Четыре

Машина подъехала к дому. Кивнув водителю, Чэн вышел. Негромко хлопнула дверь, и шелест колес по асфальту быстро растворился позади. Ночная темнота еще окутывала спящий дом, не боясь фонарей декоративного освещения, но предрассветная полупрозрачная дымка уже разливалась в воздухе. Чэн вдохнул полной грудью. В этой спокойной тишине, изредка звенящей голосами проснувшихся птиц, делать это было легко. А ещё чувствовать, впервые за долгое время, что он действительно дома. Может быть, из-за того, что Тянь наконец вернулся? Вылет был запланирован на завтра. Но неожиданно его секретарь нашел рейс более ранний, хоть и ночной. Он сам поручил Цю присмотреть за неожиданными гостями и доверял ему безоговорочно, но всё же что-то внутри подсказывало, что лучше вернуться домой как можно скорее. Поэтому Чэн согласился не раздумывая. По тропинке к дому его встретила Мэй Лянь — старшая горничная. Он не удивился: скорее всего, персонал дома о его приезде уже предупредила охрана пропускного пункта. Мэй Лянь была доброжелательна как и всегда, несмотря на ранний час, разве что улыбалась слегка нервно. Она доложила, что молодой господин Хэ пришел домой с друзьями и все они пожелали устроиться на ночь в комнате молодого господина Цзяня. Чэн кивнул, никак не комментируя, и, поблагодарив за беспокойство, отпустил её отдыхать. Но в сердце кольнуло горячей иглой: пришел домой с друзьями. Пришел. Домой. Услышав это от Мэй Лянь, Чэн наконец осознал, как давно она этого не говорила. И Тянь впервые подружился с кем-то настолько близко. Настолько, что привел сюда. Настолько, что спят в одной комнате. Настолько, что черные гвоздики? Почему-то не хотелось сейчас строить догадки и предположения о причинах его поступков, чтобы не надеяться заранее, в конце концов, Чэн был уверен — Тянь знает, что делает. Пусть так и будет. В этот раз он не будет мешать ему. С тем, что тут устроили вчера эти четыре ходячие проблемы, фонтанирующие неуправляемой подростковой энергией как дырявые садовые шланги, он разберется утром. А сейчас главное — добраться до кровати, в которой, возможно, и он на это надеялся, была еще одна не менее острая проблема, скорее напоминающая огнестрельное оружие, уже снятое с предохранителя и явно на взводе. Но Чэн знал, как обращаться с оружием — нужно дать ему выстрелить. В гостиной было темно, и, поставив чемодан на пол, он пошарил по стене в поисках включателя. Тихий щелчок, и свет обнаружил сидящую на диване мрачную фигуру, внимательно смотрящую на него в упор. На автомате снимая пиджак, Чэн чуть вздрогнул от неожиданности, что не укрылось от светлых глаз, хищно сверлящих насквозь. — Успокойтесь, господин Хэ, я здесь не для того, чтобы пронзить вас ножом. По его тону было всё предельно ясно. Злится. Чэн подошел ближе, вглядываясь в хмурое лицо. Захотелось рассмеяться, но он постарался ответить как можно мягче. — Я знаю. — И я не прощу тебя за то, что оставил меня одного с этими мелкими паршивцами. Какой взгляд, какие опасно сдвинутые брови — ему точно не до шуток. Те немногие, кому удавалось увидеть Цю таким, дорого платили — обычно своим здоровьем, большей его частью. Но у Чэна иммунитет. — Тогда, может быть, ты пронзишь меня чем-нибудь еще? Доля секунды на осознание. — О, черт, - он произнес это тихо, но так выразительно, что сомнения в своем предложении отпали сразу. Чэн наблюдал, как выражение лица напротив с вызывающе-насупленного сменилось на заинтересованно-предвкушающее. — Ты хоть понимаешь, что сказал? Ты мне должен за каждого из четверых. — Глаза загорелись, не обещая абсолютно никакой пощады. — Торгуешься? — он выдержал паузу, наслаждаясь произведенным эффектом. — Поставить бы тебя на место, но я слишком соскучился… Он не успел договорить, как Цю притянул его к себе. Крепко обнимая, целуя в висок, потерся носом, вдыхая запах с волос: табачный дым, крепкий кофе, ветер с той стороны океана. Да, Чэн устал, и ночной перелет его порядком вымотал. Дать бы ему выспаться, но от его слов внутри всё вспыхнуло, сорвало плотину накопившегося напряжения последней каплей. Хотелось от души подраться или потрахаться. И Чэн сам выбрал вариант. Как всегда лучший. Пусть его лицо было по-прежнему