К мельнице мы добрались глубокой ночью, уставшие и вымокшие до нитки. Внутри, естественно, была такая же дубарина, но хотя бы сухо. Первым делом я заныкалась в какой-то подсобке, с отвращением стянув промокшую насквозь форму. Торопливо натянула сразу две пары сухих носков, какой-то свитер. Чёрт, запасная форма тоже влажная и холодная. Чувствую, мы пролетаем с горячим ужином. Да что там ужин — спать придётся вповалку на полу! Эх, пожила немного в комфорте и хватит.
Парни, вымотанные прогулочкой под ледяным дождём, похоже, были рады и такому ночлегу. Кто-то нашёл сухие мешки, кто-то уже сбегал к колодцу.
— Давайте не жидьтесь, нам сейчас надо согреться, — Каспер поставил на стол небольшую фляжку.
Общими усилиями у нас набралось на пару бутылок горячительного.
— Иди сюда, — Фридхельм нашёл более-менее чистый угол и намостил импровизированную лежанку из мешковины. — Ты вся дрожишь.
Переодевание особо не помогло. Меня трусило как в ознобе.
— Тебя что надо учить, как согреть женщину? — усмехнулся Шнадер.
— З… заткнись, — прошипела я.
Вот же козёл. Порой начинаешь думать, что он способен быть вполне себе нормальным, но это ненадолго.
— Держите, — Кох передал фляжку.
На этот раз я не стала выёживаться по поводу отвратительного шнапса, проглотила чуть ли не половину содержимого, загрызла парой галет и свернулась дрожащим клубочком. Фридхельм примостился рядом, укрывая меня какой-то курткой.
— Т-т… тебе тоже нужно переодеться, — пробормотала я.
— Я надел сухой свитер, — он прижался ближе.
Уже проваливаясь в сон, я подумала, сколько ещё впереди таких вот «весёлых» ночёвок, когда засыпаешь, не зная, где окажешься завтра…
Я проснулась от негромкого скрипа двери, почувствовав, как по ногам потянуло холодным воздухом. Вспомнив, где мы, сонно подумала, что наверное, кто-то из парней вышел «проветриться». Чья-то рука заботливо поправила сбившуюся куртку, и я потянулась, прижавшись ближе. Так, стоп, а чего это любимый муж дёргается как ошпаренный?
Я осторожно приоткрыла глаза и тут же снова зажмурилась. Чёрт, это Вилли! Стараясь не палиться, я медленно повернулась, постаравшись отодвинуться подальше, и тут же пожалела. Холодный воздух неприятно прошёлся по всё ещё влажной одежде. Помучившись пару минут от дрожи, я поёрзала, возвращаясь обратно. Плевать, что получается тактильная групповушка, я не собираюсь подыхать от холода. Тем более братец естественно ручонки не распускал, тихо-мирно сопел в мою макушку. Присмотревшись, я усмехнулась. Остальные спали точно также чуть ли не в обнимку, видать, смекнув, что так теплее.
— Чёртова псина, — пробормотал Ласс. — Воет и воет.
— Тебе-то что? — проворчал Каспер. — Спи, пока не подняли.
А подниматься нам уже, наверное, скоро. Сквозь пыльное окно слабо пробивался тусклый серый рассвет.
— Сколько ещё до нужной нам точки? — тихо спросил Фридхельм.
— Не знаю. Часа четыре, не меньше, — Вилли нехотя отстранился. — И лучше выдвигаться сейчас, пока дождь стих.
— Это и весь завтрак? — недовольно протянул Берт — один из новеньких. — Тушёнка и галеты?
— Ну, извини, яичницу с беконом пожарить уже не успеем, — подъебнул Кребс. — И кстати, поаккуратнее с пайком. Вам его выдали из расчёта на три дня.
Новобранцы, привыкшие к более-менее спокойному распорядку, зашептались. Ну а как вы думали, родные? В сказку попали? Нам навскидку дали три дня на это задание, и ещё повезет, если справимся в указанный срок, а то и поголодать придётся. На улицу выползать не хотелось, но как ни крути физиология брала своё, и я побрела к двери. В очередной раз орнула про себя, вспомнив, какой пендитной была раньше насчёт комфорта. Помнится, как-то предпочла сомнительному уличному биотуалету мужественно терпеть до дома.
— Твою же! — уловив боковым зрением мелькнувшую тень, выругалась я.
Ну и чего так бояться? Наверняка это та самая псина, про которую говорили парни. Испугалась меня не меньше чем я её — прячется где-то за сараем.
— Доедайте и выдвигаемся, — отдал приказ Кребс.
Я наскоро проглотила несколько ложек тушёнки загрызла сухарём и, поколебавшись, раскрошила ещё один сухарь в банку с остатками мясного желе.
— Что ты делаешь? — покосился Бартель. — Сказано же экономить паёк.
— Вот и экономь свой, — я оставила угощение на ступеньке.
Одно из главных правил, которые я усвоила здесь, — на войне принято делиться. Иначе просто не выжить.
Когда долго отсиживаешься на месте и все бои проходят мимо, поневоле расслабляешься. Я пыталась морально подготовиться, что сейчас придётся опять отползать под свистом путь в какой-нибудь овраг. А как по-другому? Я по-прежнему не чувствовала себя готовой стрелять в своих.
