dark.

      — Ну же, давай, — грубые мужские ладони, казалось, были абсолютно везде, несмотря на то, что было их явно меньше, нежели казалось. — Блять!       Запах алкоголя стоит прямо в носу, из которого уже, будто из-за того самого пива и, кажется, паленой водки, течет кровь. Это ведь мог быть замечательный день. Он и был таким, начиная погодой и объятиями с котом, заканчивая просто хорошим настроением, которое сопровождало с самого утра.       Ночью же Анастасию стала сопровождать толпа каких-то в мясо пьяных и незнакомых парней. Лица как в тумане, но по ощущениям им всем было около двадцати. Словно все было уже писано и давно известно, и простых чувств хватало с головой. Обычный подъем домой закончился толчком в стену, штукатурка с которой, кажется, даже не осыпалась, несмотря на довольно сильный, а для девушки и очень болезненный удар. Голова закружилась, а голоса стали такими же мутными, как и содержимое бутылок, как и лица людей. Как и вообще все происходящее.       — Снимайте с нее все.       Она любит гулять. Свежий, пусть и морозный воздух, уже привычные лица встречающихся по дороге от дома до парка и обратно людей, будто это был один и тот же человек. На каждого из них смотришь издалека, но посмотреть в лицо — нет, это уже слишком. Да и повода нет. Все эти лица, как одно, знакомы. А когда так хочется увидеть, сделать этого не получается. Будто на лицах людей вовсе не капюшоны, а балаклавы без каких-либо прорезей, не дающие разглядеть даже цвет глаз. Она любит гулять. Да. Но гулять еще и ночью было явно плохой идеей.       Почему же ты не кричишь?       Ни просьбы перестать, ни крики не покидали головы, были лишь желанием, которое очень хотелось исполнить, но было невозможным. Словно мозг потерял связь со всем телом, и теперь его сковало, а с губ доносилось лишь одной ей слышное мычание. Как будто голосовые связки вырезали ножом. Или же какая-то ведьма забрала ее голос в обмен на ноги, как в сказке про Русалочку, которую мама постоянно читала перед сном.       Мама. Почему-то именно ее захотелось позвать. Она же всегда поможет. Сжатые губы дважды приоткрылись, повторяя один и тот же слог, даже горло напряглось, чтобы вышло что-то, похожее на крик. Но никакого звука. Нет. Лишь насмешки со стороны.       Вот дверь в квартиру; подняться бы еще ступеней на десять выше, сделать два шага, и будет безопасно. Будет родной дом. Но очередная встряска головы, путем держания ее за алые волосы, заставила забыть об этом. Стало слишком холодно. Где куртка? Сейчас вроде зима.       — Сейчас по кругу пройдешь, блядь!       Слезы продолжали течь по лицу, под глазами определенно будут черные пятна от якобы водостойкой туши. Сомкнув руку прямо на горле, еще один мужчина, вероятно, самый главный, отбросил буквально сидящую Анастасию от стены на холодный пол. Ударилась ли она головой на этот раз? Да. Да, но... ему ведь плевать. Ладонь грубо держала скулы, отчего все пальцы мужской, да какой там, скорее, ладони парня были в блестках, заставляя надуть губки.       Больно.       — Такие как ты должны по ночам сидеть дома.       Это вообще человек? Голос напоминал шипение змеи. Если бы его можно было разглядеть, то раздвоенный язык — первое, что бросится в глаза. А потом в ход пойдут клыки, которые вопьются в шею, пуская в кровь яд. Возможность такого исхода была хороша лишь возможной смертью. Но это все выдумка. Не по-настоящему. Стоит лишь открыть глаза, и придуманной чешуи на человеке, рука которого уже лезла под юбку, не будет. Не будет всего этого.       Их действия — обман.       Боль — обман.       Все это — один сплошной обман.       Шум прекратился. Даже сердце походу остановилось. Настолько было тихо. Их нет. Или это и есть смерть? Дверь в собственную квартиру открылась сразу же, как в ее сторону повернулась аловолосая голова. Вот и мама, помощи у которой так хотелось попросить. Но теперь молчала она. Лишь посмотрела своим самым обычным взглядом, не выражающим никаких эмоций. За долгие годы жизни даже в таком безэмоциональном взгляде можно научиться что-то разглядеть. Вот и ее прежнее спокойствие сменилось каким-то презрением. Дверь захлопнулась.       Что все это значит?       Лежать на холодном полу было очень удобно, подниматься домой, куда был изначально положен путь, не хотелось. Чего тогда ожидать? Руки находились по обе стороны от тела, ноги пришлось согнуть в коленях, упираясь в ступеньки, ведущие до квартиры, иначе они бы лежали под тупым углом, что было бы не особо удобно. Казалось, прошло не меньше получаса, но с другой стороны — и минуты было много. Лестничная площадка словно кружилась вокруг, а картинка белого потолка перед глазами стала стремительно темнеть, меняя оттенок в красный.       Тело, за исключением головы, снова онемело, лишая возможности двигаться. Повернув аловолосую голову влево, она увидела стекающую по лежащей на полу руке кровь, почти черную. Еще через секунду пришло осознание, что она вся лежит в собственной крови, а неизвестно откуда взявшееся красное освещение делало белые стены и потолок такими же. То ли воображение, то ли все происходило на самом деле, но на стене, если поднять глаза, можно было увидеть стекающие капли, вероятно, крови. Прежнее непонимание сменили страх и паника.       Слезы сами стали стекать по бледному, почти белому, какими когда-то были стены и потолок, лицу. Широко открытые глаза никак не могли отвести взгляда от окровавленной руки. Сердцебиение участилось одновременно с дыханием, которое, в свою очередь, хотелось сделать как можно тише.       Было страшно.       Противный монотонный писк в ушах, несмотря на наличие лишь одной ноты, стал напоминать недавно прослушанную песню, вспомнить слова и названия которой никак не удавалось, будто это все еще один обман, а этой композиции и вовсе никогда не существовало. Еще чуть-чуть, и кровь, скорее всего, пошла бы из ушей, а голова бы просто лопнула. Слишком сильное давление непонятных звуков на черепную коробку и уши. В какой-то момент сил прекратить это стало куда больше, нежели сил, которые оставались и, как песок в часах, утекали с каждой секундой. Услышать собственный голос, пробившийся через весь этот хаос, творящийся в голове, было удивительно.       Нужно просто посчитать до трех. И все пройдет.       Раз.       Да, все точно пройдет.       Два.       Непременно.       Три.       Перевернув голову на другую сторону, тем самым закрывая картину кровавой руки с перерезанными венами, она была готова к самым страшным вещам, но увидела лишь темные волосы и такие же темные глаза. Руслан. Что? Он? Ну конечно же он! Лицо было как в тумане, но это он! Готова бесконечно спорить и в итоге поклясться абсолютно всем. Голова сразу же оказалась на коленях парня, подогнувшего ноги под себя; так быстро, что в памяти полностью отсутствовало это действие. Может, какие-то магические силы переместили ее? Но такого ведь не бывает. Крик, который должен был быть сразу после поворота головы в неизведанную правую сторону, застрял в горле.       Хотелось прижаться к Руслану, обнять и отпустить приблизительно никогда, рассказать про весь тот ужас, который происходил за... Впрочем, неважно, какая пара прошла: минут или часов. Все они были настолько дикими, что даже слов подобрать не получалось. Главное, что он здесь. Теперь совсем не страшно.        Какой же у него цвет одежды? Это будто была максимально незначительная деталь, потому что, видя ее в упор, определить его никак не удавалось. Вспоминая сначала все семь цветов радуги, а затем представляя цветовой спектр со всевозможными оттенками, дать всем им названия не составляло труда. Тогда либо такого цвета просто не существует, либо знать его совсем не важно.       Его будто видно со стороны: глаза смотрели на холодный пол под их телами, но татуировки на пальцах, перебирающих алые локоны, отчетливо всплывали в памяти, как и его лицо. Кажется, что даже в зрачках, заключенных в светлые радужки девичьих глаз, можно было разглядеть эту самую картину двух тел, обнимающих друг друга.       Сейчас не было не то чтобы сил, а, скорее, даже желания подниматься и лишать себя такого уюта. Хотелось спать. Да, определенно. Глаза уже стали слипаться. Сложно представить, когда в последний раз ей было настолько удобно. Еще чуть-чуть, и можно будет погрузиться в мир сновидений. Вот бы оказаться во снах вместе с ним. Тогда это будет верх счастья. Он пришел. Руслан. Ее Руслан! Да, определенно стоит поспать. Тем более, если есть возможность сделать это.       — Ты знаешь, как меня заводят твои слезы?       Татуированная кисть сжала плечо, которое поглаживало еще секунду назад. Словно ведро ледяной воды, если не целый кусок льда, вылили, а, во втором случае, просто кинули, заставляя очнуться. Страх неприятно засел в затылке. И снова его подменили. Это не он. Это... Она и понятия не имеет. В округлившихся от вновь накатившего ужаса глазах застыли блестящие слезинки. Только здесь ничего не блестит. Этого просто не видно. Кстати, куда делся глиттер с твоего лица? Ты же здесь чужая.       Не видя практически черных глаз, она уже чувствовала тот самый недобрый огонек в них. Полностью пустых и безжизненных. Пришедшее осознание подтолкнуло слезы, отчего те оставили две мокрые кривые дорожки.       — Хочешь узнать, насколько сильно?

