Арсений Попов 16:53 Олимпиаду сделал?
Антон Шастун 16:54 Конечно, ещё давноАрсений Попов 16:54 Молодец, я в тебе не сомневался
Антон Шастун 16:55 А вот в вас я начинаю сомневаться. Когда вы уже приедете?Арсений Попов 16:56 А что, соскучился?)
«Чёрт возьми», — прикусывает губу, а после тяжело вздыхает. Конечно, он скучает. По большим голубым глазам, по бархатному голосу, по лучезарной улыбке… Можно перечислять бесконечно, но юноша скоропостижно печатает незамысловатый и отчасти правдивый ответ, дабы не выдать себя с головой: Антон Шастун 17:00 Вообще-то олимпиаду проверить надо И вновь нажимает на кнопку блокировки, кладя гаджет на прикроватную тумбу, так и не увидев последнюю смс, с довольно коротким, но таким тёплым текстом: «Скоро».***
— Ты уверена, что не забыла его дома? — в который раз допытывается Серёжа, бегая по всей аудитории. — Ну я что, дурочка, по-твоему? Мы же вместе ходили в столовую и ты прекрасно видел, как я клала его на стол, — отнюдь не спокойно отвечает ему Оксана, без устали копаясь в недрах своего рюкзака. — Видимо, его кто-то взял… — В столовой его нет, — влетая в кабинет, утверждает Антон, стараясь перевести дыхание. — Где же он… — пытается было выругаться Фролова, но тут в дверях появляется несколько человек, один из которых прерывает реплику девушки: — Не это потеряли? — и с довольным видом ступает вглубь аудитории, держа на весу белый смартфон. Вид у паренька наглый, а взгляд уверенный. Сразу становится понятно, что так и было задумано, однако для чего? — Отдай, — строго бросает студентка, поднимаясь со своего места. — Отдам, если согласишься на моё предложение. — Я уже давно сказала — нет. Я не собираюсь идти с тобой на свидание. Что тебе ещё от меня нужно? Теперь всё ясно. — Отдай, — цедит Шастун, подступая ближе к компании из трёх человек. — А иначе что? — грубо отзывается тот и, выдержав небольшую паузу, тут же усмехается. — То-то же, — отворачивается он, собираясь уходить. Но его резко перехватывают за локоть, разворачивая к себе. — Эй! — рычит студент, дёргая предплечьем и толкая Антона, на что последний едва удерживается на ногах и уже собирается вновь оказаться рядом с обидчиком, занося руку для удара. Что, собственно, и происходит, однако в этот же момент в кабинете появляется тот, кого совершенно никто не ожидал увидеть. — Ну-ка остановились! — рявкнул взявшийся из ниоткуда преподаватель английского, вставая на данный момент меж двух огней. — Что вы не поделили? Решив, что самое время воспользоваться ситуацией и вернуть себе законно принадлежащую вещь, Оксана робко, но своевременно подала голос: — Они забрали мой телефон. Антон решил вступиться и… — Быстро положи, — кивнув в сторону стола, процедил Арсений, не без злобы заглядывая в глаза невысокого парня, и тому приходится лишь немного помедлить, прежде чем выполнить просьбу педагога. — Так-то лучше. А теперь идите на пару: звонок уже давно был. Студенты ещё немного помялись на месте, изо всех сил стараясь сделать выражения своих лиц максимально недовольными, а после, под многочисленные взгляды бюджетной группы, неспеша вышли из аудитории, оставляя в воздухе после себя напряжение. — Что у вас за пара? — обратился ко всем присутствующим Попов. — МДК, — незамедлительно бросил кто-то из толпы, тут же напоровшись на недобрый тон: — Ну так готовьтесь. Поглазели на перепалку и достаточно. Если кто-то скажет, что совершенно не таит обиды на англичанина, то наверняка соврёт, ибо весь его вид выдавал негодование, передавшееся всей группе сразу. Давно он не был таким. — Стоять, — разрезал ненадолго воцарившуюся тишину педагог, буквально за шкирку перехватывая Шастуна и выволакивая того на лестничную площадку: подальше от посторонних глаз. В коридорах, как-никак, установлены камеры, да и через стеклянные витражи «непринуждённый» диалог