головой, глядя на него честными-пречестными глазами.       Шнайдер конечно в своём репертуаре, но этот подкат явно не тянет на попытку изнасилования. Так что пусть живёт, на моей совести и так достаточно тёмных пятен. Он хитро усмехнулся, что не укрылось от бдительного Вилли. — А с тобой мы ещё поговорим.       Винтер цепко схватил меня за локоть и втопил так, что я едва успевала. — А поаккуратнее нельзя? Тащишь меня как мешок с картошкой! И вообще пусти, я сама дойду. — Ещё раз обратишься ко мне не по Уставу, я не знаю, что с тобой сделаю, — прошипел он.       Чёрт, я и забыла, что Вилли позволяет вольные разговорчики, только когда никто не слышит, а так-то субординацию никто не отменял. — Я был о тебе лучшего мнения, — ты смотри, ну, вылитый обманутый муж. — Уже который раз застаю тебя в недвусмысленных ситуациях с солдатами. У тебя совесть есть? — Каждый думает в меру своей распущенности, — оскорблёно отпарировала я.       Нет, ну кто бы говорил? Я что виновата, что вы все как весенние коты с ума сходите без регулярных потрахушек? И вообще, не запостил — не было. — Хоть пьяная, хоть трезвая в вопросах морали я кремень. Кому как не вам это знать, герр обер-лейтенант.       Неизвестно, до чего бы мы так договорились, но Винтер внезапно остановился, заметив брата. — Эрин! — в глазах Фридхельма мелькнуло облегчение, тут же сменившиеся немного подозрительным выражением, когда он оглядел нашу троицу. — А ты почему здесь? — он шагнул к Шнайдеру. — Получше смотри за своей принцессой, чтоб потом не бегать как идиот, — огрызнулся тот. — Нет бы спасибо сказать, что я её нашёл и привёл. — Так! — неожиданно рявкнул Вилли. — Ты, — кивок в сторону Шнайдера. — Отправляйся в казарму! А вы, — это уже нам. — Решайте свои проблемы так, чтобы этим не приходилось заниматься всей роте.       Ох, ты какой грозный, может же, если захочет. Развернулся и отчалил, а мы остались настороженно переглядываться. — Если ты её хоть пальцем тронул, то пожалеешь, — покосился Фридхельм на Шнайдера. — Ты только грозишься, Винтер, — с готовностью отозвался он. — Если хочешь что-то конкретное предъявить, то давай разберёмся. — Прекратите! — блин, я сейчас не в том состоянии, чтобы ещё их разнимать.       Но Вилли, видимо заподозрив, чего это мы не расходимся, уже был тут как тут. — Кажется, я предупреждал, что в моей роте не будет никаких драк. Посмеете нарушить приказ и отправитесь вслед за Хольманом в штрафбат. Оба. Ясно?       Фридхельм шёл молча и, что самое обидное, даже не попытался взять меня за руку. Хотела я отложить разговоры до утра, но видимо придётся всё же расставить точки над «i». — Я не собиралась устраивать весь этот цирк, хотела немного остыть, побыть одна. — Только почему-то оказалась со Шнайдером, — не оборачиваясь, ответил он. — Да что вы мне все тычите этим Шнайдером? — взвилась я. — Я его, если что, с собой не звала! Он случайно наткнулся на меня.       Прямо по классике «не виноватая я, он сам ко мне пришёл», но ничего же особо не было, так что каяться я не буду. Фридхельм раздражённо толкнул калитку и по-прежнему не смотрел на меня. — И вообще ты сам виноват в том, что я ушла! Вывалил значит на голову кучу претензий и свалил. Что я должна была думать? — Это я и хотел выяснить, — он наконец-то повернулся. — Хотел, чтобы ты подумала над моими словами. — Знаешь что, родной, когда бросаются такими предъявами и уходят, тут не думать надо, а собирать вещи, потому что нормальные люди в таких случаях остаются и обсуждают возникшие проблемы. Словами и через рот! — Что-то я не заметил в тебе сильного желания их обсуждать, — мрачно ответил Фридхельм. — Я вернулся буквально через полчаса, а тебя уже и след простыл. — Да не умею я читать чужие мысли!       Плевать, что нас могут услышать, меня вовсю несло по кочкам. Значит, я должна была сидеть и мучиться неизвестностью, пока он проветрит мозги и вернётся, а мне так делать-ни-ни? — И мне не пять лет, чтобы воспитывать меня по принципу посиди в углу, подумай. Я просто в следующий раз уйду и не вернусь, ты этого хочешь?       