«Не дери спину, пожалуйста»
Да как не драть-то, когда сам не веришь в то, что тебя любят — всего такого несуразного, глупого, откровенно некрасивого и ни к чему не приспособленного? У Тесака, кроме проблем с кожей из-за неправильно работающих гормонов, ещё и зрение хероватое, а носить очки он отказывается. Бинх почти насильно его к линзам приучил, чтобы тот не убился по дороге на учёбу или когда улицу переходит. А ещё у парня какая-то хрень типа гастрита, но не он. Из-за этого приходится выготавливать всякую здоровую пищу и контролировать, что мальчишка тащит в рот. В принципе, Саша не против перехода на здоровое питание, даром что сам в армии едва не посадил желудок. Но ведь Стёпа вместо того, чтобы спокойно есть (а он вообще человек-пылесос, съест всё что дадут и всё ему будет вкусно) через раз застывает, как в первый, и порой выть начинает, дескать зачем, ради чего, он не стоит таких усилий и всё такое. По жизни Стёпа на хикки не похож от слова совсем, в универе отличник, лучший студент, пусть и задрот, друзей у него не счесть, что реальных, что виртуальных. С последними парень познакомился на какой-то огромной игровой тусовке и свободными от заданий вечерами умудряется играть в настолки. И только когда крышка ноута закрывается, сбрасывает юноша с себя эту «шкуру» рубахи-парня, потому как внутри он как сердце пульсирующее, открытый, беззащитный, трепещущий.«Иди ко мне, обниму»
Бинх принимает его со всеми его внутренними проблемами. Бинх сам не верит в собственное счастье. Потому как Тесак кто? Молодой парень, вся жизнь впереди, и внешность, и самооценка поправимы, время-то есть. А он кто? Простой криминалист за сорок, ни перспектив карьерных, ни каких-то внезапных возможностей, работой по рукам и ногам связан, кризис среднего возраста пережил — и рад. Как сошлись — история отдельная, но сам Александр в её реальность верить отказывается, потому как ну что Стёпа мог в нём найти? Опыт? Нетрадиционное развлечение? Финансовую подушку? Красоту, прости господи, мужскую? От последнего аж самому смешно становится. Конечно, когда ты совершенно нормальный, пусть и неженатый, взрослый мужчина, у тебя побольше опыта в отношениях, чем у двадцатилетнего юнца. Но так это дело наживное, за этим не заржавеет. Конечно, умудриться найти мужика, который не против на постоянке спать с другим мужиком, в столице куда проще, чем в деревне, но ведь есть же много ребят помоложе, поинициативней, поинтересней, чем, стыдно признаться, нетрадиционный «мент» в возрасте и при погонах. Конечно, зарабатывает Александр далеко не как звёзды отечественного спорта, но достаточно, чтобы снимать однокомнатную относительно недалеко от метро и иметь суровый, семь лет как несменный мерс, взятый уже бэушным. Пашет он для этого, конечно, как проклятый, но всё же. На то, чтобы содержать себя одного, денег хватает, но и даже на двоих траты на деле не сильно больше. Тем более, что Стёпке быть нахлебником претит. Во-первых, стипендию какую-никакую получает (хотя её хватает разве что на проезд). А, во-вторых, он яро любит животных, и днём после занятий исправно пять раз в неделю выгуливает соседских собак за свою копеечку. Саша как-то краем глаза заметил, как парень гуглил курсы кинологические, и пообещал сам себе уточнить на работе, что где есть такого толкового, чтобы пацана пристроить на практику или стажировку. Конечно, в отличии от Тесака, Бинх себя вот таким уж уродом не считал. Нестандартно, конечно, но не смертельно. Лично его всё устраивало, в том числе и тот факт, что Стёпка его на добрых двадцать сантиметров выше был. Тогда почему, почему же малец его выбрал? Несмотря на всё то, что накручивал, симпатичным же был, ладным, и девки-то (а то и парни иногда) на него смотрели недвусмысленно, и на день, и на подольше себя предлагая.«Выбирай, что смотреть будем»
