Моя чужая новая жизнь

      

Она говорит ему: я люблю тебя, вот так, совсем по-детски,       даже если за окнами разные города, если завтра мы все умрём,       без тебя этот мир стоит таким жутким, таким мертвецким.       Я люблю тебя, как тем смешным ноябрём.       Даже если завтра рядом с землёй взорвётся метеорит,       планеты сойдут с орбит, океаны выйдут из берегов,       я люблю тебя злым и нежным, — она ему говорит, —       я люблю тебя всем своим четырёхкамерным       бесполезным, глупым, совсем бестолковым сердцем…

      Не так я представляла свою свадьбу, ох, не так… Завтра наступит день X, а я всё никак не могу поймать нужный настрой. Наверное, я всё-таки законченный циник, но мне сложно относиться к этому мероприятию с полагающимся трепетом. Ну, серьёзно, ведь мы уже и так живём вместе. Что изменится от штампа в паспорте? Я и раньше не придавала ему особого значения. Ничего он не меняет. Если мужик захочет — уйдёт, будь хоть трижды мужем и имея пятерых детей в наличие. Так что для меня это был просто повод устроить грандиозный праздник. Благо в моём времени фантазия на эту тему была неисчерпаема. Голуби, фейерверки, роскошные букеты, развесёлый девичник накануне, какие-то дурацкие символические замочки, которые принято вешать на мосту, и конечно же роскошное платье, и соответствующая фотосессия. А здесь… Можно было бы замутить что-то, конечно, намного скромнее, но опять же я сама загнала себя в ловушку бесконечным враньём.       Я вылезла из ванной, завернувшись в полотенце. Замерла у зеркала, словно впервые увидев своё отражение. Я давно уже привыкла к новой внешности, но сейчас снова видела перед собой кого-то другого. И вовсе по оттого, что это тело принадлежало не мне. Девушка из зеркала смотрела на меня без въевшейся самоуверенной маски Эрин Майер. Все страхи и сомнения ясно читались в по-прежнему чужих мне глазах. Фридхельм счастлив, считая, что завтра его мечты станут явью, и никогда не узнает, что любит насквозь лживую девицу, которая даже накануне свадьбы не рассказала ему правду. Ведь для меня любовь и доверие по-прежнему лежали на равных чашах весов. Тошная вина медленно разливалась внутри леденящим холодом. Он ведь не знает обо мне ничего, кроме бесконечных сказочек, которыми я искусно варьировала. Любил бы он меня, узнай настоящую? — Рени?       Я обернулась, увидев Фридхельма. Он улыбнулся, аккуратно прикрывая дверь. — Ты ещё долго?       Я почувствовала себя беззащитной, но не потому что стою сейчас абсолютно голая. Комплексы по поводу шрама, который бросался в глаза, отчасти ушли. Помню как в первую ночь после возвращения из госпиталя я намертво вцепилась в простыню, не желая, чтобы Фридхельм его увидел, а он лишь мягко разжал мои пальцы, невесомо касаясь губами изуродованной кожи: — Забудь… считай, что его нет…       Но то, что сейчас он видел в этом чёртовом зеркале было… слишком. Слишком личным, куда более интимным, чем любая физическая близость. Никому не хочется, чтобы кто-то увидел изнанку твоей души. Фридхельм смотрел в мои глаза бесконечно долго, а затем медленно подошёл ближе. Опустил руки мне на талию и стал покрывать лёгкими поцелуями шею и плечи. Расслабляясь под этими полными нежности, почти невесомыми прикосновениями, я чувствовала, как тяжёлые мысли медленно уходят из головы. Я люблю его, и это самая главная правда, а когда война закончится, вопрос о том, что я русская, вообще потеряет актуальность. Наши взгляды встретились в отражении, и меня повело от нежности и желания в его потемневших глазах. Не отводя взгляда, он скользнул рукой выше, лаская мою грудь, другой же продолжая прижимать к себе. Вроде как эксгибиоционизмом я никогда не страдала, но почему-то продолжала смотреть, как его пальцы чувственно скользят по моей коже, отводят с шеи влажные после душа волосы, открывая доступ для поцелуев. Возбуждение горячими искрами пробегает по венам, когда я вижу, как Фридхельм поднимает руку к моему лицу, кладёт ладонь на щёку, обводит губы большим пальцем. — Мало тебя, — цедит он сквозь стиснутые зубы, когда я медленно вожу рукой, лаская его напряжённый член прямо через ткань брюк. — Ты… с ума сводишь. — Это хорошо, потому что мне тоже мало. Ты тоже сводишь с ума.       