***
Чуя мурлыкает себе под нос и пританцовывает, готовя им ужин. У него прекрасное настроение, что не является такой уж редкостью, ведь обычно он всегда радостен и весел с тех самых пор, как ушел из мафии и освободился. Сейчас Накахара больше всего рад тому, что стал опекуном для Ацуши, а значит тот получил свой шанс на нормальную жизнь. И рыжик собирается сделать все, чтобы Накаджима рос почти как обычный ребенок. Конечно, у него явно возникнут с этим сложности, но он считает, что вместе с Дазаем это будет проще сделать. Осаму вроде бы полностью находится на его стороне, так что насчет этого не стоит беспокоиться. Ну, по крайней мере, если шатену не стрельнет что-то в голову. Чуя готовит, стараясь не обращать внимания, как тяжелый взгляд его бывшего напарника буквально сверлит его затылок. Он чувствует ярость, которая исходит от суицидника. Тому явно не нравится, насколько Накахара стал счастливее, когда ушел из мафии, но он ничего не пытается сделать и даже не собирается говорить. Лишь тяжело смотрит, будто мечтая вскрыть его черепушку и проникнуть туда. Рыжик подозревает, что тот это и хочет сделать, но не спрашивает для собственного успокоения. По крайней мере, он пока не готов с этим разбираться, так что в данный момент лучше вооружиться девизами: «меньше знаешь, крепче спишь» и «не спрашивай, если не готов получить ответы». Детектив пока к этому действительно не готов, потому что что-то ему подсказывает, что Дазай двинулся головой куда сильнее, чем позволяет увидеть, так что… Лучше получать ответы, когда будешь полностью готов морально к любой хуйне, которая встретится в этой черепушке. А Чуя даже не сомневается, что там будет еще та свалка навязчивых идей и желаний. Он мурлыкает себе под нос какую-то веселую и навязчивую мелодию из рекламы, кажется, шампуня, проверяя готовность краба для Осаму. Себе он собирался сделать рамэн с тофу, благо что шатен был настолько предусмотрительным (или знал, что его бывший напарник не любил пустые полки и отсутствие продуктов), что купил столько самых разных продуктов, что Накахара мог бы сделать себе рамэн даже с трюфелями или королевскими дынями юбари, если бы у него вдруг возникло такое желание. Или черный арбуз денсукэ. А еще он в любой момент мог заказать себе суши торо, чья цена настолько кусалась, что вообще было странно, что кто-то себе может позволить заказать подобное, и шатен заплатил бы за это не моргнув и глазом. Об этом скумбрия сказал рыжику сразу, как только они съехались. Детектив считал, что Дазай его слишком сильно балует, совершенно не ограничивая ни в каких расходах. И ему даже проверять не хотелось, есть какие-нибудь границы или нет, потому что в ином случае ему пришлось бы забрать себе дорогущий подарок, если вдруг ему его реально купили бы. А Осаму точно купил бы, тут и спорить нечего. Шатену, видимо, на деньги было плевать и его интересовало лишь благополучие Чуи, чему тот продолжал поражаться и удивляться. Серьезно, он никогда не был настолько внимателен, ласков и навязчив. Будто за эти четыре года, пока Накахара отсутствовал рядом, характер мафиози полностью изменился. Рыжик даже сказал бы кардинально изменился, если бы его спросили. Это было очень мило и хорошо, а также вызывало радость и удовольствие от внимания к своей персоне, но детектив не мог не задаваться вопросом, что случилось с его напарником, когда его не было рядом. Откуда такие изменения? Почему его так сильно перемкнуло именно на нем, на Чуе, которого он обычно разве что высмеивал? Откуда эта нежность? Эта любовь? Откуда все это? — Ты слишком много думаешь, чиби. — Накахара не успел отследить тот момент, как Дазай оказался рядом и прижался к нему со спины, обнимая его за талию. Рыжик тут смущенно ойкнул, покраснел и поежился, когда Осаму поцеловал его в самый чувствительный участок на шее. А потом оставил там засос, заставив детектива буквально