К полудню я забила на свои страхи. Когда отшагал незнамо сколько километров по непролазной грязи, мечтаешь только об одном — чтобы это закончилось. Хоть как-нибудь. Вилли остановился перед мостом и развернул карту.
— Если у нас верные данные, то нам ещё идти километров пятнадцать.
Ага, как раз к следующей ночи и доберёмся.
— Чёрт…
Его спасло лишь то, что он наклонился поднять ранец — пуля по касательной прошлась по каске. К этому невозможно привыкнуть, сколько бы времени ты ни провёл на фронте, когда идущий рядом с тобой человек внезапно падает как подкошенный. Я наклонилась к Берту, но там уже ничем не поможешь. Пуля попала в висок. Парни начали палить почем зря, но это было бесполезно. Русские в отличие от нас были в выгодном положении. Мы на этом чёртовом мосту как на ладони, а их попробуй найди среди кустов.
— Отходим! — рявкнул Вилли.
А поскольку возвращаться несолоно хлебавши было не вариант, мы слились под мост. За неимением лучшего, отличное убежище, камыши всё, что надо, прикрывают.
— Думаю, русских немного, — прикинул Кребс. — Иначе бы они пошли в атаку. Скорее всего, у них даже пулемёта нет.
— Согласен, — кивнул Вилли. — Нужно как-то снять этих снайперов, а там видно будет.
Кребс быстро соорудил принятую в таких случаях обманку.
— Без моей команды не стрелять, понятно? — Вилли подобрался повыше, наводя прицел.
Хотя я так подозреваю, ничего у них не выйдет. Даже с моим куцыми знаниями понятно, что при таком расстоянии здесь нужен оптический прицел, а не обычная винтовка. Кребс осторожно выдвинул вверх винтовку с насаженной на штык каской. Раздался сухой щелчок выстрела, следом несколько ответных.
— Чёрт, они слишком далеко, — раздосадовано пробормотал Вилли.
И что будем делать? Сидеть каждый в своём укрытии по принципу «кому быстрее надоест»? Может, русские ждут подкрепления и тогда уже полноценно попрут на нас. Я нервно поёжилась. Как ни крути, боя не избежать.
— Будь нас побольше, можно было бы прорваться, — вздохнул Кребс. — А так они перестреляют нас по одному как зайцев на охоте.
Как по мне, так самое время отползать на пузе обратно туда, откуда пришли, но кто я такая, чтобы давать советы? У нас же есть «Приказ».
— А это ещё что? — я обернулась и едва не заорала благим матом.
В лучших традициях дешёвых ужастиков к нам ползком двигалось нечто, измазанное глиной, покрытое налипшей сухой травой и листьями.
— Вот же тварь, — Шнайдер лихо пальнул в диверсанта.
Причем умудрился промазать. Тушка вполне удачно скатилась прямо нам под ноги.
— Кто ты такой? — Вилли предостерегающе щёлкнул затвором.
— Рядовой Катарина Витт.
Оно ещё и женщина? Так и не скажешь. Мордашка вся перепачкана грязью, одни глаза светятся. Наверное, специально замаскировалась.
— Гауптман Файгль отправил меня следом за вами.
— Гауптман Файгль сейчас находится в отпуске, — подозрительно прищурился Вилли, не спеша отводить прицел.
— Он вернулся вчера ночью и получил свежие данные разведки. Большевиков нет в указанном секторе.
— Мы не можем возвращаться назад, — резко ответил он.
— Этого и не требуется, — усмехнулась женщина. — У вас по-прежнему есть приказ двигаться в сторону Михайловки.
— Мы туда доберёмся разве что вплавь, — хмыкнул Шнайдер. — Чёртовы снайперы не дадут нам перейти мост.
— Для этого я здесь, — дамочка бодро осмотрелась и, выбрав себе местечко, почапала через камыши.
— Она что, тоже снайпер? — присвистнул Каспер, глядя, как она достаёт из чехла винтовку.
Странно… Вроде же в Германии баб не брали в армию? Ну, в смысле полноценными бойцами? Кухня, церковь, дети… Окопы явно не вписываются в эту схему.
— Они больше не попадутся на ваш трюк с каской, — обернулась Катарина. — Нужен доброволец, чтобы выманить стрелка.
— Не вздумай, — прошипела я, сжав ладонь Фридхельма.
Впрочем, желающих лезть под пули и так не было.
— Ну? — нетерпеливо повторила дамочка. — Что, наложили в штаны? Думаете отсидеться, пока русские не уйдут? Так они не уйдут.
— Можно попробовать, — хмыкнул Шнайдер. — Надеюсь, красавица, обращаться со своей игрушкой ты умеешь не только на словах.
— А ты проверь.
Мне из этих зарослей, естественно, ни хрена не было видно, но судя по всему, Катарина слов на ветер не бросала. После короткой перестрелки Вилли оживился, скомандовав:
— Вперёд!
— Сиди здесь, — торопливо поднялся Фридхельм.
Сердце привычно сжалось от тревоги, но увы, это наша реальность ещё на долгие месяцы. Мне оставалось только напряжённо прислушиваться и молить Боженьку, чтобы шальная пуля прошла мимо. От мысли, что они убивают русских, по-прежнему жгло стыдом, но я уже успела свыкнуться и с этим. В конце концов, эти парни сейчас во многом мне ближе, чем безымянные соотечественники. Понемногу выстрелы стали звучать глуше, дальше. Вместе с этим рос и мой страх. А если к русским сейчас заявится подкрепление? Увидев немецкую форму, пальнут в меня не раздумывая. Я вздрогнула, почувствовав на щеке что-то влажное и холодное.