Фридхельм ничего не ответил, лишь нервно затянулся, скуривая несчастную сигарету буквально в три затяжки. Ладно, хорош орать дурниной на всю деревню, я открыла дверь, чтобы зайти в дом. Я тоже не ангел белоснежный, но извиняться не собираюсь. Пусть учится быть мужиком, а не копить обидки и включать блондинку: «Ой, всё».       Трясь! Несчастная дверь едва не слетела с петель, и я вскрикнула от неожиданности. Фридхельм сцапал меня, прижав к этой самой двери и впился в губы жадным поцелуем. Я от такого напора растерялась и на поцелуй ответила, но вовремя вспомнила, что злая и протестующе шикнула. — Подожди, ну, не на пороге же…       Он прервал мой слабый протест новым поцелуем, нетерпеливо притираясь бёдрами. Руки скользнули под блузку, выдергивая её с такой силой, что швы затрещали. Я откинулась назад, умудрившись приложиться затылком, открывая доступ к шее и чувствуя, как горячо скользит его язык. Шквал эмоций и чувств за эти сутки требует логичного выхода и почему бы не через секс? Расстёгиваю его рубашку, провожу пальцами по груди и, чувствуя, как ощутимо прикусили мою шею, не остаюсь в долгу. Слегка царапаю ногтями его кожу, постепенно спускаясь вниз, к ремню. Он окончательно сминает мою блузку, накрывая ладонями груди и слегка сжимая напряжённые соски. С губ срывается негромкий стон, когда он слегка отстраняется, чтобы сдёрнуть её с моих плеч. Мне не хочется сейчас думать о том, что мы так и не решили, как быть дальше. Всё, что я хочу — чувствовать его прикосновения, которые забирают тревогу и боль. Потом… всё потом…       Он быстро расправляется с застёжками на юбке, судорожно хватается за пояс, начиная тащить вниз, и я послушно переступаю, отбрасывая ненужную сейчас вещь, заодно сбрасывая туфли. Не прекращая меня целовать, Фридхельм опустил руку к моему бедру, отодвигая ткань трусов, чтобы в следующий момент погрузить в меня пальцы. Привыкшая к более нежным прелюдиям, я слегка вздрогнула, и он обхватил свободной рукой меня за шею, ловя губами тихий стон. Его поцелуи становятся яростнее, а движения пальцев быстрее и жестче и это буквально сводит с ума. Тянусь к застёжке на его брюках, но пальцы как назло дрожат и не слушаются. — Так ты хочешь меня или уйти?       Непривычная злая ирония мелькает в его глазах как переводная картинка. Жёсткость, которой раньше и близко не наблюдалось, проступает как голограмма.       «Всё-таки довела мужика до греха», — вяло мелькает в голове мысль и обрывается, сбитая хрипловатым шёпотом. — Поцелуй меня…       Это звучит почти как приказ, а не просьба, но я прижимаюсь к его губам, пропуская его язык, ласкающий мой так властно и требовательно. Нетерпеливо подаюсь навстречу его руке. Еще пара движений и меня разбивает волной наслаждения, вынуждая сжаться вокруг его пальцев. Меня пробирает дрожь. Моих чувств слишком много. Разве я смогу уйти? Ведь именно его поцелуи заставляют тело плавиться от страсти, а сердце сжиматься от нежности. Он везде: в моих мыслях, в моём сердце, в моей жизни. Его губы, касания всё требовательнее, да и я уже давно хочу большего.       Расстёгиваю его ремень, тяну вниз брюки с бельём, освобождая каменный от желания член и медленно провожу пальцами. Фридхельм резким движением тянет вниз кружевную ткань и, подхватывая меня за задницу, опускает на стол. Мне и в голову не приходит возражать. Стол однозначно ближе кровати, а мы оба сейчас охвачены этим чувственным безумием. Прерывисто выдыхаю, когда он опрокидывает меня на спину, перехватывает ладони, разводит их в стороны, прижимая к деревянной намного шершавой поверхности. Прикусываю губы в последней попытке не перепугать своими стонами всю округу, когда горячий язык прокладывает влажную дорожку по моей груди, и когда зубы осторожно смыкаются вокруг соска, оттягивая его до болезненно-сладкого импульса. Перед глазами плывёт какое-то марево, что называется до вспышек, пульсирующих одновременно с тянущим удовольствием внизу живота. Сдавленный стон оседает в воздухе, а мне хочется кричать в голос. Он прикусывает соски, играет с ними языком, я лишь подаюсь навстречу его ласкам, позволяя делать с собой что угодно. Чувства обостряются до предела, терзают и изматывают. Хочется освободить руки, чтобы ощутить его мягкие волосы под своими пальцами, чтобы его горячая кожа коснулась груди ноющей от долгих ласк. — Да… — выдыхаю, когда он входит одним резким толчком.       