Цикл "Рахидэтель". Арка 1 "Закон Долга". Книга 1 "Болото"

      Пейзаж вокруг бараков и Утёса был скудным на перемены. Однако если наблюдать каждый день, то становилось ясно, что изменения присутствуют. Трава вокруг была однообразной, но первое время после поимки Ира замечала под ногами маленькие фиолетовые цветочки с шестью лепестками. Они росли небольшими кучками по кочкам. Прошло недели три, и они исчезли. Однако появились высокие стрелки какого-то растения – до колена, без цветков, но с очень острыми листьями, пару раз довелось об них порезаться. Вокруг этого растения постоянно жужжали насекомые, которые бросались на запах пота и доставляли немало хлопот рабочим. В эти недели даже самые грязнули не брезговали бочкой с водой и старательно отмывались. Потом пришло время жёлтого мха, а затем с растущих вокруг деревьев стали падать плоды размером с каштан. Дроу старательно собирали их, стараясь опередить тех самых пушистых зверьков, похожих на белку, которых Ире уже доводилось видеть раньше. Обычно эта живность показывалась редко, но в «сезон охоты на каштаны» их нарисовалось столько, что не было ни одного дерева, с которого бы не свешивался коричневый хвост с белым кончиком. Зверьки ловко выхватывали падающие плоды из трясины передними лапками ещё до того, как они успевали потонуть в болотной жиже. Дроу тоже не терялись и использовали это нашествие зверья для охоты. Ире удалось лично убедиться, насколько метки здешние солдаты. Они охотились, привязывая к тонким стрелам веревку и заряжая их в арбалет вместо гарпуна. Один выстрел, и зверёк болтается пришпиленный к дереву. Остаётся только аккуратно отодрать добычу вместе со стрелой и притянуть к себе через трясину. С тушек сдирали шкурки, мясо коптили над огнем и уносили. Запасали на чёрный день, потому что она не заметила, чтобы пополнение запасов как-то повлияло на рацион работников болот, независимо от того, пленный это был или свободный. Все до единого продолжали потреблять лепёшки, а запах копчёного мяса заставлял желудок скручиваться в спиральку.       Погода стояла тёплая, солнечная примерно три месяца. Перемены говорили о том, что смена сезонов всё-таки имеет место. Дождя не было, но вокруг достаточно влаги, чтобы не чувствовать какого-либо влияния засухи. Уровень воды в болоте за это время не уменьшился ни на миллиметр. Насколько же оно большое? Привыкшая к климату средней полосы России, Ира ожидала наступления осени. Почти три месяца лета, значит, скоро? Барак уже не казался надёжным убежищем. Примерно с неделю назад она почувствовала, как холодный воздух ночью пробежался сквозняком, щекоча пятки. И земля стала не такая тёплая, как прежде. А ведь обуви у рабов не было.       Ещё одна заметная перемена – укоротился день. Здешние звёзды, заменяющие Солнце, появлялись на небосклоне по очереди: Первая, Вторая, Третья. Некоторое время озаряли небосвод, а потом закатывались за горизонт в обратном порядке: Третья, Вторая, Первая. Утро всё также оставалось светлым, но вот вечер стал наступать раньше, время пребывания на небе Первой звезды сократилось.       С каждым днём дроу вокруг становились всё более сосредоточенными. У них словно открылось второе дыхание. Руки двигались быстрее, порода с искрами вылетала из-под кирок. Дроу, не участвовавшие в работах на добыче поруха и остававшиеся в селении, тоже выкладывались из последних сил – шили, чинили, красили… Рабочие в бараке жили по заведённым правилам, но с каждым днём Карра и Минэ становились всё мрачнее и всё чаще срывались на окружающих. С лица Маяти с каждым днём всё больше и больше убывала улыбка, даже парнишка-сая стал не таким радостным. Что было причиной? Подступающая осень? Хандра? Или, может, какие-то внешние факторы, о которых ей не дано пока знать? Поневоле станешь параноиком в такой обстановке.       Было ли всеобщее настроение связано с тем, что началось однажды? Наверное, нет, просто неприятности не приходят в одиночку.       