Глядя в бесконечные небеса

      Ода Сакуноске умер. Это событие произошло в обычный погожий летний денек и, на первый взгляд, не повлекло за собой никаких серьезных последствий. Ну серьезно, если подумать, какие последствия могла повлечь за собой смерть обычной мафиозной шестерки, которые и так мрут, как мухи? Наверное, эта смерть так бы ничем особым не закончилась, если бы не один маленький, но существенный факт....       Одасаку был лучшим другом Осаму Дазая.       Да что там, не просто другом, а, скорее, Чуя сказал бы, что личной зависимостью для шатена. Зависимостью, наркотиком, любимым человеком, кем угодно, но только не просто другом. Дело в том, что после смерти простого друга люди обычно не превращаются в несущего смерть и пустоту монстра.       Монстр...       Да, Дазай стал именно монстром. Пугающим в своей жестокости и равнодушии, заставляющим одним своим видом молиться только о том, чтобы эти страшные глаза посмотрели бы на кого-то другого и жестокая кара минула тебя. Монстром, от одного только взгляда которого становилось страшно за свою жизнь.       Он стал чудовищем, у которого нет ничего ценного и дорогого. Чудовищем, которое легко может убить любого и которое нельзя остановить, потому что ему... абсолютно все равно. И это, пожалуй, было страшнее всего.       Первые пару недель, которые Осаму беспробудно пил, Накахара, как верный пес, провел рядом. Он боялся, что глупая скумбрия умрет из-за очередного суицида, но его, на удивление, не было. Это заставляло рыжего напрягаться еще сильнее, потому что он не знал, чего ждать от такого напарника. Поэтому Чуя не отходил от него больше, чем на пару минут, и даже дремал рядом, откинувшись на неудобную спинку кровати.       В первые недели шатен напоминал собой тень. Если честно, Накахара даже не знал, замечает ли этот идиот, что рядом с ним бессменно ночует и дневует одна рыжая нянька. Он не знал, но судя по тому, что равнодушно и пусто смотрит сквозь него, нет. В какой-то степени он был даже рад, потому что у него не было никаких сил выслушивать очередные нелестные комментарии от суицидника.       Через пару недель, когда Осаму более-менее пришел в себя, Чуя ушел, чтобы не нарываться почем зря, но продолжал наблюдать за скумбрией со стороны. И изменения, которые происходят с шатеном, ему совершенно не нравились. Но Накахара не имел права вмешиваться, потому что по факту они с Дазаем абсолютно чужие друг другу люди. Так, обычные напарники, даже если он его любит.       Чуя не привык опасаться за свою жизнь. Нет, он постоянно балансировал на опасной грани, после которой должна была наступить та самая точка невозврата, после которой смерть. Он постоянно ходил по тонкой ниточке, равнодушно не обращая внимания на то, что готов в любой момент сорваться в пропасть безвременья и упасть, не оставив после себя ничего. Он никогда не боялся, потому что всегда знал, что эта тупая скумбрия, даже если будет находиться на краю смерти, все равно прибежит, приползет к нему и спасет.       Пожалуй, Осаму Дазай был действительно тем человеком, которому Накахара, несмотря ни на что, был предан и из раза в раз доверял свою жизнь. Он был тем, кто находился с Осаму рядом всегда, и даже если тот отрицал, все равно легко просчитывал абсолютно все его действия, что бы там этот мудак себе ни напридумывал. Двойной черный были партнерами, половинками одного целого. Куда пошел бы один, туда бы отправился второй, несмотря на всю их ненависть и недовольство друг другом.       По крайней мере, раньше было так.       Теперь же... Рыжик не знает, что ему делать, потому что такой напарник его ужасно пугает. И даже не тем, что это грозит ему смертью в случае чего (едва ли этот Осаму станет его вытаскивать из безумства Порчи), а потому, что Чуя, что бы ни кричал, всегда безумно сильно волновался за этого суицидника. Не даром же из раза в раз его выслеживал и предотвращал все попытки суицида, не давая отправиться на тот свет. Если бы действительно ненавидел, давно бы уже убил собственными руками.       А тут... все что угодно, начиная от болезненной привязанности и заканчивая не менее болезненной любовью, но точно не ненависть. Вернее, с его стороны присутствовала и она, но в таких малых количествах, что почти не ощущалась. Чуя чувствовал себя глупым запутавшимся ребенком, которого постоянно кто-то куда-то дергает, а он уже не знает, что хочет сам.       