***
Антон Шастун 14:03 Арсений Сергеевич, вы просили отписаться. Так вот — я добрался до дома.Арсений Попов 14:04 Ты живой?
Антон Шастун 14:04 Честно говоря, таблетка не совсем помогла, поэтому чувствую себя не лучшим образом. Но спасибо за предоставленное лекарство.Арсений Попов 14:04 Надеюсь, ты нашёл дома что-нибудь жаропонижающее?
Антон Шастун 14:05 Конечно, иначе я совсем загнусь.Арсений Попов 14:06 Молодец. Отпишешься тогда ещё раз по поводу температуры.
***
Думаете, всё закончилось на той переписке? Ошибаетесь. Мужчина исправно, изо дня в день старался отправлять хоть и небольшую, но «весточку» для своего студента, подкреплённую вопросом о том, не стало ли парню легче. Бывало и так, что их диалог заходил отнюдь не в учебную сторону, отчего как Антон, так и Арсений узнавали друг о друге даже больше, чем нужно. Нет-нет, это не являлось чем-то секретным или же тайной мирового масштаба, просто, например, никто из преподавателей техникума и не мог подумать о том, что второкурсник предпочитает тёмные цвета в одежде, хоть и ходит достаточно часто в чём-то ярком и необычном. А вот Попов узнал. Узнал его поближе. Расспросил о предпочтениях в музыке и спорте, о том, какая дисциплина является любимой в жизни мальчика, и, о боже, каково было удивление, когда тот узнал, что первое место в списке наиболее важных предметов занимает английский язык. Естественно, это ему польстило, и он тоже решил открыться, рассказав о том, что ему нравится и что он просто терпеть не может. Но об одном педагог умолчал: на вопрос юноши о том, почему тот отсутствовал в техникуме более двух недель (после двадцатых чисел сентября), Арсений виртуозно увернулся от ответа, переведя диалог на другую тему.***
— О, Тох, здарова! — послышалось где-то за спиной и, судя по тому, как слабо донёсся голос — в другом конце коридора. — Привет, Серёг, — с едва заметной улыбкой отозвался Шастун, поворачиваясь на сто восемьдесят градусов. — Ты чего здесь забыл? А говорил, что не выздоровел. — Так и есть. Но курсовая сама себя не напишет и уж тем более не проверит. Потому я и пришёл к преподавательской. — А, у тебя же Дмитрий Тимурович ведёт, — протянул Матвиенко, оценивая взглядом кипу бумаг и книжек, что находилась в руках уже стоящего напротив. — Некоторые говорили, будто те работы, руководителем которых он является, проверяются им лично. — Так и есть, — усмехается шатен. — Электронной почты и социальных сетей для него не существует… Возможно, парень хотел продолжить свою мысль, но ему не дали этого сделать: из «удачно» расположенной неподалёку двери буквально вылетел преподаватель теории государства и права, тут же, совершенно случайным образом, сбивая с ног одного из второкурсников. — Шастун! — яростно воскликнул тот, но вовремя осёкся, понимая, что студент ни в чём не виноват. — А я как раз хотел тебя искать, — хотя нотки раздражения в его голосе всё же имели место быть. Впрочем, как и всегда. Ещё какое-то время педагог по-прежнему стоял в проходе, наблюдая за парнем, неуверенно собирающим по всему полу листы с напечатанным текстом, после чего всё же решил склониться, помогая подобрать теперь уже слегка помятые учебники. Вроде взрослый, образованный и ко всему воспитанный мужчина, но простого «извини/те» не может из себя выдавить. — Пошли, оставишь литературу и флешку в преподавательской. Как только решишь почтить техникум своим присутствием, тогда поговорим о недостатках твоей работы, — всё так же, совсем не беззлобно произнёс преподаватель, пропуская юношу вглубь кабинета. На такой жест Антон лишь кивнул другу, как бы намекая, что тому лучше идти, пока и он не попал под горячую руку. В самом деле: армянин понял его без слов, тут же скрываясь на лестничном марше, при этом не забывая своевременно попрощаться. Внутри кабинета было тихо. Однако не так пустынно, как хотелось бы: посреди комнаты, за большим, сделанным из дерева светлого оттенка, столом, сидели двое мужчин, один из которых что-то читал, в то время как другой активно перебирал множество однотипных тетрадей. — Здравствуйте, — тут же выпалил студент, кладя