Тринадцать ударов Черного Колокола/Thirteen strokes of Black Bell

— Еще неделя — и я свободна! — кричала в весеннюю синеву рыжеволосая девушка в развевающейся мантии, кружась по полянке с поднятыми к небу руками. — И никакой тебе учебы, никакой писанины, никаких запрещений! — А я? — сидевшая на пеньке брюнетка с почти прозрачной светлой кожей подняла на нее чернущие грустные глаза. — А как же я? Мне еще целый год тут. Одной. Без тебя. — Я буду писать тебе, — рыженькая села прямо на траву перед черноволосой и, положив скрещенные руки ей на колени, виновато заглянула подруге в лицо снизу вверх. — Правда-правда. И часто. А еще в выходные я смогу приезжать в Хогсмит. Ведь я не обязана жить у тети Лу, тем более что после смерти дядюшки Игнатиуса она не очень жаждет видеть ни меня, ни мальчишек. А теперь у меня появляется возможность оформить на них опекунство и вырвать их из проклятой Блэковской муштры. — Ты ничего не забыла, Солнышко, я ведь тоже Блэк! — брюнетка встала, несколько резким жестом скинув руки рыженькой. Сощурившиеся глаза и раздувающиеся ноздри на точеном лице выдавали гнев, охвативший девушку. Белла еле сдерживала неукротимый характер, свойственный почти всем членам этой известной семьи. — Колокольчик, не обижайся, но если бы ты знала, как мне надоели постоянные попреки и нытье Лукреции… — Молли тоже поднялась и обняла подругу за плечи. — А ты — ты совсем другая. Ты мне родная. — Знаешь, — сказала Белла, взяв себя в руки, — когда мы были совсем маленькими, я мечтала найти ритуал или заклинание, которые позволили бы мне обменять Меду и Цисси на тебя. Смешно, правда? — И? — И ничего не нашла. Нет такого чуда, обряда, заклятия, которые бы позволили нам быть вместе. А моя семья… Ты же понимаешь, — глубокий вздох. — Ой, а я тебя сейчас насмешу! Представляешь, мадам Помфри на колдомедицине сказала, что, оказывается, есть ритуал, который позволяет женщинам рожать без участия мужчин. Он часто использовался во время войн, когда не оставалось другой возможности продлить род. Девчонки потом долго обсуждали: неужели найдется такая дура, которая согласится остаться с детьми и без мужа. — Да уж, весьма неоднозначная ситуация. Любая семья сочтет за честь рождение наследников даже таким способом, но растить их в одиночку?! — Белла поморщилась. — Я бы вряд ли согласилась. — А я бы решилась, — мечтательно протянула Молли — Дети, наверное, тогда должны стать полностью похожими на мать. — Знаешь, Поппи упоминала, что есть разновидность этого обряда, когда могут участвовать и две матери, только рожать будет одна из них по выбору, а дети получат черты обоих семейств. И что самое удобное: ритуал можно провести один раз и в любой момент, а забеременеть — с отсрочкой — через несколько лет и хоть десять раз. — Интересный вариант, — недоверчиво покачала головой Белла. И подпрыгнула: вот он — выход, чтобы быть всегда вместе с Молли. Ее мать, каких бы строгих правил ни держалась, никогда не пойдет против собственной крови. А если рожать будет Молли, то родителям придется принять и ее, и детей! Они будут вместе! — Молли! Я тебя люблю! — закричала она, обхватив подругу и закружив по полянке. — Да будет благословенна Поппи Помфри, что рассказала тебе о таком замечательном обряде! — Белла, Колокольчик, ты просто ненормальная! Успокойся! Отпусти меня! Ты меня сейчас уронишь! — Солнышко! Ты ведь согласишься на этот ритуал, правда? И тогда никто и ничто никогда не разлучат нас! — Белл, мне еще сдавать целых два экзамена… — Что такое какие-то ТРИТОНы с возможностью жить вместе, вместе воспитывать наших детей, быть одной семьей? Молли, я счастлива! Счастлива! — крикнула Белла, и эхо Запретного леса долго повторяло это слово. * * * Как свойственно всем неприятностям, экзамены тоже прошли. Белла всю неделю не вылезала из Запретной секции, перелопачивая груду старинных фолиантов. С каждым днем она мрачнела все больше, не находя ничего мало-мальски похожего на нужный ей ритуал, но за день до выпускного бала Молли, когда уже почти исчезла последняя надежда, Белла наконец-то наткнулась на Обряд двух матерей-девственниц. — Солнышко, — шепнула Белла, столкнувшись с гриффиндоркой у входа в Большой зал перед обедом, — я нашла! — и сунула ей в руку записку. Через час обе девушки уже были на излюбленном месте — в своем шалаше из ветвей старой ракиты над берегом озера. — Но полнолуние уже сегодня, Белл, мы не успеем! — Успеем. Неужели мы не найдем шесть свечей: три алых и три белых? — А место? — А чем тебе здесь плохо? Отвращающие чары никто не отменял. И нас никто не заметит — я ведь уже давно не зеленая первокурсница. — Не первокурсница! Но зеленая, — смех.