взвизгнуть от чувствительности и почти огреть наглую морду ложкой. Шатен вовремя убрался, чтобы не получить по макушке со всей силы металлическим орудием возмездия, а потом довольно и обезоруживающе улыбнулся смущенному партнеру, как никогда сильно напоминая обожравшегося сметаной кота. Кажется, ему одинаково нравился и смущенно краснеющий рыжик, и сама ситуация. Особенно какую реакцию он смог вызвать у парня. — Я же просил не трогать меня, когда я готовлю, Осаму! — смущенно фыркнул Чуя, прикрывая участок шеи рукой. Чуя пытался максимально укоризненным взглядом устыдить мафиози за его поступок, но тот явно не испытывал ни грамма стыда. Слишком довольным собой и счастливым был. Того и гляди начнет облизываться от восторга. Накахара на это лишь закатил глаза: как будто он мог чего-то иного ожидать. — Осаму! — Что? — невинно округлил глаза Дазай, будто не он только что снова попытался обнять рыжика, притиснуть к себе и снова атаковать чувствительный участок шеи, чтобы в очередной раз услышать этот нежный голосок и почувствовать дрожь тельца в своих руках. — Я же просил! — возмутился детектив, хотя и понимал, что сейчас разговаривает с пустотой. Сейчас Осаму полностью в своих фантазиях и желаниях что-то сделать с ним, чтобы дозваться до его голоса разума. Именно поэтому парень предпринял крайний метод, хотя и понимал, что потом на нем оторвутся за все. — Ну, хотя бы до конца ужина, Осаму! Судя по тому, как загорелись глаза шатена, Чуя сделал верный ход. Он тут же смущенно зарумянился, когда его облизали одним взглядом, но продолжил стоять на своем, ведь если он это не сделает сейчас, то ужина у них не будет. Ну, или будет, но за полночь. — Договорились, чиби! — его в последний раз стиснули в объятиях, вызывая очередную жаркую волну румянца от голодного взгляда, после чего все-таки отпустили. Накахара незаметно вздохнул с облегчением, когда Дазай вернулся на табурет и сел там, продолжая его рассматривать. Рыжик не мог не удивляться своей реакции на подобные намеки и взгляды Осаму. Он не понимал, почему продолжает так смущаться, будто является девственником, а не достаточно опытным человеком. Особенно странно это было, учитывая, что с шатеном он уже спал, пусть они не дошли до самого интересного. Однако, детектив редко мог что-то сделать с собой, потому что продолжал отчаянно краснеть, когда он был с шатеном наедине, особенно когда мафиози смотрел на него так, будто хочет сожрать прямо тут. Чуя довольно быстро смирился с тем, что это, видимо, связано с тем, что он был влюблен в эту скумбрию. Так что приходилось терпеть то, что он краснеет в присутствии партнера, даже если ему не хочется это делать. Видимо, его организм и сердце имели на это какие-то свои, другие, планы. С другой стороны, наверное, только камень не растаял, если бы его каждую секунду обжигали столь пламенным и жаждущим взглядом. По крайней мере, Накахара на это спокойно реагировать никак не мог, вот и краснел, будто свекла. Ну, не сказать, что где-то глубоко (очень-очень) внутри рыжик не получал от этих домогательств и приставаний много удовольствия, но он пока не готов был в этом признаться даже себе. Именно поэтому и реагировал так, как привык это делать — пытался ударить или пнуть, если его Дазай заставал врасплох очередным приливом нежности и любви. Нет, что вы, Чуя совсем не был против нежности и любви — на самом деле он очень сильно любил эту сторону Осаму, но только тогда, когда он был к этому готов. А учитывая, что обычно шатен предпочитал делать это в самые неудобные моменты типа готовки и неожиданно, тем самым шокируя Накахару, можно было понять, что мафиози только чудом не получал по голове или чересчур загребущим рукам. Рыжику даже было немного стыдно, что он постоянно пытается поколотить своего партнера, но рефлексы были сильнее и быстрее голоса разума. — Почему иногда мне кажется, что ты наслаждаешься