мужчины и второкурсника был бы виден (да и слышен) как на ладони. Не успев очухаться от довольно-таки странного инцидента, произошедшего всего пару минут назад, Антон вновь оказывается прямо в эпицентре новой ситуации, в которой его одним движением хватают — на сей раз — за ворот толстовки, припечатывая к стене, шипя в лицо: — Что ты… — сразу чувствуется, что преподаватель едва сдерживается, дабы не выбросить что-нибудь нецензурное, но в конечном итоге ломается, посылая свои принципы культурной речи далеко и надолго. — Мать твою, творишь? Шатен готов сквозь землю провалиться, при этом не понятно от чего. От осознания, что совершил ошибку, поддавшись эмоциям и чуть не вломив однокурснику? От принятия того факта, что Арсений всё же умеет материться? Или же от того, что сердце вновь предательски ухает в груди, отбивая такой бешеный ритм, что только глухой не услышит? А может, от всего сразу? Хотя с последним прям в точку, из-за чего второкурсник подзавис на добрых пару минут, в упор и без стеснения рассматривая до боли знакомое лицо, по которому скучал столько дней, не в силах даже признаться об этом вслух. — Ты понимаешь, что тебя могли поставить на учёт? — Но не поставят же… — робко шепчет Шастун, а после чувствует, как пальцы на его кофте сжимаются с новой силой, заставляя от не понятно откуда взявшегося страха вжиматься в стену ещё сильней. — А если бы меня не оказалось рядом? Что, если бы всё пустилось на самотёк? Вы бы петушиные бои устроили? «Петушиные — как кстати», — каким-то чудесным образом пытается пошутить про себя Антон, но осекается, ловя пронзительный и злой взгляд, тут же опуская глаза, произнося вслух: — Спасибо. Теперь уже пришло время Попову выдерживать непродолжительную паузу, а после разжимать кулак и плавно опускать руку. Он точно знает, за что мальчишка благодарит его, посему лишних вопросов не задаёт, лишь выжидающе посматривает, стараясь уловить малейшее изменение в выражении лица юноши. — Просто… Просто не заставляй больше других волноваться, — не выдержав давящей тишины, вздыхает мужчина, накрывая кистью макушку, взъерошивая золотистые пряди. А у Антона от подобных слов внутри что-то стремительно теплеет, заставляя сомневаться, что на улице декабрь.***
Неделя проходит не так молниеносно, как хотелось бы: каждый день, то и дело, студенты, все как один неистово страдали от переизбытка пар английского языка. Ведь вот он — преподаватель, прибыл, а значит можно с уверенностью ставить замены, навёрстывая упущенный материал. Даже Шастун честно себе признался, что такой напор его слегка подкосил, но мысленная чаша весов неустанно перевешивала в сторону предмета симпатии, буквально окрыляя парня изо дня в день. Не то чтобы он, как какая-то девчонка, грезил мечтами или же источал романтику — нет. Он довольно-таки хорошо справлялся с ролью примерного студента, сохраняя невозмутимое выражение лица, естественно, время от времени позволяя себе в перерыв обменяться парой фраз с педагогом. Однако, совершенно не знал, что делать с тем, что таится внутри. Не знал до того момента, пока не наступила долгожданная суббота, в которую отчего-то, наичудеснейшим образом, не впихнули очередную пару иностранного, что абсолютно никого не насторожило, а лишь заставило расслабиться. — Что, отдыхаете сегодня? — как обычно сиял улыбкой Добровольский, подстёгивая второкурсников, пока те переписывали задание с интерактивной доски. Никому не составило труда понять, о чём идёт речь, и половина группы на выдохе облегчения слаженно произнесла одну фразу: «Не то слово». Павел Алексеевич ещё какое-то время изучал страницы учебного журнала, а после со странным прищуром устремил свой взор на последнюю парту, будто бы адресуя свою следующую реплику одному-единственному парню: — Цените моменты, ребят. Вдруг вам поставят другого преподавателя английского, что будете делать тогда? Арсений Сергеевич ведь вас как никакую другую группу жалеет. — Да ну, бросьте, — кинул кто-то с третьего ряда, дополняя свою фразу усмешкой. — Мы не такие особенные, да и что может стать с нашим преподавателем? Неужели уволится? — Кто знает, — тянет мужчина, вновь устремляя взгляд на Антона, и тут же понимает: зацепил.***
