Истинный омега для вожака

Чимин долго «жевал» свои губы, шокированный тем, что рассказал ему Чонгук, прежде чем заговорить: - И что ты ему ответил? – прохрипел он, откашлявшись. Гук опустил глаза на свои ладони, сжатые в замок: - У меня не было выбора, - сдавленно ответил он, приподнимая плечи. - Чушь, - брякнул друг, ударяя рукой по своей коленке. Слово вырвалось стремительно и резко. Гук, поджав губы, поднял на него неодобрительный взгляд. – Не расстреливай меня глазками, ты сам знаешь, что выбор есть всегда. Ты мог сказать ему, что подумаешь, мог хотя бы попытаться найти выход. Да, боже, его отец не Зевс, и не поразит тебя молнией с Олимпа. Ты знаешь Намджуна, сына любовника того самого, - он возвел палец в небо, - кем тебя запугал Тэхён. – Чимин психанул и не спроста, он прекрасно понимал, что Гука приперли к стенке, а тот снова лапки кверху поднял, не особо пытаясь сопротивляться. – Ты мог поговорить с ним и найти возможность избежать той задницы, в которую себя загнал. Чонгук хотел возразить, но друг не дал ему перебить себя. - Ты сам понимаешь, какой ад себе самолично создаешь? Ты не просто тягой истинности мучился, ты в него влюблен! – проорал он последнюю фразу. Гук прижал ладони к глазам, простонав: - Я знаю. Тебе не обязательно… не обязательно пинать меня дополнительно. Чимин подскочил с дивана: - Я переживаю за тебя, дурная твоя голова! Откажись, пока есть время. Лучше скрыться, сбежать, чем ради его… сраного имиджа причинять себе еще больше страданий. Чонгук отрицательно покачал головой: - Я не буду этого делать. – Чимин возвел глаза к потолку, громко выдохнув. – Во-первых, я дал согласие. Под давлением или нет – это не важно, я пообещал выйти за него. Во-вторых, я понятия не имею насколько угроза в лице его отца серьезная, но ты не видел Тэхёна… Чимин, ты не видел его, а если бы увидел в тот момент, то так легко не обвинял бы меня в слабохарактерности. У меня еще есть, что терять. Я вполне могу пережить или не пережить, - добавил он чуть тише, - что уготовано мне, но любая угроза моей семье пугает меня. Я только что чуть не потерял папу. Это так страшно. У меня до сих пор перед глазами тот момент, когда с ним случился приступ. И я не преувеличу, если скажу, что случись непоправимое, отца я потерял бы тоже. Они словно одно целое. Я… правда испугался… испугался сказанного Тэхёном. – Голос дрожал, а глаза, в которых отразился страх, наполнились влагой. Чимин поник сконфуженный собственной горячностью, и присел рядом: - Прости, я не хотел… Просто я представить себе не могу, как ты будешь… Ты же любишь его, а он… он… - Я понимаю, во что ввязываюсь. Хотя нет, я в ужасе от всего, но у меня будет возможность быть рядом. Пусть это вынужденный шаг с его стороны, но Чимин, представь себя на моем месте… Парень напротив махнул блондинистой шевелюрой так энергично, что ободок сполз на глаза: - И в страшном сне такого не представляю. И не хочу, прости, бро, - вскинул руки Чимин. - Меня тянет к нему. Я места себе не нахожу с тех пор, как почувствовал связь. Я наивно думал, что после операции она ослабнет, но… взамен физической тяги усилилась… Не знаю, как это назвать. Духовная, наверное. Я хочу быть рядом с ним, будто это единственное правильное место для меня. – Гук взлохматил прилично отросшие пряди волос, запрокидывая голову. – Я не могу подобрать слова и мне, кажется, я все не то говорю, не так. Но… а-ах, - выдохнул он, не находя правильных слов, - это необъяснимо, но рядом с ним я чувствовал себя… в безопасности? Словно меня прикрыли, спрятали от всего и всех. - Ну, привет, омега, - хмыкнул Чимин. – Это не странно, а нормально. Хотя в твоем случае и учитывая все, что он тебе наговорил, и после… - он сделал круг руками, - всего, это действительно… странно, но все же… нормально, наверное. – Он громко вздохнул – корявый разговор, но они понимают друг друга. – Ты его омежечка, а он твой альфа, - неуверенно проговорил он. - Черт, все-таки это пиздец как трешово. Друг, имей в виду, ты всегда можешь позвонить, в любое время. Я наваляю этому супер альфе, с долбанным геном превосходства он или нет. Я не дам больше своего друга в обиду. - Ударил он кулачком себя в грудь, звякнув сережками, и топнув каблуком. Чонгук впервые рассмеялся, забавляясь воинственностью друга, похожего на фарфоровую куколку с витрины – голубые кончики длинных волос придавали ему вид вышедшего из моря русала, нежно-сиреневый костюм эффектно облегал стройную фигурку, а летние модные туфельки на высоких каблуках довершали почти гламурный образ омеги, знающего себе цену и готового покорить даже самое недоступное ледяное сердце альфы. Чимин снова в поиске, и поэтому, почистив изрядно потрепанные перышки очередным мудаком, готов снова с отчаянием броситься на грабли неуемной на приключения задницей. Гук по-хорошему завидует характеру Чимина, и счастлив, что он его друг. *** Папу выписали спустя шесть недель после операции и прохождения курса восстановления в медицинском центре, который больше напоминал дорогой санаторий с прогулочными дорожками и зимним садом. Омега извелся, мечтая покинуть заботливые руки персонала и оказаться дома. Подъезжая к родной улочке, он счастливо улыбнулся, а вид приоткрытой калитки (Гук снова не повернул нормально ручку) вызвал благоговение. Уговоры не спешить и тем более не бежать в родное гнездо, были проигнорированы, и под беспокойные крики сына и мужа, мужчина выскочил из машины, и устремился к дому. Гук, отстегнувшись, выскочил за папой следом. - Пап, тебе нельзя делать резких движений! Врач же просил быть аккуратней, - отчитал он неуемного в своей радости родителя. - Глупости, от быстрой ходьбы ребра не разойдутся. Открой дом, я хочу поскорее войти, - отмахнулся тот, оглядываясь. Чонгук громко и демонстративно вздохнул, открывая дверь. Нажав код сигнализации, он ворчливо произнес: - У тебя же боль усиливается, когда ты так скачешь. Неужели нельзя себя поберечь? Папа, порхая из комнаты в комнату, уже из кухни крикнул: - Мне ребра вскрывали, сынок, конечно это будет долго болеть, но я тебе вот что скажу, по сравнению с той болью, что я пережил за несколько часов схваток, а потом родов, это сущая ерунда. Мне говорили, что с моим по-альфийски узким задом родить без анастезии будет очень больно, но я не хотел травить мое сокровище, которое и так с трудом выносил. – Он подлетел к сыну и, схватив его лицо ладонями, поцеловал в обе щеки, в лоб и любимый носик. Гук захихикал, делая вид, что вырывается. – Они соврали – было адски больно, так что все эти «ах, немножечко болит», ерунда. Что хочешь на обед, любовь всей моей жизни? – смеясь, спросил он, и принялся щекотать сына, который залился громким смехом. - Дорогой, ты невыносим! – одновременно осуждающе и радуясь веселости, творившейся в гостиной, резюмировал вошедший альфа. - Ты всегда это знал, но все же с несгибаемым упорством добивался, чтобы я стал твоим невыносимым, - улыбнулся омега и грациозно продефилировал на кухню. – Чонгуки, ты чистишь овощи, а ты, дорогой, шинкуешь под моим чутким руководством. Два громких вздоха и бубнежа ознаменовали «радость» от предстоящей работы. Жизнь потихоньку входила в привычное русло для всех, кроме Чонгука. Все так совпало: через два дня после разговора с Тэхёном выписали папу, на все приготовления ему дали не более двух недель, в течении которых альфа просил проявлять особую бдительность и не оставаться в одиночестве, и тем более не выходить по вечерам из дома. Тэхён по мессенджеру, который сложнее всего отследить, связывался с Чонгуком, вводя в курс происходящего раз в два дня. С деловым подходом тот методично описывал этапы перед предстоящим «событием». Он договорился с мэрией о дне регистрации, созвонился с несколькими свадебными салонами, которые предоставят свои коллекции с выездом на дом, напомнил, что подать заявление нужно до пятницы, а так же постоянно напоминал, что в следующий четверг придет с визитом, чтобы исполнить формальности – познакомиться с родителями и официально попросить руки Чонгука. Гук стабильно терял дар речи, тихо блея и заикаясь, что не знает, как подготовить родителей, особенно папу, которому противопоказаны любые переживания. Тэхён лишь хмыкал на это, считая, что замужество сына должно позитивно сказаться на его состоянии, ведь это радостное событие. Омега со смешанными чувствами выслушивал подобное, не понимая до конца, Тэхён так изощренно издевается или он действительно инвалид на чувства? Судя по тому, как тот строил общение, второй вариант был более вероятным, но и первый отметать было нельзя. От встречи было не отвертеться, и поэтому Гук день за днем внедрял план «реабилитация истинного в папиных глазах». Репутацию последней сволочи, которую папа грозился лично придушить, немного пошатнулась, когда ему сообщили, что именно истинный сына оплатил все медицинские расходы, но тем не менее это не могло отменить всего того, через что прошел Чонгук по вине этого самого истинного. Омега, не зная, с какой стороны подступиться, периодически закидывал фразы, чтобы как-то растормошить восприятие родителей личности его