Контраст моей обнажённой кожи с мягким хлопком его рубашки лишь обостряет ощущения. Я отклоняюсь назад, опираясь затылком о его плечо, и едва сдерживаю стон, когда его пальцы аккуратно накрывают моё горло, мягко смещаясь выше, разворачивая к себе. Задыхаюсь, когда он перекатывает соски между пальцами, изворачиваюсь, чтобы поймать в поцелуе его губы. Он отвечает жадно, напористо, одной рукой спускается ниже, надавливает на бёдра, мягко касается пальцами клитора и ловит ртом мой стон. Жарко от горячего влажного воздуха и его кожи, от того, что делают его руки, от прижимающихся губ и моего сбитого дыхания.       Фридхельм завозился, высвобождая давно изнывающий от желания член и нерешительно остановился. Что, милый, смущает неудобная поза? Но спонтанное желание оказывается сильнее — он мягко подтолкнул к стене. Нетерпеливые ладони огладили мои ягодицы и спустились ниже на бёдра, подхватывая и приподнимая. Я прерывисто выдохнула, почувствовав, как он вжимает меня в стену, аккуратно и медленно заполняя собой. Прижимаюсь ещё ближе, хочу слиться с ним в одно целое. Чёрт, а так действительно неудобно. Хочется ощутить его глубже, сильнее… В этом наши желания совпадают. Фридхельм отпускает меня, чтобы снова развернуть к зеркалу. Я едва успеваю уцепиться за раковину, когда он обнимает меня обеими руками, прижимая к своему телу, заставляя прогнуться ещё сильнее. Всё смешалось в чувственный калейдоскоп. Его руки, напряжённо сжимающие мои бёдра, желая притянуть ближе, неспешные ритмичные точки отзывающиеся сладкой судорогой внутри, горячее дыхание на моей коже.       От этой наполненности, от ощущения, что мы одно целое, трясёт мелкой дрожью. Теряюсь в вихре ощущений, время будто застывает. Каждое движение его бёдер пронизывает насквозь, отдаётся ударами сердца во всём теле. Ближе, жёстче, быстрее… Ладони соскальзывают с раковины, и я крепче сжимаю пальцы. Кажется, всё, что на ней стояло, разлетелось по полу с громким звоном, но кого сейчас это волнует? Наслаждение разливается по венам тягучим мёдом, и, судя по его рваному дыханию, финальной грани мы достигнем одновременно. — Фридхельм, всё в порядке? Я услышал шум… — Вилли застыл в дверях, в шоке взирая на открывшуюся картину.       Блин, который раз уже нас палит. Ну кто ж знал, что он дома? Торопливо одеваясь, мы с Фридхельмом молчаливо переглядывались. Не хорошо, конечно, быть застуканными на самом интересном месте, но чего уж, сами виноваты. Недаром народная примета гласит: «Незапертая вовремя дверь — к облому в личной жизни». Ай, ладно, не век же по углам теперь тихариться, всё равно общаться придётся. — Самое разумное — делать покер-фейс, — предложила я.       Фридхельм согласно кивнул. Ну вот, теперь главное, чтобы Вилли отошёл от культурного шока. Небось, и не знал, что люди делают это не только в постели в миссионерской позе под одеялом. Я сама не знала, откуда такая уверенность, что он в этом деле ханжа. Может, потому что безбожно тупит с Чарли. Вилли обнаружился на кухне. Увидев нас, покраснел как маков цвет и отвел глаза. — У нас есть для тебя новость, — немного смущённо начал Фридхельм. — Завтра мы с Эрин собираемся расписаться. — Но подождите, — нахмурился он. — Разве это так делается? Ты представляешь, как расстроится мама, узнав, что пропустила вашу свадьбу? — Так получилось, — я не стала говорить, что так всё и было задумано. — Мы пришли в мэрию подавать документы, и оказалось, что из свободных нам подходит только этот день. — И что вы просто распишитесь и всё? — удивлённо спросил он, видимо, припомнив мои прошлые капризы. — Да, — просто ответила я. — Ты и Грета пойдёте свидетелями, потом посидим где-нибудь. Как бы и всё.       