Письмо

В жизни Тани Гроттер наступила по-настоящему черная полоса. Из-за происшествия с духом Стекольщика ее перевели на Черное отделение, где ее все презирали и ненавидели всеми фибрами души «бывшую белую». Потом еще этот разрыв с Ванькой: как оказалось, ею внаглую воспользовались, чтобы продлить противной Лизон Зализиной жизнь — все из-за проклятия в адрес Лизы (та теряла силы и из нее утекали жизненные соки, когда самой Тане было хорошо и замечательно, и девочка испытывала позитивные эмоции). Суровая реальность разрушила то, что только-только начало доверчиво прорастать навстречу солнцу — жестоко были убиты все чувства к тому, перед которым душа уже доверчиво открылась, распахнулась навстречу… «—…То есть она некрасивая? — спокойно уточнил Ванька. — М-м-м… Ну что значит некрасивая? До Лотковой или там до Склеповой, ясное дело, не дотягивает. Но все-таки лучше Попугаевой… В общем, для тебя, наверное, сойдет, — снисходительно сказал Жикин. Таня была уверена, что Ванька сейчас ударит Жикина в нос, стремясь придать классическому носу Жоры более простые формы. Но… Ванька этого не сделал… Таня продолжала сидеть за диваном, уткнувшись лбом в его источенный жуками деревянный каркас. Она ничего не видела и не слышала. Ее трясло от слез и безысходного гнева. На душе у нее было так мерзко, будто туда кто-то плюнул. Таня ощутила себя преданной. Преданной и проданной» Помимо этого она ушла из команды по драконболу. Но потом хоть и вернулась, но прежнего отношения было не вернуть. И пусть все более-менее вернулось на круги своя, но… На Белое отделение ее возвращать, похоже, не собираются… с Ванькой все разговоры не ладятся — да и взрослых она не может простить за то, что ничего не сказали… в команде по драконболу все вкривь-вкось, и, вдобавок, ее тошнит от особо приставучих кавалеров типа Гурия Пуппера. Ее даже мутило от первого звука слова «отношения». Так что все было более чем скверно. *** Еще и нарвалась сегодня на Сарданапала с Медузией… Таня мчалась и ревела на бегу, спотыкаясь и перескакивая сразу через несколько ступеней. Ее заподозрили в подслушивании! Хотя в подслушивании не было никакого толка: двое — и учительница по нежитеведению, и директор говорили громко, не скрываясь. Таня долго стояла на чердаке у выхода на крышу. По щекам у нее текли слезы. Обидно было до ужаса. Неожиданно, когда пропасть уныния, в которую все глубже падала Таня, стала совсем бездонной и показались даже черные каменные зубья на дне ее, произошло сразу несколько вещей: сначала кольцо Феофила Гроттера потеплело. Голубоватая нить света оторвалась от перстня и уткнулась в дальнюю стену. На одном из грубых каменных камней, на который едва ли кто бросил бы взгляд без особой нужды, белела старая, но все еще различимая надпись: «Выше нос, Лео! Мы еще покажем судьбе мгновенный перевертон!» Отец… Таня улыбнулась сквозь слезы. Ей почудилось, что отец через годы протянул ей ободряюще руку. Чтобы она не падала духом. Не печалилась. — Выше нос, Лео! Мы еще покажем судьбе мгновенный перевертон! — повторила она. Потом раздалось уханье совы. Гроттер подняла голову. В одной из бойниц восседала красивая полярная сова. В одной из лап у нее был свернутый бумажный свиток. Таня удивилась. Но затем она удивилась еще больше — сова слетела с бойницы и, ухнув, зависла напротив ее лица и протянула лапу со свитком. Гроттер развязала послание — как она поняла, и развернула его. Вытерла слезы рукавом, но строки были на незнакомом ей языке, хотя она знала, что это английский — два первых слова ей были знакомы. Это точно было не письмо от Пуппера — тот непременно бы прислал вдобавок корзину цветов, коробку конфет, а писал бы на тесненной золотом, смоченной в приворотное зелье розовой бумаге. Все было бы пафосно и красиво. Но… — Дед! — потрясла кольцо Гроттер, — что это? — Письмо, — проскрипело кольцо самый очевидный ответ. — Д-е-е-ед, — протянула девочка, — расшифруй мне его, а? Кольцо Феофила Гроттера неохотно закряхтело, но все-таки засветилось светло-зеленым светом. И чернильные строки сначала расползлись по бумаге, словно черви, а потом вновь соединились, но уже в русские словосочетания и предложения. Гроттер присела на верхнюю ступеньку и начала вчитываться в письмо. *** Это заняло у нее какое-то время, но чем дальше она читала, тем больше ее собственные проблемы казались ей все менее значительными — по сравнению с тем, что было написано здесь. От письма незнакомца прямо-таки веяло безнадегой и тоской. И это была явно не шутка — своим седьмым чувством девочка это знала, да и вообще — такое придумать просто невозможно! После прочтения пергамента Тане стало немного легче. Осознание, что есть еще в мире те, кому сейчас во сто крат хуже, чем ей самой, принес какое-то странное успокоение. Но все же, читая эти рукописные строки, Татьяна и переживала за писавшего это послание. Кто же этот «несчастливец»? Кстати, за время, что она читала письмо, полярная сова никуда не делась — сидела рядом, переставляя когтистые лапки, и иногда — явно благодушно, ухала. — Чья же ты? — спросила вслух Гроттер, смотря на птицу. Та, будто бы поняв ее, подлетела ближе. Тут у рыжеволосой забрезжила в мозгу идея. Она, перевернув пергаментный свиток и порывшись в кармане, нашла пишущее перо, и начала выводить по пергаменту строчки — ответ. *** Ответ был написан не так быстро, но зато Гроттер впервые, наверное, за долгие-долгие годы выложила себя на бумагу. Откровенность — за откровенность, тем более отправитель не известен. Но, впрочем, ей он уже заочно понравился. — Отнесешь отправителю? — спросила она сову, и та согласно ухнула и протянула лапку. Гроттер с трудом нашла чем перевязать свиток — старая резинка для волос вполне сгодилась, и эластичная, и сову стеснять не будет. И приметная — она точно будет знать, кто будет отправителем. Если это кто-то из «местных». Хотя она сильно сомневалась. Совы — это не в амплуа русских, и, тем более, магфордских англичан. У Гурия вообще было собственное почтовое отделение купидончиков для поклонников и фанатов — «вип спешл поуст Пуппер», где большая часть почты и посылок с сюрпризами благополучно оседала и пропадала. Проверив, крепко ли перевязано письмо, Таня проследила взглядом за улетающей куда-то вдаль совой и уже всеми мыслями ждала скорый ответ…