— Павел Алексеевич, — осторожно произносит Шастун, медленно подходя к преподавательскому столу, заранее дождавшись, чтобы все вышли из кабинета. — Ты что-то хотел? — делая совершенно невинный вид, вопрошает педагог. — Да, я… Я по поводу ваших слов, сказанных в начале пары. Что вы имели в виду, говоря о том, что Арсений Сергеевич, возможно, может покинуть стены нашего учебного заведения? Добровольский многозначительно хмыкает себе под нос, совершенно не собираясь смотреть в глаза стоящему напротив. — А ты разве не слышал? — О чём именно? — Значит, ты не в курсе. Я, конечно, не хотел расстраивать вашу группу, но Попов уезжает… В этот момент парня буквально подрывает изнутри. Но не от печали, а от гнева. Как там говорится? Бомбит? Именно. Сколько можно бегать туда-сюда? Сколько можно ничего не рассказывать? Почему как только он приехал, опять куда-то срывается? Это уже порядком заебало. «Почему…» — хочет закончить свою мысль студент, но Павел завершает свою реплику: — Навсегда. И тут внутри что-то треснуло. Нет, даже разбилось, разлетаясь на множество маленьких осколков. Даже злость как-то отошла на второй план, давая волю новой эмоции — испугу. Он ещё несколько секунд неверящими глазами смотрит на педагога, а после неслушающимися губами произносит тихое «как?», на что мужчина поджимает губы, стараясь говорить максимально ровно: — Я уж думал, что заведующая вас известила. Сам сначала не поверил, а после даже загорелся идеей проводить его на вокзал. Жаль только, что не смогу: занятия. А поезд на час ровно. — Когда он уезжает? — максимально и при этом до жути спокойно подаёт голос Шастун и преподаватель отвечает таким же тоном: — Сегодня. Сказать, что внутри юноши в одночасье стало пусто, — ничего не сказать. «Как так?» — думал он, уже сидя в соседней аудитории, не мигая глядя перед собой, чем, собственно, и привлёк внимание друзей. — Чё такой понурый? — плюхается на своё место Серёжа, принявшись вынимать из рюкзака необходимую канцелярию, но тут же прервал этот процесс, после услышанного. — Попов… Он уезжает. В другой город. Навсегда. — Стоп, стоп, стоп, ты уверен? — присаживается рядом не менее удивлённая девушка, кладя свою ладонь поверх кисти шатена, максимально мягко сжимая её в успокаивающем жесте. — Да. Сегодня, в час дня. Мне Павел Алексеевич сказал. Не думаю, что он будет врать. Звонок уже давно прозвенел, гул, конечно же, был не так слышен, однако вокруг то и дело доносились голоса одногруппников, были слышны шаги и шорохи, но троица ничего из этого не замечала, будто погрузившись в свой собственный вакуум, отдавая предпочтение размышлениям и переживаниям за друга. — И что? — наконец поднимает на него глаза Оксана, в то время как Антон отводит взгляд, старательно пряча его в неглубоких трещинках залакированной поверхности парты. — Неужели ты хочешь, чтобы всё закончилось именно так? Неужто у тебя нет к нему чувств и всё, что ты говорил до этого, было неправдой? Каким образом Фролова смогла сочетать в своём голосе тоску и призыв к каким-либо действиям — непонятно, но благодаря такому тону, даже сидящий рядом Матвиенко заметно напрягся, начав переживать за отношения друга пуще прежнего. Пара уже давно началась, но, благо, педагога, стоящего у ребят над душой и то и дело просящего сидящих обернуться в сторону доски, не было рядом. Посему полностью абстрагировавшийся от окружающей суеты шатен тщательно «переваривал» поток недавно