— Как ты здесь оказался, дурашка? — это же тот собакен из деревни.
Получается он прятался и на мельнице? Он снова ткнулся носом мне в руку, умильно заглядывая в глаза. Ну да, сейчас самое время разложиться с обедом.
— Беги отсюда, — сурово шикнула я, но щенок как ни в чём ни бывало устроился у моих ног, важно поглядывая по сторонам.
Охранник, блин. Машинально я потрепала его за ухом и, в очередной раз прислушавшись, поняла, что за мостом как-то подозрительно тихо. Это могло значить, что бой окончен. Вот только в чью пользу?
Чёрт, ну не могу я сидеть вот так, в полной неизвестности. Я медленно поднялась и осторожно побрела через мост. Страшно было натолкнуться на кого-то из наших, но пока что я видела лишь тела красноармейцев. Русских действительно было немного — два снайпера — молодой мальчишка, сжимающий в руках винтовку и… А этот мужчина, похоже, ещё жив. Я шагнула ближе, и стала стаскивать ранец. Нужно хотя бы перевязать его. Его губы дрогнули в презрительной гримасе, и я услышала сухой щелчок. Медленно перевела взгляд. Ну конечно! Одной ногой в могиле и пытается перезарядить пистолет.
«Нужно бежать», — мелькнула в голове спасительная мысль, но тут же благополучно испарилась.
Ему ничего не помешает пальнуть мне в спину. Я неуверенно расстегнула ольстру и сжала холодный металл. Нужно целиться в руку, не дать ему выстрелить… Сила ненависти в его глазах действовала словно гипноз. Я застыла, не в силах пошевелиться. Может, я и не заслуживаю жизни. Они тысячами гибнут, защищая свою землю, бросив все силы на борьбу с такими тварями как Штейнбреннер, чтобы их потомки жили под мирным небом, а потомки при малейших трудностях сложили лапки и преспокойно прижились в вермахтовском полку.
Я зажмурилась, понимая, что уже не успею убежать, и услышала очередной выстрел. Недоверчиво открыла глаза, понимая, что всё ещё жива и вскрикнула, увидев остекленевший взгляд мужчины.
— Эрин! — ко мне подбежал Каспер. — Ты цела?
Я кивнула.
— Что ты здесь делаешь? — он продолжал тормошить меня. — Ты же должна была ждать нас под мостом. Ладно, пойдём.
— Спасибо, — выдавила я, хотя что такое спасибо за спасённую жизнь.
— Не за что, — усмехнулся он. — К тому же стрелял не я.
— А кто? — обернувшись, я увидела Катарину, которая окинула меня презрительным взглядом.
— Эрин!
Я уже приготовилась к очередной выволочке, мол, чего мне не сиделось в камышах, но Вилли не стал развивать эту тему. Лишь в глазах мелькнуло что-то тёплое, похожее на то, когда он смотрел на Фридхельма. Он повернулся к Катарине:
— Фрау Витт, вы сегодня, можно сказать, спасли моих людей.
Она безразлично пожала плечами:
— Я своё дело знаю, а вот ваши люди стреляют отвратительно. Особенно некоторые.
Это, видимо, камень в мой огород. Здоровенный такой булыжник. Но собачиться с ней я не собиралась. Сюда как раз возвращались остальные. Я обняла Фридхельма, с облегчением выдыхая. Жив. Да и в целом потери были небольшие. Кроме Берта все живы.
— Кажется, у Рени появилась охрана, — пошутил Каспер, потрепав за ухо настырную псину, которая попёрлась за мной в лес.
— Придётся его оставить, — ну да, идея конечно так себе.
Сейчас «самое время» обзаводиться домашними питомцами. С другой стороны я больше не буду одна, когда их в очередной раз забросит на передовую.
— Надо только имя ему придумать.
Чего тут думать? Он же вылитый лютоволк из «Игры престолов».
— Будешь Призраком.
— Это девочка, — Улыбнулся Кох.
Когда только успел ей под хвост заглянуть?
— Безобразие, — прокомментировала фрау Витт. — Ладно бы ещё была породистая овчарка. Я смотрю, герр оберлейтенант, в вашей роте царят весьма вольные порядки. Неудивительно, что мы никак не придём к победе, если солдаты на фронте занимаются чёрт знает чем, кроме своих прямых обязанностей.
— Вы не в моей роте и не можете судить о порядке, — оскорблённо вскинулся Вилли.
Н-да, братишка, с ней не прокатит завалить левой работой или поставить в угол, как ты обычно любишь делать, если что-то не по-твоему. Чувствую, если эта дамочка задержится у нас будет «весело».
Мы без приключений добрались до Михайловки, где уже расположились солдаты Файгля.
— Идём в штаб, — коротко приказал Вилли.
Ну да, конечно, вдруг вам прям щас среди ночи нужно перевести какую-нибудь фигню. Лишь бы не потащили на допросы. Всё, чего я хотела, забиться в тёплую хату и, наскоро чего-нибудь пожевав, наконец-то заснуть.
— Что происходит, Вильгельм? — гауптман встретил он нас недовольной миной. — Мы срываемся на эту операцию, и оказывается, что вы попали в засаду, а русские сдвинули на несколько километров линию фронта. Кто был ваш осведомитель?
