***
Сколько уже времени прошло? Год? А может и целый век? Месяцы для Фишера тянулись, словно резина, а время капало лишь по маленькой капле. Это безумно раздражало. Раньше дни летели незаметно, но после того, как Сал снова оказался в заточении — всё замедлилось. Парнишка поник, погружаясь в себя и переставая излучать ту уверенность. Когда он был один — он громко плакал, но этого никто не слышал, даже сам Ларри. Он стал приходить реже. И всё, что он делал, когда появлялся — это лишь объятья и поцелуи. За всё это время они ни разу не занимались сексом. И Джонсон поник, также погружаясь в себя и в работу, которая немного, но отвлекала его от обыденной хандры. Лар стал меньше есть и разговаривать, а к Фишеру он приходил за утешением. Больше никто не знал, не понимал и не мог ему помочь. Но кареглазому, по его словам, этого не надо было. На самом деле он был в отчаянии, убиваясь по матери и по потерянным отношениям. На работе ничего не менялось, но ему казалось, что он всё делал не так. Коллегам было плевать. Главное было лишь то, что он работает и помогает. Голубоволосый, кажется, окончательно свихнулся, но всё ещё желал быть только со своим господином. Вы бы слышали, сколько всего он ему наговорил. Сколько слов о боли, грусти и о том, как же сильно Салли его любит. Иногда они оба плакали, а голубоглазый прижимался к Ларру изо всех сил, отдавая ему своё последнее тепло. Теперь Сал мылся сам и его провожала только прислуга. Кормила его также она. Парнишка мог днями и неделями напролёт сидеть без внимания, потихоньку сходя с ума от всей той боли, одиночества и грусти, которую он испытывал. В голове был лишь Ларри. Только он мог вывести парнишку из всей этой пучины мыслей и страданий. Даже когда он заходил всего на пару минут, то этого хватало, чтобы хоть немного утихомирить его демонов. Сидя в сыром подвале и потихоньку замерзая, Фишер тихо всхлипывал. Эхо от его голоса разносилось по всему подвалу, но его никто не услышит. Он приговаривал что-то и бубнил себе под нос, обнимая свои колени руками. Он вздрагивали от каждого шороха, внимательно смотря на лестницу в подвал и ожидая, пока там появится знакомый силуэт. Прошло уже пять дней с тех пор, как Лар в последний раз навещал своего любимчика. И тогда они вновь обнимались, а Сал пытался вытянуть из него хотя бы одно слово. Но тот молчал. Это было бесполезно, как и попытки голубоглазого выбраться отсюда.***
Идя по улице, Джонсон испытывал странную пучину эмоций. Он шёл с могилы матери, весь поникший и сломленный. Его лицо выглядело ещё более уставшим, а глаза были слегка красноватые и влажные от слёз. Столько времени прошло, а он всё никак не сможет забыть тот звонок и тот страх. Те слова его мамы, которые, как оказалось, были последними: — Навещай меня, почаще, я же скучаю. Через день после этого визита — её не стало. Ларри винил себя. Он просто возненавидел себя. Он навещал свою маму лишь раз в неделю, а то и реже, толком и не узнавая как её самочувствие. Это просто убивало его изнутри, разъедая последнюю самооценку и всё остальное. После всего этого он даже не захотел бить Сала, но и выдавать себя нельзя было. Этот парнишка чертовски догадлив, поэтому всё может быть. Сейчас он был единственной его опорой и единственным укрытием от себя самого. Но шатен толком не пользовался его любовью. Когда они опять виделись, то ему хотелось расплакаться и услышать от него тёплые слова, пусть и сказанные в истерике. Он видел всю эту боль, слёзы, слышал все эти мольбы и слова о том, что он всё ещё его любит, несмотря ни на что. Это грело душу, но то, как он это говорил — просто вымораживало изнутри, заставляя его самого пустить слезу. Ненависть пропала, заменяясь тёплым и светлым чувством, а желание отпустить его росло с каждым днём. Мысли патлатого почти не отпускали Фишера, заставляя его образ снова и снова появляться в пошатаном мозгу. Подняв свой взгляд на солнечное небо, Ларри просто «проглотил» все свои чувства и переживания, надвигаясь к дому. С каждым шагом его сердце болело всё сильнее, словно с каждым его шагом внутри него собиралась буря. Было ощущение, что он потерял не только свою маму и, когда-то, девушку… Войдя в дом, он закрыл дверь и снял серое пальто, вешая его на крючок. Он стоял у порога целых пять минут, пялясь в какую-то невидимую точку, пока в его голове было пусто. Прислушавшись, он услышал, будто что-то, или кто-то, воет где-то в доме. Изогнув брови в немом вопросе, кареглазый снял свою обувь и попытался найти место, из которого доносился этот звук. Обойдя весь первый этаж, вплоть до двери в подвал, он понял, что именно из него доносится этот скулёж. «Салли» — пронеслось в его голове и он, немного погодя и собравшись с мыслями, открыл дверь, входя туда. Сразу его уши пронзил громкий вой. Голубоволосый громко плакал, взывая так, словно он почувствовал самую ужасную боль на свете. Ларри как ошпаренный спустился с лестницы и Салли это услышал, резко затихая и поднимая взгляд красных глаз на патлатого, который подходил к нему. А парнишка сразу подорвался с места и, насколько близко это было возможно, стал подходить к своему господину, пока цепь не растянулась до максимума, останавливая его. Он расплакался пуще прежнего, кидаясь в его объятья, когда он подошёл достаточно близко, и снова начиная выть. — Господин, боже, как же я скучал по Вам, — громко говорил парнишка, цепляясь мёртвой хваткой в водолазку Ларри. Тот лишь, сдерживая поток из слёз, осторожно обнимал его в ответ, рвано вздыхая и прикусывая сухие губы. — Тише-тише, — тихо, еле слышно приговаривал хозяин, сглатывая противный и колкий ком в горле, словно он проглотил огромную колючку. Его голос обволакивал разрушенное сознание Салли, давая его ушам ласку и ощущение безопасности. — Я так больше не могу. Я не могу без Вас! Я просто медленно умираю здесь! Прошу, господин, позвольте мне быть рядом с Вами, я Вас умоляю. Я буду делать всё, что угодно, я перестану говорить и делать то, что Вам не нравится. Я клянусь, я клянусь своей жизнью, что буду послушным! Умоляю! — Буквально кричал он, заглядывая Ларри прямо в его полные слёз глаза. Который раз он уже просит о подобном? Он стал медленно отрицательно кивать головой, сильно прикусывая губу и не сдерживая слёз. Он тоже расплакался, не в силах больше сдерживаться. — Тише, Салли, прошу. Успокойся, — тихонько плача, приговаривал кареглазый и парнишка тут же захлопнулся, чувствуя, что тяжёлая массивная цепь тянет его вниз. Ему пришлось опуститься на коленки, обнимая теперь уже ноги своего господина, уже тише бормоча: — Простите меня, простите… Второй также опустился на колени, вновь обнимая свою шавку, вдыхая всей грудью запах его волос. Вот он, человек, который никогда не бросит и никогда не оставит. Тот, который никогда не предаст и всегда будет на твоей стороне, что бы ты не делал. Ларри понял это слишком поздно. Но лучше поздно, чем никогда, правда? — Салли… Прошу, сделай для меня кое-что, — перейдя на шёпот и крепко держа Фишера за плечи, при этом смотря ему в глаза, попросил он, вновь прикусывая губу и видя, как силуэт перед ним расплывается, а обжигающие слёзы продолжают скатываться по его щекам. — Всё что угодно, — также, хриплым