серьезно, но теплые серые глаза и еле заметная в уголках губ улыбка не оставляли и шанса на отказ. — Я тоже скучал, босс, — беря его за руку, чуть потянул к лестнице, — мне не терпится встать на место. Едва за ними захлопнулась дверь комнаты, он первым скинул штаны и футболку. Боксеры уже не скрывали напряженный член. Чэн успел стянуть рубашку и остался в одних брюках. Цю положил руки ему на ремень, подойдя ближе, просунул пальцы в шлевки, слегка подталкивая к себе. — Чего так долго? — Перелет был тяжелым и… мне нужно в душ. — Господин Хэ желает, чтобы его помыли? — Лицо Цю было решительным и многообещающим, не терпящим возражений. Чэн на секунду прикрыл глаза в молчаливом согласии. — Будет исполнено. Теплая вода смывала усталость, а руки, скользящие по телу, смывали сонное настроение. Мыльная пена нежно обволакивала, еле слышно искря лопающимися пузырями. Цю гладил его спину и плечи, чуть запутывая пальцы в волосках на груди, слегка царапал живот, разгоняя по коже мурашки и мягкие пенистые волны. Он стоял позади, целуя его затылок и только что вымытые мокрые волосы, зарывшись в них носом, и от этого Чэн чувствовал расходящиеся импульсы по телу, разогревающие кровь до жидкого огня. Трогать себя ему не разрешили. Поэтому стенка душевой приятно холодила обе собственные ладони, но никак не реагировала на прикосновения. Кружащая на пояснице рука неожиданно скользнула вниз. Прошлась по промежности вниз-вверх, распределяя пену. Скользкий от геля средний палец, быстро ощупав вход, протолкнулся сразу на две фаланги. Приятного было мало. Цю прислонился лбом к его плечу и простонал хрипло. — Ты такой узкий, Чэн-ни, я готов кончить только от ощущения твоего колечка на моем пальце... Двигая назад и вперед, сгибая и разгибая его внутри, Цю прикрыл глаза, концентрируясь лишь на этом. Тугие мышцы впускали с трудом, но сопротивление лишь сильнее распаляло. — Готов поспорить, твое еще уже. Под мой размер придется долго настраивать. Он неосознанно подался назад, насаживаясь. Легкое жжение подстегивало двигаться быстрее. — Обязательно тебе помогу, но в другой раз, — сказал Цю с плохо скрываемым самодовольством, добавляя второй палец. Надавил на поясницу, вынуждая прогнуться и раскрыться сильнее. — Расслабься. — Не тяни уже. — Чэн чувствовал уколы наслаждения от прикосновений внутри, хотя всё ещё оставался еле заметный дискомфорт. Он не заметил, как Цю вместе с пальцами ввел тонкий наконечник и надавил, вливая воду. Теплая, едва ощущаемая, она наполняла его тяжестью постепенно. Пальцы, вставленные до упора, нажимали основанием ладони, перекрывая отверстие. Давление внутри и снаружи усиливалось, медленно доводя до мучительного предела. Скоро Чэн почувствовал себя на грани, с которой мог сорваться в любую секунду. Он был наполнен. — Хватит, больше не могу, — выдохнул одновременно с тем, как Цю вынул пальцы. Вода еле удерживалась внутри, чуть просачиваясь наружу через растянутый проход. — Вижу. Иди ко мне. Он включил воду на полную мощность, струи упруго застучали об пол душевой. Чэн развернулся, прижимаясь к груди, позволяя целовать глубоко и жадно, расслабился в ответных объятиях, чувствуя освобождение, легкость и эйфорию от сумасшедше-откровенной близости. От шага за край, когда ближе уже некуда. В комнате, на прохладных простынях Цю развалился в позе морской звезды, обманчиво спокойный. Желание выдавал лишь член, стоящий колом, и пристальный взгляд, держащий на прицеле. Он похлопал по матрасу, указывая на место рядом с собой. Чэн опустился на кровать и потянулся за поцелуем, но Цю увернувшись от его губ, проскользнул мимо. — Я с тобой не закончил там. — Он явно не собирался останавливаться на достигнутом. Но Чэн сам согласился на эту экзекуцию и ему нравилось быть покорным, ведь Цю отлично справлялся с ведущей ролью. Ему он мог довериться полностью, не думая ни о чем. — Встань вот так и не трогай меня руками. — Цю устроился между его раздвинутых ног и, развернув спиной, практически усадил на себя сверху. Крепко сжал ягодицы, разводя их и поддерживая. Его лицо оказалось очень близко — так, что Чэн ощущал дыхание на чувствительной коже промежности. Это казалось едва ли не самым интимным