— С серебром. — Зато ты золотая! — и Белла совсем по-детски показала язык. * * * Ночь. Озеро. Старое дерево — хранитель тайны. Черная гексаграмма — Соломонова звезда со свечами на остриях. Черные и рыжие кудри — огонь и уголь — скрывают две обнаженные девичьи фигуры в центре. Напевные слова ритуала — и порыв магии бросает девушек друг к другу. И больше нет ни «ты», ни «я» — есть «мы», единое и неделимое. Кровь гудит в теле — межзвездный вихрь неведомых миров. Сердце набатом в груди — Черный Колокол бьется о слепящее Солнце. Но закрой глаза — и ты увидишь, как о Черное Солнце бьется ослепительный Колокол. Взрыв сверхновой. Соленый дождь по щекам — когда-то он назывался слезами. Звезды медленными снежинками падают на Землю, разбиваясь на мелкие искры — болотные огоньки. Две волшебных палочки, два девичьих голоса в унисон: — Секо виргинитас минима, — и девственная кровь стекает в подставленные кубки… * * * Катилась к рассвету ночь. Две фигурки светились на темной траве в отблесках почти прогоревших свечей. Молли расслабленно лежала на спине, раскинув руки и чему-то улыбаясь. Белла, уже оправившаяся после ураганного смерча магии, вызванного силами обряда, устроилась головой на животе подруги. Ее черные волосы как своеобразное одеяло скрывали наготу Молли, а уставшие руки осторожно и ласково теребили длинные рыжие пряди. — Солнышко, теперь мы вместе? — М-м-м? — ленивый выдох. — Да. — Навсегда? — А ты как думаешь? — Я хотела бы навсегда… — Тогда так и будет. Наверное. — Никаких «наверное»! Мы же не сможем жить друг без друга, правда? — Правда, Белл, — легкое успокаивающее прикосновение губ к руке, перебирающей локоны. — Сейчас я тебя съем, — Белла приподняла голову и принялась, шутливо урча, пощипывать губами мягкую кожу живота Молли. — Отстань, Белл, щекотно, — дернулась та, пытаясь встать, но сильные руки прижали ее к земле. — Прекрати! — Ну уж нет, — засмеялась Белла, — теперь ты только мое Солнышко! И у нас будет много-много детей. Шесть. Нет, семь. Ведь семь — это счастливое число, правда? — Ну, я считаю, нам пока о детях думать рановато: тебе еще год учиться, а вот возвращаться в замок — пора. — Зачем? Все равно народ проснется только к обеду. Давай побудем здесь еще немного, хотя бы до рассвета. — Ты забыла, что у меня сегодня выпускной? — Нет, не забыла, но я же помогу тебе собраться. — Надо хоть немного поспать: будет трудный день. — А с кем ты идешь? Хочешь, мы пойдем вместе. — Не стоит. Во-первых, тебе попадет от матери, а во-вторых, я уже иду с Артуром. — С этим предателем крови?! — Белла вскочила на ноги. — Он родственник тетушки Лу и твой, между прочим, тоже, — Молли тоже встала, подобрав с земли свою одежду. — Вот и мантию испачкала, — она покачала головой и взмахнула палочкой: — Эскуро. А из-за вашего дурацкого прозвища с ним никто не хочет общаться, хотя он весьма неплохой человек. — Из-за нашего? — вытаращила глаза Белла. — Ты же знаешь, что их род считается предателями крови из-за его отца. — Да и Мерлин с ним. Не будем же мы с тобой ругаться из-за такой мелочи, — Молли, примирительно чмокнула недовольную Беллу в щеку и осторожно слила даже не свернувшуюся кровь из кубков в заранее подготовленный фиал. — Это я заберу с собой, ладно? — Почему? — что-то екнуло в груди у Беллы. — Ну, у тебя последний курс впереди, и если у тебя это найдут либо родители, либо сестры, либо соседки по комнате, то неприятности нам гарантированы, а я уже считаюсь взрослой и могу жить без чьего бы то ни было присмотра, а значит, не должна ни перед кем оправдываться и отчитываться. — Да, ты права, — с облегчением вздохнула Белла, отгоняя прочь неприятные предчувствия. — Но мне все же жаль, что остается последний вечер, который мы могли бы провести вместе, а ты его потратишь на этого Уизли. А может, мы после бала погуляем вместе? — Я постараюсь, Белл, если получится. * * * Единственная ночь, когда старшекурсники могли безнаказанно бродить по коридорам Хогвартса, была ночью выпускного бала. Преподаватели вели сентиментальные беседы, исподтишка поглядывая