Жжёный сахар

Утром они завтракают вместе в гробовом молчании, и после Лука сразу уходит, пробормотав, что хочет просто подышать свежим воздухом. Оставшись в одиночестве, Иван бродит бесцельно по комнатам, распахивает все окна — жарко. Раздевается до трусов и наливает себе стакан минералки из холодильника. Нужно бы одеться до прихода Луки, думает он, смахивая пот со лба. Воспоминание о Луке скручивает таким желанием, что Иван сгибается, роняя стакан. Эрекция, будто секса у него не было как минимум полгода. Блядь. На ватных ногах он добредает до телефона. По графику гон у него через неделю... Но, похоже... Он бежит — если попытку ускорить перемещение, когда вместо костей в ногах желе, можно так назвать — в душ. Разрядка пустая и не приносит удовлетворения, а ледяная вода не охлаждает. Волнами накатывает жар, слабость такая, что Иван опускается на пол в гостиной, где они с Лукой... Нет, сейчас нельзя об этом вспоминать. Он прекрасно понимает, что как только Лука войдет, как только запах коснется его ноздрей, всё будет кончено. Откуда только силы возьмутся — и он сломает совсем всё и уже навсегда. Он идёт к себе в комнату и садится на постель. Рядом тумбочка. Иван бессмысленно шарит в ящике, находит презервативы, смазку, нервно усмехается, отбрасывает, его пальцы натыкаются ещё на что-то... Наручники! Он смеётся. Этого они не успели попробовать. Дурацкие, с розовым мехом, но, похоже, стальные. Иван защелкивает один браслет на правом запястье, а другой — на трубе батареи. Ключа нет, но это потом. Если «потом», конечно, будет. На этой мысли его накрывает облако сладко-горького аромата. Лука даже еще не в комнате, а Ивана уже корежит, он серьезно боится вырвать батарею из стены или оторвать себе кисть. Лука слышит запах утопленной в море сосны за добрую сотню метров от дома. Сам не замечая, переходит на бег, врывается в дом. Ивана нигде не видно. Окна нараспашку, довольно прохладный ветерок гуляет, где хочет, поднимая занавески. На полу осколки стакана и лужица. Лука идет на запах, как гончая. На пороге спальни его встречает хриплое: — Не подходи. А лучше быстро собирайся и уезжай. В Мадрид. Иван забился в угол между тумбочкой и стеной. Он то ли голый, то ли в белье: не видно за подтянутыми к груди коленями. Глаза блестят лихорадочно, отсвечивая красным на абсолютно белом лице с двумя болезненно-бордовыми пятнами на скулах. Лука делает шаг вперед, и Иван с каким-то тоскливым воем дергается навстречу, тут же с шипением возвращаясь в прежнее положение. Глаза Луки привыкают к полумраку, и он видит наручники, купленные под влиянием каприза в интернет-магазине. Иван в полотенце, которое не скрывает, насколько тот возбужден. Он ворочается в своем углу, массируя запястье. Просит: — Лука, уходи! Хотя бы за эту дверь. Я не смогу... Если ты тут останешься хоть минуту... Не такие уж крепкие у тебя батареи... — сухой смешок пугает Луку больше увиденного. Похоже, Иван на грани. — Зачем? — Блядь, да выйди уже хоть на кухню! — Иван кричит, видно как стекают по вискам струйки пота. — Ты не хочешь меня... А я не удержусь... Выйди... Лука выскакивает в коридор и бежит на кухню. Хватает телефон и звонит. Обрисовывает ситуацию. Голос доктора серьёзен, никаких её обычных шуточек: — Он что, пришёл, зная, что у него всё это начнется? Как безответственно. Он производил на меня несколько иное впечатление. — Да я точно не знаю, но вроде по графику не сейчас, через неделю что ли... — Это еще хуже. Похоже, твоя течка спровоцировала гон у него. Он — твоя альфа, Лука. И лучшее, что ты сейчас можешь сделать, — уйти. — Но вы бы его видели! — Поверь, я очень хорошо представляю. Но в присутствии своей омеги, не имея возможности добраться до нее, альфа, знаешь ли, может и на тот свет отправиться — и это не фигура речи. — Но... — Никаких «но». Или ты немедленно трахнешь его... — Но он не хочет... — Значит, изнасилуешь, что угодно — ему сейчас нужен только ты, боюсь, у вас это так серьезно, что другая омега не поможет. Или очень быстро собираешься и уходишь, пока он руку себе не оторвал. Оставь ему воды в пределах досягаемости и вызови кого-то, чтобы отстегнул потом. Альфу, можно бету. Но лучше альфу. Похоже, доктор не сомневается в том, какое решение примет Лука. Наверху слышны удары. То ли Иван действительно выламывает батарею, то ли бьется головой о стену. Лука достает из холодильника две бутылки минералки и думает, кому может довериться. Серхио? Гарет? Жерар? Запах Ивана кружит голову и заставляет колени подгибаться. Так ничего и не решив, он с бутылками в обнимку отправляется к лестнице. Иван