А Стёпа любит отчаянно, до дрожи в коленях, до искренних, отчаянных всхлипов в подушку, когда Сашу в командировки отправляют. Загоны, конечно, загонами, но он старается делать всё возможное, чтобы его обитание в бинховой квартире не было напрасным. Убирается, например, всегда Тесак, потому как Саши полдня дома нет, он с раннего завтрака уходит и возвращается к позднему ужину. Готовить вот не дают, так он закупается, чтобы всё всегда под рукой было. Одежду стирает — хотя и не сразу отучился руками, как дома, в деревне. Ведёт финансы, хотя Саша сразу сказал пароль от карты, дескать, трать сколько хочешь, но Стёпа так не может, записывает все траты, свои в первую очередь, и доходы в тетрадочку, к концу месяца подсчитывает, что-то там кумекает, куда больше, куда меньше, сколько отложить, а сколько можно потратить и на что. Борется с комуналкой и платой за аренду, потому как рабочий день у Бинха зачастую просто не позволяет приехать в удобное для хозяйки время, и потому Тесак сам встречается, сам платит, сам обсуждает какие-то мелкие шероховатости.***
Он надеется, что всё, что он делает, позволяет Саше считать, что не напрасно выбрал Стёпку, ответил на его несмелые, глупые поползновения тогда, на вечеринке «для своих» по окончанию полицейского колледжа, которую устроил Коля Гоголь. Пару ребят с курса, Тесак в том числе, пару ребят постарше — выпускники-кураторы, с которыми во время учёбы поочерёдно прошли огонь, воду и Алексея Сергеевича Бельского, в глубоких седых годах препода-зверя по конституционному праву, и… Вот это «и» было на той тусовке самое неожиданное, поскольку в их молодёжный кружок как-то удивительно легко влились люди много старше. На самом деле всё началось ещё в колледже, когда Стёпа сам лично Гоголя из ванной вытаскивал и руки тому бинтовал, потому что влюбился сокурсник ни в кого иного, а своего руководителя практики, подполковника юстиции, господина Гуро Якова Петровича. Тесак обе новости — и об ориентации Коляна, и о влюблённости — принял ровно, как будто так и надо, да помогал иногда советом или бутылкой чего покрепче, когда уже совсем невмоготу было. И вот когда на квартиру к Коле тот самый Яков Гуро заявился, захватив с собой товарища, сперва было странно. Потом было забавно, потому как общих тем оказалось невероятно много (особенно личность Бельского, который, как оказалось, преподавал у всех здесь присутствующих). Потом — слишком жарко, потому как в итоге все разделились на небольшие группки: Гоголь с Гуро что-то обсуждали, кажется, по работе, слишком, слишком близко сидя друг к другу на диване, остальные ребята устроили мини-соревнование по FIFA на колиной приставке, а Стёпа хотел было уединиться на кухне, спрятавшись от шума, но оказался в ней не один. — А-александр… Х-христофорович? — с трудом вспоминает парень, как им представил Гуро своего коллегу, этого немногословного, невысокого мужчину. Ему почему-то очень неловко ошибиться, хотя уверен, что его имени криминалист вообще не запомнил. В ответ ему кивают, и Стёпкин цепкий взгляд выхватывает, что бутылка коньяка, стоящая тут в качестве заначки, уже вскрыта. Сам он не курит и не пьёт, но к поведению людей подшофе привык, даром что с Колей полгода вместе жил, пока общагу не дали, поэтому улыбается как-то услужливо и предлагает: — Лимончику? — Валяй. Пока Степан по-хозяйски роется в ящиках и ищет чистый нож, Бинх откидывается на табуретке и, опираясь плечами на подоконник, спрашивает: — А ты чего тут, не там? — Шумно, — морщится парень, раздумывая, сколько ломтиков нарезать: три или четыре? И резать ли их пополам или так дать. В итоге решает нарезать пять, два из которых на половинки разделяет, и подаёт в тарелочке. — Присоединишься? — тянется мужчина к ещё одному стакану, но Стёпа судорожно отнекивается. Причину у него не спрашивают, наливают и выпивают залпом сразу половину гранёного, заедая теми самыми целыми дольками. — А ты, значится?.. — Стёпа. Степан