из всего, что они делали, смущало и заставляло сжиматься в предвкушении. Цю услышал сдавленный стон, когда, прижимаясь носом, с силой втянул его запах — чистый и концентрированный здесь. Погружая язык внутрь, он покружил им, обводя края, поиграл кончиком, дразня и надавливая, чувствуя дрожь тела над собой. Движения языка в нем ощущались нежнее и откровеннее, чем пальцами, и Чэн вцепился в простыни, запрокинув голову, тяжело задышал, пытаясь не соскользнуть вниз. Его член дернулся и потек густыми мутными каплями, пачкая Цю грудь. Собственное возбуждение оглушало. Но он не будет касаться себя сейчас. Не только потому что ему так приказали. Он тоже хочет дойти до конца вместе. — А… Цю… ты слишком увлекся… лизать зад начальству. Далеко пойдешь… - Чэн все-таки смог это сказать, переводя дыхание. Цю фыркнул, последний раз втянул губами края, создавая давление, и отпустил с громким звуком бесстыдного, дерзкого поцелуя. Толкнул его бедра вперед, вынуждая встать на колени и опереться на локти. — Да, я пойду далеко и глубоко. А тебе бы заткнуть рот за такие слова, босс. Достав из-под подушки смазку, он выдавил ее на пальцы и, не согревая, вставил сразу оба. — Ннгх, и кем ты себя… возомнил? — Твоим. Самым. Преданным. Подчиненным, — отчеканил каждое слово, вбивая пальцы, ударяя по чувствительному месту внутри. От столь серьезных аргументов Чэн качнулся вперед и едва устоял на внезапно онемевших коленях, подхваченный за бедро крепкой рукой. В груди расцветало теплым. — Так ты хочешь заткнуть мне рот? — Чэн склонил голову, и Цю ощутил горячую глубину и прохладные губы, сомкнувшиеся на его члене. Это было опасно, он хотел кончить уже слишком долго и еле сдерживал себя. Его член с крупной широкой головкой был толще длинного гладкого ствола Чэна и рельефнее из-за выступающих вен. Сейчас они были вздуты до предела, и прикосновения к ним отзывались почти болью. Сам виноват — неосторожно высказал свои желания вслух. Чэн тонко чувствует, знает его как никто другой и пользуется этим без зазрения. Хотя сейчас всё было честно — руки он не использовал. Прикосновение зубов к уздечке вызвало горячечный озноб, заставляя подавиться вдохом. Слишком, мать его, охрененно. Собрав свободной рукой предэякулят, обильно растекшийся по груди, Цю добавил еще два пальца. Развел их внутри и, раздвигая в разные стороны края, раскрыл отверстие полностью. Наслаждаясь видом сжимающихся вокруг пальцев мыщц входа, он не сдержался, вновь жадно припав к нему ртом. Чэн сосал его, содрогаясь от желания, пока язык и пальцы Цю трахали ему зад, жестко и быстро. Невыносимо. — Господин Хэ, я..жду приказов. - Терпение и контроль летели к чертям. — Вставь в меня… дай кончить… — Чэн ответил не сразу. Его голос сел. Дыхание сбилось в свистящие неровные глотки. Он выпустил изо рта, мотая головой, жмуря глаза под упавшими на лоб прядями, прогнулся, поводя бедрами. Возбуждение било крупной дрожью. Приоткрытые губы, щеки и подбородок влажно блестели слюной. Такой сексуальный непристойно-порочный вид, такие пошлые слова. Пожалуй, ради этого стоило собрать здесь весь этот детский сад. — Слушаюсь. Долгое воздержание перед блаженным пиком эйфории выпило из Чэна остатки энергии. Они довели себя до предела и кончили, как только Цю вошел в него, обхватывая рукой член. Пары глубоких движений хватило, чтобы освободиться в первый раз. Во второй раз, сняв все ограничения, Цю долго и медленно-нежно трахал его, меняя угол и позы по обоюдному желанию, раскатывая по кровати, находя то самое место внутри. От долгой и сильной стимуляции простаты Чэн вновь начал испытывать крайнее возбуждение, тянущее внутри, смешанное с легкой болью. Член обмяк, так как все ощущения сосредоточились на сгустке нервов где-то внизу живота нарастающей истомой, отдавая короткими разрядами в поясницу, соски и пальцы ног. Цю держал его за руку, переплетя пальцы, целовал и водил языком по лопаткам и спине. Всё также проникая глубоко и на всю длину, он ускорил темп и, чувствуя близкое приближение оргазма, вдавил голову Чэна в подушку, куда он громко и протяжно завыл, ощущая сокращения внутри, подобно взрыву. Из мягкого члена на кровать потекла сперма. Гораздо больше, чем