Осаму... На этом имени сердце Накахары болезненно сжималось и резко ускорялось, предательски екая, а щеки краснели. Рыжик любил его. Пусть он мало что видел в своей короткой жизни и мало что понимал в людских отношениях, но в одном он был уверен точно: он действительно любил Осаму Дазая - бесящую суицидальную скумбрию с раздутым самомнением и тупыми шутками. Кажется, любил именно той любовью, которая описывается в сказках.       Он любил серьезного Дазая, которого видел только во время заданий, и любил Дазая-придурка, который находился рядом с ним все остальное время. Он любил обе стороны своего напарника, но его до дрожи в коленях пугала нынешняя версия его любимого человека. Ах, простите. Уже не человека, а монстра. Одасаку, как оказалось, был той тоненькой ниточкой, которая спасала суицидника от окончательного сумасшествия и полного погружения во тьму.       Наверное, еще кое-как его бы мог остановить от этого погружения Анго, но... тот оказался не только предателем, он еще и был одной из причин, из-за которых Ода умер. А вот этого Сакагучи Дазай простить бы никогда не смог. А Осаму, который больше не видел света или хоть какого-то проблеска надежды, добровольно погрузился во тьму, превратившись в самого страшного, жестокого и равнодушного человека этого города (иногда Чуе казалось, что и всей страны, если не мира).       Если поначалу у Накахары еще была надежда, что его прежний напарник вернется и ничего не изменится, то со временем его надежды таяли, пока он окончательно не понял, что ничего уже не будет, как прежде.       Наверное, он должен был это осознать уже в тот момент, когда Осаму перестал над ним прикалываться и хоть как-то подпускать к себе ближе. То, что он после личной трагедии закроется ото всех, не вызывало сомнений, но, если честно, Чуя не был готов, что шатен закроется и от него. Это было чертовски обидно, хотя Накахара и старался не подавать виду. Все же, он ни разу не позволил усомниться в себе! Если Дазаю больно, то он мог бы поговорить с ним!       Накахара вздыхает и прикрывает глаза, равнодушно глядя в голубые-голубые, кажется, бесконечные пустые небеса. Все последнее время его буквально не оставляло ощущение, что с ним произойдет что-то такое, что не позволит ему жить прежней, пусть и не самой спокойной, но любимой и привычной жизнью. В груди сердце екало от волнения, а рыжик хмурил брови и еще пристальнее глядел на небо, будто стараясь отыскать на нем все интересующие его ответы.       Следующие несколько дней слились в одну сплошную линию, во время которой Накахара буквально изводился от волнения и никак не мог понять, почему ему становится так страшно и горько. Дазай, кажется, стал потихоньку приходить в себя. Чуя уже было обрадовался, что все будет нормально, но потом...       Огай Мори мертв. Огай Мори мертв, и его убил Дазай Осаму, взяв в качестве свидетелей Акутагаву и Хиротсу, после чего занял место Босса Портовой мафии. Это было обидно, но Накахара понимал, что если бы он был там, то точно бы не позволил убить того, кому он поклялся в верности.       Когда рыжик только-только узнал про это убийство, ему на секунду показалось, будто его кто-то ударил под дых, после чего его дыхание перехватило. Владелец Смутной печали буквально растерялся, не зная, как ему быть и что делать. Просто даже у себя в мыслях он не мог допустить, что именно шатен убьет Мори. Это было настолько шокирующе, что на следующие несколько недель Чуя буквально выпал из жизни, пьянствуя и хотя бы в мыслях стараясь оправдать напарника.       А когда пришел в себя и нашел в себе силы и желание не только поговорить с Осаму, но и попытаться его понять и простить, то внезапно понял, что Дазаю... плевать. Плевать настолько, что от этого становится больно где-то в сердце, хотя рыжик старался этого не показывать. Глядя в равнодушные и пустые глаза, внутри которых вспыхивали и гасли кроваво-красные всполохи ненависти и пустоты, бывшего напарника, удобно расположившегося в кресле Босса, Накахара внезапно понял это особенно остро.       Не просто понял, но и осознал, от чего его сердце снова сжалось от боли.       Впрочем, сейчас ожидать от него чего-то иного было бесполезно и, пожалуй, глупо с его стороны. Но рыжий все равно надеялся, что со временем шатен отпустит свое горе и хоть немного сможет ему довериться, потому что в одиночку с этим нельзя было справиться. А ради этого, пожалуй, Чуя готов потерпеть этот темный период столько, сколько понадобится.       Главное, чтобы эта скумбрия не затягивала с доверием, а то Накахара может и не справиться.