— Деревенский староста, он с самого начала проявил лояльность к новой власти, — ответил он.
— Его тоже могли использовать, поручив передать заранее ложную информацию, — логично предположил Кребс.
Файгль, наконец-то, заметил, что я тоже толкусь здесь, и немного смягчившись, сказал:
— Вы можете идти, Эрин. Отдохните, а завтра приступите к работе с населением.
Можно сказать повезло, а вот Вилли ждёт непростая ночка. Будут дружно ломать головы, как быть дальше.
Казарму на этот раз разместили в бывшем рабочем бараке, и мы снова жили всей толпой, благо, не в одной комнате. Помимо крошечных комнатушек, кое-как отапливаемых буржуйкой, здесь имелась общая кухня. Сортир, естественно, на улице. Хорошо хоть баня на территории, и не придётся никуда бегать, чтобы помыться. Правда, некоторые не ценят того, что есть. Катарина с отвращением оглядела тазик и вёдра с водой.
— Примитивные дикари, — пробормотала она. — Зачем устраивать такую парилку?
— Зато не заболеешь после вчерашнего, — отмахнулась я и мстительно добавила: — И вши не заведутся.
Её ощутимо перекосило, и домывались мы молча. Я бы, может, и проявила чуть больше дружелюбия, хоть она и нелестного мнения о моих способностях, ведь подружились же мы с Хильди, несмотря на довольно жаркое начало знакомства. Но Хильди — всего лишь недалёкая девчуля, мечтающая удачно выйти замуж, а это — хладнокровная убийца. Причём отправилась на фронт, в отличие от мальчиков, по своей воле. Я точно помнила, что в Германии женщин не могли принудительно отправить в армию, во всяком случае, именно в качестве боевой единицы. Она явно профессиональный снайпер. Целыми днями вон палит по бутылкам почём зря. Чего ей не сиделось дома? С такой внешностью преспокойно могла бы выйти замуж и растить новых адептов «усатика». Справедливости ради признаю, что она гораздо красивее меня. Точёные черты лица, изящная линия губ, огромные голубые глазищи. Волосы правда коротко острижены, но ей идёт. Фигура — мечта любого мужика — те самые «песочные часы». В общем статус секс идола портит пожалуй только её взгляд. По мужски цепкий, холодно-расчётливый. Таким глазам никто не будет слагать восторженные оды, но, конечно, толпа поклонников у неё появилась. Парни наперебой пытались за ней ухаживать, приглашали выпить после ужина по стаканчику, осыпали комплиментами. Поначалу я немного ревновала — всё-таки лестно быть единственным объектом внимания, — но быстро поняла, что стать своей ей не светит.
— Что, Ласс, опять она тебя отшила? — поддел Бартель.
— Твоё какое дело, — буркнул он.
— Не понимаю, чего вы все посходили с ума, — усмехнулся Каспер. — Да, не спорю, баба она красивая, но лично меня не тянет её кадрить.
— Ты говоришь это, потому что пробовал и обломался, — хохотнул Шнайдер.
— Ничего подобного, — вскинулся Каспер. — Есть в ней что-то такое, от чего мне не по себе. Вы не видели её взгляд, когда она пристрелила того русского. Он ведь был ранен, а она хладнокровно его добила.
— Ну иначе бы он застрелил Эрин. Что, надо было ему это позволить?
— Я потому и говорю, что женщине не место на войне. Ладно мы, нам деваться некуда. Но когда женщина вместо того, чтобы дарить жизнь, хладнокровно её отнимает… Согласитесь, это жутко.
Согласна, жутко. Я могла ещё понять Чарли. Она приехала сюда не только от большого рвения служить фюреру. Это уже из области, когда бабы добровольно шли служить надзирателями в концлагеря, причем лютовали иной раз похлеще эсэсовцев. В общем, подружиться с фрау Витт мне не светит. Тем более наша неприязнь взаимна. Мало того, что она выбешивала меня вечно снисходительным и вместе с тем презрительным взглядом, так ещё постоянно жаловалась Вилли. Первым делом попыталась выдворить из нашей мини-общаги Леди. И псиной ей, видите ли, воняет, и негигиенично, что в столовке ошивается животное.
— Не нравится, пусть сама потусит под дождём на улице, — возмущённо отбивалась я.
Собакен успел стать всеобщим любимцем. Парни подкармливали его остатками супов и каш и не имели ничего против, чтобы пушистый комок крутился рядом. Вилли невозмутимо предложил ей перебраться в соседний барак, где обретался основной состав роты гауптмана, а числилась она именно там. На это она смерила его фирменным взглядом снежной королевы и отправилась жаловаться дальше. То есть Файглю. Тоже, видимо, с нулевым результатом. Лишь бы не додумалась по-тихому пристрелить Леди. В общем, когда она однажды подрулила ко мне после обеда, я была, мягко говоря, в афиге.
— Мне нужна помощь в тренировке, — сдержанно начала она. — Ты всё равно сейчас торчишь в штабе без дела, так что пойдём со мной.
Ни хрена себе заявочки. Это я-то торчу без дела? Ну разве что иногда, а так вон работы хватает. Всё, что можно сгрузить, типа нудной бумажной волокиты, Файгль и Вилли давно уже сделали.
— Ну-у, не знаю, — из вредности протянула я.