на внезапно повзрослевших учеников, и всем не было никакого дела до патрулирования коридоров, тем более многие выпускники приглашали на бал своих однокашников с младших курсов. Белла бродила по замку. Она уже заглянула в Большой зал, где в полумраке, нарушаемом разноцветными вспышками, так и не разглядела ярко-рыжей головы своего Солнышка. В укромных уголках, столь любимых многими поколениями хогвартсцев, гриффиндорки тоже не наблюдалось, и Белла с трепещущим сердцем поднялась на Астрономическую башню. Там в лунном свете стояла пара: юноша и девушка. Уизли! Но с кем это он? Белла пристально рассматривала спутницу Артура. Нет, слава Мерлину, эта девица с темно-рыжими (нет, все-таки темнее, чем у Молли) волосами, уложенными в замысловатую прическу, и в парадной мантии слизеринского оттенка — цвета листьев серебристой ивы — никак не могла быть ее Солнышком. К тому же подруга никогда бы не позволила себе так бесстыдно виснуть на предателе крови, чуть ли не вгрызаясь в него поцелуями. Белла фыркнула и спустилась со смотровой площадки, так и не замеченная поглощенной друг другом парочкой. * * * — Я прождала тебя всю ночь! — Белла, мне надо успеть собрать вещи — через четыре часа поезд, а из-за тебя… — Из-за меня?! Это, оказывается, я тебе не давала уйти с бала раньше? Или, может, я заставляла тебя всю ночь танцевать? Кстати, твой замечательный Уизли прекрасно целовался с какой-то лахудрой на Астрономической башне. Молли побледнела, хлопнув крышкой сундука, который только что запаковывала. — И ты не разглядела, с кем он был? — Делать мне больше нечего, как рассматривать приятельниц твоих случайных кавалеров. Надо было видеть, как она на нем елозила. Я даже испугалась, что она из одежды выскочит. Хотя этой дурочке не повезло — она же не знает, что дети предателей крови бесплодны. — Как она выглядела? — настойчиво спросила Молли. — Темноволосая. В серебристо-зеленой мантии. Наверное, какая-то хаффлпаффка. Я ее раньше не видела. — Наверное, хаффлпаффка, — резкий выдох. — Я довольно-таки рано ушла с бала. — Но, Молли, я оббегала весь замок, нашу полянку, а тебя так и не нашла. Где ты была? — Гуляла по замку. — Без меня? Как же так, Солнышко? Почему? — Белла повысила голос. — Ты же знала, что я буду ждать тебя, знала, что я хотела провести хоть кусочек этой ночи с тобой, ведь у нас не оставалось другой возможности побыть вместе. И теперь уже не предвидится. — Прекрати истерику, Беллатрисса Блэк! — Ах, я теперь уже и Беллатрисса? Молли, что с тобой? Тебя опоили приворотным зельем или подвергли изменению памяти? — Извини, Колокольчик, я очень устала, а еще мы вчера многовато выпили, — поморщилась Молли. — Голова просто чугунная, я не в состоянии сейчас выслушивать сцены ревности. Давай не будем портить себе настроение в последний день. — Вот именно — в последний. Ты же знала, что меня закроют в поместье на все лето, и целых три месяца нам не удастся увидеться. Осенью опять начнется учеба, и лишь несколько часов в выходные. Этого мало, Солнышко, очень мало. Я умру без тебя. — Ну, если хочешь, можешь прийти в наше купе сегодня, — улыбнулась Молли, но тут же спохватилась: — Впрочем, о чем это я? Тебя же потом, если кто твоей маменьке доложит, вообще на цепь посадят. Что-то опять царапнуло в груди, и Белла несколько раз вдохнула и выдохнула, пытаясь избавиться от ощущения тяжелого комка, перекрывающего горло. — Думаю, если maman узнает о том, что мы провели ритуал, она сразу же и без споров примет тебя в нашу семью. Ты же знаешь, что для аристократов дети — это святое. — Разумеется, знаю, Белл, — Молли обняла подругу и уткнулась лбом ей в плечо, — но лучше бы пока держать все это в тайне. Я хочу, чтобы ты спокойно доучилась, а потом мы вместе выберем время, когда будет лучше родиться нашим малышам. Хорошо? — Хорошо, Солнышко, но пообещай, что ты будешь мне писать. — Тебе Непреложный Обет, или так поверишь? — Поверю. — Буду. И постараюсь каждый день. А сейчас позволь мне все-таки собрать вещи, Колокольчик. — До осени, Солнышко, — Белла сухими губами коснулась губ Молли и выскочила за дверь, боясь разрыдаться. Блэки же не плачут, правда? Блэки всегда смеются. — Дети предателей крови бесплодны, — тихо повторила Молли, чему-то улыбнулась, прищурившись, приподняла крышку сундука и осторожно завернула прочно укупоренный фиал в серебристо-зеленую мантию.