Тесак. — А, — выдаёт короткое Бинх, на миг задумываясь, — Это ты там у вас местным отличником был, которого Бельский пятёркой одарил? Тесак краснеет, потому как его феноменальная удачливость на зачётах и вечно хорошие отметки успели стать исключительно внутриколледжевой шуткой, а та история про разнесчастный экзамен по конституционному праву стала притчей во языцех в хорошем смысле слова. Он кивает, присаживается, снова отказывается от коньяка, тянется к лимону и съедает кусочек. — А вы откуда знаете? — Таких героев страна должна знать в лицо, — хмыкает собеседник, вгоняя Стёпу в ещё большую краску, — Яков говорил, типа как перестал я быть единственным уникальным студентом, второй такой с пятёркой нашёлся. А ему, видимо, его пацанёнок рассказал. Степан понимает, что Бинх немного пьян, поэтому в выражениях не стесняется, но ему жутко любопытно, почему Колю именно так обозвали. В органах же вроде как не… приветствуют, так сказать, подобные увлечения? В колледже так точно, но там и не знал никто. — Коля мог, он тот ещё трындёжник, — игнорируя странное наименование, осторожно щупает почву для общего разговора парень. И верно, сперва речь идёт о том, как каждый из них умудрился получить у старика-деспота отличную отметку, затем — вообще о колледже, а потом — о чём-то таком общем, отвлечённом. — Ты тоже из этих? — как-то между прочим спрашивает Александр Христофорович после очередной порции алкоголя, на недоумённый взгляд продолжая: Ну… из голубых? Стёпа давится воздухом, не ожидая такой подставы, но быстро берёт себя в руки и пытается отрицать. Он за собой на самом деле ничего подобного не замечал… — А жаль, — роняет Бинх, и под аккомпанемент вытягивающейся физиономии Тесака негромко, заразительно смеётся. Парень не может понять, что именно тут не так — сам факт вопроса? Такая… двусмысленная шутка? И шутка ли? — Я би, — скромно, негромко произносит Стёпа и тут же поясняет, — И по мальчикам, и по девочкам. Только с мальчиками не было никогда. — Ну так попробуй, — с откровенным стёбом предлагает Александр Христофорович, и Тесак уже не совсем уверен, что сам трезв, потому как от мужчины веет не просто алкоголем, но чем-то ещё скрытым, сильным, мощным. В голове не укладывается, во-первых, совершенно идиотская мысль о том, что прокуратура-то, оказывается, не только в лице колиного начальника всеми цветами радуги расцветает, а, во-вторых, почему бы и да? Бинх казался Степану ладным, был остроумным (даже под градусом!), отчаянным и жутко смелым, раз такие шутки шутил. В оглушающей тишине кухни (потому как раньше Стёпа дверь закрыл, чтобы шум разговаривать не мешал) хотелось сказать какое-нибудь «будет сделано» или «есть, товарищ майор», но слова в горле застревали. Поэтому Тесак поднялся молча, не смея посмотреть в глаза мужчине, хотя чувствовал, как его буквально пожирают пьяные изумруды. Сделал два шага вперёд — и оказался прямо между коленями у криминалиста, и смотрел на него сверху вниз, и робел, не зная, что дальше делать. Да, благо, всё за него решили — схватили за воротник, нагнули, притянули к себе и поцеловали в губы, сухо, коротко, властно, но как-то играючи. Успел Стёпа почувствовать древесный вкус коньяка, кислинку и что-то ещё неуловимо-приятное — но отшатнулся, не то в ужасе, не то в шоке. — Дыши, пацан, — приказал Бинх, поднимаясь, наступая, заставляя юношу вжиматься ладонями и спиной в столешницу. Между ними какие-то сантиметров двадцать расстояния, и оно стараниями товарища эксперта неумолимо сокращалось. — Дышу, — зачем-то откликнулся Стёпа и уже сам наклонился, целуя теперь немного глубже, немного дольше. Бинх для удобства несколько приподнялся на носках, схватил парня за шею, потянул за тогда ещё длинные волосы. Оторвавшись, Стёпа позорно сбежал, оставляя мужчину на кухне одного. А через три дня Александр Христофорович сам ему позвонил.«Давай «Железного человека»?»