У него, видимо, всё ещё не укладывалось в голове, что долгожданное событие можно так упростить. — Ну, извини, приглашение уже состряпать не успеем, — пошутила я. — Но ведь всё равно нужно как-то подготовиться, — в нём как всегда проснулся чопорный педант. — А вы вместо этого занимаетесь чёрти чем. — Точно, — спохватилась я. — Надо же обрадовать новостями Грету.       Её реакция была ещё похлеще, чем у Вилли. — Вы с ума сошли, да? Ладно Фридхельм, но ты-то чем думала? Как мы успеем привести тебя в порядок меньше чем за сутки? Я уже молчу про платье. — Ты же мне поможешь? — Естественно! — рявкнула Грета.       Она оглядела нас и, словно командир, расписала, что кому делать. — Так, мальчики, идите на Йоханне-штрассе и озаботьтесь приличными костюмами к завтрашней церемонии. Лучше бы, конечно, мне пойти с вами, но, в конце концов, не жених главная фигура на свадьбе. Ну, а ты, — она оценивающе прищурилась, что-то прикидывая про себя. — Молись, чтобы в салоне мадам Коко нашлось готовое белое или хотя бы просто светлое платье. Маникюр сделаем тебе сегодня, а вот насчёт причёски придётся договариваться. Во сколько у вас роспись?       Я по-настоящему оценила её помощь. Грета провозилась со мной целый день, бегая по магазинам и парикмахерским салонам. В рекордно короткие сроки были куплены платье и туфли, сделан маникюр-педикюр, а в парикмахерской меня с утра уже ждал мастер. Э-эх, ещё бы умел кто-нибудь делать нормально эпиляцию, а то я уже задолбалась мучиться с опасной бритвой. Грета раскрыла своё ноу-хау — варить сахарный сироп — ну и далее всё тоже самое что и с воском, но что-то мне как-то… Это сколько же сахара надо перевести, чтобы проэпилировать стратегически важные места. Я так поняла, она понятия не имеет, что волосы в интимных местах тоже можно удалять. — Не знаю, что бы я без тебя делала, — нервно улыбнулась я.       От утренней меланхолии не осталось и следа. Я поняла, что мандражирую перед завтрашним событием. Всё-таки не каждый день выхожу замуж. — Не переживай, всё будет хорошо, — улыбнулась Грета. — Главное, что мы нашли тебе потрясающее платье. — Это да…       Я почувствовала, как непрошеные слёзы жгут глаза. В этот день со мной не будет никого из близких, так что я не могла не оценить поддержку, пусть и малознакомой девушки. — А почему глаза на мокром месте? — Всё в порядке, — я шмыгнула носом. — Наверное, все невесты немного нервничают накануне свадьбы. Я правда рада, что этот день для нас наступил, но… — Но ты боишься, будете ли вы также счастливы и через год? — понимающе улыбнулась Грета и неожиданно обняла меня. — Всё будет хорошо, некоторые истории любви должны заканчиваться как в сказке: «И жили они долго и счастливо».       Я видела что за фасадом уверенной в себе певички и красотки, привыкшей к мужскому обожанию, таится скрытая боль, но лезть в душу, естественно, не стала. Захочет — когда-нибудь сама расскажет. У меня свои призраки в голове. — Мам, ну зачем они вообще нужны эти мужики? Думаешь, я страдаю оттого, что у меня на пальце нет этого дурацкого кольца? Ты вон всю жизнь любишь козла, который тебя не ценил, у Польки не муж, а недоразумение ходячее, Катьку с двумя детьми бросил её «о боже какой мужчина»! — Ой, Аринка, но одной всю жизнь куковать тоже не дело, — вздыхала мама, гладя меня по голове. — Ты просто не встретила своего человека. Любовь она ведь такая, она не спрашивает, достоин ли кто-то твоих чувств или нет, ты просто любишь… — Ну да, конечно, знаю я это ваше «Любовь зла…»       Как же ты была права, мама. Правда тогда я так не думала. Представить себе, что я полюблю человека, воюющего против моей страны, да ещё буду рисковать жизнью, чтобы оставаться рядом с ним, было так же сложно как то, что меня похитят инопланетяне.

