* * *
Дойчланд, дойчланд, юбер аллес… Этот блядский гимн уже успел надоесть до чёртиков, а ехать нам ещё долго. Меня конечно мало что может смутить после проживания в солдатской казарме, но блин как-то я уже отвыкла от этой экзотики. Чёртовы бюрократы-немцы засунули меня в общий вагон, опираясь на безликие инициалы Э. Майер. Видимо, и в голову не могло прийти, что это девушка. Вильгельм попробовал договориться, чтобы меня перевели в купейный вагон, но пока что безуспешно. Так что придётся «наслаждаться» пьяным исполнением национального гимна, пошлыми шуточками, храпом, запахами колбасы, перегара и нестираных сто лет носков. Фридхельм недовольно покосился на наших соседей, которые увлечённо резались в карты, громогласно матерясь на проигрышных моментах, и вздохнул: — Потерпи, Вильгельм обещал что-нибудь придумать. — Да ладно, — усмехнулась я. — Это напоминает времена, когда «Карл» в ужасе приобщался к солдатской жизни. — Знала бы ты, как я боялся, что кто-нибудь догадается, что ты девушка, — его глаза потеплели от этих, сейчас уже забавных, воспоминаний. — А ещё кое-кто мог бы мне и сказать, что раскрыл секрет «Карла». — Я боялся, что с перепугу ты вообще сбежишь. К тому же кое-кто постоянно ершился, стоило мне подойти ближе. — Дурачок, я ведь действительно считала, что ты запал на задницу «Карла». — Мне удалось договориться, тебя переводят в купе, — к нам протиснулся Вилли. — Пойдём. В тамбуре нас остановил солдат, в полутьме я не разобрала его звание. — Предъявите документы. Винтер протянул свой военник, и я тоже стала рыться в сумке. — Проходите, — вежливо улыбнулся парень. — Желаю приятного отпуска, герр обер-лейтенант. И вам тоже, фройляйн. Это они дезертиров отлавливают? То, что он шёл прямо за нами, слегка напрягало. Я так и не научилась спокойно воспринимать левых солдат, казалось, от них постоянно исходит угроза. Особенно, когда они лезут копаться в моих документах. Я оглянулась — парень резко подёргал дверную ручку туалета. — Там уже давно кто-то заперся, — к нему подошёл фельдфебель. — Откройте дверь, или нам придётся её сломать! — Ну чего ты встала, пойдём, — поторопил Вилли, но услышав громкий треск двери, тоже оглянулся. — Ваши документы. В туалете пряталась молодая женщина с мальчиком лет трех. Она немного растерянно смотрела на мужчин: — Вы пугаете моего сына. Разве я что-то нарушила? — Это обычная проверка, фрау, не задерживайте ни себя, ни нас. Покажите ваш паспорт и детское свидетельство. — Меня ограбили на вокзале, все документы остались в чемодане, — напряжённо ответила она, прижав к себе ребёнка . Вроде на еврейку она не похожа и говорит без акцента, но эти невербальные жесты и чуть дрогнувший голос выдавали её страх. — Прошу вас пройти с нами, — в вежливом тоне фельдфебеля мелькнули металлические нотки. — Я обратилась в комендатуру вокзала, и мне сказали, что документы восстановят по месту жительства, — возразила она, уже не сдерживая нервозности. — Разрешите нам вернуться в купе. Ребёнок устал, и я должна покормить его. — Повторяю, пройдёмте с нами, — он настойчиво взял её под локоть, слегка подталкивая к двери в тамбур. Мелкий, не понимая, что происходит, начал хныкать. Вильгельм резко отодвинул тяжёлую дверь купе и дёрнул меня за руку, прошипев: — Тебе особое приглашение нужно? В купе сидела какая-то тётка и неодобрительно поджала губы, глядя, как мы препираемся на пороге. Вилли забросил мой ранец на полку и недовольно шикнул: — Обязательно было смотреть на них? В следующий раз проходи куда шла. — Что там за шум? — прислушалась женщина. — Всё в порядке, обычная проверка документов, — натянуто улыбнулся ей Винтер. Дождавшись, пока он выйдет, женщина презрительно скривилась: — Первый и последний раз я посещаю эту варварскую страну. Постоянные задержки на вокзалах, пьяная солдатня в соседних вагонах, а теперь ещё, возможно, в поезде разгуливают шпионы. «Ну и чего ты тогда поперлась в Россию?» — подумала я. Судя по дорогому шёлковому платью и жемчугу