В течение недели заболело несколько человек в бараке. Сначала женщина-близняшка, потом мужчина среднего возраста и ещё две женщины. Один за другим они сваливались с лихорадкой и сухим кашлем. У одной из женщин без остановки текли глаза, мужчина плохо спал ночью, а близняшка отказывалась есть. Чувствовали они себя ужасно и валились с ног. Врач на пару с Маяти регулярно посещал их. Готовя отвар из таллики, они старались сбить жар у больных. Это помогало, но победить болезнь насовсем не удавалось, и скоро заразилось ещё двое. Кроме того, эти же симптомы начали проявляться у дроу. На работах то тут, то там слышался кашель, даже в охране в каждой смене хоть один страдал от него. Врач стал регулярно обходить рабочих в перерывах, и во время одного из них к нему пришла женщина лет за сорок с плохо выглядевшим подростком. Она была спокойна, но когда, подойдя к врачу и почтительно поздоровавшись, она откинула волосы, прикрывающие шею парня, руки её заметно дрожали. Ира сидела недалеко, и увиденное заставило её перестать жевать лепёшку. Сыпь! Красные пятна на всей шее, за ушами… Они жутко выглядели на тёмной коже дроу. Врач молча осмотрел пациента, поднял ему волосы и что-то сказал женщине. Доктор был хмур, а женщина глядела на него немигающим взглядом. Парень нервно провёл рукой по шее. Ира не сводила с юноши глаз, осматривая его пятна. Вокруг стояла тишина, все перестали есть, глядя на больного. Маяти подошла к доктору, перемолвилась с ним несколькими словами, тот покачал головой, развёл руками, а потом сплюнул и что-то пробурчал под нос. Самое сильное проявление эмоций, виданное ею до сегодняшнего дня у дроу. Появился начальник, и они снова негромко заговорили. Парень стоял, чувствуя, как десятки глаз неотрывно смотрят на него, держался прямо, уставившись в одну точку перед собой. Он явно видел всё происходившее вокруг, но принимал это с несвойственным подростку спокойствием, не задавая вопросов. Раздавшийся откуда-то со стороны приступ очередного кашля вывел Иру из столбняка. Она не могла понять, что не так в открывшейся картине, почему не может отвести взгляда. Что её беспокоит? Как будто на грани забытого и воспоминаний трепыхалось что-то совсем знакомое. Где и когда она могла видеть нечто подобное? И вдруг: Бах! Озарение. Яркое, как взрыв фейерверка. Дом родственников и очаровательное трёхлетнее чудо, её двоюродный племянник, с такими же пятнами на теле. Которые точно так же начали появляться на шее.       «Чёрт меня побери, если это не корь!»       Ира зажевала мысль куском лепёшки. Эгоизм или нет, но она расслабилась. За себя бояться нечего – эта зараза побеждается прививкой, которую, она точно знала, ей вкололи ещё в детстве. Да и если переболел один раз, то больше не заразишься. Корь – болезнь не летальная, но очень заразная и с серьёзными осложнениями. Перечень всех она не помнила, но слепоты в этом списке достаточно, чтобы заставить отнестись к этой «болячке» внимательно.       С этой сцены во время «обеденного перерыва» начался новый виток осознания окружающей действительности. Эпидемия. Ну а как ещё назовёшь то, что происходило вокруг? Дроу и люди заболевали один за другим. Было выявлено ещё несколько пострадавших с пятнами на шее, и их число продолжало расти. Красные бляшки постепенно расползались по телам, покрывая туловище и конечности, плавно переходя из стадии сыпи в пигментные пятна. Вывод напрашивался только один – прививки тут точно никому не делали. Почему? Или не изобрели, или находились на таком отшибе, что тут не было достаточного количества медикаментов.       Впервые за всё время пребывания в этой стране Ира задумалась о том, на каком уровне развития она находится, и била себя по голове за то, что не думала об этом раньше. Оружие охраны было столь устрашающим, что у неё как-то из мыслей со страху выпало обратить внимание, что огнестрельного не было вообще. А теперь отсутствие средств защиты от банальной кори. Болезнь лечили талликой. Просто сбивали жар, предоставляя организму самому бороться и побеждать болезнь. Ни о каких иммуномодуляторах, дополнительных витаминах, противовирусных препаратах речи не шло. Мало того, всех до единого больных, как и раньше, продолжали гонять на работы, совершенно не заботясь о постельном режиме, показанном при этой болезни. Единственное, что сделали – разделили заразившихся и здоровых. Заразившиеся работали в одних пещерах, здоровые – в других. Даже охрану разделили: здоровые охраняли здоровых, больные – больных. Кроме того, всех здоровых рабов на время перевели жить в другое здание. Это был длинный одноэтажный дом в селении. Их расселили в две комнаты. Ей пришлось делить свою с эльфийкой, Каррой, одной женщиной и ещё одним мужчиной. Остальных поселили в комнате по соседству. Помещение было пустым, окно отсутствовало, на полу постелили все те же половики, которые принесли из барака, и поставили в угол переносную печку.       Это здание служило лазаретом, Ира старалась незаметно заглядывать в соседние комнатки через приоткрытые двери и видела там койки, допотопные носилки, костыли и ещё некоторые предметы, сразу выдающие свое медицинское назначение. Сейчас лазарет предпочли использовать для здоровых людей. Кто поймёт мотивы хозяев?       