поступившей информации, взвешивая все «за» и «против». Минуты шли, а ребята по-прежнему сидели рядом, ожидая, какое же всё-таки решение вынесет их товарищ. Честно, они пытались угадать последующий ответ, но ни молчаливое перебирание колец, ни хаотично блуждающий по парте взгляд не смогли выдать его мысли. Они лишь чувствовали повисшее в воздухе напряжение, похоже, передавшееся уже каждому в этой аудитории. — Молодые люди, я вам не мешаю? — донеслось до сознания всех троих, и вставшие в приветственном жесте студенты разом обернулись, дабы посмотреть, что же на этот раз учинили их одногруппники. Кажется, Дмитрий Тимурович стоял у своего стола достаточно давно, ибо его манера отбивания ритма кончиками пальцев по переплёту неизвестной никому книжке выдавала то, что мужчина крайне раздражён. Абсолютно все ждали ответа. Но если Оксана и Серёжа затаили дыхание для того, чтобы услышать решение Антона, то остальная часть группы была просто настроена на очередную выходку, способную вызвать смешок даже у Позова. — Нет… — тихо прошептал парень. — Что вы сказали? — действительно в полном недоумении поинтересовался преподаватель, пытаясь прислушаться к последующим словам. — Не хочу, чтобы всё вот так обрывалось. Не хочу, чтобы так закончилось, — так же тихо продолжил юноша, на сей раз глядя на изумлённые лица друзей. — Тогда беги! — произнёс в полный голос армянин, толкая сидящего рядом в бок. — Догони, пока есть возможность! — кричал он, сам офигевая от того, что подстрекает друга на такой шаг. — Чт… Что происходит? — замялся Дмитрий, наблюдая за тем, как один из его студентов молниеносно выудил из бокового кармана рюкзака телефон и номерок, тут же вылетая из кабинета в неизвестном направлении. Никто не понимал что происходит, но Шастуна это мало волновало — он не спешил объясняться, зато очень даже спешил на первый этаж, стараясь не поскользнуться на ступенях. Также его совсем не интересовала протестующая завхоз, кричащая вслед что-то про то, что куртки необходимо брать на перемене и только. Даже не став застёгивать дутый чёрный пуховик, парень вылетел на мороз за просто так, и срать ему было на то, что на улице не май месяц, а столбик термометра опустился немного ниже нуля; ему главное было — успеть. Нашарив мелочь, он поблагодарил внутреннего себя за сообразительность и за такую прекрасную привычку, как хранение денег не в кошельке или в рюкзаке, а именно в карманах куртки, после чего в таком же быстром темпе ринулся к ближайшей остановке. Нужный автобус приехал вполне быстро (логично, ведь они ходят достаточно часто), и это не могло не радовать, единственное, что вызывало отвращение (?), так это огромная толпа, состоящая целиком и полностью из пожилых и полных людей, одновременно ввалившихся в общественный транспорт. «Господи, неужели всем приспичило свалить из Воронежа?» — думал Антон, крепко держась за поручень и выуживая взглядом заветное здание с надписью «Вокзал». И вот наконец-то где-то вдалеке замаячили знакомые светлые колонны и крыша, украшенная фигурами представителей рабочего класса. — Извините, — бубнил себе под нос парень, протискиваясь сквозь поток недовольных людей, получая вдогонку неодобрительные возгласы. Время как назло текло нещадно быстро, и чувство, будто юноша упускает что-то очень важное, не покидало его ни на секунду. К внутренней тревоге прибавилось ещё и раздражение, когда заряд телефона показал один процент. Классно. Теперь, если тот захочет связаться с преподавателем, дабы узнать его местоположение, даже при большом желании сие действо будет неосуществимо. Благо хоть перед полным выключением взгляду удалось зацепиться за заветные и такие необходимые в данной ситуации цифры: двенадцать тридцать. В здании железнодорожного вокзала было как всегда многолюдно: отправляющихся в путь будущих