обычно, опустошая яйца почти полностью. Колени не держали, и Цю дотрахал его медленными толчками, чувствуя дрожь внутри и судорожное сжатие мышц, заставляя прохрипеть в темный затылок: Чэн, блядь, Чэн, как же охуенно... изливаясь и падая в изнеможении вместе с ним на сырые простыни. В третий раз решились на неторопливые ласки пальцами и языком в 69. А сейчас он лениво целовал его везде, куда мог дотянуться, и Чэн почти заснул, нежась на грани сна и реальности, чувствуя теплые прикосновения в волосах, как в дверь постучала горничная, спросив, можно ли начинать готовить завтрак. Цю дал разрешение. — Мне нужно отвезти их в школу. Отдыхай, я скажу, что ты еще спишь. — Нет, я спущусь с тобой. — Он не мог не увидеться с братом, пока тот еще был дома. Это казалось важным, несмотря ни на что. С большим трудом заставив себя принять душ, отказавшись в этот раз от помощи, Чэн надел чистую рубашку и белье; как вдруг Цю, уже одетый и наблюдающий сытым взглядом за ним полусонным, резко поднялся с места и неожиданно обнял со спины, прижимаясь и наваливаясь всем телом. — У тебя мокрое пятно на трусах… сзади… — горячо и хрипло в ухо. — Что ты опять делаешь со мной, Чэн-ни… — Делаю я? Но ведь это ты кончил в меня три раза. Пойдем вниз, пора. — Ты никуда не пойдешь, пока из тебя льется моя сперма, — Цю повалил его на кровать и, не церемонясь с рубашкой, почти сорвал ее — об пол ударилось что-то мелкое. Расстегнул ремень и молнию на брюках, освобождая уже готовый стояк, полный нетерпения и желания. От его вновь голодного взгляда мурашки поползли по коже. Чэн любил это дерзкое и вызывающе выражение, грубоватый безапеляционный тон. Мало кому он позволял подобное. Таких людей можно было пересчитать по пальцам одной руки и все они были дороги ему. Двое из них сейчас находились в этом доме. И осознание, что даже спустя столько безумных раз и бессонную ночь, он всё ещё хочет его, заставило член напрячься, а сердце споткнуться о ребра. — Ты собрался выжать меня окончательно? — Четвертый раз. Помнишь? Они целовались с силой и упоением, неожиданно подстегнутые новым пикантным обстоятельством. Ладонью собрав вытекшую жидкость, Цю размазал ее по их членам вместо смазки и зажав в кулаке оба, сразу сорвался в бешеный темп. Перевернувшись на бок, закинул согнутую в колене ногу Чэна на предплечье, снова забираясь пальцами в горячую дырку. Он чувствовал, как по ним льется тепло при каждом новом движении бедер, толкающихся навстречу. Как много. Как много в нем его. Растворившегося в чувствах, оглушающих желаниях — сходя с ума, обладать и оберегать, подчиняться беспрекословно, отдав свою жизнь в его руки. Руки, безжалостные, умеющие убивать, обнимали в ответ, жадно скользя по спине, плечам, лицу. Губы, обычно сурово сжатые, сейчас целовали страстно и чувственно. Глаза, умеющие подчинять одним взглядом, теперь закатывались в предвкушении наслаждения. Даже в принимающей роли он не терял гордости и достоинства, всё еще будучи его боссом, начальником, главой семьи Хэ, но с ним он был еще и свободен. От всего. Они собирались быстро. Теперь времени совсем не оставалось. Чэн отыскал рубашку на полу, лежащую рядом с мокрыми простынями, скинутыми с кровати. Она чудом осталась сухой, и он уже застегивал пуговицы, когда в дверь опять постучала горничная, сказав что молодой господин Хэ уже встал и ушел из дома. От этих слов Чэн немного пришел в себя. Взгляд снова стал жестким и холодным, каким был большую часть времени. — Думаешь, он пошел туда? — Цю спросил осторожно, чуть выделяя последнее слово. — Да, уверен. Он давно не был дома.. — Чэн протер ладонью глаза. — Я останусь здесь, не хочу волновать его еще больше. — Знаешь, несмотря ни на что, эти трое действительно дороги ему. Вчера они отлично провели время, настолько, что я хотел поднять их на рассвете и заставить бегать до изнеможения. — сказанное таким тоном, точно не походило на шутку. — Так ты поэтому сидел в гостиной посреди ночи? — Да, но ты вернулся слишком удачно. — Для кого? — Чэн поднял глаза, не скрывая иронии. — Для всех — Цю ответил невозмутимо, слегка дернув бровью, — я чуть было не перегнул палку. …не то слово — подумал Чэн, не сдерживая легкую улыбку.