на шее и в ушах, дамочка явно не бедная. Жена какого-нибудь генерала? Она бросила на меня оценивающий взгляд, словно решая, достойна ли я разговора, но, видимо, скука победила, и через полчаса я уже знала о ней практически всё. Фрау Лемм действительно оказалась женой полковника, приехала в Минск навестить мужа, но быстро стухла в «варварской стране» и теперь с радостью возвращается домой к милым деткам. — А что насчёт вас? — улыбнулась она. — Еду в отпуск, — коротко ответила я. — На вас военная форма, неужели вы служите в армии? Нет, блядь, еду с тематической вечеринки. Моё молчание фрау не смутило, она продолжала щебетать: — Это так необычно — девушка на фронте. В каком полку вы служите? Я нехотя ответила и получила новый шквал вопросов. — Не представляю, что может делать такая хрупкая девушка в штурмовой дивизии. — Я переводчик. Ну, не настроена я сейчас на милое общение. Мозги кипят, продумывая все детали и версии для подстраховки, если я в чём-то всё же проколюсь. Всё-таки Фридхельм как бы меня ни любил, как выяснилось, прекрасно умеет подмечать мои косяки, а Вилли дай только повод сомневаться. Каждый раз, когда я натворю дел, чуйка настойчиво подсказывает ему, что не всё так складно как я рассказываю. Порой мне казалось. что он всё-таки раскроет, кто такая фройляйн Майер, ведь для этого достаточно струсить с меня адрес и написать моему «папаше» или посильнее надавить на меня, пригрозив сдать на допрос в гестапо. Конечно, он по возможности прикрывает меня ради Фридхельма, но я так подозреваю, узнай, что я чистокровная русская, да ещё и веду втихую подрывную деятельность, всё-таки сдал бы меня куда следует. Я даже не уверена, как бы в таком случае поступил Фридхельм. — Да вы что? — она изумлённо вскинула брови. — Милая, я вам так сочувствую. Каждый день иметь дело с этими неотёсанными дикарями? Я бы так не смогла. Мой Вольф предложил выбрать одну из этих девок няней к нашим ангелочкам, так я такое ему устроила! Чтобы моих детей касалась какая-то грязная крестьянка? Мужчины ничего не понимают в этом, согласны? — Угу, — кивнула я, думая, что ещё на сутки меня не хватит слушать этот бред. — Простите, но я недавно выписалась из госпиталя и хотела бы прилечь. Голова разболелась. — О, конечно, — сочувственно закивала она. Вот же болтливая зараза! Я всегда любила в поездах позалипать в окно, а теперь придётся залечь носом к стенке и притворяться спящей всю дорогу. Да ещё мысли всякие лезут в голову. Увиденная недавно проверка окончательно убила надежду, что я смогу без проблем скрыться. Бежать-то я уже не собиралась, но мало ли? Вдруг со временем смогу убедить Фридхельма, что, когда в мире царит хаос, нужно в первую очередь думать о себе. Какой смысл сражаться за проигранную войну? Но даже если он мне поверит, без документов мы далеко не уедем, отмазки, я смотрю, не катят, а достать фальшивые скорее всего нереально, тем более в Союзе. Нет, самое разумное — это никуда не дёргаться, раз уж выбрала себе такую судьбу. Главное — выжить, а там разберёмся. Если выбирать между послевоенными Союзом и Германией, получается хрен редьки не слаще. И там, и там разруха и тотальный прессинг, но на перспективу в Германии получше будет.* * *
— План такой: сейчас идём отмечаться в комендатуру, затем проводишь Эрин домой, — привычно раскомандовался Вилли. — И не задерживайся, иначе мама расстроится. — Тут такое дело, — помялась я. — Я не могу появиться дома. Сами слышали, отец меня и знать не хочет. — Я могу пойти с тобой и поговорить с ним, — нахмурился Вилли. — Должен же он смягчиться, узнав, что дочь самоотверженно служит интересам Германии. — Как мой отец — возможно, но как член НСДАП он не может позволить уронить репутацию безупречного арийца, — я прибегла к последнему аргументу. — Возможно, когда война с Союзом закончится, он не будет так остро реагировать, но пока мне лучше остановиться в гостинице. — Ну, какая гостиница? Поживёшь у нас, — вмешался Фридхельм и, не дав братцу опомниться, продолжил: — Тем более я всё равно собирался познакомить тебя с родителями. Я чуть было не ответила, что не горю желанием предстать пред светлы очи потенциальной свекрови, но, вспомнив наши недавние ссоры, смолчала. Для него это важно, тут нужно подумать, как поаккуратнее съехать. Так, стоп, что это за знакомый запах? Это то, что я думаю? Точно! Вон та тётенька у дверей здания явно торгует какой-то едой. Я уже смирилась, что в этой жизни мне не видать любимых роллов и много чего ещё, а вот нечто, похожее на хот-дог, оказывается, получить можно. Я резво направилась к палатке, отложив на потом наши споры, уже на ходу спросив Фридхельма: — Будешь? — Хлеб? Горчицу? — спросила женщина, выуживая аппетитную — наверняка из настоящего мяса — сосиску. — А ещё что-нибудь есть? — на всякий случай уточнила я. Корейской моркови, конечно, я не жду, но хотя бы… — Маринованный огурчик? — улыбнулась она. То-о-очно! Расплатившись, я без стеснения впилась зубами в этот импровизированный хот-дог. Ум-м-м, как же вкусно после каш и осточертевших консервов. — Вы что голодные? — Вилли поморщился, словно я не купила эту несчастную сосиску, а откопала на мусорке. Парочка жалких бутеров и еле тёплый кофе пять часов назад? Думаю, можно не спрашивать, голодные ли мы. — Тебе тоже взять? — лучезарно улыбнулась я. — Я хочу побыстрее покончить с делами и наконец-то попасть домой, — недовольно ответил он. — Ну, а я хочу поесть нормальной еды. Первый раз за год между прочим. Я направилась к палатке за следующим бутером и, пока ждала, успела услышать приглушённый разговор: — Ты хоть раз написал матери, что обзавёлся невестой? — Не писал и что с того? Я в любом случае собирался представить Рени родителям… — И что ты им скажешь? Особенно отцу? Что она полукровка? У него будет скорее всего такая же реакция, как и у её отца… — Скажите ему, что я сирота, — хихикнула я. — Не смешно, — огрызнулся Вилли, с неодобрением глядя, как я, чуть ли не урча, жую. — К тому же, если он узнает, что ты переводчица, обязательно поинтересуется, откуда ты знаешь русский. Как-то не вяжется со сказочкой, что мы до этого всем рассказывали. Думаешь, мне слабо придумать новую? — Ну, что молчишь, кончилась фантазия? — иронично спросил он. Да щас! — А почему я обязательно должна быть переводчицей? Можно сказать, что я радистка или медсестра. — Договоритесь тогда, что отвечать, когда родители начнут расспрашивать, кто ты, да откуда. Если уж врать, так одно и тоже, — Вилли страдальчески вздохнул. — Это последний раз, когда я ввязываюсь из-за тебя в авантюру. Ох, не зарекался бы ты, «братик». Если мы с Фридхельмом всё-таки поженимся, тебе придётся ещё долго терпеть меня и мои «авантюры». Пока мы бродили по городу, перемещаясь от вокзала к городской комендатуре, а затем в их квартал, я старательно запоминала, где что находится. А то будет странно, что я не знаю ни одного магазина или парка. Оказалось, что их квартал достаточно далеко от рейхстага, где находится мой «отчий дом». Отлично, значит не придётся врать, почему я не здороваюсь с соседями и знакомыми, которые теоретически у меня должны быть. — Может, лучше отложим знакомство с твоими родителями? — спросила я. — А то свалюсь как снег на голову. — Не вижу смысла тянуть, — Фридхельм обнял меня и ласково потёрся щекой о мою макушку. — К тому же я уверен, ты понравишься маме. Вилли на это лишь загадочно усмехнулся, а я снова занервничала. Папаша у них идейный нацист, и жить рядом с ним всё равно, что с бомбой замедленного действия. С мамой тоже, скорее всего, не всё так просто. Если Фридхельм у неё в любимчиках, чувствую, мне предстоит пройти серьёзный экзамен в её глазах. Свекровь она и в Африке свекровь. Редко кому везёт, чтобы та с порога кинулась обниматься: «Доченька, родная! Сразу видно — ты лучшая в мире!» Гораздо чаще мамаша неодобрительно поджимает губки, и ты прямо читаешь в её глазах бегущей строкой: «Господи, да где он её нашёл? Какая любовь всей его жизни? Да разве ж для неё я ягодку