пассажиров так же, как и провожающих, было предостаточно. Дежурная по станции как обычно что-то невнятно объявляет, потому вся серая и не очень масса одновременно повернулась в сторону табло, дабы рассмотреть, какая из строк ритмично мигает, обозначая прибытие нужного поезда. И тут-то очередная толпа стремительно ринулась к выходу на платформы, преграждая парню один-единственный выход — через турникет. Конечно, что ему терять, ведь поезд только приехал на станцию, да и среди людей можно было бы выследить Попова, пока те ненароком расталкивают друг друга, пытаясь протиснуться сквозь тяжёлую громоздкую дверь. Но Шастун не промах: заранее осмотрел всё внутри вдоль и поперёк, изучая незнакомые лица, так и не найдя нужного, посему необходимость спешить была неоспорима, ведь если мужчина зайдёт в вагон, то пиши пропало. «Быстрее!» — думал он, почти уже пребывая на улице. Столько народу и такой длинный перрон… Антон сразу взял себе на заметку, что проводники пока и не думают запускать людей внутрь, а это значит, что пробежать в один конец не составит труда. Время буквально как песок ускользает сквозь пальцы, а переживание усиливается в разы, когда среди воронежцев не находится тёмной знакомой макушки. «Чёрт возьми». Приходится бежать обратно, уповая лишь на то, что юноша не прогадал, не проглядел; что именно где-то там — в начале состава — находится нужный ему человек. «Где же ты?» Судя по настенным электронным часам, висевшим снаружи здания, до отправления оставалось двадцать минут, что не могло не радовать, давая надежду на удачные поиски. Но пробегав некоторое время, стало понятно, что Арсения нигде нет. «Неужели упустил из виду?» Антон в сотый раз оглядывается из стороны в сторону, надеясь зацепиться взглядом хоть за кого-то, кто хоть немного похож на его преподавателя, но всё тщетно. У парня рябит перед глазами, рябит чужими людьми, снующими из стороны в сторону. Он уже не различает лиц. «Это… конец?» Видимо, да. Опоздал. А может и не смог узнать. «Да не может такого быть, нет», — успокаивал себя Шастун, бесцельно пялясь перед собой, нервно покусывая обветренные губы. «Как же…» — и тут мысль прервалась. Дверь, выходившая на перрон, захлопнулась, да с таким гулом, что некоторые провожающие рефлекторно обернулись на звук. Собственно, шатену тоже от чего-то стало интересно, кто же это всё-таки подоспел на скороотбывающий поезд. Это был он. Светлые джинсы, серая, с виду лёгкая куртка, тёмно-синий, плотно повязанный вокруг шеи шарф, привычно, слегка взъерошенные тёмные волосы и неизменные очки-обманки. — Арсений Сергеевич! — крикнул юноша что есть мочи, тут же срываясь с места. — Арсений! — знакомая фигура почти сразу остановилась, оглядываясь по сторонам. — Подождите, — на сей раз более приглушённо промямлил он, часто дыша от бега, тем самым пуская клубы тёплого пара, растворяющиеся в морозном воздухе. — Ан… Антон? — по лицу мужчины можно было сразу понять, что тот никак не ожидал увидеть своего студента. Более того, сказать, что педагог в замешательстве — ничего не сказать. Он удивлён. — Что ты здесь делаешь? — Мне нужно с вами поговорить. — У меня поезд, — совсем беззлобно и даже нехотя тот обрывает фразу юноши, косясь на наручные часы. — Это не займёт много времени. Обещаю, — успокаивает его Шастун, хотя кого необходимо сейчас успокаивать, так это его самого, ведь всё происходит слишком быстро, и от этого мысли, выстроенные и разложенные максимально правильно и по полочкам, на данный момент превратились в бессвязную кутерьму. — Что ж, — вздыхает Арсений и присаживаясь на свой ярко-алый лакированный чемодан, совершенно не вписывающийся в его серый образ, снимает запотевшие очки. — Я готов тебя выслушать. Движения мужчины стали гораздо плавнее и медленнее, будто тот смирился с тем, что в вагон ему придётся запрыгивать