Теперь уже допотопность окружающих предметов не просто воспринималась сознанием как картинка, а служила лишним подтверждением уровня развития страны. Вспомнились и деревянный стетоскоп в руках доктора, и одежда с застёжками на крючках и шнуровке, без единой пуговицы, деревянные дома и стирка на руках и …да вообще всё. Теперь эти детали перевешивали чашу весов в пользу отсталости этого мира в плане технологий. Иногда Ира себя одёргивала, вспоминая, что даже в России есть дремучие места, где целые народы живут по старым обычаям, деревни, до которых ещё не добрался Интернет и прочее, но… видимо, ассоциация эльфийского народа с волшебными замками была всё ещё сильна в её сознании. Так или иначе, эти размышления первое время занимали её одиночный досуг и в какой-то мере даже развлекали. Ей нравилось находить вокруг себя очередное подтверждение версии про «средневековый мир». Прошло ещё немного времени, и эту игру сменило мрачное настроение. Каких ещё напастей можно ждать здесь? Повезло, что прививка от кори у неё есть. И ещё от десятка болезней. Но они не спасут, если подцепить одну из «болячек», которые повсеместно гуляли по планете в Средние века. Что там у нас пугало предков? Чума ? Холера ? Да что холера, если в отсутствие антибиотиков даже банальное воспаление лёгких становится смертельно опасным заболеванием! Об этом частенько забывают в ситуации, когда аптека за углом да налево. Оспа , проказа (не приведи господи!)? И ещё туча заболеваний, которые не победить, если нет специальных средств. О квалифицированном врачебном вмешательстве средневекового уровня развития Ира запретила себе размышлять, чтобы хоть изредка спать ночью без кошмаров. Кровопускания как панацея, выдирание зубов и ампутация без наркоза… «Не-не-не-не-не! Не думать!» Бочка с ледяной водой стала для неё на время идеей фикс, она драила кожу ногтями, как сумасшедшая, и отмывалась до скрипа и стучащих от холода зубов. «Гигиена прежде всего!» Иногда ловила себя на мысли, что плавно едет крышей от окружающей обстановки. Был бы собеседник, наверное, стало бы легче.       Эпидемия нарушила заведённые порядки. Как-то вечером в комнату лазарета вошли врач, начальник и три человека охраны. Начальник коротко выдал фразу, из которой Ира разобрала только знакомое слово «таллика». В ответ на реплику Карра вскочил и, сжав кулаки и повышая голос, начал возмущаться. Под конец его тирады разве что стены не дрожали. Дроу ничего ему не ответил, но пара охранников сделали шаг вперед. Карра сплюнул им под ноги, поднял свою сумку и швырнул одному из них в лицо. Тот спокойно поймал её в двух сантиметрах от носа, совершенно не обратив внимания на агрессию человека. Ира поразилась такому поведению. Да что же такое! Ещё б вторую щёку подставил, честное слово! Будь она на его месте, наверное бы не сдержалась. Почему они так себя ведут? Почему позволяют так к себе относиться, если на их стороне сила? И судя по тому, что бежать никто не пытается, силу эту рабы знают. Почему?! Непонятное и нелогичное поведение.       Тем временем охранник раскрыл сумку и вытащил из нее все до единого листа таллики, отдав врачу. Тот упаковал их в небольшую коробочку. Охранник перешёл к следующему мужчине. Тот тоже огрызнулся, правда не так буйно, как Карра, но тоже отдал свои листья, пихнув свою сумку ногой по направлению к дроу. Женщина и эльфийка молча отошли в сторону от своих сумок, так что охранники вынуждены были наклоняться за ними сами, поднимать и копаться внутри. Ира не стала дожидаться, когда её попросят. Она достала свою часть растений и отдала сама. В принципе, перераспределение ценного лекарственного средства в условиях эпидемии было разумно. Ей самой корь не грозила, трава была нужнее больным. Они не стали задерживаться, и через минуту она услышала из соседней комнаты вопли Минэ, который был так же не рад изъятию лекарства, как и его приятель. Ко всем прочим переменам, на следующий день норма еды у здоровых была уменьшена до двух с половиной лепёшек в сутки.       Люди начали роптать. За всё лето она не слышала столько разговоров рядом с собой, сколько было после окончания каждого рабочего дня в течение эпидемии. Рык Карры, переговоры мужчин и даже робкие голоса женщин, некоторые из которых она услышала впервые. Жители комнат не сидели взаперти, им теперь только на улицу выходить не позволялось, опасались заразы. Часто они собирались то в одной, то в другой комнате и говорили, говорили, говорили. Когда «гости» приходили к ним, она старалась не пропустить ни единого звука, сидя на своём половичке, но так и не узнала ничего нового для себя. Сокамерники уже некоторое время относились к ней как к пустому месту. Первое время на неё презрительно оглядывались, но со временем позабылись и стычка с Каррой, и её жалкие попытки пообщаться. Во всяком случае, она так думала. Сейчас, три месяца спустя после её появления в камере, все делали вид, что её тут нет, и не обращали внимания на лишние уши в помещении.       