Бинх действовал крайне осторожно, но настойчиво. Стёпа боялся раскрыться, потому как никогда в принципе никому своих внутренних переживаний не доверял, но тут как-то случилось само собой. Было как-то совершенно естественно с блеском в глазах рассказывать именно ему о золотой медали, ночами строчить СМС-ки о том, как задолбался готовиться к экзаменам, первому звонить и называть итоговые цифры. И почему-то именно его номер, а не Кольки, как раньше, Тесак набрал ночью, кажется, часа в два, во время празднования дня первокурсника. От всей толчеи, духоты, алкоголя (а в него почти насильно влили стопку водки и от этого было крайне гадливо) хотелось куда-то скрыться. Бинх подходил на роль спасателя (или спасителя?) как никто другой. — А-алкснХ-христ-тфорч, — заплетающимся языком общался Стёпа с трубкой, — З-бите мня отс-с-сюда! — Ты где? — спросил удивительно бодрый для ночи голос. — В пиз… — чуть не ляпнул в рифму юноша, но спохватился и кое-как, через силу умудрился назвать правильный адрес. Через четверть часа криминалист уже приехал, даже угадал, на какой этаж подняться надо, и поймал почти мёртвой тушкой выпавшего из двери Стёпу. Спустить тело с лестницы, за шкирку протащить от подъезда до машины, умудриться открыть дверь и усадить туда слишком длинного парня — сумел же как-то! Из них двоих никто и внимания не обратил, что на балкон вышла покурить одна из одногруппниц Стёпы, Машка, которую тот элегантно, даже вежливо отшил часом ранее. Её мелочное желание отомстить породило слух, что де у Стёпки-то Тесака хахаль великовозрастной. «Подслушано» факультета мгновенно взорвалось кучей комментариев разной степени агрессивности. Увидел это Степан с утра, когда проспался. И понял, что спит не дома. И даже не у Коли. И вообще телефон он в руки взял именно чтобы запустить Гугл.Карты и понять, где он ночевал, но количество уведомлений зашкаливало. Принявшись их всех читать, Тесак сперва побледнел, потом покраснел, потом начал думать о том, как бы ему безболезненно помереть. Потому как лично ему в самом деле было плевать, что о нём пишут, волновало то, что кто-то (возможно, всё та же Машка) сфоткал его, Стёпу, в бинховой машине. Конечно, вид сверху ночью под тусклым дворовым фонарём не давал рассмотреть никаких подробностей (и, слава богу, делал совершенно нечитаемым номер!), но было крайне неприятно. Боялся больше за то, что проблемы будут именно у Александра Христофоровича. Кстати о нём. Вот только в момент, когда парень задумался, где же его благодетель, на задворках сознания вспыхнула одна невероятная мысль: а его, что, домой привезли? В смысле не домой-к-Стёпе-которая-общага, а домой-к-себе. Закрытая дверь блокировала все звуки, и парень не мог понять, остался ли он один или всё-таки оставлять его в одиночестве пока не планировали. Щелчок — и Тесака ослепляют одновременно каскад звуков, запахов и света. Восхитительно пахнет едой. Пока зрение привыкает с новому освещению, Стёпа тяжёлым взглядом осматривается: перед ним коридор. Очевидно, кухня где-то сбоку. Парень медленно идёт, стараясь не впечататься в стенки или пол. Две одинаковые двери справа — очевидно, ванная и туалет. А вот и кухня. Оттуда явственно тянет жареным, хотя дверь едва приоткрыта, и слышится чьё-то бормотание. Не найдя никакого способа лучше, Стёпа сперва постучал костяшками по косяку двери, затем открыл её, громко стукнув ручкой о стену (вот балда!) и вошёл. За столом в домашней одежде сидел Александр Христофорович и что-то очень сосредоточенно читал с ноута. Никак иначе, кроме как глупым «Здравствуйте», привлечь его внимание Тесак не решился. А когда на него подняли взгляд, застыл где стоял. — А, студент проснулся. Ну, садись, завтракать будешь. На тумбе стояла тарелка с горой оладушек. Он, конечно, попытался отнекаться, типа неудобно, простите-извините, всё такое, но столовые приборы уже звякнули на столе, туда же