шёпотом, проговорил Сал, не переставая всхлипывать. Он сдерживал себя, чтобы не закричать и не расплакаться пуще прежнего. Он не смел сейчас ломаться. Только не перед господином. — Скажи, что любишь меня, — слегка приблизившись к нему, наконец ответил Лар, вновь сглатывая очередной липкий и противный ком в горле. — Я люблю Вас. Бесконечно. Вы для меня всё. Мой мир без Вас — это ничто. Я люблю Вас, господин Ларри Джонсон, я люблю Вас всем своим сердцем, каждой клеткой своего тела! Я принадлежу Вам и невероятно сильно люблю, — как в бреду шептал он, осторожно кладя свои дрожащие руки на затылок парня и целуя его в щёку, а потом снова и снова. Нежно и еле касаясь мокрой кожи, опаляя её своим тёплым дыханием. Холодная дорожка медленно высыхала от поцелуев сухих губ, но Джонсон чувствовал себя странно. Ему было комфортно. Комфортно рядом с ним. С этим парнишкой, который с первого дня их встречи показался ему особенным. Не таким, как все. Словно он что-то значил. Патлатый понял, что он чувствует, уже не собираясь играть в отрицание или кричать в мыслях о том, что всё это бред и глупости. — Пойдём, — коротко и ясно проговорил кареглазый, доставая из кармана связку ключей. В ней был один ключ, выделяющийся из всех — ярко красный, маленький. Именно этим ключом Ларри только что смог отпереть замок массивного железного ошейника, который больше Фишеру не нужен. Железка с грохотом упала на пол, а голубоволосый был вне себя от счастья. Но он ничего не сказал, лишь снова кидаясь к господину в объятья, широко улыбаясь. Тот, немедля, подхватил его на руки, придерживая под коленками, в то время как собачонка просто крепко обнимал его за шею, продолжая хныкать, но уже от счастья. Ларри вышел из подвала со своим подчинённым на руках, нашёптывая ему на ушко слова о том, что ему уже нечего бояться. Тот перестал плакать, улыбаясь как идиот. Он хотел кричать и благодарить патлатого во весь голос и всеми возможными словами, но понимал, кто какие-либо слова здесь будут лишними. Да и они и не нужны вовсе. Поднявшись по лестнице, Лар вошёл в свою комнату, садясь на кровать и усаживая Сала к себе на колени и заглядывая в его глаза, приобнимая его за талию. — Улыбка тебе идёт гораздо больше, — шёпотом проговорил он, постепенно сокращая расстояние между их губами. Мгновение и они сливаются в чувственном и таком нежном поцелуе, слегка касаясь друг друга влажными щеками. Рука Фишера потянулась к торсу парня, обнимая его и поглаживая. Ларри делал тоже самое. Но вдруг что-то их переклинило и поцелуй стал приобретать всё большие обороты. Из нежного и невинного он превратился в страстный и животный, словно они целовались в последний раз. Жарко. Жарко. Жарко. Отрывисто целуясь, словно голодные волки, они жадно хватали ртом воздух и друг друга, издавая пошлые причмокивания. Шатен сдвинул брови, уже языком изучая рот парнишки, который не отставал от своего господина. Они так давно не ощущали всю эту страсть, которая всегда проскакивала между ними, и сейчас, кажется, обоих прошибло током. От желанных ощущений младший сладко стонет, наконец выгибаясь в спине и желая быть как можно ближе. Это полностью сносит Джонсону голову и он, издавая громкий рык и разрывая поцелуй, снова хочет играть в хозяина, поэтому пошло ухмыляется, смело заглядывая в его глаза. Лицо Фишера сейчас не менее сексуально и развратно, а его язык невольно проходится по сухим губам, оставляя после себя мокрую дорожу, которая блестела от солнца. Это стало последней каплей для господина и он вновь приглушённо рычит, но не действует. Он хочет поиграть. Его лицо приближается к чужому