* * *

      Я проснулась рано, да и можно сказать, почти не спала. Как ни убеждала себя, что роспись в мэрии — всего лишь формальность, но волнующее, немного тревожное чувство будоражило нервы не хуже крепкого кофе. Фридхельм, оказывается, ускользнул куда-то, встав ещё раньше меня. А мне пора к Грете, если я не хочу, что бы он увидел раньше времени моё платье. Не верю в дурацкие приметы, но не дело если мы будем толкаться у зеркала, одеваясь наперегонки. Должна же быть хоть какая-то романтика! Так что увидит он меня уже в сто процентно завершённом образе счастливой невесты. Я попыталась вспомнить, говорила ли вчера о своих планах. По-моему, нет. Надо записку, что ли, оставить, а то представляю, как он офигеет, обнаружив, что невеста сбежала с утра пораньше. Сроду не писала никому записочек. Сообщения, конечно, не в счёт.       «Жених не должен заранее видеть свою невесту в день свадьбы, так что убегаю к Грете. Увидимся в мэрии».       Чёрт, действительно выглядит как будничное сообщение, а не как записка любящей девушки. Подумав, я приписала.       «P.S. Люблю, целую».       «P.P.S. И кстати, напомни Вильгельму, чтобы взял фотикфотоаппарат».       Никогда не думала, что останусь можно сказать одна в утро собственной свадьбы. Обычно невесте помогает собираться, а заодно и успокоить мандраж целая свита подружек и родственниц. Ну и ладно, что я немощная? Платье из белого атласа подходило идеально, как, собственно, все вещи гениального модельера. Жалко, что в туфлях не видно шикарного педикюра. Кажется, я шокировала бедную девушку требованием накрасить мне ногти кроваво-красным лаком. С макияжем я не стала усердствовать. Немного пудры, накрасить ресницы и, пожалуй, хватит. Сегодня я трепетная невеста, а не роковая соблазнительница. Самое сложное было заморочиться с прической. Я еле отбилась от Греты, когда она настаивала на шляпке с вуалеткой. Во-первых, я не фанат этих изысков, во-вторых, тратиться, чтобы один раз выпендриться на мой взгляд глупо. Парикмахерша нанесла какую-то хрень на мои волосы и шустро накрутила бигуди, которые, кажется, весили целую тонну. Ну ещё бы! Металлические, у моей бабушки были такие. — Надеюсь, они не отвалятся, — нервно пошутила я, подумав, что надо было сначала расспросить, чем она мажет мою шевелюру. — Кто? — удивилась женщина. — Волосы, — я некстати вспомнила страшилки, когда недобросовестные мастера в салонах вот так непонятно чем жгли волосы клиенткам так, что те выпадали целыми прядями. — Ну что вы, это хорошее средство, чтобы локоны держались дольше, — успокоила она меня.       Чёрт, лучше бы Грета накрутила меня на плойку как в прошлый раз. Но эта заразочка с загадочным видом пропела, что у неё срочные дела, и выпнула меня в парикмахерскую. — Ты же помнишь, что в два часа у нас роспись? — Детка, я приду даже раньше, — беспечно улыбнулась она.       Блин, ну вот так и знала, что она опоздает! И что нам делать? Она же свидетельница с моей стороны. Зато мальчики уже ждут при полном параде. Так непривычно видеть их в костюмах с галстуками. Красавцы, что тут скажешь. — Не думал, что ты можешь быть ещё красивее, но это так, — Фридхельм протянул мне букет белоснежных пионов.       Да, я такая. Тётка в салоне не обманула. Волосы не отвалились и были намертво уложены в сложную причёску. — Где Грета? — обеспокоенно спросил Вилли. — Уже почти два. — Где фотоаппарат? — в свою очередь рыкнула я.       Если по его милости я останусь без фоток, то буду убивать! Медленно и мучительно. — А как, ты представляешь, я должен был его сюда тащить? — ответил Вилли.       Чёрт, ну да, более-менее удобные фотики есть только на фронте. Остальные довольствуются громоздкой хренью, видела такой раритет на просторах гугла. — Рени, не переживай, мы сфотографируемся позже, хорошо?       Ну, а какие ещё варианты?       Я думала, это только в России сотрудники Загса — грозные вредные тётки. Ха, въедливые немецкие бюрократы, оказывается, ничем не лучше. — Я не могу вас расписывать, нужен ещё один свидетель, — упрямо бубнил похожий на унылую мышь дяденька. — Почему бы вам не поставить свидетельскую роспись? Ведь это всего лишь формальность, — предложила я самый простой выход, да не тут-то было. — Это ваши проблемы, где взять второго свидетеля, но без него вы не сможете сочетаться браком, — сказал как отрезал человек-мышь.       