Я в принципе смело могу сейчас послать её сбивать в лес белок, но перевесило банальное любопытство. Знания снайпера мне, конечно, на хрен не сдались, но ведь интересно.
В комнате Катарины было так же убого, как и в остальных. Беленые стены, крошечное окно с какой-то невнятной занавеской, «лампочка Ильича» под потолком, железная кровать и небольшой стол с колченогой табуреткой.
— Надеюсь, помощь — это не стоять в качестве мишени? — на всякий случай уточнила я.
— Нет, — Катарина сосредоточенно раскладывала на столе какие-то предметы, затем протянула мне секундомер.
— Смотри, тебе нужно убрать любой предмет и ещё два передвинуть в любом порядке. Потом засеки минуту, — она закрыла глаза.
Кажись, дошло. Тренировка на внимательность. Хм-м… Я убрала в замшевый мешочек наручные часы, затем, подумав, решила усложнить ей задачу и перевернула монету «решкой» наверх. Так, что бы ещё сотворить? Можно ещё поменять местами чёрную и белую катушки ниток.
— Готово, — позвала я, и она медленно открыла глаза. — Время пошло.
Отсутствующие часы она заметила через десять секунд, чуть больше ушло, чтобы понять подмену катушек.
— Это не всё, — усмехнулась я, а то расслабилась, чуть ли не лыбется довольная собой.
Катарина напряжённо прищурилась, прочёсывая взглядом стол.
— Время вышло, — напомнила я, и почти одновременно она схватила находку.
— Монета!
— Ты специально этому училась? — не удержавшись, спросила я. — Но разве женщин принимают в стрелки?
— Давай договоримся сразу, никаких дурацких, а тем более личных вопросов. То, что мы обе женщины, не сделает нас подругами, мы слишком разные.
— И слава богу, — поморщилась я. — Я не собиралась набиваться к тебе в подруги, просто уже достало собачиться.
— Попробую объяснить, — вздохнула она. — Я считаю неправильным, что ты занимаешь не своё место. В армию должны приходить люди, которые любой ценой выгрызут победу для своей страны, а что ты? Стрелять не умеешь. Точнее не хочешь, ведь всему можно научиться. Возишься с детьми этих русских, подбираешь бродячих собак… Так и хочется спросить, для чего ты вообще приперлась на фронт?
В дверь тихо постучали.
— Эрин, ты здесь? — Фридхельм вежливо кивнул Катарине.
— Я уже иду, — поднялась я.
— Хотя да, спрашивать глупо, — усмехнулась она.
— И что спрашивается тебе мешает? — бросила я напоследок.
Я в очередной раз озадачилась, с кем бы её зашипперить. Баба-то красивая. Может, потому и злющая, что хронический недоебит. Хотя, может, запросто выбрать кого-то из орды своих восторженных поклонников. Ей нужен кто-то такой же напрочь отмороженный, как она сама. Файгль? Он бы, может, и не против, несмотря на оставшуюся в Берлине жёнушку, но что-то у них не срослось. Кто там ещё у нас брутально-суровый мужик? Вилли… Может, не совсем брутальный, но отмороженный точно. Впрочем нет, во-первых, честь и совесть не позволят ему замутить служебный романчик. Во-вторых, пусть лучше с Чарли разберётся. К тому же насколько я знаю, он терпеть не может, когда его тычут носом, указывая на косяки, а эта дамочка уже не раз прошлась катком сарказма по его самолюбию, намекая, что из него никудышний командир. Кто там ещё остался? Разве что Кребс. Простой как валенок мужик и высокомерная «ледяная принцесса». А может… и может.
— Рени, пойдём скорее! — Каспер бесцеремонно подхватил меня за локоть.
— Что там у вас случилось? — я отбросила недокуренную сигарету.
— Сейчас сама увидишь, — усмехнутся он. — Шнайдер поспорил с этой дамочкой, что прострелит банку тушёнки с расстояния двести метров.
— И что с того? Она-то может попасть и с большего.
— Она — да, а вот Шнайдер собирается стрелять из обычной винтовки.
Интересно будет посмотреть. Неужто прошлая зима его не научила, что спорить с женщиной — весьма опасная затея?
— И на что они поспорили?
— На поцелуй.
Ой, дура-а-ак… Как пить дать проиграет. Мы успели как раз к началу шоу. Не обращая внимания на шуточки, Шнайдер долго тщательно прицеливался. Сто пудово промажет же. Я не знаю, насколько должно быть реальным расстояние для такой маленькой мишени, но подозреваю, что намного меньше.
— Ну, что там?
Бартель стартанул к дереву, проверяя результат. Да ладно, неужто попал?
— Фрау Катарина? — Шнайдер с довольной лыбой продемонстрировал ей пробитую банку.
Вот это я понимаю снайперская выдержка. Фрау невозмутимо кивнула и шагнула к нему. Как по мне, я бы попыталась съехать. Чмокнула бы его в щёку или там формально, если они, конечно, не оговаривали этот вопрос заранее. Но она засосала его самым что ни на есть горячим французским поцелуем, а затем резко отстранилась и, оглядев наши обалдевшие моськи, ледяным тоном отчеканила:
— Можете расходиться, представление закончено. И да, не пытайтесь подкатывать ко мне с аналогичными предложениями. Споров, пари, соревнований по стрельбе больше не будет.
Парни расходиться не спешили. Кто-то поздравил Шнайдера с победой, на что этот павлин самодовольно ответил:
— Рано пока поздравлять, но я добьюсь её.