ушку, а влажные губы касаются ушной раковины. Тяжёлое и жаркое дыхание приходится на покрасневшее ушко собачонки, который как всегда млеет, издавая ещё один сладкий и блаженный стон. Ниже живота чувствуется тянущая боль, которая с каждым вздохом становится всё сильнее и невыносимее. Но так ведь намного интереснее. Горячий, шершавый язык медленно касается мочки. Он ведёт его вдоль всего небольшого ушка парнишки, вызывая у него румянец и томный вдох, а также сильную дрожь по всему телу, заставляя его течь и нетерпеливо ёрзать. Руки кареглазого осторожно ложатся на мягкие бёдра Сала, сжимая их, а потом поглаживая. — Ну же, господин, где же Ваша напористость? Разве Вы не хотите оттрахать меня как последнюю сучку? — Издевательским тоном пролепетал он, ехидно ухмыляясь и чувствуя, что может кончить лишь от этих, начальных прелюдий. — Хочу. Безумно хочу, — сквозь приглушённый рык говорит старший, резко перемещая руки на задницу Сала и сжимая её, давая понять, что возможной нежности от него ждать не стоит. Их позиции в сексе никогда не сменятся, а азарт, присущий обоим, будет с ними всегда. Оба просто больные на голову, поэтому могут вытворять всё, что угодно, стоит только дать повод. Но есть одно «но». Они могут делать это лишь друг с другом. Ларри резко повалил парнишку на кровать, заставляя того тихонько вскрикнуть от неожиданности. Но ехидная улыбка никак не спадала с его лица, заводя ещё больше. Сейчас для них нет правил, или каких-то глупых вопросов. Желание движило ими, ну, а также недотрах. Патлатый сильно прикусил нижнюю губу Сала, проходясь руками вдоль его напряжённых бёдер. Его дрожь ощущалась всё более явно с каждым прикосновением. «Ты так хочешь меня, Фишер?» — Спросил у себя в мыслях старший, отпуская его губу и облизывая её. — Выеби меня. Этой внезапной фразы хватило, чтобы заставить Ларра съехать с катушек и сорваться. Долбаный Фишер, будь ты проклят. Он резко накинулся на него, начиная грубо кусать и буквально рвать кожу на его бледной шейке, с которой сошли все метки. Ну ничего. Сейчас их станет в два раза больше. Ларри, будто голодный волк рычал и вылизывал хрупкую нежную кожу на его шее, впиваясь в неё клыками, прокусывая и оставляя кровоподтёки, с большим усилием оставляя на ней и соответствующие метки, которые болели при прикосновении. А мазохист Салли просто кричал от удовольствия, изредка выкрикивая всякие пошлости и заставляя своего господина делать ему больнее. Тот повиновался. Слегка приподнявшись, Лар, словно бешеный, срывает со своего мальчика его тоненькую рубашку. Было слышно как полупрозрачные пуговицы рвутся и падают на тёмный паркет, улетая в неизвестном направлении. Разорванная рубашка тоже летит ко всем чертям, так как одежда — это было то, что сейчас строило между ними сотни стен, не давая наконец насладиться жаром тел друг друга. В глазах «озверевшего» шатена было лишь желание. Оглядывая его тело этим желанным взглядом, рука его ложится на выпирающие рёбра Салли, резко их сжимая и царапая, доставляя боль, но такую приятную. — Ну же, шлюшка, съязви мне, как ты умеешь, — томно шептал хозяин, расстёгивая свои джинсы в которых было до неприличия тесно, а вторую руку продвигая к брюкам Салли, пальцами огладив заметный бугорок на них и прикусив губу. — Ах… Г-господин… Вы так медлительны… М… — Он тяжело выдохнул, слегка прогнувшись в спине, — Я хочу Ваш член. Хочу Вас. Хочу Вас всего… Унизьте меня… Прошу… Умоляю… — Скулил парнишка, чувствуя как его давно вставший член сильно сжимают, доставляя относительную боль, но и удовольствие, заставив его обладателя выгнуться навстречу и сладко