Вот это обломище! Но, может, всё-таки Грета успеет? Фридхельм пытался уломать этого упёртого барана, но тот не без доли злорадства заявил: — Вы задерживаете следующую пару. В следующий раз лучше готовьтесь к такому ответственному событию.       Холера! Зла не хватает! Предки Фридхельма вот-вот вернутся с «корпоратива», и хренушки мы тогда спокойно поженимся! И всё из-за этого въедливого сморчка. Треснуть его, что ли, букетом? Авось, полегчает. — Что здесь происходит? — услышала я за спиной.       Холодный властный голос подействовал на дяденьку как ушат воды. Одно дело, пользуясь маленькой толикой власти, гнобить простых смертных, другое — когда кто-то более сильный снимает с тебя стружку. — Они пришли на регистрацию только с одним свидетелем, а по правилам должно быть два, — забормотал он. — Ну так в чём проблема? Давайте я буду вторым.       Я обернулась, желая рассмотреть нашего спасителя, и обомлела. Вот честно, ожидала увидеть кого угодно: какую-нибудь партийную шишку, Гиммлера, да хоть Волан-де-Морта, но только не эту хитромордую заразу. — Гауптман Ягер, — я с трудом натянула обратно счастливую улыбку беззаботной новобрачной. Чёрт, по-моему, он уже не гауптман. Я попыталась вспомнить, что означают изменившиеся нашивки на его погонах. — О поверьте, фройляйн Майер, для меня тоже неожиданность увидеть вас здесь, — усмехнулся он и небрежно протянул свой паспорт вредному чиновнику. — Ну, и что вы медлите? Или моей свидетельской подписи тоже недостаточно? Смотрите, как бы мне не пришлось сообщить, что вы чините препятствия для браков фронтовиков. Вам ведь отлично известны правила? — Простите, герр оберстлейтенант, — сник «мышь». — Я сейчас сделаю всё, что нужно.       Взяв наши паспорта, он скрупулёзно завозился, что-то записывая, затем нашлёпал нужные печати. Что и это всё? Хотя я всегда посмеивалась над пафосными речёвками тёток из Загса, но ей-богу это лучше чем вот так! Пришли, сунули паспорт — забрали со штампом. — Распишитесь здесь, — он подтолкнул нам какие-то бумажки. — Поздравляю вас от имени фюрера. Ой, ты смотри, даже подарочек имеется. Дяденька торжественно протянул Фридхельму какую-то книгу. Неужто «Майн кампф»? Ну да, она самая. Такие вот особенности национальной свадьбы. — Мы благодарны вам за помощь, герр оберстлейтенант, — слава богу Вилли всегда сохраняет трезвую голову и вовремя вспомнил об элементарной вежливости.       Фридхельм буравил Ягера неприязненным взглядом, я же всё ещё пребывала в стадии глубокого охренения. — И кстати, поздравляю вас с повышением. — Ну, насколько я знаю, вас тоже можно с этим поздравить, — ухмыльнулся Ягер.       По нервам пробежал неприятный холодок. Этот упырюга, получается, следил за тем, что происходит в нашем полку? Долбаный сталкер, что ему вообще надо? Хотя известно что. Меня чуть кондрашка не прихватила, когда я прочитала в письме случайно увиденном на столе Файгля просьбу о моём переводе, больше походившую на приказ. — Я не сильно опоздала? — в зал невозмутимо вплыла Грета. — А сама как думаешь? — прошипела я.       Хотя толку на неё злиться? Ягер всё равно бы нас заметил. Интересно, что он вообще тут забыл? — Фройляйн Майер, — хитро улыбнулся он, показательно исправившись. — Простите, уже фрау Винтер, разрешите поздравить вас с этим безусловно счастливым днём.       Надеюсь, обниматься он не полезет? Ему хватило ума не лезть. Зато пожал руку Фридхельму, «добродушно» прокомментировав: — Вы должны гордиться своей супругой. Не каждый имеет твёрдость характера, чтобы пожертвовать карьерой ради любви. — Ради любви можно пожертвовать многим, — кокетливо сказала Грета.       Ягер довольно равнодушно скользнул по ней взглядом и цинично усмехнулся: — Вам, конечно, виднее, фройляйн Дель Торес. Все ваши песни именно о любви.       Мы вышли из мэрии, столкнувшись на ступеньках с другой парочкой. У этих смотрю гостей побольше будет. — Предлагаю выпить за счастье новобрачных, — Ягер, словно не замечая полного отсутствия энтузиазма с нашей стороны, указал на кафешку через дорогу. — Простите, но мы торопимся, — отказалась я.       