будущего… мужа. Думая в таком ключе, он каждый раз растерянно замирал, краснея. Он выйдет за Тэхёна. Тэхён станет его мужем. Сон и кошмар в одном флаконе. Что хуже, быть соломенным вдовцом, или совсем не иметь шанса быть рядом с любимым человеком? Гук так и не дал себе ответа на этот вопрос, но то, что ему будет больнее в сто крат после того, как он проживет с ним какое-то время под одной крышей, он не сомневается. Папа не мог не замечать взволнованности сына, погруженного в свои мысли. Он видел, как тот реагирует, стоило агрессивно высказаться об истинном, про которого аккуратно заикался Чонгук, и, выпроводив мужа, вывел на разговор. - Гуки, сынок, я вижу, как ты ходишь вокруг да около, боясь меня расстроить. Смотри, ты видишь, я спокоен, выпил лекарства, пульс в норме. Все хорошо, ты можешь рассказать мне, что тебя тревожит. – Он хлопнул ладонью на место рядом с собой и Гук, забравшись на кровать, вытянулся рядом и, уложив голову ему на плечо и перекинув руку поперек, осторожно начал: - Я правда боюсь тебя расстроить. Обещай, что будешь глубоко дышать и воспринимать мои слова как можно спокойнее? - Я постараюсь, - тихо ответил мужчина, прижимая его крепче к себе. - Даже, если это будет о моем альфе? Папа напрягся, что Гук сразу почувствовал, но тот выдохнул и кивнул. - Я знаю, что после всего, что со мной произошло, ты хочешь найти виноватого, и спихнуть вину на него проще всего. Но это неправильно. Пап, ты прекрасно знал, что меня предупреждали о том, что я вряд ли смогу иметь детей еще до первого эструса. Тебе говорили, что… это наследственность. А он… он не обязан был полюбить меня только потому, что мы предначертаны. Ты же слышал о таких случаях. Не все истинные сходятся, повстречавшись. Не все бросают свои семьи… - Но это единичные случаи. И они борются с тягой всю свою жизнь! Как он мог отвергнуть тебя? Он что, изо льда? Гук затрясся в беззвучном смехе: - Примерно так и есть – он из ледяного мрамора. Красив и недоступен. Эм… был, - поправил себя он, и продолжил: - Я не знаю, что случилось с ним и почему… почему он так поступил, но мне кажется, я почти уверен, что с ним случилось что-то по-настоявшему ужасное. Что-то, что ранило его так глубоко, что он не смог справиться, и обозлился. - Ох, мой дорогой, ты все еще веришь в сказки, и ищешь оправдания всему, - тепло промурлыкал папа, целуя его в макушку. – Он тебя не заслуживает, но я не буду идти наперекор твоему желанию и велению истинности. Но я боюсь, солнышко, что после очередного падения ты не сможешь оправиться. Мне страшно за тебя - это страх любого родителя. Гук хлюпнул носом. - Маленький мой, снова глаза на мокром месте, - хохотнул папа, вновь крепко обнимая сына. - Ну, все, хватит. А то я тоже заплачу, придет отец, начнет носиться над нами наседкой, переживать. Гук приподнялся и улыбнулся сквозь слезы: - Значит ты не против, если я выйду за Тэхёна? Лицо папы удивленно вытянулось: - К-к-как… выйдешь? Гук ойкнул, осознав, что сказал лишнего. Вернее больше, чем собирался вот так сразу вывалить. - Этот охламон решил жениться на тебе втихаря? Он совсем понятия приличий не знает? – проорал папа, закидывая в себя таблетку успокоительного. - Нет… нет… Он как раз хочет придти, а я… Это я боялся. Пап, - проныл Гук, смотря на взъерошенного новостью родителя. – Он придет в четверг. Придет делать мне предложение. Пап, он оплатил твою операцию, он… он меня спас от изнасилования. Он… пап, ты главное не нервничай. – Гук метался по комнате, не зная, как успокоить его, но по факту был больше на взводе, чем папа. - Чонгуки, хватит мельтешить! – рявкнул мужчина, устав повторять, чтобы Гук успокоился сам, и тот мгновенно замер. – В четверг? – Сын кивнул. – В этот четверг? – Снова кивок. – То есть… послезавтра? – Нервный смешок. – Сынок, ты умеешь… обескураживать. И до какого времени ты собирался дотянуть? Пока он в дверь не постучит? – Гук развел руками, бубня, что почти неделю пытался заговорить об этом, но его обрывали. - Хорошо, я не собираюсь бисер перед ним метать. Придет, как человек культурный, поговорим. Обсудим… - Пап, прошу, не надо никаких обвинений, - серьезно попросил Гук. – Он в курсе всего, что со мной произошло, и он… чувствует вину без напоминания, хотя я не считаю это справедливым. Я хочу начать с чистого листа. Не становись в оппозицию к нему. Прояви терпение и снисхождение. Мужчина долгим взглядом посмотрел на сына, прежде чем произнести: - Когда ты успел стать таким взрослым? – и немного помолчав, добавил: - Я постараюсь увидеть в нем то, что смог разглядеть ты.