всем происходящим? — укоризненно спросил детектив через плечо, накладывая еду по тарелкам. Голубые глаза встретились с красновато-карими, где был только чистый восторг и влюбленность, а не обычная пустота и равнодушие. Чуя в очередной раз вспыхнул, проклиная Дазая про себя. Это очень мило, конечно, но разве может человек столько краснеть?! Как выяснилось при общении с Осаму, вполне можно. — Только иногда? — промурлыкал тот, довольно улыбаясь. Накахара в очередной раз выматерился про себя, понимая, что в своих предположениях он не ошибся совершенно. Против воли в голову закралась мысль, а не мазохист ли тот, хотя, если вспомнить, с каким именно удовольствием шатен пытал пленников, эта мысль довольно быстро растворяется. Но поведение мафиози все-таки чересчур показательно. — Если бы я сказал слово «всегда», мне бы пришлось задуматься, с кем именно я связался. — бросает на него укоризненный взгляд рыжик, раскладывая посуду по столу. Он с вопросом смотрит на Дазая, и тот кивает в сторону бутылки дорогого виски. Детектив наливает его в бокал, бросая туда пару кубиков льда, которые очень вовремя нашлись в морозилке. Себе он предпочитает налить простого черного чая, хотя взгляд то и дело соскальзывает на вино. Ему не хочется пить, но ему интересно, зачем Осаму его держит тут, если его не любит и предпочитает виски. — Как будто ты и так над этим не задумываешься. — фыркнул шатен, отхлебывая немного виски. Он разломал палочки и подцепил немного крабового мяса, положил его себе в рот и почти замычал от удовольствия, зажмурившись. Чуя проследил за этим, поражаясь, насколько сейчас Босс мафии напоминает ребенка, получившего любимое лакомство. Осталось только ножками поболтать в воздухе. Про себя он даже захихикал от этой мысли. — Кстати, чиби, если хочешь, можешь взять вино. — Нет. — улыбается Накахара, оценив этот жест. — Я сейчас за здоровый образ жизни и все такое, но мне приятно. Спасибо. Дазай медленно кивает, смотря на него, будто на величайшую загадку человечества. Рыжику под этим взглядом не особенно уютно, но он даже виду не подает, предпочитая неспеша есть. Правда, огромных трудов ему стоит не подавиться, потому что под этим взглядом и кусок в горло не лезет, но он старательно игнорирует все происходящее и медитирует, чтобы успокоиться. Осаму может смотреть на него сколько угодно, но он не позволит испортить себе аппетит. Ему не улыбается проснуться посреди ночи с бурчащим от голода животом, так что лучше поесть сейчас. — Может быть, ты перестанешь смотреть на меня? — все-таки не выдерживает детектив через десять минут пристального взгляда со стороны шатена. Серьезно, тот от него даже на пару секунд глаза не отвел. — Но мне же нравится смотреть на тебя, чиби! — абсолютно серьезно говорит мафиози, заставляя Чую в очередной раз вспыхнуть от смущения. — К тому же, я думаю, что теперь делать с вином. — Ч… Что?! — Накахаре показалось, что он ослышался. Он оторвался от еды и недоуменно посмотрел на Дазая. Осаму лишь пожал плечами, сообщая, будто в этом нет ничего: — Я сохранил это вино для тебя. И покупал новые образцы тоже. — он улыбнулся и отсалютовал виски опешившему рыжику. — Так что… Если ты его не пьешь, можешь вылить или выкинуть. — Н-но… Но ты знаешь, сколько оно стоит? — спросил детектив, вообще не понимая, что нашло на шатена. — Как я могу его выкинуть?! — Оно принадлежит тебе, чиби. — остро смотрит на него Дазай. — Как и все, что находится в этой квартире. Все это твое. — Н-но… но… — Чуя вообще не знал, что на это сказать. Ему так просто вручают все это, будто в этом ничего такого и нет. О чем Осаму вообще думает?! Но вместо того, чтобы спросить про это, Накахара задает совсем другой вопрос: — И ты? — голос тихий и хриплый. — Что? — шатен переводит на него взгляд. Его голос звучит вопросительно, но рыжик прекрасно знает, что тот понимает, что именно он имеет в