— Я бы на твоём месте не была так уверена.
В конце концов, я тоже женщина и могу отличить, когда кокетничают, изображая неприступную принцессу, а когда бабе реально на хрен не сдались отношения.
— Ты всегда так говоришь, — отмахнулся Шнайдер. — Не надоело?
— Говорю, потому что знаю. Класть она хотела на вас всех, у неё на уме одно — сколько ещё русских нужно завалить до победы.
— Ну, если вы такие подруги, посоветуй как её можно расположить, — неожиданно попросил он.
— Подруги это слишком громко сказано, — поморщилась я, вспомнив наш последний разговор. — Просто я хорошо знаю такой типаж. Фрау «железные трусы». Вряд ли тебе что-то светит, кроме этого случайного поцелуя.
— Я люблю трудные цели, — усмехнулся он, а я отвела взгляд, вспомнив один «чудный летний вечер».
— Тогда тебе надо выяснить, есть ли у неё слабое место, — пробормотала я.
— Они есть у всех.
Вот насчёт неё я сомневаюсь. Вряд ли такая может чего-то бояться. Судя по всему, друзей и близких у неё тоже нет. Практически Зимний солдат — фем версия. Не удивлюсь, если однажды она зигнет «Хайль Гидра!»
— Ну-ну, удачи.
— Да чёрта с два она ему даст, — пробормотала я, увидев, как Катарина, в очередной раз отбрив все предложения выпить после ужина, гордо уплыла из столовки.
Фридхельм бросил на меня быстрый взгляд.
— С каких пор тебя беспокоит личная жизнь Шнайдера? — спросил он, когда мы вернулись в комнату.
— Вообще не беспокоит, — я немного зависла от неожиданности. — Просто этот павлин сам делает её общественным достоянием.
Фридхельм скептически усмехнулся.
— Ты что, ревнуешь? — недоверчиво прищурилась я. — Это глупо, ты же знаешь, мы терпеть друг друга не можем.
— Я знаю, — он примирительно коснулся моей руки. — Хотя тут можно проспорить. Только слепой не заметит, что он к тебе неровно дышит.
— Да пусть дышит как хочет, мне-то что?
— Вот и я о том же. Пусть пробует закадрить эту Катарину.
Это толстый такой намёк, что я ревную этого озабоченного козла? Ничего подобного! Просто… просто я уверена, что там ничего не выгорит, и говорю как есть. И вообще пусть делает что хочет. У меня вон муж есть.
Мы тихо-мирно готовились ко сну, когда услышали приглушённый женский визг. Представить, что это визжит наша крутая снайперша было как-то сложновато, и я решила, что кто-то из солдат осмелился приволочь позабавиться местную девчонку.
— Вот же скоты, — пробормотала я, набрасывая халат.
— Вместе пойдём, — Фридхельм тоже встал и торопливо натянул штаны.
В коридоре уже было столпотворение. Парни, определив источник шума, ломанулись к комнате Катарины. Что там могло случиться? Попытались изнасиловать? Ага, её изнасилуешь. Такая и член отстрелить может. К ней пробрался русский партизан?
— Т-там… — фрау обнаружилась в собственной кровати.
Вцепившись в одеяло побелевшими пальцами, она с отвращением кивнула куда-то в сторону. Парни недоумевающе переглядывались, я же, досмотрешись, едва сдержалась от смеха. Причиной ужаса доблестной воительницы стал обыкновенный крысёнок. Ну ладно, скажем так, полноразмерная крыса. Приятного, конечно, мало, но сейчас почти зима. Естественно, эти твари лезут в тепло. Пока все стояли и тупили, Шнайдер ловко швырнул полено, прибив нарушителя.
— Делов-то, — пробормотал он, поднимая крысиный трупик.
— Уберите её отсюда, — сдавленным голосом пробормотала Катарина.
— Что здесь происходит? — Вилли тоже протиснулся в комнату.
— Вы заселили нас в какой-то крысиный рассадник, герр обер-лейтенант, — быстро она пришла в себя.
Стоило Шнайдеру убрать источник паники, она снова включила режим надменной стервы.
— Сколько вы уже на фронте, фрау Витт? Полгода? — иронично спросил Вилли. — И что до этого вы останавливались исключительно в комфортных гостиницах?
Прямо с языка снял.
— Нет, но с этой заразой надо что-то делать. Прикажите раздобыть какой-нибудь яд.
— Ну нет, — тут уже встряла я. — А если отраву съест Леди?
Вилли на удивление не стал со мной спорить. Наверное, тоже успел привязаться к щенку. Вместо этого с едва заметной улыбкой он ответил:
— Могу предложить расставить мышеловки, ну или запустить на пару дней кота, как это делают русские дикари. Кстати, тоже самое делают и у нас в Германии.
Как вариант, она может попросить кого-то из этих дурачков, пялящихся в её декольте, охранять её от грызунов. Думаю, тут очередь будет на ночные дежурства.
— Я, конечно, знала, что у всех есть свои слабости, но чтоб так… — хихикнула я, устраиваясь на неудобной постели. — Кто бы мог подумать? Бесстрашный снайпер визжит при виде крысы?
— Ты несправедлива к ней, — улыбнулся Фридхельм, обнимая меня. — Она всё-таки женщина.