Но куда там… Этот лис расплылся в хищной ухмылке. — О, понимаю, вам не терпится остаться наедине. Но уверяю, я не задержу вас надолго.       Не успели мы опомниться, как уже сидели на летней террасе, дожидаясь, пока официант расставит бокалы и принесёт шампусик. Вилли и Грета намного расслабились, нажелав нам всяческих благ и безоблачного счастья, но я так подозревала, последнее слово Ягер ещё скажет. — Безусловно, я желаю вам безграничного счастья, — вполне предсказуемо начал он. — Но также хочу напомнить, что несмотря на ценность семьи, в первую очередь важно выполнять наш общий долг. — Не будьте занудой, — капризно нахмурила бровки Грета. — У Эрин сегодня такой романтичный день, необязательно портить его напоминанием, что придётся возвращаться на фронт. — Конечно, вы правы, — покладисто согласился он. — Тогда, может быть, вы согласитесь уделить мне немного времени, Эрин? Разумеется, позже, у меня есть к вам важный разговор. — Одна она с вами говорить не будет, — мрачно вмешался Фридхельм. — Тем более у нас нет друг от друга секретов.       Ягер тут же хищно прищурился, на что я невинно улыбнулась, мол: «А что ты теперь мне сделаешь, у меня муж есть». — Скажите, где я могу вас найти, и мы решим, когда вам удобно со мной встретиться.       Вилли, помявшись, назвал адрес. Ну да, смысл шкериться. При желании Ягер легко узнает в комендатуре где мы живём. Кто же откажет в такой мелкой просьбе подполковнику? Шампанское мы благополучно выпили, задерживаться желающих не было. — Нам пора, — решительно поднялся Фридхельм. — О, конечно, — ухмыльнулся Ягер, подзывая официанта.       Я потянулась взять сумочку и вздрогнула от тихого: — Почему вы тогда убежали, Эрин? Наш разговор остался неоконченным. — А я так не считаю, — не оборачиваясь, ответила я. — Не тратьте своё драгоценное время, вам не удастся уговорить меня на перевод. — Посмотрим, — он коснулся моей руки, вроде как, придержав стул. — Как говорили древние греки «надежда умирает последней».       Ну, посмотрим, у него должны быть очень весомые козыри в рукаве, чтобы уломать меня.

* * *

— Охренеть! — я в шоке смотрела на огромное блюдо запечённых жирных рёбрышек в каком-то соусе. — И как это есть? — Говори потише, — усмехнулась Грета. — если Ансельм услышит, смертельно обидится. Рёбрышки — его коронное блюдо.       Я согласна, что это вкусно, но на мне же шикарное белое платье! К тому же их принято есть под пиво, а у нас, смотрю, чуть ли не ящик шампанского охлаждается. — Тащи сюда сыр, орешки — всё, что найдёшь, — вздохнула я.       Нечего нажираться, ещё брачная ночь впереди. Посетителей было не очень много, так что мы без всякого стеснения организовали вполне сносную фотосессию. Я заставила Вилли побегать со штативом, придумывая для нас всё новые ракурсы. Они может и привыкли ограничивать себя парой кадров, но со мной такое не пройдёт. Грете тоже понравилось изображать «инстаняшу», я даже Вилли раскрутила на несколько удачных кадров. А что, хоть сейчас в «Тиндер» выкладывай — в костюме, да ещё в этом интерьере вполне себе секси-мен получился. Пока они с Гретой продолжали дурачатся, позируя перед объективом, я тихонько подошла к Фридхельму. Сегодня он не выглядит ни мечтательным мальчишкой, ни собрано-серьёзным солдатом. Красивый… Чуть отросшие волосы, видимо, тоже уложил в парикмахерской. Как всегда залипаю, смотря в эти невозможные глазищи. Я знаю, как меняется их цвет в зависимости от настроения. Сейчас они ярко-голубые, словно июльское небо. По-детски нежный изгиб губ чуть трогает привычно солнечная улыбка. Как же давно я не видела его таким лёгким, открытым. Не хочу думать, что это всё исчезнет, когда мы сядем на поезд, идущий на восток. Если верить теории, что все люди в жизни нам даются для чего-то, то он был мне дан, ну… наверное, для обнуления. Столько раз после той, давней любви я пыталась поймать это ощущение полёта, испытать такое же сильное чувство. А сейчас я словно вернулась к себе прежней: доброй, верящей в чудеса, безоглядно влюблённой. Я никогда до этого не могла объяснить, какой мужчина мне нужен и в чём должна проявляться его сила. Я и сейчас с трудом могу это сформулировать. Наверное, это когда он берёт за тебя ответственность и молча разруливает проблемы, но в тоже время не стремится устраивать показательное «перетягивание каната» за власть в отношениях. — О чём ты сейчас думаешь? — Фридхельм ласково коснулся моей щеки.       