свою растила, ночей не досыпала, диатез на попке лечила и Растишку за ним допивала?» Я в принципе особо не любила все эти помпезные посиделки с предками и всячески старалась избегать. Отшучивалась, мол, если соберёмся подавать заявление в загс, тогда и познакомимся, но увы. Маму из жизни мужика убрать сложно, и в прошлом я пережила не одни такие смотрины. Мамы брутальных мальчиков чаще всего либо радовались, что сын обзавёлся адекватной девушкой и возлагали надежды, что он наконец-то остепенится. Либо сочувственно советовали мне бежать подальше, я же такая «милая девочка», а он весь в отца, «поматросит и бросит». Но однажды настолько не свезло, что я ещё долго нервно дёргалась, когда девчонки в нашем отделе начинали обсуждать своих свекровей. Мой очередной бойфренд был милым интеллигентным юношей, эдаким непризнанным гением, а по-простому начинающим писателем с тонкой душевной организацией. Именно после него я надолго зареклась иметь дело с такими умниками. Естественно его мама трепетно любила свою кровиночку. Никогда не забуду её взгляд, когда он притащил меня на семейный ужин. Я даже решила, что тётка работает где-то в следственных органах. И понеслось… «У Данечки с детства слабый желудок, ему необходима диета. Вы умеете готовить паровые котлетки с тыквой?» Мне хотелось сказать, что её Данечка поглощает в промышленных масштабах мои самые обычные, без всякой пареной тыквы котлеты, и борщ с чесночными пампушками, и много чего ещё и ни разу не пожаловался на слабый желудок. К счастью, я вовремя догадалась, что этим признанием подпишу себе приговор. «А сколько вы зарабатываете? Я так понимаю, ваша вызывающая одежда и косметика стоят немало. Не хотелось бы, чтобы вы алчно требовали от Даника работать на ваши прихоти, ведь если он будет отвлекаться на бесперспективную работу, никогда не сможет дописать свой гениальный роман…» Дальше — больше. Мамо стала чуть ли не по пять раз в день имитировать инсульты, припадки, впадать в кому и умирающим голосом просила позвать священника, нотариуса, труповозку. Лишь бы сыночка суетился рядом, а не жамкался где-то с чужой неприятной бабой, то бишь со мной. Ту войну я помнится проиграла, так что сильно сомневалась, что сейчас у нас выйдут милые семейные посиделки. Ну что я могу сказать кроме того, что обычно всё бывает совсем не так, как ты расписываешь в своей голове? Фрау Винтер оказалась ни надменной стервой, ни ревниво оберегающей своё чадо курицей. Увидев на пороге нашу троицу, она порывисто обняла своих мальчиков, сквозь слёзы спросив: — Что же вы не написали, что приезжаете? — Вопрос с отпуском решился буквально в последний момент, — дипломатично ответил Вилли. — Мама, ну что ты, не плачь, — Фридхельм мягко отстранился заглядывая в её глаза. — Письмо бы даже не успело дойти. Фрау Винтер наконец заметила, что я маячу на пороге, и удивлённо приподняла брови. — Познакомься, это Эрин, — Фридхельм взял меня за руку. Её взгляд скользнул по моей форме, и она доброжелательно спросила: — Вы вместе служите? — Мама, Эрин моя невеста, — улыбнулся Фридхельм. — О… — опешила она. — Ты ничего не писал мне… — Ты же знаешь, я не люблю доверять личное бумаге, — ответил он. — Ну, что вы стоите в прихожей? — спохватилась она. — Наверное, голодные с дороги. — А где отец? — спросил Вилли. — Должен скоро вернуться, у них сегодня очередное заседание, — уже с кухни ответила она. Так, «мама» в обморок не упала, уже легче. Посмотрим, как отреагирует герр Винтер. — Расскажите о вашей семье, Эрин, — сдержанно улыбнулся герр Винтер. Пока что всё шло неплохо. Мать Фридхельма вроде как переварила, что у нас служебный роман, отец тоже одобрительно кивал, слушая, как Вилли забрызгивает позитивом. — Мои родители умерли во время Великой депрессии, — скромно потупилась я, отложив вилку. — Я выросла в монастырском приюте, а потом как раз началась война. Я закончила курсы радистов и отправилась добровольцем на фронт. — У вас вообще не осталось родных? — недовольно нахмурился