Как бы там ни было, слабость Катарины кое-кому сыграла на руку. Через пару дней я улизнула из штаба пораньше, решив, пока никого нет, спокойно помыться, и направилась к бане. Более-менее обращаться с печками я уже умею, так что сейчас вдоволь попарюсь. Промозглая осень обещала вот-вот перейти в раннюю зиму. По утрам уже на деревьях сверкал иней, а лужи покрывались тонким слоем льда. Вспоминая прошлую зиму, я с ужасом представляла, как снова буду мёрзнуть.
Распахнув дверь предбанника, я поняла, что меня кто-то опередил. Внутри было уже порядком натоплено, а на лавке валялась чья-то форма. Я уже собралась повернуться и уйти, как вдруг услышала характерные охи-ахи. Е-моё… Неужто кто-то из парней поменял ориентацию? Ломанувшись к двери, я осторожно приоткрыла её… Чёрт, я уже многих немчиков видела без штанов, но меньше всего ожидала увидеть именно этих. Катарина всё-таки нарушила целибат? Да ещё как! Стонет как мартовская кошка, насаживаясь на крепкий член. Её партнёра мне было не видно, но заметив блондинистый чуб, я заподозрила, что ловля крыс прошла для Шнайдера не зря. Не став на них пялиться — я ж не вуайеристка, — я незаметно выскользнула на улицу. Н-да дела… Интересно, когда Шнайдер похвастается, что завалил её? Нормальный мужик бы, конечно, так делать не стал, но этот любит трындеть о своих бабах. Правда подозреваю, сболтни он об их свидании, Катарина таки отстрелит ему яйца.
Прошла неделя, но Шнайдер на удивление молчал о своих похождениях. Они вообще оба держали покер фейс, и я уже начала сомневаться, не привиделась ли мне та горячая сценка в бане. Ну и ладно, это действительно не моё дело.
* * *
Самое паршивое на войне, что внезапная атака застаёт подчас тебя врасплох. Например, когда ты спишь или моешься.
— Что это? — я прислушалась — снаружи нарастал зловещий гул.
— Быстро одевайся, — Катарина отбросила мокрое полотенце.
Мне не нужно было повторять дважды. Я втиснулась в штаны с рекордной скоростью. Накинув шинели, мы выбежали на улицу, и я в панике зависла. Один из самолётов пролетел так низко, что казалось, вот-вот заденет крышу нашей казармы. Штаб и примыкающий к нему гараж затрещали.
— Чего встала столбом? — прикрикнула Катарина и, схватив меня за руку, бросилась к казарме.
— Там же нет подвала, — пискнула я.
— Ты предлагаешь искать сейчас бомбоубежище? — прошипела она и втолкнула меня в какую-то комнату.
— А на хрена мы бежали из бани?
— Собирай матрасы, живо! — она сгребала постели, наваливая на ближайшую кровать. — Там нас бы точно убило балками.
Кое-как мы намостили примитивное убежище.
— Под кровать, быстро!
Я без возражений метнулась куда было велено, молясь, чтобы нас не придавило, если бомба попадёт в здание. Я обхватила себя руками, пытаясь унять нервную дрожь. Я даже не знаю, успел ли Фридхельм добежать до ближайшего укрытия. Сколько ещё придётся просидеть здесь?
— Воздушный налёт долго не продлится, это ведь не город, — тихо сказал Катарина.
Мысли она что ли читает или я сказала это вслух?
— В который раз поражаюсь, что ты забыла на фронте? Ладно, стрелять не умеешь, но уж сообразить бежать к ближайшему убежищу можно было?
— Может, я открою тебе Америку, но некоторые женщины уходят на войну, чтобы быть рядом со своими любимыми.
— Это самая дерьмовая причина, — я уловила в её голосе невесёлую усмешку.
— Ну, не все же прирождённые убийцы как ты, — зло отпарировала я.
Она промолчала, и я уже пожалела, что ляпнула это. Мало ли, придушит меня ненароком и скажет, что так и было. Хотя, конечно, вряд ли я задела её чувства. Подозреваю, что их у неё попросту нет. Чёрт, как же хочется курить…
— Знаешь, почему меня бесят такие как ты? — неожиданно сказала она. — Даже не потому, что родились с серебряной ложкой во рту и росли избалованными принцессами.
— Если честно, мне похер, — огрызнулась я, подавив порыв вылезти и уйти, гордо хлопнув дверью.
— Потому что такие как ты не имеют в жизни цели, всё ведь и так преподносится на блюдечке. И здесь ты не потому, что веришь в идеалы фюрера или готова умереть за Германию. Я видела много солдат и знаю о чём говорю.
— А что насчёт тебя? В конце концов, даже фюрер говорил, что предназначение женщины — прежде всего быть матерью и женой.
— Матерью мне быть не суждено, — жёстко ответила Катарина. — А женой я уже была.
— Он… погиб? — осторожно спросила я.
— Ещё в первый год войны. Ушёл добровольцем во Францию.
— И ты решила отомстить… — ну, по крайней мере хоть что-то становится понятным.
— Отомстить? — коротко рассмеялась Катарина. — Это глупо и мелко. Нет, у меня была более достойная цель. Карл погиб за идею, желая возродить нашу страну. До того как фюрер пришел к власти, мы жили почти впроголодь. Карл — сын разорившегося фермера, и я — воспитанница сиротского приюта. Думаешь, почему я ненавижу крыс? До сих пор помню, как эти твари зимой разгуливали по нашей спальне. Бывает проснешься, а у тебя на груди сидит эта мерзость.