на прежнем месте, чему, конечно, не следует удивляться, учитывая наручники. Луку передёргивает. Так Иван выглядел на его памяти только раз, когда на Чемпионате мира в гон вышел играть против Англии. Его тогда обкололи блокаторами экстренного действия, но жар остался, и Лука потом старался не вспоминать загнанный вид, запавшие глаза и вену на виске. Сейчас, пожалуй, ещё хуже. Ивана бьёт крупная дрожь, он дышит ртом и крепко зажмуривается, когда Лука входит. Лука ставит воду так, чтобы можно было дотянуться. Пора уходить, но бросить альфу в таком состоянии в углу, с влажным полотенцем на голом полу Лука не может. Он стаскивает подушку с кровати и подсовывает Ивану под спину, отодвинув тумбочку. Тот сжимает кулаки, напрягается как струна и тонко скулит. Отчаянный высокий звук бьёт Луке по нервам. Он вдруг думает, что будет, если он потеряет Ивана. Не так, как сказала доктор, хотя её слова не идут из головы, а ещё как-то. Например, он, привлекательная альфа, найдёт омегу посговорчивее или просто уйдёт. Мозг услужливо напоминает: «...боюсь, у вас это так серьезно, что другая омега не поможет...». Иван прислоняется к его бедру горячим лбом и бормочет: — Нужно было вешаться сразу... Слишком... Уходи... Лука отмирает. Мотнув головой, чтобы убрать с глаз волосы, решительно вытаскивает размотавшееся полотенце, приносит одеяло. Иван следит за ним лихорадочно блестящими глазами. Запястье уже натёрто до крови, и Луке хочется слизнуть красные капли. Запах солёной хвои усиливается. Иван каким-то чудом держит себя в руках, но это заведомо проигрышный поединок, потому что Лука стаскивает с себя уже промокшие штаны вместе с трусами, футболку, нашаривает в тумбочке ленту презервативов (хорошо, что они рассованы по всему дому) и опускается на колени. Иван снова зажмуривается и выдыхает напряжённое: — Не надо... Ты же не хочешь... — когда Лука раскатывает тонкий латекс по его члену — каменно стоящему и уже блестящему от капель предэякулята. Лука хихикает: — Ага, расскажи мне... — Пожалуй, его возбуждает не только запах, а по-настоящему кружит голову власть над беспомощной перед ним альфой. Он осёдлывает бёдра Ивана, прижимаясь, давая ему возможность уткнуться в шею, глотнуть феромонов по полной. Иван умудряется не двигаться, когда Лука осторожно опускается на него, благословляя свою природу омеги за естественную смазку, а потом его обхватывают одной рукой за талию и любая инициатива ускользает. Уже потом Лука будет ужасаться, вспоминая всё это безумие. Они каким-то чудом сумели не сломать и даже не вывихнуть Ивану руку. Таких неудобных поз мир не видывал, но альфа демонстрирует звериную силу и гибкость. Лука ещё сохраняет остатки здравомыслия, старается оставаться сверху, но одной руки Ивану вполне хватает для всего. Он даже встаёт, прижимая Луку к стене, яростно толкаясь внутрь, не сдерживая собственнического рыка. Лука никогда не был с альфой в гон. Это стихия, чистая сила и чистая нежность — или, может быть, это только с Иваном так? Его вылизывают, кусают, хватают, он чувствует обжигающий язык, пальцы, губы и зубы на самых чувствительных точках, слышит сбивчивое «Детка... Детка моя...» и теряет себя, как недавно в течке, только теперь мозг всё фиксирует и запоминает. Даже когда Лука заходится стонами и снова кончает, успевает подумать, что Иван имеет шанс действительно затрахать его до смерти. Сцепка становится желанной передышкой. Лука ложится Ивану на грудь и просыпается от абсолютно ясного голоса: — Лучший комплимент в сексе, когда партнёр засыпает прямо в процессе. — Воды попей, бутылка где-то у тебя под рукой, я на неё натыкался. Мягкий смешок, звук открываемой бутылки — Лука отказывается раскрыть глаза, даже когда на шею ему падает несколько капель. Узел спал, но Луке не хочется двигаться. — Я должен сразу предупредить... — Тон Ивана нарочито извиняющийся, на грани издёвки. — Сейчас второй волной накроет... И, если ты не хочешь, чтобы снова... Тебе лучше... Лука поднимает тяжеленные веки и в упор смотрит в совершенно нормальные хитрые серо-зеленые глаза. Разозлиться не получается, да и толку злиться на идиотов. Идиот, кстати, выглядит неплохо. Гораздо лучше, чем пару часов назад. Как выглядит он сам, Лука даже думать не хочет. Иван под ним шевелится: — Я, конечно, не жалуюсь, но, может быть, ты сохранил ключик от этого орудия пыток? На память об экспериментах с бетами, м? — А хер его знает, где он... — лениво говорит Лука, не совершая и малейшей попытки начать поиски. — Меня и так всё устраивает... — Ну и ладно... — так же лениво отзывается Иван. — Здесь останусь... У