он. — К сожалению, нет, — я уже понимала, к чему он клонит, но пусть лучше считает меня безродной девицей, чем начнёт раскапывать чистоту крови моих родственников до седьмого колена. — То есть теоретически вы вполне можете оказаться еврейкой? — я поёжилась под этим тяжёлым взглядом. Фридхельм напрягся, жёстко сжав губы, а фрау Винтер опустила глаза, но не решилась заявить муженьку, чтобы прекратил бестактный разговор, больше смахивающий на допрос. — Теоретически в каждом человеке может оказаться пара капель крови другой национальности, — усмехнулась я. — Вы, например, точно знаете, кем были ваши пра-прабабушки? Вот интересно, как они определяют чистоту арийской крови, если тесты на ДНК ещё не придуманы? Герр Винтер едва не подавился шницелем от такой дерзости. — Папа, ну какая еврейка, — вмешался Вилли. — У Эрин классическая арийская внешность. Да и фамилия тоже. Тот неохотно кивнул, продолжая сверлить меня взглядом. Чувствую, это меня уже не спасёт. Он явно привык, что ему никто не смеет слова поперёк сказать. — Лучше расскажи, какие здесь новости. — Поговорим об этом после ужина, — ответил он. — И тебя, — кивок в сторону Фридхельма, — Я тоже жду в кабинете. Н-да, наверное, и до войны у него был характер не сахар, а сейчас так вообще кукушечка от избытка власти отъезжает. Нет бы радоваться, что сыновья с фронта вернулись, а он с порога ринулся промывать им мозги. — Извините, Эрин, Рейнхард не должен был задавать бестактные вопросы, — виновато улыбнулась фрау Винтер, как только они вышли. — Но поймите, ваша помолвка стала для нас неожиданностью, и естественно мы хотим получше узнать вас. — Понимаю, — я потихоньку стала убирать со стола. Хоть я здесь и в гостях, но не сидеть же сложа руки, пока она драит тарелки? Тем более посуду я мыть всегда любила. Пока всю перемоешь, как раз успеваешь привести мысли в порядок. Хотела бы я знать, о чём сейчас они говорят? Небось папаша топает ножкой, требуя выставить меня за дверь, и насколько я знаю Фридхельма, уйдём мы отсюда вместе. — Рейнахрд всегда хотел, чтобы мальчики чего-то добились в жизни, особенно требователен он к Фридхельму, — фрау Винтер подала мне кухонное полотенце, помогая вытирать посуду. — А мне важнее, чтобы они были счастливы. — Этого обычно хотят все матери, — в ответ на её удивлённый взгляд я усмехнулась. — Меня же не младенцем подбросили под дверь церкви. Я прекрасно помню своих родителей, и уверяю вас, они не были ни евреями, ни маргиналами. Я неловко повернулась, и чёртов шрам снова закололо тянущей болью. — Вы нездоровы? — фрау Винтер встревоженно смотрела, как я вытряхиваю из блистера таблетки. — Недавно было ранение, — не хватало, чтобы в довершение всего она решила, что я больная. — Что же вы сразу не сказали? — распереживалась она. — Пойдёмте, я провожу вас в гостевую комнату. Я не против залечь отдыхать, но сначала хочу принять нормальный душ. — Ванная здесь, — женщина приоткрыла дверь и, скользнув по мне взглядом, добавила: — Сейчас принесу всё необходимое. Всё необходимое включало в себя полотенца и халат. Ну, слава богу, а то я уже прикидывала, как буду пробираться потом в спальню. Одевать на чистое тело несвежую форму — это же фу. А рассекать в одном полотенчике тоже неудачная идея. Господи, как же я соскучилась по элементарным удобствам! Сколько угодно горячей воды и наконец-то что-то похожее на шампунь. Вдоволь наплескавшись, я закуталась в халат и зависла на пороге. Квартира у них здоровенная, да ещё и свет, видимо, экономят, ни хрена же не видно. Кажется, мне сюда. — Эрин вполне милая девушка, тем более готова отдать жизнь за нашего фюрера, — услышала я приглушённый голос фрау Винтер. Ага, значит, совещание в кабинете продолжается. — Что тебе не нравится? — Лилиан, неужели тебя устраивает, что твоей невесткой станет безродная девица, да ещё из такой глуши? От греха подальше я назвала какой-то захолустный городок у чёрта на куличках, чтоб уж наверняка никому не пришло в голову пробить мою