крикнуть: «Чёрт, да!» Старшему это чертовски понравилось, заставляя удовлетворённо рыкнуть. — Псина, — коротко отрезал он, медленно поднимая одну руку вдоль груди подчинённого и также резко сжимая его сосок, заставляя громко простонать. Спустя секунду, водолазка патлатого тоже полетела в ебеня, давая Салу ещё больше потечь от вида его обнажённого торса. Не сдержав прерывистого вздоха и тихого «вау», он дотронулся до него, проведя рукой вверх, а потом получив звонкий удар по тыльной стороне ладони. — Разве я разрешал тебе прикасаться к себе? Не наглей, шлюшка, — тихо хмыкнув, проговорил старший и пригнулся к собачонке, стягивая и с него, а потом и с себя, всю оставшуюся одежду. Наступил момент, когда они наконец смогут почувствовать друг друга в полной мере. Смоченный слюной палец Джонсона ловко проскользнул между ягодиц парнишки прямо в его узкую дырочку. Ну как узкую. За всё то время, пока они не трахались, дырка Фишера совсем немного сузилась. Ну ничего. Скоро она снова станет растраханной, причём всего одним человеком. Голубоволосый тихо стонет, пока один палец свободно двигается в нём, касаясь столь горячих стенок. — Н-не медли, Ларри, я сейчас с ума сойду, — скулил Салли, слегка высовывая язык наружу, а потом получая нехилый такой шлепок по заднице, в знак того, что он назвал своего господина по имени. — Ещё раз назовёшь меня так и я ударю тебя по лицу, — он резко ввёл второй палец, пошло улыбаясь, заставив голубоглазого громко вскрикнуть и закатить глаза. Видимо, ему действительно нравилось это, поэтому он сладко протянул: — Папочка-а-а… — И стал насаживаться на его пальцы, чувствуя, как он уже еле-еле касается простаты, — Х-хватит, прошу… Вставьте в меня… Т-трахните, — заикаясь и постанывая, скулил он, высовывая язык наружу и постанывая ещё громче и звонче. Лар не стал долго мучать его, да и себя, поэтому быстро вытащил из него пальцы, и приставил вместо них головку своего члена, широко раздвигая ноги Фишера. Недолго он медлил, поэтому резко вошёл во всю длину, простонав и тяжело выдохнув. Как же давно он ни с кем не трахался. Привыкнуть он не дал, потому что знал, что ему всё нравится и что это будет глупо, поэтому тут же сорвался на бешеный темп, вытягивая из Салли всяческие пошлые звуки и громкие, безумно громкие стоны. Лар сжимал его ножки, как можно сильнее насаживая его на себя, в то время как мальчишка, уже не сдерживаясь, обнял ногами его талию, сильно выгибаясь и придвигая его к себе ещё ближе. — Ещё, господин… Ещё… — Как в бреду шептал Фишер, корча невообразимые, но чертовски сексуальные гримасы, заставляя господина подходить к разрядке немного быстрее. — Ты так меня заводишь, сладкий, не могу поверить, что я ненавидел тебя, хотя ты и ведёшь себя как шлюха, — рычал он, ещё сильнее втрахивая его в эту несчастную кровать, своё лицо приближая к его и страстно целуя, срываясь на просто бешеный темп и чертовски часто стимулируя нерв простаты. Это заставляло голубоволосого просто скулить от переполняющих его эмоций и удовольствия, поэтому он незамедлительно кончил, даже не думая сдерживаться. Они ещё успеют потрахаться, поэтому сдерживать себя нет смысла. Ларри тоже это понимал, поэтому, тихо хмыкнув, он ускорился, делая свои движения ещё резче и жёстче, громко рыча и обильно кончая прямо внутрь, прямо в его дырочку. Ничего не меняется. Оба, уставшие, но довольные, падают на кровать, тяжело дыша. Ларри не жалел. Теперь он понял, что Сал — это его самый родной и близкий человек, несмотря на их отношения. Он будет тем, кто не предаст и ни за что не бросит и будет любить, несмотря ни на что.