переместились блинчики и целая бутылка минералки. За всё это Стёпа был готов умереть хоть прямо сейчас. Но сперва поел. А потом выдал всё как на духу о том, что их видели, что о них говорят, как оно обо всём произошедшем сожалеет, как ему неловко, стыдно и вообще он дурак, не хотел его подставлять, и вообще он, честно говоря, без одобрения или реакции Бинха жить не может, только и думает с оглядкой на него, что де «а как Александр Христофорович бы сказал, а как бы поступил, а что бы сделал», и что вообще он не пьющий ни капли, а его заставили, он бы никогда в жизни так не обнаглел, чтобы ночью звонить и вообще дайте мне в морду, я больше так не буду. — Степан, если ты всегда такой в похмелье, то я, пожалуй, и вправду отложу мысль напоить тебя до чёртиков, потому как язык у тебя явно без костей и за мозгом не успевает. Успокойся, умойся и иди в комнату, там будем со всеми проблемами по-порядку разбираться. Тесак икнул. Скорее от страха, потому как с ним ещё никто так не разговаривал. Но послушался — а как тут не послушаться, когда дали три чётких указания. Правда, справиться получилось лишь с двумя последними, спокойно сидеть на кровати — единственной в квартире, тут даже дивана не было — не получалось. Потому как если Стёпа спал на кровати, то где спал сам Бинх? Ну не как лошадь же стоя, верно? Нет, ну в комнате ещё два кресла стояли, но ведь даже если их совместить, даже Александр Христофорович со своими компактными размерами туда комфортно не устроится, да и таскать их, наверно, дело шумное, Стёпа бы услышал. Поэтому юношу прошибает холодным потом и он почему-то грешным делом пытается себя осмотреть на предмет всяких там непотребных следов. За этим делом его и обнаруживает вымывший посуду мужчина. — Чего вертишься, как уж на сковородке, потерял что? — спросил он, уперевшись плечом в косяк двери, со снисходительной улыбкой наблюдая за парнем. — Девственность?.. — с долей сомнений выдаёт Стёпа, а затем, понимая, что ляпнул, краснеет весь и ладонями лицо закрывает. Криминалист взрывается смехом, а Тесак думает, что лучше бы он с утра всё-таки помер. — Даже если ты её потерял, то уж явно не моими стараниями, — Бинх всё-таки зашёл в комнату и уселся поперёк одного из кресел, закинув ноги на подлокотник, — В таком случае могу лишь поздравить, позавидовать и даже немного погрустить. — ??? — у Стёпы даже слов адекватных не нашлось, чтобы уточнить, почему именно такой набор эмоций, а отчаянно веселящийся его собеседник явно не собирался останавливать поток пошлых шуток. — Ну, потеря девственности — всё-таки событие, достижение, что ли! Завидовать чёрной завистью буду тому или той, кто этим первым оказался, по той же причине вот пойду вечером и напьюсь с горя. Присоединишься или ты с сегодня ни-ни? — АлексанХристофорыч, прекратитепожалуйста, мнеибезтогонеловко, — пробубнил слитно Тесак через руки и вздрогнул, когда на плечо опустилась тёплая мягкая рука. — Расслабься, студент, я тебя не трогал. Не могу, конечно, сказать о тебе того же, но мы с тобой ночью ничего не делали, кроме как спали. Уж прости, кровать у меня одна, не на пол же тебя укладывать? Я там точно бы не решился спать, с балкона сквозит. — ЧТО Я ТАМ С ВАМИ ДЕЛАЛ?! — взвился раненой птицей парень, пытаясь вспомнить, что же такого он мог сотворить. — Ничего такого, против чего бы я возражал, — как-то слишком по-философски уклончиво ответил Александр Христофорович, затем сел по-нормальному, локтями в колени упёрся и заговорил уже куда серьёзнее, — Давай смотреть на ситуацию трезво, насколько ты сейчас в состоянии. Ты, Стёпа, сидишь сейчас полуголый на моей кровати, не очень-то, судя по всему, спешишь к себе домой, а я тебя выгонять вовсе не намерен. Мы уже почти с полгода как ежедневно общаемся, пусть и виртуально, я сегодня ночью к тебе, пьяному, как приличный человек не приставал, а ты, как прилично пьяный, немного попытался, но