Полная чаша презрения со стороны людей, помимо дроу, доставалась Маяти. Люди зло косились на неё, когда она ходила в сопровождении охраны и врача, разнося лекарство. Было совершенно непонятно, что именно вызывает такое отношение, ведь девушка не жалела сил, чтобы заботиться о больных, о людях, в том числе. И об эльфийке, которая заболела и была переведена обратно в барак. Во время перерывов между работами больных сажали подальше от здоровых, но Утёс был один на всех, и Ира часто видела, как Маяти ходила с небольшим подносом и раздавала горячее питьё, подбадривая добрым словом и улыбкой ребятишек и подростков, которые смотрели на неё ясными глазами. Периодически ей помогал сая, богатырское здоровье которого явно не могла поколебать какая-то там бацилла.       Всеобщее напряжение и нервозность не могли не спровоцировать взрыва рано или поздно. И он бахнул в то время, когда эпидемия вроде бы пошла на спад. Дело было в таллике. Во время повального заболевания всех и каждого ценная трава улетала молниеносно. Заготовкой занимались все, кто был свободен. Детишки, не участвовавшие в раскопках, приносили целые вороха трав в небольших корзинках, отправляясь за ней в глубь болота с самого утра. «Как их матери только одних-то отпускают?» – думалось Ире, необъятное болото внушало ей ужас. Остававшиеся в селении старухи и свободные женщины разбирали принесённую детьми добычу. Пожилые, не способные добывать порух мужчины мастерили дополнительные сушильные рамки, но сам процесс заготовки это ускорить не могло. На вымачивание травы в растворе и сушку требовалось определённое количество времени. В итоге запасы начали иссякать. И настал тот момент, когда количество листьев стало можно пересчитать по пальцам, а новая партия ещё не была готова.       В тот вечер после работ охрана из двух «кнутоносцев» собрала всех больных в кучку на Утёсе. Их было уже не такое дикое количество, как в середине эпидемии, да и только что заразившихся она не видела уже дня три, но всё равно зрелище было печальным. Пришли врач и Маяти, последняя держала поднос с заваренным напитком. Врач ходил от одного больного к другому, слушая и проверяя температуру. Большую часть рабочих, чья болезнь достигла стадии пигментных пятен или пика сыпи, он отправлял по домам. Когда больных осталось всего шестеро, он махнул рукой охранникам, которые коротко поклонились и ушли помогать своим коллегам.       Ира не сводила взгляда с больных. Это были те, кто заболел совсем недавно, на лицах горел нездоровый румянец, сыпь у кого-то только начиналась, у кого-то отсутствовала вообще. Они стояли чуть на отшибе, и доктор жестом пригласил их присесть для более тщательного осмотра. Шесть. Две немолодых женщины и пара пожилых мужчин дроу, одна рабыня, ребёнок (не разберёшь с такого расстояния, девочка или мальчик). Поодаль стоял Минэ, задумчиво пожевывая травинку и не спуская глаз с врача. Доктор действовал медленно и методично, осматривая очаги сыпи очень внимательно. Глаза стоявшей рядом Маяти были опущены в землю, она словно не дышала. Это показалось Ире странным, и она решила подойти поддержать хоть жестом, хоть словом эту отзывчивую и заботливую девушку. В тот момент она совсем не думала, что её поступок могут как-то не так понять, ведь приказ здоровым держаться от больных подальше – касался всех. Но она так привыкла к мысли о собственной неуязвимости против кори, что приблизилась к ним без всякой задней мысли и боязни.       Она не дошла каких-то трёх десятков шагов, когда доктор отдал приказ Маяти раздать напитки. Девушка дрожащей рукой начала протягивать кружки. И вот тут Ира заметила… стаканов было пять. Четыре она протянула взрослым дроу, которые тут же выпили их большими глотками, и уже собралась передать последний ребёнку, когда Минэ угрожающе прошипел что-то на своём языке и начал приближаться к ним. Ира замерла. Она впервые видела этого раба в таком виде: глаза горят ненавистью, мышцы, нажитые долгими днями рабства, перекатываются буграми и собираются в узлы, кулаки сжаты. Это была опасность во плоти, и она приближалась. Минэ повторил свою фразу, и Маяти, подняв на него бесстрашное лицо, ответила ему. Каторжник озверел. Он в два прыжка преодолел расстояние от него до девушки и молниеносным движением выбил у неё из рук стакан, второй рукой влепив ей такую мощную пощёчину, что у той слёзы брызнули из глаз. Маяти упала, не сумев удержаться на ногах от такого удара. Первым её порывом после падения было дёрнуться за упавшим стаканом, но… Драгоценная жидкость безвозвратно впитывалась в землю.       – Ты что творишь, ублюдок недорезанный! – закричала Ира, и её голос смешался с возмущением доктора, криками попятившихся женщин и негодованием подскочивших мужчин. Но Минэ, казалось, даже не заметил этого, он надвигался на Маяти, словно собираясь продолжить начатое избиение.       И уже второй раз в Ире что-то проснулось. Когда она сцепилась с Каррой, она была на взводе из-за пленения, отстаивала свою личность и потому почти не думала, защищаясь от свалившейся на неё окружающей действительности. Сегодня же она полностью осознавала, что добровольно лезет в драку с противником, который не по зубам. У неё не было ни единого шанса выстоять против Минэ, но было внутреннее ощущение правильности. Маяти ей никто, её не назвать приятельницей, но она единственное доброе существо в этом чужом мире. Она стоит того, чтобы попытаться её защитить. Драться? Ни навыков, ни силы. Потому она просто побежала. Преодолела оставшееся расстояние и прыгнула Минэ на спину, обхватывая его за шею и впиваясь зубами в ухо. Мужчина взвыл, одним движением перехватив её за шиворот и скинув со спины, словно котёнка. Лететь было страшно, сгруппироваться не получилось, и она больно ударилась позвоночником о каменистую землю. Неловко подтянула к себе руки и ноги и, собравшись с силой, вскочила, запоздало подумав: «Слава богу, что ничего не сломала!» Поднимаясь, машинально нащупала рукой небольшую палку и попыталась ударить ею Минэ, но из этого ничего не вышло. Даже подручным оружием надо уметь пользоваться. Мужчина перехватил палку в движении и, буквально секунду потянув её по траектории полёта, резким рывком забрал из Ириных рук. Она не только осталась без оружия, но ещё и потеряла равновесие и почти свалилась ему под ноги, руки запутались в собственной цепи. Минэ не остался в долгу, больно пнув её в живот. Перехватило дыхание, она почувствовала холодные дорожки слёз, перед глазами побелело от боли. И кончилось бы это весьма печально, если бы в этот момент Минэ не схватили сзади две пары рук «кнутоносцев».       Он, словно озверев, вырывался, но сделать ничего не мог. Его повалили, спутали его собственной цепью и до кучи связали руки за спиной. Минэ смотрел на всех ненавидяще, но постепенно стихал. Не ей судить, но было в его взгляде что-то похожее на осознание собственных поступков. Был страх. Она не успела даже подумать о причинах подобной реакции, когда заметила медленно и спокойно приближающегося к ним начальника в компании двух охранников. От его взгляда к животу спустился ледяной ком.       Он молча осмотрел сцену произошедшего. Взгляд ножом прошёлся по доктору, больным, рабыне, Маяти, Ире, Минэ. Тишина стояла звенящая. Каждый нерв, как натянутая проволока, которую оборвёт первый раздавшийся звук. Сейчас Ира понимала Минэ, осознав собственные поступки. Она. Устроила. Драку. За это не будут гладить по голове. Наказание последует неминуемо, и у неё не просто не будет адвоката, даже сама не в состоянии будет свидетельствовать в свою пользу. Ира почувствовала, как рубаха прилипла к спине. Не отрываясь, следила за глазами существа, которое должно вынести приговор. Внезапно ощутила прикосновение к своему плечу и обернулась. Маяти вышла вперёд и, утерев с лица грязь и оставшуюся от слёз влагу, тихо заговорила, обращаясь к начальнику. Её спокойная речь состояла из нескольких предложений. Начальник впился глазами в доктора, который коротко кивнул. Минутная тишина, последовавшая за этим, сжимала нервы не хуже, чем испанский сапог ногу.       Одна фраза. И связанный и молчащий до этой секунды Минэ становится белее простынки, пытаясь вырваться из рук охраны и крича. Его тащат, он упирается. Ира видела, что среди ушедших далеко вперёд по дороге в барак рабов, на его голос, обратно на утёс, метнулся Карра, которого задержала сопровождавшая охрана, повалив и связав. Крики обоих мужчин заглушали все звуки вокруг. Кроме одного – голоса начальника, который сказал ещё одну фразу, кивнув на неё.       Ира стояла замерев. Какой приказ он отдал? Ей прямо сейчас последовать примеру Минэ и начинать бояться? Она дрожала, как листочек, впившись в него глазами, стараясь увидеть в них ответы на свои вопросы. Внезапно её руки коснулась тонкая ладошка Маяти. Она потянула её за собой. Начальник молчал, и Ира нашла в себе силы сделать пару шагов вместе с девушкой. Ничего. Робкими-робкими шажками она шла вместе с ней, боясь, что её сейчас догонят и схватят, как до этого Минэ, чьи удаляющиеся крики преследовали её. Их никто не остановил.       