на ходу. Это, несомненно, немного разряжало обстановку. Можно было подумать, будто тот принял такое решение только для того, чтобы второкурсник высказался и наконец отвязался, но поблёскивающий огонёк в глазах преподавателя выдавал то, что тому действительно интересно узнать, по какому поводу паренёк сбежал с пар и что же это за важная тема, которую ну никак нельзя обсудить в социальных сетях. — В общем… — Антон не знал, как подступиться. В его голове творился аврал, а в ушах предательски зазвенело. Ну прибежал на вокзал, нашёл-таки Попова, а дальше? — Со мной происходит что-то странное. И уже давно… — в его сторону последовал взгляд, полный непонимания. — И я даже понял, что… Точнее, кто тому причина. Непродолжительная пауза, а после от чего-то единственное тихое: «Кто?». На что шатен незамедлительно даёт ответ, тут же стыдливо утыкаясь глазами в брусчатку: — Вы. Шастун почему-то чувствует, нет, он даже уверен в том, что педагог читает его как открытую книгу. Что тот знает, о чём идёт речь, просто косит под дурачка, заставляя парня говорить более отчётливее и как можно ближе к истине. Но ведь это так сложно, и он жалеет, что рядом нет Матвиенко, который бы своевременно отвесил другу подзатыльник, вновь сподвигнув на смелые действия. — Вы мне… — а дальше никак. Слова не идут, а в горле застрял ком. «Что же это творится?» — поджимает губы Антон, стараясь собраться, но сие действо выходит отнюдь не положительно. Возможно, он с лёгкостью произнёс бы последнее слово, даже рад бы, но что будет потом? Неизвестность пугает, проникая в каждый уголок тела, разливаясь по венам и окутывая с ног до головы. Черепная коробка уже до краёв полна вариантами дальнейшего развития событий, и все они не самые удачные. «Наверняка оттолкнёт, не желая больше видеть. В лучшем случае просто развернётся и уйдёт». — Вы мне… — и вновь ничего. Не получается. Он лишь тратит время, при этом впустую. Вокруг ходят люди. Это слышно по цокающему звуку каблуков, по крику маленьких детей, по смеху подростков и плачу провожающих взрослых. Всё смешалось воедино, создавая контраст не стоящей на месте жизни. А только лишь слышно потому, что взгляда он до сих пор поднять не смеет, якобы рассматривая то собственные кроссовки, то те, что находятся буквально в метре от него. До сего момента парень, не чувствующий холода, вдруг в одночасье дрогнет от лёгкого дуновения ветра, что ещё так некстати ерошит золотистую чёлку, спадающую на лоб. Но кутаться тот не спешит, стараясь определить свои дальнейшие действия, ведь если сейчас ничего не сказать или не предпринять, то Арсений действительно просто развернётся и уйдёт, наплевав на недосказанность Шастуна. И тут в голове юноши что-то щёлкает. «Дебильная идея», — усмехается он себе под нос, кажется, в конец растеряв все остатки разума. Но, в конце-концов, он уже решился на один глупый шаг, так почему бы не сделать второй, дабы добить себя окончательно? «Это очень глупо». Приняв решение за какие-то несколько секунд, студент наконец поднимает голову, встречаясь с голубыми океанами, в которых он, похоже, утонул. Нет. Он утонул уже давно, ещё с самой первой их встречи, просто утешал себя тем, что всё ещё на плаву. Хах, как же он ошибался. «Будь что будет». Антон не стал медлить, и за один большой шаг был преодолен метр, а расстояние меж двух тел стало ничтожно мало. Холодные пальцы рук коснулись слегка небритых скул и за один момент весь воздух будто бы выбили из лёгких. В глазах Попова читался шок и вместе с тем непонимание происходящего. Но парень, продолжая смотреть в упор, лишь немного помедлил, тут же накрывая находящиеся в паре сантиметров мягкие губы своими. Пускай он действовал решительно, наплевав на всё, но страх никуда не отступал, продолжая распространять по голове не такие уж и светлые мысли: «Ну