Низ живота сводит от наслаждения. Обхватываю его бёдра ногами, прижимая ближе к себе. — Да…       Против обыкновения он начинает двигаться сразу, заполняя меня быстрыми и глубокими толчками. Запускает пальцы мне в волосы, запрокидывая голову и покрывает поцелуями моё лицо, шею. Ох, чувствую понаставит мне засосов, буду по такой жарище потом неделю кутаться. Но разве это сейчас имеет значение? Фридхельм сжимает мои бёдра, подтягивая ещё ближе. Я чувствую, что его движения становятся всё более резкими и обрывочными и понимаю, что мы оба уже на грани. Он тихо, едва уловимо стонет моё имя, слегка отстраняется, прислоняясь лбом к моему лбу, и заглядывает в глаза, делая пару быстрых глубоких толчков, от которых я кончаю. Любовь — это всегда больно, опасно и безнадёжно, это словно пожар, угрожающий оставить в твоём сердце выжженную пустыню, но я вижу в глубине его зрачков отражение этого пламени и хочу верить, что этот же огонь может согревать, не опаляя.       Тело слегка дрожит, и я устало прикрываю глаза, делая вдох за вдохом, пока снова не возвращаюсь на землю. Фридхельм коснулся губами ключицы, где уже наверняка алели следы его страсти, провёл языком, обводя мои искусанные губы. Я обхватила руками его за шею, притягивая ближе, чувствуя пьянящее спокойствие. Фридхельм сгрёб меня в охапку и доставил наконец-то до кровати. Я расслабленно наблюдала, как он раздевается, как обычно аккуратно развешивая одежду. Надо всё-таки собрать свою, которая валяется живописной дорожкой от порога до печки, а то Лиза утром начнёт задавать интересные вопросы. — Может хватит этих игр в ревность? — Разве я это начал? — усмехнулся Фридхельм. — Ты приревновала эту девушку, что называется на пустом месте. — Хочешь сказать, я дала повод? — отбрасывая недавние воспоминания, пробормотала я. — Мне конечно не по душе, что Шнайдер тебя нашёл, но я знаю, что ты его не переносишь. Он же не лез к тебе? — Нет, — пискнула я.       Не хватало раздуть ещё один скандалище с драками и эпичными разборками. Кроме того если этот идиот проболтается, что поцелуй был не совсем недобровольным, чувствую, меня точно прикопают в ближайшем лесу. — Хорошо, но вот Конрада я действительно хотел придушить всё это время. Да, я тебе верю, но он же постоянно вился вокруг, а если ещё и учиться вместе будете… — Фридхельм, — мягко перебила я. — Проблема не в Конраде или этой девушке. Я понимаю, почему тебе иногда кажется, что я недостаточно люблю, но и ты меня пойми… — я вздохнула собираясь с мыслями.       Не знаю, смогу ли я сказать, что мне страшно не только от того, что в затылок постоянно дышит батальон Красной армии. Что мне больно, и это порой ничем не заглушить. Что я такая как есть и другой уже никогда не стану. Что я возможно так и буду биться между двух огней. Что я возможно прошу слишком многого. — Я почти с детства привыкла нести за себя ответственность сама. Старалась конечно соблюдать элементарные приличия, чтобы ещё больше не ругаться с отцом. Я не привыкла с кем-то обсуждать свои решения, но попробую измениться, — Фридхельм слушал, не перебивая, с привычной лаской перебирая мои волосы. — А насчёт детей… Ну, сам подумай, разве можно брать на себя такую ответственность, когда не знаешь, что будет завтра? А если мы оба погибнем, кто будет возиться с этим киндером? Я же не вообще против, — чёрт с ним, если мы переживём войну, рискну пополнить ряды яжематерей. — Но сейчас лучше не надо. — Наверное ты права, — вздохнул он. — Просто когда я смотрю на Лизу… — Да мы сами ещё дети, всему своё время. А вот с браком действительно тянуть нет смысла.       В конце концов что я теряю, всё-таки не в средневековье меня занесло, есть же развод на случай, если не сложится. — Ты так хотела быть самой красивой невестой, — удивил меня Фридхельм. — Ради этого я подожду.