Девушка потихоньку вела её к настилу между утёсом и холмом, где располагалась деревня. После того как Карру скрутили, всех рабов поспешно увели, и дорога была пустая. Вопреки ожиданиям, они направлялись не в лазарет. Маяти привела её в домик на самом краю поселения и толкнула дверь. Этот дом был едва ли не самым маленьким. Одна комнатка с окошком, стол и пара лавок, шкаф, кровать, «буржуйка» для поруха, полка на стене и полное воды корыто на странном подобии табуретки. Ира зацепилась за эти предметы глазами – уже три месяца мебели не видела, если не считать стола на охранном посту да тех столов, на которых женщины разделывали таллику.       Маяти подошла к тазику и достала из-за него тряпку, которую Ира поначалу не приметила. Она смыла с себя грязь и пыль, умылась. Ира предпочла последовать её примеру. Тряпкой пользовались по очереди вместо полотенца. Даже пытаться говорить жестами не хотелось. Что с ними будет? Достанется ли ей наказание? В какой форме оно будет выражено? Ира, шаркая ногами, приблизилась к кровати и без сил повалилась на неё. И чёрт с ним, что нет ни матраса, ни тряпки. Не до них сейчас. Было страшно. Опять это жуткое чувство ожидания и неизвестности. А ведь ей казалось, что самое страшное из подобных ощущений она пережила тогда, в первый день, когда ждала своих охранников сразу после поимки. Сейчас было ещё хуже. Она ощущала, что невидимый для глаз гарпун заряжен в арбалет и только и ждёт, чтобы пробить ей сердце.       Маяти присела рядышком на кровать, гладя её по голове и не сводя глаз с потолка. Ира свернулась калачиком, пододвигаясь ближе. Хорошо, что не одна. Ей вспомнился Карра. Как он бросился на помощь своему другу. «Друг». Вряд ли она ошиблась. И правда. Кто сказал, что эти вожаки друг другу только лидер и приспешник? И Минэ – он ведь не просто так вышел из себя. С какой стороны ни посмотри, а он разозлился, что лекарство выдали только дроу, а рабыне-человеку не досталось. Ира защищала Маяти, но Минэ тоже не просто на пустом месте взбеленился. С её точки зрения лишать лекарства ребёнка было преступно. Насчёт детей у неё всегда был «пунктик». Какого бы цвета кожи и длины ушей детишки не были. Но… и мужчину понять можно. Он защищал члена своей стаи, которого лишили средства к выздоровлению. И Карра… ну не бросаются так на защиту, если людей связывают только дела. Впервые за время пребывания в рабстве она увидела в этих людях хоть одну человеческую черту. Или это фантазия, и она просто пытается разглядеть человечность там, где её нет? Вот бы хоть словом перемолвиться. Узнать про каждого окружающего человека хотя бы минимум информации. Кто они? Кем были до того, как стали рабами и скатились до такого жестокосердного состояния? Почему их и дроу связывает ненависть? Что же будет утром…

***

      Прохладная ладошка Маяти, коснувшаяся щёки, разбудила её. Вот тебе раз! В сон ушла, сама не заметила. Да и такого глубокого уже давно не было.       Девушка махнула рукой в сторону корыта, и Ира пошла умываться. В голове было пусто, как всегда бывает, когда чего-то ждёшь, но все мысли уже передумал, а решить проблему так и не получилось. Она зевнула и прислушалась к себе. Странно. Несмотря на глубокий сон, чувствовала себя совсем не выспавшейся. Подошла к входной двери и открыла её. Первая звезда только-только начала подниматься. Было темно. Почему же разбудили так рано? Сердце кольнул холодок дурного предчувствия. Да и Маяти ходила совсем мрачной, чего раньше никогда за ней не замечалось.       Они умылись, наскоро перекусили остатками вчерашней лепёшки, вышли из дома и тихонько пошли. Глубокие тени делали дома зрительно выше и рельефнее, чем они были. Ставни захлопнуты, шторы задёрнуты, двери заперты. И никого вокруг. Они прошли все селение, миновали последние дома. Ира судорожно схватила Маяти за руку. Впереди среди теней маячили высокие, явно рукотворные холмики с каменной верхушкой на каждом. Холмики были ухожены, кое-где стояли в деревянных стаканчиках или просто лежали свежие цветы. Ира пыталась прогнать из головы первую возникшую ассоциацию. Кладбище.       Холодно. Они шли вдоль этого мрачного места, а когда Ира всё-таки смогла оторвать от него глаза, то увидела группу людей и дроу. Рабы, мужчины и женщины, «кнутоносцы», несколько арбалетчиков, доктор. Начальник. Карра, связанный по рукам и ногам, под охраной, не прекращающий попыток выпутаться из верёвки. Его руки в районе запястий были все синие от попыток разорвать узлы, местами виднелась кровь. Охрана не обращала внимания на его попытки освободиться, видимо, хорошо знала своё дело, когда связывала.       