батареи... Наконец-то омега займётся своим делом... Будет кормить меня и ублажать... И по балконам лазать не надо... — Вот же зараза! — фыркает Лука, кусает его, оттягивая кожу на ключице, и удовлетворившись возмущённым «Эй!», поднимается. Ключ находится все в том же ящике. Расстёгивая браслет, Лука все же проводит языком по ссаженной коже и глухое ворчание намекает, что обещанная вторая волна наступила. Иван легко подхватывает Луку под задницу одной рукой — по привычке что ли — и несёт на кровать. Замирает, нависая, а потом ложится рядом, широко разводит ноги и спрашивает снова напряжённо и хрипло: — Смазка там осталась? Лука понимает, что не так уж и устал. *** Утром они просыпаются в одной постели, и Лука, сползая с Ивана, замирает, поводит носом у своей подмышки и заплетающимся со сна языком произносит: — Блядь... Ты меня всё-таки своим запахом наградил... — Неизвестно ещё, чем ты меня наградил... — бормочет Иван, укладываясь на него. — После своих бет... — Скотина... — мямлит Лука, утыкается носом в крашеные вихры и снова засыпает. Они спят почти до обеда, и первое, что видит Лука, открыв глаза, это кровавые полосы от собственных ногтей на спине Ивана. Он с удовольствием проводит по ним пальцами и говорит: — Обработать нужно... — Поздно... — подаёт голос Иван. — Яд уже распространился... — И зарабатывает подзатыльник. Позже в ванной, когда они после душа обильно смазывают друг друга антисептиком, Иван, задумчиво глядя в зеркальном отражении на укус на ключице, интересуется: — Как думаешь, укол от бешенства не помешает? Лука ржёт, расплёскивая жидкость из пузырька, и Иван снова получает ощутимый тычок в затылок. А потом ещё один — в спину. И ещё звонкий шлепок — по заднице. — Если ты сейчас же не прекратишь... — уворачивается Иван, хватая его за запястья. — Я попаду в лазарет ещё до сборов... Скажу, мол, ко мне никаких претензий: меня капитан покалечил... — и тут же прикусывает язык, потому что Лука сразу мрачнеет, обмякая в его руках. — Можешь жаловаться сколько влезет... — Лука отворачивается к шкафчику и педантично расставляет в нём пузырьки, не глядя на Ивана. — Капитаном мне недолго там осталось... Да и вообще... Он отодвигает Ивана в сторону, натягивает одежду, идёт в гостиную, устраивается в кресле у окна, и Иван снова чувствует беспомощное отчаяние, глядя на чётко очерченный профиль на фоне морской глади. Он садится в кресле в углу и начинает перебирать в уме варианты. Самый привлекательный, конечно, это семья. Скандал рано или поздно угаснет, жить можно здесь — если кто из журналистов сунется он, Иван, горло ему перегрызёт. Впрочем, одного пустить нужно... Порадовать новостями о президенте Реала. Иван просто спать не сможет до конца своих дней, если его не закопает... Пусть даже и в переносном смысле. Иван бросает взгляд на телефон, лежащий на столике рядом. Он, конечно, обещал вместе с Лукой устроить интернет-детокс, но на экране двухдневной давности уведомление об смс от Пике, так что... «Срочно новости». Загадочно. Иван бросает на Луку, второй час уставившегося в окно, виноватый взгляд, открывает новостную ленту и не может сдержать удивленного возгласа: — Нихуя себе! Лука нехотя оборачивается. Иван плюхается на подлокотник, едва не падает вместе с креслом и Лукой, но восстанавливает равновесие и сует экран под длинный, сейчас уныло опущенный нос. Вся лента новостных СМИ пестрит вариациями заголовка «Месси объявил, что он омега»: «Гений или предатель?» «Все хотят Месси, и это не случайно!» «Маленький генерал пользовался феромонами на поле!» «В чём секрет Месси? Теперь мы знаем!» Лука тянется за своим айфоном и тоже погружается в чтение. Оказывается, Лео выступил в поддержку всех омег в футболе ещё позавчера, а сегодня волна достигла впечатляющих масштабов. Иван хихикает, читая вслух: — «Роналду о Месси: "Мы 15 лет вместе, и я уже привык"»! Ну ладно, Коутиньо и Неймар, понятно. Салах — предсказуемо. Но Жерар! — Как думаешь, у них с Серхио было что-то? — Лука всё ещё смотрит недоверчиво, но аромат становится слаще, а губы почти улыбаются. Иван читает последний заголовок в ленте: «Руководство мадридского Реала заявляет, что никогда не дискриминировало омег, и Модрич вскоре вернется на поле». Лука, вероятно, видит то же, потому что расцветает злорадной улыбкой. Иван любуется этим лицом, победно задранным носом и напружинившимися мышцами, испытывая лёгкую печаль: похоже, с мыслью о семье и детях придется пока распрощаться. Но, может быть, действительно пока... Он улыбается и отвечает: — Да точно было! Только я не поручусь, кто был сверху.