виду. Тем не менее детектив находит в себе силы сказать: — Ты сказал, что мне принадлежит все, что находится в этой квартире. — он облизывает пересохшие губы, смотря на то, каким жадным взглядом за этим действием следит Дазай. — Значит ты… ты тоже принадлежишь мне? Осаму молчит и смотрит ему в глаза. Красно-карие очи горят дьявольским огнем, когда шатен наконец задает короткий вопрос: — А ты этого сам хочешь? Чуя замирает, шокировано хлопая ресницами. Почему именно этот вопрос? Неужели Дазай думал, что он может не хотеть этого?! Как он может не хотеть?! Но, судя по пристальному взгляду, да. Осаму сомневался. Накахара широко улыбается, смотря ему прямо в глаза, когда говорит: — Да, я этого хочу. Он думает, что давно уже запутался в паучьих сетях этого Дьявола, но даже если это сделка на его душу… Рыжик не будет жалеть об этом. — Тогда я тоже принадлежу тебе. — говорит шатен. В его глазах столько всего… торжество, нежность, любовь, радость, безумие… Столько всего… Чуе кажется, что он тонет в этом, не имея ни сил, ни желания выбраться на поверхность. Он тает в жадном поцелуе, покорно открывая рот, когда его губы почти терзают. — Я — твой, а ты — мой. — Да. я… ах! — Накахара стонет, когда его прикусывают за шею. — Я — твой… ах!.., а ты — мой. И это их клятва.***
Чуя жмурится и прижимает губы к головке члена Дазая совсем в легком поцелуе, скорее дразня, чем лаская. Он снова трепетно поцеловал ее и прихватил еле заметно губами, двигая головой, гораздо медленнее, чем ему и Осаму хотелось бы, но им некуда спешить. У них еще весь вечер впереди, а там и ночь, если шатен не будет удовлетворен. Накахара, скорее всего, на учебе и работе будет хуже зомби, но это того стоит. Рыжик тихо стонет, когда ему в волосы вплетаются чужие пальцы. Он знает, что будет дальше, но совсем не против. Детектив вылизывает член и посасывает его головку, будто сосет самый вкусный в мире леденец. Приоткрывает глаза, смотря сквозь ресницы — голубая молния — прямо в глаза своему личному наваждению. Понимает, что ходит по охуительно тонкому льду, но с этой скумбрией суицидальной всегда так. Других вариантов просто нет и не будет никогда: либо проваливай и не появляйся вообще никогда, либо будь рядом и принимай всё, что Дазаю в голову взбредёт. А голова у Осаму бедовая, такая бедовая, что куда там психологу — психиатр бы не справился, но Чуя здесь как раз-таки за тем, чтобы тормозить напарника на особенно крутых поворотах. Глаза у шатена тёмные из-за до предела расширившихся зрачков, горящие дьявольски-красным, дурные, совсем пьяные от желания. Они прожигают насквозь. Кого-то другого это бы напугало до трясучки, потому что инстинкт самосохранения вопит сиреной, прося убраться от смертельной опасности куда подальше, но Накахара держится, лишь смотрит также пристально в ответ. Не ему бояться Дазая, каким бы двинутым тот ни был, потому что рыжик иногда и сам не лучше. По крайней мере, они тут на равных. Шальной и пьяный взгляд горящих красным глаз скользит по предательски вспыхнувшим щекам, смотрит на алые губы, которые обернуты вокруг члена, спускается вниз по шее, цепляясь за полурасстегнутую рубашку с найденной портупеей на ней, и доходит до кромки брюк с расстегнутой пуговицей, после чего вновь медленно взбирается вверх, проходя тот же самый путь. Осаму тянет губы в темной широкой улыбке, от которой у любого случайного человека, увидевшего ее, случился бы инфаркт. Весь он сейчас — словно Бог Греха и Порока, как бы это странно это ни звучало от того, кто является сосудом Бога, пусть и другого. Улыбка и взгляд шатена красноречивей любых слов. Как у него так без слов получается сказать «Я-так-хочу-тебя-детка»? Чуя не знает, но на него Дазай действует не хуже иных наркотиков. Накахара успевает поймать каждое движение чужого расширенного зрачка, когда тот наблюдал за ним. Рыжик двигает головой, вырывая из Осаму гортанный