Бесполезные герои

— Лю­ди дол­жны са­ми ре­шать, что им де­лать, — бро­сил Вэньли. Если этот Кирхайс решил, что не хочет общаться с Райнхардом — тем лучше. Никакой свободы выбора для блондинчика Ян не предполагал — Райнхард только его, и точка. Но не говорить же об этом прямо! — Это — ос­но­ва де­мок­ра­тии… — Я те­бя сов­сем не по­нимаю. То те­бя вдруг за­водит, ког­да с то­бой гру­бо об­ра­ща­ют­ся, то ты го­воришь, что не на­до ука­зывать ок­ру­жа­ющим, что де­лать. Вэнь­ли, пой­ми, я не знаю, как пра­виль­но! Я пы­та­юсь, но все, что я де­лаю, те­бе не нра­вит­ся! Ты го­воришь, те­бе от «ва­нили» скуч­но, но у ме­ня-то её ни­ког­да не бы­ло! Ян подумал, что сам он, оказывается, совершенно не понимал любовника, и вообще почти не видел пока настоящего Райнхарда. Он изначально не разглядел в нем особого характера, сочтя вечным подпевалой при старшей сестре. Вэньли считал любовника несколько экзальтированным и слишком привязчивым, но слабым и неспособным на глубокие чувства. С Яном он все время был ласковым и чересчур прилипчивым, так, что даже ломать неинтересно. Но на самом деле в нем очень много подавленной страсти. А Фредерика так и не ответила на сообщение, стерва… На самом деле, иногда Вэньли бывало очень тоскливо — ему хотелось встретить кого-нибудь, кто был бы достоин его любви. Но все его увлечения его быстро разочаровывали. Даже знаменитые исторические деятели при внимательном изучении оказывались банальными, эгоистичными и неумными, плевавшими на жертв своих амбиций. А ещё излишне разрекламированными. Даже царица Нефертити не была такой красивой, как на знаменитом бюсте в Берлине. Эта женщина была жестокой, самовлюблённой и страдала сколиозом и косолапием. — По-мо­ему, ты слиш­ком за­гоня­ешь­ся, — Ян про­вёл ру­кой по ще­ке блондинчика. — Не на­до от­но­сить­ся ко все­му так серь­ёз­но, те­бе ведь все­го… а сколь­ко те­бе, кста­ти, лет? Слова Трюнихта про малолетку заставили немного задуматься — Ян полагал, что Райнхарду где-то в районе двадцати одного, но откуда он это взял, не помнил. Он мог быть младше — в таком возрасте пара лет много значит. — Де­вят­надцать. Надо же, почти подросток. Чувства ещё яркие, мир ещё не успел замылиться и стать серым. — Легко представляю тебя в школе, — Ян подпустил в голос сочувствия, которое умел изображать, но фактически никогда не испытывал. Впрочем, многие считали его добрым и сопереживающим человеком. — Ты был не таким как остальные, более тонко чувствующим. И ещё у тебя были проблемы в семье, а дети и подростки очень жестоки и всегда ищут жертву, нельзя выделяться, нельзя быть в чём-то непохожим на остальных, — он подтянул парня к себе, обнимая с преувеличенной нежностью. — А ещё я не понимаю, как ты выдерживал, что мальчик, которого ты любишь, спит с твоей старшей сестрой, тебе должно было быть очень больно… И наверняка было. Пусть подумает над этим — Вэньли не собирался делить его любовь со всякими Кирхайсами. — Да, чувствовал себя извращенцем и никому не нужным, — признался Райнхард. — И когда ты начал меня отшивать, было дежавю. — Мне ты очень нужен, — проговорил Вэньли мягко. — Просто, я… — он смущенно запнулся, поскольку ещё не придумал, что он «просто». — Боишься, что твои родители узнают? — все-таки, Райнхард — настоящий гений, сам придумал вменяемое и почти правдивое объяснение! Ян поцеловал его с практически искренней нежностью. — Я хочу, чтобы они мною гордились, особенно отец. Он совсем не обращал на меня внимания в детстве, все время был занят работой, а я очень хотел, чтобы он меня похвалил. А потом мы поссорились, когда я решил поступать на историка, и теперь почти не общаемся.