***
В техникуме как обычно шумно: одни, понимая, как мало времени осталось до звонка, спешат подняться на самый верхний этаж, на каком у них должна пройти пара; другие, уже находясь в предвкушении нагоняя от преподавателей за своё опоздание, толпятся у гардероба, желая наконец заполучить свой номерок; и только Шастун, на сей раз прекрасно осознавая, в какую аудиторию ему необходимо добраться, мало-мальскими шажками плетётся к расписанию, дабы отсрочить время насмешек по поводу его не совсем традиционной ориентации. — Мы в сорок девятом, — бодро утверждает некто, совсем неожиданно подошедший сзади, отчего шатен чуть ли не подскакивает на месте, резко поворачиваясь к источнику звука. — Быстрее давай, две минуты осталось. Но парень и не думал о том, чтобы сдвинуться с места, ведь его напрягли две странности в поведении одногруппника. Во-первых, в соответствии с заменами, первой парой стояло «управление персоналом» — самый нудный и нелюбимый предмет всех студентов юридического техникума, однако активно удаляющаяся фигура Стаса говорила о том, что тот намеревается оказаться в кабинете в числе первых и приступить к изучению материала как можно быстрей. Во-вторых, ни Шеминов, ни другие ребята, следующие за ним, не произнесли и слова о том, что их друг гей. «Уже удача», — подумал Антон, медленно скользя взглядом по наполовину пустому коридору, тут же цепляясь за невысокую фигуру. «Чёрт…» Будто почувствовав, армянин, немного помедлив, заблокировал смартфон, перекинув всё своё внимание на до боли знакомого ему человека, который уже собирался незаметно ретироваться, но Серёжа оказался быстрее: — Контрольная, — подойдя вплотную, отрезал он. — Что? — Ты готов к контрольной? Антон действительно не понимал, что происходит, а потому и не мог подобрать более правильного ответа в этой ситуации; его глаза были настолько переполнены недоумением, что стоящий напротив додумал всё сам: — Так, понятно. Пошли на пятый. Весь путь парень пытался состроить логическую цепь между всеми частичками информации, которую он успел получить от товарищей, но, увы, ничего вменяемого из этого не вышло. Хотя бы потому, что они бежали, да так, будто за ними кто-то гонится. — Может объяснишь? — как можно тише вопросил Шастун, но сбитое дыхание давало о себе знать, потому «шёпот» разнёсся хрипом по всей лестничной площадке. — Подожди, — так же не совсем внятно произнёс Матвиенко, пытаясь отдышаться. На марше, как всегда, было тихо, ведь вход на самый верхний этаж был закрыт и лестница, как и полагается, не должна использоваться, однако хитрые студенты — такие, как Серёжа — обычно применяли её в качестве места, где можно схорониться, то есть прогулять ту или иную пару. Конечно, находились и такие личности, которые были не прочь посюсюкаться и пообжиматься — парочки, но таковых можно было встретить лишь во время перемены, потому второкурсники спокойно присели на ступени, не боясь, что кто-то настучит на них преподавателям. — Сейчас управление персоналом, — всё же решает продолжить армянин. — Будет контрольная работа. Я не готов. Ты, как я понял, тоже не в курсе всей этой дребедени, поэтому сидим здесь. Теперь всё ясно? Наконец, когда всё прояснилось, юноша смог спокойно кивнуть, устремив взгляд в находящееся неподалёку окно, за которым красовался привычный серый пейзаж поздней осени. Ну как осени, до настоящей зимы оставалось всего пару дней, но каждый (в особенности мерзляки) кричал о том, что не стоит торопиться и говорить о морозах. Как и полагается, в солнечные дни листва, слегка поблёскивая в свете лучей, лежала у подножия деревьев золотой россыпью, но на данный момент последние опавшие листья были совсем невзрачны, а об оранжевом и жёлтом цвете не могло идти и речи. — Тох… — вывел его из транса сидящий напротив. — Ты это… Прости меня. Ещё одна странность за сегодня, ведь Матвиенко принципиально никогда не извинялся, а тут… — За что? — решив прикинуться дурачком, поинтересовался шатен. — Сам знаешь. Я как даун себя тогда повёл. Ведь дело твоё, мне-то какая разница, — не унимался Серёжа, продолжая рассуждать, тут же усмехаясь собственному выводу. — В конце-концов, не со мной же ты сосаться будешь. — И то верно, — не без смешка поддержал Антон. — Значит, ты никому не сказал? — Шаст, ну я, по-твоему, совсем дебил? — вопросил армянин, тут же входя в непродолжительный ступор. — Ладно, дебил, но не настолько же. Мы же друзья… О чём говорил друг далее, Шастун уже не слышал, в его голове звучала одна-единственная фраза, греющая душу: «Мы же друзья».***