свою ношу на почти ничем не заставленный подоконник. — Здравствуй, — отмахнулся полностью погружённый в работу Павел Алексеевич. Сидящий рядом Попов тут же оторвался от чтения книги, переводя взгляд на шатена. В его глазах просматривалось безграничное удивление и явное непонимание того, что же Шастун забыл в стенах учебного заведения, ведь, по его расчётам, мальчишка должен был выйти с больничного ещё, как минимум, через пару дней. Поздороваться он, естественно, не успел, так как сразу, после фразы Позова о том, что юноша может быть свободен, студент вылетел в коридор, бросив короткое «до свидания». — Господи, какой же этот Шастун… — тяжело вздохнул Дмитрий, пытаясь подобрать нужное слово, что так и вертелось на языке. — Только взгляните на его литературу — она же никуда не годится! Я, конечно, знал, что он глуповат, но не настолько же. — Мне кажется ты перегибаешь, — подал голос Добровольский, отвлекая коллегу от перелистывания страниц научной статьи. — Разве? — Он весьма способный парень. Да, бывает и такое, что он не готов к ответу, но такое случается крайне редко. Предмет Арса он вообще учит до посинения. — Неужели? Неужто он только к моим занятиям готовится не так, как надо? — воскликнул педагог, скептически вскидывая бровь. — Представь себе! — не выдержав, подорвался Попов, гулко захлопывая книгу. — На тебя жалуются многие студенты: твои критерии к оценке слишком строги. И я на сто процентов уверен, что твои обвинения в сторону Антона необоснованны. — Поясни. — Не может такого быть, что по другим предметам у паренька всё идёт отлично, в то время как по теории государства и права он отхватывает трояки! — Арсений был полон негодования. Об этом говорил его злой пронзительный взгляд, что был устремлён в сторону невысокого мужчины, руки которого были по-прежнему заняты парой листов. — Да он мой лучший студент и знает английский как никто другой в потоке! На этой не совсем доброжелательной ноте англичанин поспешил удалиться из преподавательской, гулко захлопнув за собой дверь, на что Павел Алексеевич слегка поморщился, буркнув себе под нос одну-единственную фразу: «дверь-то ему чем не угодила?» Как только порог злосчастного кабинета был пересечён, брюнет хотел было, пусть и про себя, но выругаться, как вдруг перед его взором возник виновник спора. — Стоять, — окликнул он того, замечая, что юноша намеревается сбежать, — ты подслушивал? — тон преподавателя был весьма нестрог, напротив — заинтересованный. — Ну… — тут же замялся парень, боясь выдать лишнего. — Хорошо. Как много ты слышал? — Абсолютно всё… Ненадолго повисло молчание. Благо напряжения не ощущалось, хотя у двоих в голове было абсолютно пусто: «что ответить?» — непонятно. — Арсений Сергеевич, — всё же решает нарушить почти звенящую тишину студент, теребя на одном из запястий браслеты, стараясь скрыть волнение (что, собственно, выходило не совсем удачно). — А это правда? Насчёт того, что я якобы в ваших глазах способный студент? Просто я всегда считал, будто вы меня недолюбливаете… Ну я… то есть… — Антон, успокойся, — вполголоса, почти шёпотом произносит Попов, кладя свою ладонь поверх руки шатена, тем самым прекращая процесс перебирания бусин. — Это правда. Да, возможно, я строг — многие это говорят, но это не значит, что я отношусь к кому-то предвзято. Просто пойми: я хочу вложить в своих студентов как можно больше знаний. В особенности это относится к тебе. Кажется, от подобных откровений Шастун и вовсе потерял дар речи, а от прикосновения преподавателя сердце отчего-то вновь забилось в уже знакомом быстром ритме. — Да и вообще, — продолжает мужчина, убирая руку и на сей раз переводя диалог в другое русло. — Насколько я помню, ты всё ещё болен, иди-ка ты лучше домой. — Да… — до сих пор пребывая в прострации, мямлит второкурсник. — Тогда я пойду. До свидания. — До свидания. Надеюсь, вернёшься через пару дней. «Что это за «случайное» касание? Что это за яркая улыбка на прощание? Что с моим сердцебиением?». В голове Антона вертелись одни и те же вопросы, ответы на которые, как он был уверен, не получит никогда.