быстро перестал. Я, в общем-то, не против, но этим делом надо на трезвую голову заниматься. Поэтому, Стёпка, решайся: ты сейчас или домой собираешься, или остаёшься, или остаёшься, но просто потому что ты никуда идти не можешь, или ещё какой вариант, меня любой твой выбор устроит. Соображал Тесак откровенно туго, шестерёнки у него в мозгу скрипели и шевелились с читаемой на лице трудностью, и он молчал, боясь сказать что-то не то. Вся эта тирада вызвала в нём крайне смешанные чувства: ну не признаваться ли, что летом, уезжая в родную деревню, он как девчонка рыдал в подушку, потому что дома снова не будет сеть ловить, а это значило почти неделю без какой-либо связи с Александром Христофоровичем. Тишина напрягала. Бинх поднялся с кресла внезапным рывком, подошёл к осознающему собственное «я» Тесаку и, схватив за подбородок, глянул прямо в душу, глаза в глаза. — Студент, мне на каком языке тебе ещё сказать надо, что ты мне нравишься, чтобы ответ получить? Могу на немецком, если так быстрее дойдёт. — Ja, — брякнул Стёпа и тут же пожалел, потому как за этим последовало беглое «Ich mag dich, verstehst du?» [Ты мне нравишься, ты понимаешь?] — Ни слова ни «верштейн», но я согласен, — услышав хоть что-то знакомое, отреагировал парень, и только тогда понял, что у него спросили и как он ответил. Он ведь, вообще-то, английский учил… — Ну и ладушки. Тогда осваивайся, а я пока по делам сгоняю, — его ещё и по голове потрепали, как собаку какую, и почему-то Стёпа совсем не был против, чтобы его так снова погладили. Вернулся криминалист через час, за это время парень успел заправить кровать, подключиться к вайфаю (заботливо оставленная бумажка с паролем нашлась на тумбе возле), разобраться с кучей сообщений, выяснить, где же всё-таки он находится и как далеко до общаги (далеко…), изучить содержимое холодильника, в котором было много чего вкусного, и приняться за осмотр шкафа в спальне, где, помимо прочего, несколько полок были отведены исключительно под книги. Услышав звук захлопывающейся входной двери, Тесак резво выскочил в коридор и успел лишь заметить, как Бинх вешает куртку на вешалку. Потому как в следующее мгновение он оказался прижат к стене, горячее дыхание обдало шею, а чужие руки упёрлись в грудь и живот. Напирал Александр Христофорович настойчиво, прижимался более чем красноречиво, без тени смущения просунув колено между тесачьих ног. Было страшно. Но как будто правильно? Стёпа отчаянно не хотел вести себя как девица нецелованная (хотя бы потому что он как минимум парень и как минимум уже один раз целованный), но откровенно тушевался. Но вот когда к его шее губами прикоснулись, юношу будто током прошибло, и он крайне неприлично вздрогнул. Видимо, не найдя никакого значительного отклика, Александр Христофорович очень нехотя отстал, как ни в чём не бывало снял с плеча рюкзак и направился на кухню. В полной тишине Степан сперва сполз на пол по стеночке, а затем, найдя в себе силы, последовал за мужчиной. — Я это… извините. — Если не хочешь — скажи, я тебя выгонять не буду, таким образом за общение расплачиваться не надо. — Я… не ожидал просто… вот… — Так когда будешь ожидать, просигналь, пожалуйста. Стёпа решил, что мужчина жутко обиделся, потому постарался как можно быстрее скрыться в спальне. Но одиночество недолго длилось — вскоре Бинх тоже пришёл в комнату, уселся в то самое кресло, с которого только недавно всякие пошлости говорил, и уткнулся в ноут. Тесаку аж неловко стало, как это легко его в чужой квартире расположили и даже не требуют ничего. Чувство вины, а вкупе и непонимания, буквально затопило. Наверно, лишь потому он беззвучно, словно кот, соскользнул с постели и постарался устроиться на подлокотнике. Александр Христофорович при его приближении ноутбук тут же захлопнул и положил на пол, да руки на груди скрестил, подвигаясь к другой части кресла. — Ну