Четвёртая пара. Абсолютно все студенты мысленно настраивают себя на последний рывок, стараясь как можно бодрее разбирать ту или иную тему, из последних сил отвечать семинары и ко всему этому успевать записывать не малый объём домашнего задания. Преподаватели тоже недалеко ушли со своим разморённым состоянием: стоявшая за кафедрой женщина средних лет что-то устало вещала, наверняка разбирая очередной федеральный закон; со стороны соседнего кабинета периодически доносились странные звуки, говорившие о том, что в данной аудитории смотрят очередной познавательный видеоролик; ну, а если пройти прямо по коридору, то можно заметить, как второкурсники, а вместе с ними и первый курс начинают лениво собираться. — Не забудьте про задачи, — окликнула студентов педагог, как только услышала первые ноты звонка. Но, кажется, её слова утонули в общем гуле бюджетной группы, которая тотчас ринулась к выходу. «Только бы успеть», — вертелось в голове у каждого, кто спускался на нижний этаж. «Если приду позже, придётся ждать, пока рассосётся очередь». — Стоять, — произнёс кто-то весьма спокойно, несильно дёрнув Антона за капюшон толстовки, тем самым потянув его в сторону, к противоположной лестнице. Конечно, от такого наглого и неожиданного действия юноша хотел было врезать стоящему позади по самое «не хочу», но вовремя осёкся, когда повернулся всем корпусом к преподавателю конституционного права. — З-здравстуйте, — робко бросил тот, стараясь уйти от надвигающегося и вместе с тем нескончаемого потока подростков. — Пойдём, — коротко задал действие Павел Алексеевич, по-прежнему бесцеремонно растягивая свитшот парня, но на этот раз хватаясь за край рукава. — Куда мы идём? Но Шастуну ничего не ответили, продолжая идти ко второй, наиболее пустующей лестнице, после чего заворачивая в сторону преподавательской. В кабинете было как всегда светло и уютно, жаль, что не тихо, хотя и это вскоре пришло, как только дама, оставшаяся среди последних, наспех накинула на себя бежевое пальто, тут же направляясь к выходу, аккуратно прикрывая за собой дверь. — Ну и где ты был? — тут же послышался первый вопрос, на котором шатен тут же посыпался: — Я… ну… — Мне тут наплели, что якобы Антон Андреевич приболел. Но ты-то ведь только недавно выздоровел, — продолжал Добровольский, со своеобразным прищуром оценивая состояние парня, — две пары конституционного! Ты понимаешь, что у тебя автомат слетает? В ответ тишина и лишь глубокий вздох педагога. — Пойми, Шаст, я не тиран, мне просто досадно видеть, как у способного студента пропадает возможность не приходить на экзамен всего из-за пары-тройки пропусков. — Извините, что не предупредил… — всё же решает подключиться к диалогу шатен. — Мне правда было плохо. — А выглядишь вполне здоровым, — с некой дружелюбной издёвкой выдает педагог, а после непродолжительной паузы (во время которой происходил мыслительный процесс) медленно расплывается в улыбке, вводя второкурсника своей следующей фразой в ступор. — Неужели страдал от безответной любви? — Я?! Н-нет, что вы… — Да ладно тебе, не отнекивайся, есть у меня такой кадр. Только тот перед тем, как кануть в никуда, всю плешь мне проел о своём предмете воздыхания, но не суть, просто скажи мне — это ведь так? — Ну… почти… Антону, кажется, так стыдно ещё никогда не было. И не только потому, что его застали врасплох, но и ещё и от того, что он, уже взрослый пацан, семнадцати лет отроду, стоит и