Прикосновение к коже едва ощутимое, а в груди щемит от переполняющих чувств. Я хочу ответить, о том, как сильно люблю его, но он опережает меня, и от того, как он это говорит, по коже мурашки. — О, так и стойте! — окликнула Грета. — Должен получиться отличный кадр. — По-моему, мы уже сделали чуть ли не сотню кадров, — улыбнулся Фридхельм.       А что бы ты сказал, если бы нам пришлось жениться в моё время? Бесконечные конкурсы, шагу не ступить без оператора с камерой, музыкальная какафония диапазоном от Сердючки до Пирожкова… Я уверена, большинство новоиспечённых супругов первую брачную ночь проводят, либо попадав замертво на постель King-size, либо пересчитывая подаренные конверты с деньгами. Посмотрим, как она пройдёт у нас. Кое-что из купленного бельишка Фридхельм ещё на мне не видел. Будет сюрприз. — О, у нас же для вас есть подарок, — вспомнила Грета во время очередного тоста. — Что это? — Ну, должен же быть у вас медовый месяц, — улыбнулась Грета. — Это билеты в Варнемюнде. Пусть всего неделя, но на морском курорте. — Спасибо, — я обняла её. — Вы настоящие друзья. — Ну, а то, что мне придётся взять удар на себя, объясняя родителям, где вы, так, мелочи, — усмехнулся Вилли. — Я в тебя верю.       Ты у нас, если надо, можешь дипломатично уладить любой шухер. Как раз у них будет время всё переварить. — А когда поезд? — я всмотрелась в билеты. — Ночью? Ну, и где я успею купить купальник? — Пойдём, я что-нибудь тебе подберу, — сжалилась Грета.       В принципе фигуры у нас похожи, правда у меня грудь побольше. — Этот вроде бы ничего.       Как по мне, самый обычный, чёрный, но да ладно. Главное, что не раздельный, не хочу светить на пляже своим шрамом. Э-эх, жалко, что к тому времени, когда появятся красивые купальники, я уже буду старой сморщенной бабуленцией. — Когда приедете, сразу же купи шляпу с широкими полями, а то будешь потом мучиться с веснушками, — щебетала Грета. — И не забывай мазаться маслом, иначе сгоришь в два счёта. — Слушаюсь, мой генерал, — пошутила я.       При желании я могла бы сама читать ей лекции по косметическим ноу-хау, да только с местным арсеналом это всё бессмысленно. — Давай-ка, примерь ещё вот это.       Грета порылась в шкафу и бросила мне клетчатую блузку с коротким рукавом и тёмно-синюю юбку-миди. Ну что ж, вещи в стиле casual тоже лишними не будут. — И это.       Платье, вроде, простенькое, но благодаря вырезу и летящей юбке смотрится интересно. — Ну, куда мне столько на неделю? — отмахнулась я. — Будешь каждый день надевать новое, — отпарировала она. — А то вернёшься на фронт и опять влезешь в эту кошмарную форму. — Одолжи тогда и какой-нибудь чемодан, — попросила я. — Такие платья запихивать в ранец было бы кощунством.       Укладывая вещи, я вспомнила о грандиозных планах Ягера и усмехнулась. — Как вовремя вы придумали с этой поездкой. Похоже, кое-кого ждёт небольшой облом.       Грета, видимо, поняла, о ком идёт речь, и серьёзно посмотрела на меня. — Эрин, между вами что-то было? — С ума сошла? — чересчур быстро ответила я. — С Ягером стала бы мутить только безмозглая дура. — Он опасен, — Грета немного нервно подкурила сигарету. — Поверь мне, я знаю, о чём говорю. — Думаешь, я этого не знаю? — скривилась я. — Но думаю, мне бояться нечего. Мы же, вроде как, коллеги. — Ты уверена? — прищурилась она. — Он на тебя так смотрел. Как по мне, ему что-то позарез от тебя нужно.       Я чуть было не сболтнула, что именно, но вовремя остановилась. Грета, конечно, ни хрена не понимает в военном деле, но всё равно это выглядит странно. С чего бы такому важному вояке охотиться за обычной радисткой, каких пруд пруди кругом? — Ой, как уже поздно, — я покосилась на часы. — Мне же ещё остальные вещи собирать. — Конечно, — вскинулась Грета, оставив опасные расспросы. — Пойдём.