И… Она встала как вкопанная.       В центре поляны стояла конструкция, напоминающая виселицу, только пониже и без петли. За верхнюю балку был привязан за руки Минэ, он висел в воздухе, едва касаясь большими пальцами ног земли. Рубаха была снята, обнажая мощную грудную клетку и не менее рельефную спину. Маяти пришлось с силой потянуть Иру за руку, потому что двинуться сама она была не в состоянии. Белое полотно вместо мыслей в голове и искреннее желание развидеть увиденное обратно. Немой ком в горле, ноги движутся на автомате. Маяти подвела её к остальным рабам, но она даже этого не заметила, не сводя с мужчины широко раскрытых глаз. Минэ был белее мела, зрачки сужены до предела, с лица крупными каплями падал пот. Но он молчал. Она видела, что он прикусил губу. Карра тоже не издавал ни звука, и это обоюдное, полное внутреннего взаимного согласия друг с другом, молчание заставило её волосы зашевелиться на затылке.       Начальник сделал шаг вперёд, когда они с Маяти заняли свои места, и молча кивнул одному из «кнутоносцев». Последний обошёл Минэ сзади, но встал так, чтобы того всем было видно. Холодный пот потёк у Иры по спине, подобно змее, под звук снимаемого с плеча кнута. Словно живое существо, это страшное оружие упало к ногам охранника и под управлением ловких пальцев взвилось в воздух, оставляя за собой след из режущего слух скрипящего звука. Резкий свист и крик Минэ, огласивший окрестности и способный взорвать перепонки. Он задёргался в верёвках и, повиснув на них, на мгновенье развернулся к зрителям спиной, стараясь спрятаться от кнута. Вид его спины Ире никогда не забыть. Плётка с иглами впилась в кожу, металлические пластины прошли под неё вдоль зацепившихся иголок и под кожей раскрылись, разрезая её и создавая кровавые цветы. Щелчок, и пластины вышли из тела, оставив за собой след из крови, разодранную кожу, мясо и рисунок, который никогда не исчезнет. Плётка снова легла, как послушный зверь, к ногам хозяина.       Охранник ждал, когда стихнут стоны и крики раба.       Потом последовал второй круг раскручивания плети, и вместе с этим звуком к Ире вернулась способность дышать и чувствовать. Она не могла отвести взгляда от процесса, не в состоянии закрыть дрожащего рта и поднять руки, чтобы стереть слёзы с глаз. Краем глаза она заметила, что Карра чуть ли не ползком пытается подобраться к Минэ, окончательно разодрав руки о верёвки. Мужчина плакал, сжимая зубы. Сзади раздался неприятный звук: кого-то вырвало.       Свист. Крик. И кровавые цветы ложатся крест-накрест на спине. Тишина и снова пауза.       Нет! Это неправильно! Всё существо цивилизованного городского человека, женщины, противилось увиденной картине. Нельзя так поступать с живым существом! Просто нельзя! Она посмотрела на начальника, ожидая увидеть там равнодушие и жестокость, но увидела всё то же холодное и каменное лицо, что и всегда. Он стоял в напряжённой позе, крики Минэ явно не могли заставить его остаться спокойным. Он глубоко дышал и в какой-то момент прикрыл глаза, вздохнул ещё глубже и …кивнул. Ира в третий раз услышала звук раскручивающейся плети. Хрип Минэ донёсся до её слуха, кричать он уже не мог, сорвав голос. Начальник уже снова открыл глаза и, стоя неподвижно, словно статуя, тяжело дышал. Потом выровнял дыхание. И Ира увидела, как он прямо сейчас готовится снова прикрыть глаза и кивнуть палачу.       Она сама не поняла, как оказалась возле него и когда успела схватить его за руку. Не осознавала, как жутко выглядит её заплаканное лицо, когда он посмотрел на неё. И совершенно не знала, как и что сказать, чтобы остановить этот кошмар. Они смотрели друг другу в глаза. Ира не знала, что видит он, но зато ей было ясно, что видит она. Перед ней был Закон во плоти. Тот самый, что един для всех. От начальника исходила аура того, кто не хочет, но обязан. Она достаточно провела времени, наблюдая за дроу, чтобы сейчас увидеть за серой кожей могильную бледность, а за офицерской выправкой напряжённость человека, которому предстоит прыжок с вышки без страховки. Ледяное спокойствие, которое не было естественным, а вытекало из понятия Долг.       Его маска-лицо застыла у неё перед глазами, и она опять забыла, как дышать. Он отвернулся. Она почувствовала, как заледенели кончики пальцев, пока следила за его дыханием. Он глубоко вдохнул и… покачал головой.       