***

      Ох, уж мне это утро «стрелецкой казни»… Я поёжилась, вспомнив недавние страсти-мордасти. Вот где спрашивается были мои мозги прошлой ночью? Хоть бы подумала, как с такого бодунища отправлюсь в штаб, да ещё буду огребать по полной от Вилли. — Если ты думаешь, что имеешь право на поблажки из-за личных отношений, то это не так.       Вилли, зараза, уже битый час читал нудную мораль о том, что не пристало делать личные проблемы достоянием общественности. А тем более шляться где-то после комендантского часа. А тем более напиваться до положения риз. Я же девушка! — В следующий раз я не буду прикрывать твои выходки, будешь отвечать за попытку дезертирства. — Да какое там дезертирство? — промямлила я, мечтая о таблетке анальгина. — Подумаешь, прогулялась к речке. — К речке она прогулялась, — передразнил меня Винтер. — Ты совсем идиотка? Уже забыла сколько раз попадалась партизанам?       Возразить мне было нечего, и я с покаянным видом пробормотала: — Этого больше не повторится. — Очень надеюсь, что так, — он кивнул на бумажный завал на моём столе. — Это надо перевести как можно быстрее. Гауптман Файгль требует, чтобы послезавтра переводы были готовы.       А что ж он сам мне это не поручил? — Здесь работы на неделю, — возмущённо вскинулась я. — Мне что по ночам тут сидеть? — Ничего страшного, — холодно улыбнулся Вилли. — Глядишь, на всякую дурь меньше времени останется.       Ненавижу когда меня пытаются вот так воспитывать! Просмотрела я эти бумажки. Ничего там такого уж важного нет, чтобы требовать их с ножом у горла вот-прям-щас. Видать, Вилли здорово на меня разозлился. Оно конечно понятно с чего. Я уже столько раз влипала во всякое дерьмо, что естественно они подняли кипиш, потеряв мою геолокацию. Блядская армия… Шагу нельзя ступить в сторону, сплошные Уставы-приказы.       Вечером я приползла уставшая как собака. Забрала у Раисы Лизу и едва успела перехватить Фридхельма. — Сегодня моя очередь идти в караул, — он ласково коснулся губами моего виска. — Вильгельм сильно ругался? — А то ты не знаешь своего братца, — хмыкнула я. — Лучше бы проорался и успокоился, но не-е-ет, мы будем выедать мозг чайной ложечкой, долго и методично. Завалил меня левой работой, а так всё отлично. — Ну, да он такой, — улыбнулся Фридхельм. — Но ты тоже хороша. Убежала куда-то среди ночи, ведь могло случиться всё что угодно.       В этом они конечно правы. Я что бессмертная — разгуливать в немецкой форме и наивно считать, что партизаны мочат только мужиков? Некстати вспомнилось, что эсэсманов грохнули буквально в двух шагах от деревни. — Будь осторожнее, — обняла я его.       Лиза на моё счастье уснула быстро, да и я чувствовала, что вот-вот отправлюсь в царство Морфея. По идее после такой чёрной полосы в моей жизни должно наступить временное затишье. С Фридхельмом помирились, враги исчезли с горизонта, что ещё нужно для счастья?       Но утро показало, что чудес не бывает. Всё-таки за что-то жизнь меня по ходу наказывает, раз подкидывает бесконечные сюрпризы. — Герр гауптман, ночью русские попытались, как у них выражаются, «взять языка». Нам удалось их перехватить, — доложил Крейцер.       Сердце кольнуло тревогой. Надеюсь, Фридхельм не пострадал? — Ведите, мы их допросим, — кивнул Файгль.       Я с трудом смогла заставить себя сидеть спокойно, когда увидела, кого они привели. Это же… Пашка. Уж родного деда я всегда узнаю. Не знаю правда, узнал ли он меня. Они с напарником обвели нас презрительными взглядами, мол делайте что хотите, Родину мы не предадим. Военников им естественно, отправляя на такое задание, никто не дал, так что Файгль начал с классического: — Имя, звание. — Да пошли вы, — процедил высокий коренастый мужик. — Они отказываются говорить, — перевела я, не видя других вариантов. — Вы попали в плен, глупо упорствовать, — жёстко припечатал Файгль. — Если ответите на вопросы, отправим в лагерь для военных. Ну, а если нет, вас ждёт расстрел.       Меня прошибло холодным потом, нет, стоп, какой расстрел? Дед же должен выжить! Мужчины казалось не удивились такой угрозе, Паша по-прежнему молчал и даже не смотрел на меня, ответил опять же его товарищ. — Хрен вам, а не ответы. Мы смерти не боимся, так что хоть сейчас расстреливайте.       Мысленно обмирая, я перевела ответ. Не знаю, как буду реагировать, если Файгль прикажет отдать приказ прямо сейчас. — Упрямые фанатики, — пробормотал гауптман.       Я осторожно сказала: — Возможно они ещё передумают. Второй боец пока молчит. — Уведите их и пока заприте, — махнул рукой Файгль, и я облегчённо выдохнула.       Правда как вытащить Пашу из этой засады я не знала. Я же не могу как заправский спецназовец просто открыть двери и выпустить их, попутно замочив часовых. Ещё одну подозрительную ситуёвину Вилли на тормозах не спустит, это ясно как дважды два. Но, а как допустить, чтобы родного человека отправили на расстрел? Пусть он и не знает, что я его внучка, и вряд ли узнает, это не имеет значения. Я должна что-то придумать. А между тем времени у меня практически нет.