***

      У моей удачи всегда было своеобразное чувство юмора. Ну, кому бы ещё так «повезло» — провести первую брачную ночь в поезде? Да ещё с такой колоритной соседкой! Пожилая толстая немка провоняла всё купе чесночной колбасой и громогласно храпела до утра. Надеюсь, это будет самая большая неприятность и наш укороченный медовый месяц больше ничего не испортит.       Мы поселились в небольшом отеле. Контингент в основном состоял из молодёжи, что не могло не радовать. Терпеть не могу, когда отдых портят чьи-то избалованные дети или бабульки, которые осуждающе косятся из-под очков, когда ты флиртуешь у бассейна. Если в Берлине удавалось лишь отчасти забыть, что идёт война — кое-где попадались здания пострадавшие от бомбёжек, солдаты и эсэсовцы кишили на каждом углу, порой на какой-нибудь фабрике включался тревожный сигнал учебной тревоги, — то здесь не было ничего кроме моря, уютных ресторанчиков, лениво-расслабленных отдыхающих, которые беззаботно загорали, по вечерам прогуливались по набережной, толпились в местном кинотеатре, на танцевальной площадке. Здесь так легко было представлять, что мы самая обычная пара молодожёнов и по возвращении заживём как и тысячи семей. Работа, ремонты, а со временем и парочка киндеров, куда ж без них. Когда есть возможность уединиться от всех проблем, начинаешь жить ощущениями. Едва ощутимыми касаниями, требовательными объятиями, томными ласками, жарким шёпотом, хриплыми стонами. В безмятежной тишине ночи так легко доверять друг другу свои мечты и даже воспоминания. Пусть я не могла многое рассказать Фридхельму, сейчас впервые позволила рассказать кое-что действительно настоящее. — Мы как-то поехали с родителями на море, я тогда была совсем мелкой. И представляешь, отец решил, что это круто — покатать нас на прогулочном теплоходе. Сейчас я понимаю, что это была всего лишь небольшая качка, а тогда испугалась так, что визжала как умалишённая: «Мы же все утонем, давайте вернёмся обратно!» — А я долго не хотел учиться плавать, после того как отец, однажды потеряв терпение, просто зашвырнул меня в воду.       Понимаю, у нас тоже есть приверженцы этого дебильного способа обучения. — Вильгельм вытащил меня, когда я уже стал захлёбываться. Он же и научил потом держаться на воде.       Конечно, я до сих пор иногда злилась на Вилли — уж слишком он перегибает в своей опеке над братом, — но с другой стороны разве он виноват, что ему пришлось быть для него чуть ли не вторым отцом? — Никогда не видел тебя такой счастливой, — улыбался Фридхельм, поглаживая мои горячие от солнца плечи. — Ты тоже светишься, как стоваттная лампочка, — я лениво притянула его за шею для очередного поцелуя.       Дурацкое чувство эйфории накрыло уверенностью, что у нас всё ещё впереди. Мы ещё не ссорились, выбирая обои для нашей спальни, не пережили оживлённых споров, чья карьера важнее, не отмечали дурацкую годовщину «первого поцелуя»… Мы ещё много чего «не». — Знаешь, когда я решил, что буду с тобой, несмотря ни на что? — тихо спросил он. — Когда полез распускать лапки в том окопе? — хмыкнула я, вспомнив эти неловкие объятия. — Нет, тогда я тебя… ну, наверное, хотел, — ай-яй как не стыдно, я же тогда была «мальчиком». — Это случилось после очередной атаки русских. Парни как всегда посмеивались, что Карл наложил в штаны и забился в ближайшие кусты. Помню, шёл жуткий ливень, но я всё равно отправился искать тебя. Ты сидела на каком-то бревне вся мокрая, в грязи и улыбалась сквозь слёзы.       А-а-а, это он про ту истерику, когда я думала, что поеду кукушечкой, не выдержав постоянной угрозы словить шальную пулю? — Я знал, что тебе страшно, и что ты охотнее всего оказалась бы сейчас где угодно только не на передовой, знал, что, если начну тебя жалеть, ты снова будешь ершиться, отвечая колкостями, но в тот момент я понял, что мне всё равно кто ты — парень, сбежавший преступник, трус или предатель — я хочу быть рядом, всегда. Хочу стать для тебя всем. Другом, защитником. Готов был даже никогда не заговаривать о своих чувствах, понимая, что это противоестественно.       Мне всегда казалось странным, как можно настолько любить кого-то. Я сама, конечно, бывало, в угаре розовых очков «не замечала» чужие недостатки, но до определённого времени. Считала, что никогда не стану обезумевшей от любви идиоткой. Это мужчина должен сходить с ума при мысли, что может меня потерять, а не наоборот, но сейчас я чувствовала, что понимаю как это — чувствовать кого-то как себя, словно этот человек действительно половинка твоей души. — А знаешь, когда я поняла, что хочу быть «вместе и навсегда»?       Фридхельм выжидающе выгнул бровь. — Только что.