— И как же тебя взяли в армию?
— Я попадаю в мишень с двухста метров. Уж что-что, а стрелять я умела. Постоянно приходилось охотиться, чтобы прокормиться.
Н-да уж… Даже не знаю, что ей сказать. Нет, я не прониклась резко симпатией, прослушав её биографию, но лишний раз убедилась, что чудовищами не рождаются. Ими становятся. Невольно вспомнилась Магда Геббельс, умертвившая своих детей только потому, что «не хотела, чтобы они жили в мире, где нет фюрера». Я не знаю, почему люди становятся фанатиками, но это действительно страшно.
— Кажется, стихло, — пробормотала я, и услышала стук дверей.
— Рени! Ты здесь?
Сердце перевернулось в радостном кульбите. Он жив.
Шнайдер тоже вбежал в комнату и замер, напряжённо смотря на Катарину. Вот теперь вижу между ними пресловутую chemistry. Он несмело шагнул ближе, и я успела увидеть, как она сдержанно коснулась ладонью его щеки.
— Всё хорошо, Хорст…
Даже так… Понятия не имела, что он оказывается Хорст. Как-то сложилось, что парни в основном звали друг друга по фамилиям. Да уж, беспринципный мерзавец и поехавшая кукухой стерва — та ещё парочка. Как говорится, совет да любовь.
— Где же ты пряталась, девочка? — я почесала за ухом Леди.
— Видимо, была на улице, потому что, когда налёт закончился, прибежала ко мне и повела сюда, — улыбнулся Фридхельм. — Надо посмотреть, что осталось на кухне для неё.
— Ты, наверное, в детстве мечтал о собаке? — спросила я, глядя, как он поглаживает подставленный пушистый бок.
— Мы просили у мамы позволить завести щенка или котёнка, но сама понимаешь, отец…
— Понимаю.
Кто бы сомневался, что этот сухарь не позволит держать животных дома. От его взгляда, небось, даже аквариумные рыбки всплывают кверху пузом.
— Он всегда был таким?
Подозреваю, что да, но вдруг?
— Мама говорит, что нет, — с какой-то горькой иронией улыбнулся он. — Что это война так изменила его.
— Думаю, дело не этом, — мой папик на войне не был, что не мешало вести себя как последняя сволочь. — Скорее всего он просто не умеет никого любить.
— Он любит Вильгельма, — задумчиво ответил Фридхельм. — На свой манер, конечно же. Он ведь соответствует его представлению об идеальном сыне.
Я очередной раз поразилась тому, что это не мешает ему любить брата. Я, например, долго и болезненно переживала, что мама больше любит Полю. Не показывала этого, конечно, но блин, чертовски обидно, что ты со всех сторон идеальная дочь — успешная, не доставляющая проблем, — а у матери даже по-особенному менялся голос, когда она рассказывала, как бедная Полечка очередной раз поссорилась с мужем.
— Я рано стал читать и быстро понял, что книги отлично помогают отключиться от действительности. Мечтал, что когда-нибудь со мной случится приключение, как у Жюль Верна, пережить любовь, о которой писал Шекспир.
— Надеюсь, у нас это не кончится трагедией, — мрачно пошутила я.
Я полезла в ранец за чистой майкой и наткнулась на свой блокнот. Первый год я постоянно что-то строчила, пытаясь не забывать хоть что-то из прошлой жизни. Конечно, не вести дневник с опасными признаниям мозгов хватило. Так, в основном отрывки из треков, которые когда-то нравились.
В руках автомат, потому что солдат.
Блестят ордена, потому что война.
Вернулся домой, потому что герой.
Вернулся домой живой.
Это тишина и солнца свет
Вдруг сказали: «Смерти больше нет».
Просто солнца свет и тишина
Вдруг сказали: «Кончилась война!»
Вернуться домой… А где он, тот дом? По-настоящему вернуться мне уже вряд ли светит. Поначалу у меня были мыслишки, что я валяюсь в коме и как бы зависла между небом и землёй, и как бы это обратимо, но, видимо, нет. Прошло уже больше года. Столько в больницах не держат, во всяком случае у нас в России. Я ведь не дочь олигарха. Палаты с ИВЛ и прочей лабуденью стоят овер до хрена. Так что даже если я и была в коме, меня уже давным давно отключили от всех аппаратов и благополучно похоронили. А вот интересно, выпади мне сейчас возможность каким-то чудом вернуться в свое время, я бы этим воспользовалась? Дурацкий вопрос, и ответ на него у меня такой же.
— Рени…
— А? — я быстро убрала блокнот обратно.
Благо, можно не опасаться, что Фридхельм прочитает мои писульки. Он бы не стал нарушать личные границы.
— Я спрашиваю, ты ложишься?
Я выключила свет и юркнула под одеяло.
— Иногда мне кажется, что тебя здесь нет, — Фридхельм нежно обнял меня со спины. — Ты вроде и рядом, но бесконечно далека от меня.
— Я всегда рядом, — прошептала я и повернулась, находя губами его губы.
Жаль, что я не могу рассказать, что он — единственное, что меня держит в этой реальности. Что я уже десятки раз готова была сложить лапки и сдаться. Что, когда кажется, что мир окончательно рухнул, и я не вывожу, и гори оно всё огнём, эту чужую жизнь, в которую меня засунули, спасает только наша любовь.