же, ударь!» — цедил он где-то глубоко внутри себя, с силой сжимая веки, готовясь к последующим действиям со стороны. Но ничего ужасного не происходит. Только через каких-то пару мгновений на его затылок мягко ложится широкая ладонь, немного сильнее притягивая ближе к себе. Антон ничего не понимает, он в замешательстве. Время остановилось. Шум в ушах от чего-то усилился, оставляя его наедине с собственными ощущениями. Явным ощущением ответа на поцелуй. Губы напротив действуют крайне нежно, будто боясь спугнуть, а рука по-прежнему лежит на затылке, почти невесомо перебирая кончиками пальцев светлые пряди волос. Сколько прошло времени — неизвестно, но такое чувство, будто вечность. Вечность, которой Шастун отдался целиком и полностью — без остатка. — Вы… — тихо произносит студент, наконец отстраняясь и приоткрывая глаза, но его прерывают: — Пойдём, — хватает его за руку Арсений, надеясь увести от толпы зевак, лицезревших поцелуй нетрадиционной пары. Они идут вдоль перрона совсем недолго. Мужчина находит нужный вагон под номером три, предъявляет все необходимые документы проводнице и, благодарственно улыбнувшись и кивнув той, заходит внутрь, по-прежнему не отпуская руки Шастуна. По-сути, голова второкурсника должна быть целиком и полностью окутана самыми разными мыслями и вопросами, ответы на которые необходимо немедленно найти, но на деле там пусто. Он попросту не знает с чего начать, даже когда дверь купе закрывается и преподаватель садится напротив, явно ожидая услышать шквал эмоций на заплетающимся от волнения языке. — Осталось пять минут. Так и будем молчать? — с улыбкой вопрошает Попов, подаваясь чуть вперёд. — Я… Я просто… — Ожидал другой реакции? — и вновь смешок. — Я, конечно, знал, что ты смелый парень, но зачем же на глазах у всей толпы? — Мне сказали, что вы уезжаете. Я очень хотел увидеть вас в последний раз и… — Подожди, «в последний раз»? Кто тебе сказал, что я уезжаю навсегда? — насупился педагог, вспоминая того, кто мог бы наплести такую ересь, а через мгновение округлил глаза. — Паша… Ну конечно, кто бы сомневался. — Чт… — замялся Антон, наблюдая за тем, как Арсений закусывает губу, отводя взгляд и из последних сил сдерживается, чтобы не засмеяться в голос. — Не смейтесь! Меня и так вся эта ситуация смущает, — но, кажется, преподаватель и не думал останавливаться. — Хватит! — Ладно-ладно, извини. Меня просто действительно позабавило то, с каким энтузиазмом Павел Алексеевич решил помочь. — Помочь? — Он прекрасно осведомлён о моих чувствах и, видимо, знал о твоих. Он понимал, на что ты пойдёшь, услышав о том, что я покидаю город, — теперь пришла очередь парня сдвигать брови, находясь в искреннем непонимании. — Да, Антон. Ты мне нравишься. Глаза в глаза, и сердце вновь пропускает удар, заставляя юношу невольно потянуться к груди, накрыв её ладонью, но он вовремя осекается, положив руку к себе на колено, и пропускает тот момент, когда его кисть накрывает чужая, чуть сжимая. — Я обязательно тебе всё расскажу, обещаю. Но как будет время, а сейчас ты должен идти. — Когда вы вернётесь? — В первых числах января, — в ответ понурый взгляд, и мужчина едва сдерживает улыбку, тепло выдавая: — Не грусти, а то мешки под глазами ещё больше будут расти. — Хах, ну вы и юморист, конечно, — закатывает глаза Шастун, наконец вставая со своего места и открывая двери купе. Хотя такое разряжение обстановки ему очень даже по душе. — Буду ждать от тебя известий о том, как ты сдал сессию, — говорит Попов, уже стоя на выходе из вагона и наблюдая за тем, как второкурсник спускается вниз по ступеням — к брусчатке. — И это… Не прогуливай больше пары. Поезд двигается с места крайне медленно, плавно разгоняясь, и Антон не сдерживается, прошептав про себя: «До свидания», провожая взглядом постепенно уходящий вдаль длинный состав.