Охранник аккуратно свернул плётку и повесил на плечо. Вдвоём с ещё одним «кнутоносцем» они сняли тело Минэ с балки, разрезав верёвки и положив его на подоспевшие носилки на живот. Подошёл врач. Накинув сверху на раны в чем-то вымоченную тряпку, кликнув Маяти, дал охране приказ двигаться, и Минэ унесли. К тому моменту он уже потерял сознание.       Ира стояла, наблюдая за происходящим, не способная на какую-либо реакцию, пока не почувствовала, как начальник отдирает её пальцы от своей руки. Дёрнулась, расслабила руку, и она тряпкой повисла вдоль тела. Карру развязали, когда носилки скрылись за поворотом. Он рыдал, глядя в землю. И поднял глаза только для одного – посмотреть на неё. Жажда убийства читалась неприкрыто. И винить не за что. Если бы у неё с кем-то из близких сотворили подобное, она бы тоже ненавидела того, кто прямо или косвенно был причиной. Или соучастником, которого миновала подобная участь.       Сил не осталось. Она упала коленки и впилась взглядом в какую-то кучку травы под ногами. Её не интересовали ни окружающие, ни небо надо головой, ни наступающий рассвет. Она ничего не слышала, кроме криков Минэ, которые ей услужливо подкидывала жестокая память. Ничего не видела, кроме раз за разом мелькающей в голове картины: спина с кровавыми цветами. Холод и полная неспособность взаимодействовать с окружающей средой.       Совсем не помнила, как снова оказалась в лазарете, куда всех вернули после… И то, что её поселили отдельно от остальных рабов, восприняла тоже только ближе к вечеру. День шел по заведённому порядку, как будто и не было этого ужаса перед рассветом. Гонги, еда, вода, осыпающаяся порода, влажная трава под ногами. Она не видела окружающих лиц. Все они слились в одно, раз за разом стоявшее перед внутренним взором: Минэ. Лицо, крики, кровь и спина в цветах. Краем сознания ощутила, как кто-то ведёт её после работы обратно в комнату. Только оставшись одна, осознала, что вокруг больше никого нет. Тишина, темнота, одиночество, холод. Нет даже «буржуйки» с неизменным огоньком. Это ещё одна часть наказания? Вряд ли. Скорее всего, предосторожность: Карра слишком явно показал свои намерения. Он убьёт её, если она останется вместе со всеми. Его рукам достаточно сделать одно движение, и шея хрустнет, как у цыплёнка. Хозяева не хотят терять рабочие руки, но отапливать ради одного человека целый дом не будут.       Её внутренний мир стремительно кренился и рушился. Она так и не понимала, на чьей хочет быть стороне и куда податься со своими стремлениями. Кто же здесь плохой, а кто хороший? Самое яркое впечатление – сегодняшнее утро. Ей хотелось прямо сейчас пройтись по комнатам лазарета, найти, где лежит раненый Минэ, и… что собственно? Извиниться, наверное. Да разве ж такое прощают? И тут же билась мысль: а за что извиняться? Ведь она считала себя правой, что бросилась на защиту Маяти. Жаль было обоих. Девушку, которой не пойми за какие грехи достаётся такое жестокое отношение. Из памяти не шла звонкая пощёчина, влепленная ей мужчиной, и слёзы на нежном лице. И мужчину, которого исполосовали и наградили пожизненными шрамами за то, что попытался отстоять справедливость и защитить «своего». Для дроу тоже не получилось однозначной оценки. Были бы они жестокими ублюдками, как в фильмах показывают, всё было бы понятно, и, скорее всего, решение о дальнейших действиях пришло бы намного быстрее. Но они таковыми не были. Как бы описать словами то, что увидела сегодня? Наверное, так: ни начальник, ни охранник, приводивший в исполнение приговор, не являлись ни садистами, ни мясниками. Им не доставляло удовольствие участвовать в утренней сцене. Просто выполняли свою работу. Не забыла она ни заботу паренька, который напоил её снотворным, ни внимательного ко всем доктора, ни охранников, которые всеми силами старались понять, когда она изъяснялась жестами. Это были те же дроу, что так спокойно использовали свои бесчеловечные плётки, когда предписывали правила.       Был страх. Ощущение волшебства растворилось, как утренняя дымка. Это не сказка. Это средневековый по своему уровню развития с вполне себе средневековыми законами мир, где есть рабство и бесчеловечные наказания. Смертная казнь наверняка тоже есть. И неважно, какие народы его населяют, – они не делятся на белых и чёрных. Нет «светлых», чистых, возвышенных эльфов, коварных дроу, злых, обязательно злых троллей или кого там ещё. Есть народы, где каждый личность, которая не бывает одного цвета. И даже «серый» – сказать неуместно. Нет существа, способного быть золотой серединой. В разрушенном внутреннем мирке, на руинах сказки жило осознание: неважно, чью сторону принять, идеала и быстрого решения не будет. Придётся продираться через пучину отношений, деление на «хороших» и «плохих» было изначально ошибочным.