личность. — Но ведь Фридхельм её любит, — робко возразила она. — Фридхельм… — презрительно отозвался он. — Этот мальчишка даже себе ладу дать не может. Прослужил целый год и так и остался рядовым. Я предложил ему перейти в подразделение СС, так он ещё спорит. «Ты что творишь, батя? Какое СС?» — мысленно взвыла я. — Но Вильгельм, насколько я поняла, тоже не хочет переводиться из армии, — резонно возразила Лилиан. — Вильгельм по крайней мере преуспел в карьерном росте, а этому что не так? Остался бы в войсках внутренней безопасности, вступил бы в партию. Ты же утверждаешь, что он умный, вот и пусть изучает действительно стоящие труды наших деятелей. Ничего себе перспективка вырисовывается. Заманчиво, конечно, если Фридхельма переведут в штаб где-нибудь здесь, но для этого же придётся вступать в эсэсманскую секту. Мне явно нет места в этой схеме — там действительно проверяют каждого члена семьи. Конечно, он не согласится, тем более вермахтовцы всегда относились к своим «коллегам» с ноткой презрения. Мол, те задирают нос и норовят всю грязную работу спихнуть на них, наслаждаясь лаврами победы. Да и по идейным соображениям Фридхельм, к счастью, всё ещё далёк от них. Я всё же нашла отведённую мне комнату и с удовольствием вытянулась на чистых, пахнущих лавандой простынях. И кстати где Фридхельм? Я-то думала, он уже ждёт меня здесь. Наверное, ушёл перекурить с Вилли после папашиных нотаций. Я почти успела задремать, когда почувствовала, как меня ласково обняли со спины. — Куда ты пропал? — сонно пробормотала я, прижимаясь ближе. Сразу вспомнилось, как мы ютились вот так на узкой койке в землянке. — Прости, отец в своём амплуа. Будто нельзя было отложить разговор, мы же не завтра уезжаем. — Мне это знакомо, — стыдно, конечно, пользоваться его слабыми местами, но я должна всячески укреплять свою легенду про сволочного папашу, иначе моё прикрытие рухнет, как карточный домик. — Мой отец почти такой же. — Конечно, мы можем уйти, но мне жалко маму. Кто знает, когда я приеду в следующий отпуск, — Фридхельм провёл ладонью по моему бедру, потихоньку стягивая мешающую простыню. — Что ты делаешь? Вильгельм же за стенкой… Страстно стонать и орать на весь дом мы, конечно, не будем, но эта кровать довольно старая и весьма выразительно скрипит пружинами. — А мы тихо. Фридхельм прижался губами к моей шее, ласково скользнув руками по животу, задирая майку. Перед отъездом нам было как-то не до постельных утех. Фридхельм, увидев, что я горстями глотаю таблетки и периодически замираю, ловя вертолёты в глазах, ни на что кроме осторожных поцелуев так и не решился. Ладони сами скользнули по твердым плечам, обхватили шею; я приникла к нему всем телом, вбирая в себя желанный поцелуй. Хочу сильнее, глубже, ближе. Хочу, чтобы лишние мысли вымело, оставив лишь ощущение близости… — Не уходи, — прошептала я, не желая разрывать уютное объятие. — Спи, — Фридхельм коснулся губами моего виска. Уже сквозь сон я почувствовала, как он осторожно сел на кровати, продолжая сжимать мою руку, и, даже не открывая глаз, чувствовала его взгляд. Это трудно передать словами — ощущение наполненности, целостности, словно рядом сидит половинка твоей души. Многие ищут это всю жизнь и не находят. Я когда-то тоже убила чёрт знает сколько времени в поисках этого чувства и наконец сдалась, думая, что такой любви просто-напросто не существует в реале. И не представляла, что настолько полюблю другого человека, что буду готова разделить с ним абсолютно всё. Я просто не смогу отпустить его на эту чёртову войну и отсиживаться в стороне. Хоть и не могу закрыть его от пуль, но буду рядом, когда это необходимо. Чтобы отвоевать его у болезни, или залечить душевные раны, или поддержать, когда кажется, что бороться дальше не имеет смысла. Ну, а то, что я не нравлюсь его предкам по сравнению с войной так, херня. В конце концов, если всё сложится хорошо, мы однозначно будем жить отдельно. А пару недель под одной крышей с ними я уж как-нибудь переживу.