стон. Он знает, как сейчас невинно выглядит, даже с припухшими алыми губами, обернутыми вокруг члена шатена. И знает, как это действует на мафиози. Судорожное сглатывание и сузившиеся, а потом снова расширившиеся зрачки — показывают это ему лучше любых слов. Детектив закрывает глаза со стоном, смакуя вкус Дазая, когда наконец позволяет себе ослабить горло, чтобы глотнуть член партнера. Он почти давится, когда его волосы стискивают в крепкой хватке и толкаются ему в рот, удерживая голову на месте. Когда тебе буквально насилуют рот, дышать очень тяжело, но Чуя справляется. Благо, что Осаму достаточно осторожен и внимателен, чтобы не пересечь черту, за которой Накахара просто потеряет сознание от нехватки кислорода. У них уже был один такой опыт, так что второго не нужно. Кто же знал, что шатен любит настолько быстро и грубо, а рыжик, который знал лишь теорию, не был к этому готов. Вот и потерял сознание, так что мафиози потом пришлось его откачивать и делать искусственное дыхание. Детектив на него потом, конечно, сильно обижался и не подпускал к себе, но вскоре сменил гнев на милость. За всю жизнь Чуе, наверное, не дарили столько подарков, как за те несколько часов их ссоры. Зато после Дазай в первую очередь теперь заботился об удобстве и безопасности партнера, а не о собственном удовлетворении. Кто бы что ни говорил, а безопасность Накахары ему была важнее всего. Осаму толкается особенно глубоко и кончает, и рыжику приходится проглотить все до капли. Он показательно кривится, высовывая язык и демонстрируя его шатену: — Ты, что ли, больше фруктов ешь, а то горько. — капризничает детектив хриплым голосом и тут же ахает, когда его вздергивают на руки и глубоко целуя, не давая ни малейшей возможности на сопротивление. — Для тебя, милый, все, что угодно. — обещает суицидник, широко улыбаясь в полном удовлетворении. Он трется щекой о щеку Чуи, сгребая его тельце в крепкие объятия. Накахара бурчит и хмурится, но не сопротивляется. Он тоже полностью удовлетворен, даже если не получил свою разрядку. Знает же, что это долго не продлится и Дазай сделает все, чтобы он кончил. Так и происходит. Осаму отсасывает ему, одновременно трахая пальцами. Под конец рыжик не может даже стоять и, если бы не то, что шатен предусмотрительно положил его на кровать, Чуя бы просто упал на пол. — Черт… — Накахара выгибается и кончает, сладко жмурясь. — Никогда не устану смотреть на твое лицо в такие моменты. — делится с ним мафиози, довольно жмурясь, как сытый кот. Рыжик смотрит на него и смущенно фыркает, пряча покрасневшие щеки. Чуя ойкает, когда Дазай обнимает его со спины, прижимая к себе. Он расслабляется в этих объятиях и переворачивается, укладывая голову Осаму на плечо, закидывая ногу на бедро и начиная водить пальцем ему по груди. — Ты чертов извращенец. — выдохнул Накахара, выворачивая шею и заглядывая в красновато-карие глаза. — Но тебе это нравится. — не спорит шатен, а лишь довольно улыбается и целует тыльную сторону руки рыжика. Тот фыркает, но кивает, зевая. Мафиози тут же взволнованно спрашивает. — Устал? Детектив вздыхает и кивает, пытаясь понять, сколько сейчас времени и сколько у него времени до пробуждения. Успеет ли он выспаться? — Сейчас два часа ночи. — тихо говорит Дазай Чуе, поглаживая. — Хочешь, я отнесу тебя в ванную и помою? А ты отдохнешь? Накахара зевает и кивает, даже не напрягаясь, когда Осаму ловко подхватывает его на руки и аккуратно несет в ванну. Рыжик продолжает зевать, пока его моют и чистят, абсолютно расслабленно повиснув на руках у шатена. Он все еще зевает по пути к кровати, когда Дазай одевает его в пижамные штаны и заворачивает в плед, который положил специально ради этого рядом. Последнее, что он помнит перед тем, как заснуть, Осаму мурлыкал ему колыбельную, покачивая на руках, пока нес спать. Чуя позволяет себе уснуть, устроившись в родных объятиях поудобнее.