и? — Э… вот… сигналю. — Ты, Стёпа, или чего недопонял, или всё ещё плохо соображаешь. Я тебе русским и даже немецким по белому сообщаю, что рассматриваю тебя в качестве объекта для отношений, и жду ясного ответа, да или нет. Понимаю, предложение, конечно, так себе, сомнительного качества, но я вроде как весь такой в надеждах и заботе. Поэтому давай, сообщай словами через рот, и будем думать, как жить дальше. — А как можно? — сипло отозвался юноша, стараясь поудобнее устроиться на таком отвратительно узком подлокотнике. — Можно вместе, весело, задорно, со всем прилагающимся в виде возвышенных и не очень отношений. А можно порознь, грустно, скучно, с вот такими пьяными ночными звонками и мантрой «мы только друзья». — Я не хочу как друзья, — выпалил Стёпа, снова пытаясь закрыть лицо руками. И оттого он потерял и без того хрупкое равновесие, и повалился прямо на Бинха. Тот, конечно, не против был, но не в таком же положении! — Мне просто… привыкнуть надо. — Ну тогда привыкай сколько влезет, только не раздави меня, пожалуйста, раньше времени, — кряхтел мужчина из-под навалившегося тела, пытаясь одновременно и его поднять, и себя пошевелить. Из-за всего этого они снова оказались лицом к лицу, так близко, как тогда, у Коляна на кухне, и Тесак решил, что терять-то, собственно, нечего?.. И всё-таки осмелел, сам потянулся, чтобы поцеловать.«Запускай»
А дальше всё как-то само собой получилось. И вместе с отношениями вылезли наружу Стёпкины демоны с гордым именем «загоны». Но вот только на каждого такого демона у Александра свой экзорцист имеется. Например, сегодня он добросовестно начнёт смотреть один из любимых Стёпой фильмов по комиксам. Потом, правда, как бы между прочим повернётся, руку закинет ему на бок, хитро своими зелёными, будто кошачьими глазами сверкая, затем запустит её под майку. Пошарит по мгновенно втянувшемуся животу и пробежится пальцами по ободу домашних шорт. Всё, не досмотреть парню сегодня фильм, потому как реагирует он мгновенно — хватает шаловливую руку за запястье, тянет на себя, заставляя навалиться сверху, опускает свои ладони на обнажившуюся после переползания поясницу. Ленивая пятница становится томной, но никто никуда не спешит. Можно вполне комфортно устроиться, сжав коленями Стёпкины бёдра, медленно стянуть с себя футболку и знаком заставить парня поступить точно так же. Затем, внаглую заслоняя собой экран, просто сидеть и любоваться, пока не надоест, а как надоест — продвинуться вперёд, опираясь на руку, второй за шею к себе притягивая, медленно, вкусно, сладко целуясь.«Линзы снять не забудь» «Я уже»
Так вот почему взгляд такой. Впрочем, минус у Тесака небольшой, Сашу он видит хорошо, а сейчас его и вовсе видеть необязательно — главное ощущать. А ощущается крайне крышесносно. В такие моменты загонные демоны под мягкими, но настойчивыми движениями Бинха плавятся, шипят, будто святой водой на них брызнули, и затыкаются в кои-то веки. Потому как сейчас не до них, Стёпа занят тем, чтобы столь же жадно и отчаянно ласкаться. Потом поднять бёдра, чтобы с него легко стянули и шорты, и трусы. Потом потянуться к чужим штанам и успеть расстегнуть только две кнопки. Потом оказаться укушенным в шею, а затем почувствовать зубы на ребре. Потом наконец-таки справиться с кнопками. Потом отодвинуться, сесть повыше, развести ноги, призывно, пошло, хищно. Потом почувствовать ладонь на члене, взвыть, когда его сожмут, и застонать, когда проведут вверх-вниз. Потом завыть ещё раз, выше, когда движения ускорятся, положить свою ладонь и замедлить темп — просто потому что иначе не выдержит. Потом податься вперёд, надавить на поясницу и натурально заорать, когда в него войдут. И затем скулить как собака, крайне довольная собака, от каждого движения, ловить на грани сознания эти хриплые «Стёпа, Стёпа» через раз, сжиматься от ощущения всего на свете сразу и в ответ выстанывать «Саша».«Люблю тебя» «Я тоже»