Руслан💖💔 last seen recently

— погуляем? 7:27 PM — ну ладно 7:53 PM — как хочешь, собственно 7:53 PM       За окном уже давно вечер, тусклый теплый свет от фонарей и фар проезжающих машин проникал в комнату. Глаза открылись, но теперь, вместо очертания Руслана, они видели... ничего. Лишь моргали в этой абсолютной темноте комнаты. Было слышно даже шорох мокрых ресниц после каждого подергивания век и сильное сердцебиение. Анастасия не сразу поняла, что уткнулась лицом в подушку. Возможно, это и было причиной того, что она ничего не видела.       Что только что произошло?       От входящего звонка включился экран телефона, вибрация которого была глуше, чем если бы он, например, лежал на столе и, следовательно, своим звуком мог напугать. Сгущающаяся темнота в открытых глазах, в сантиметре от которых уже была подушка, несмотря на наличие уличных источников света, вынуждала снова почувствовать страх затылком; он как раз был в стороне двери, спать спиной к которой всегда было жутко: неизвестно, как много монстров заглядывают в комнату, пока ты боишься пошевелиться от ужаса, когда мучаешься от чуть ли не каждодневной бессонницы, или же уже давно видишь сны. После первого сонного паралича желание спать на спине полностью пропало. Привычное положение на боку было куда удобнее и безопаснее. Положение такое же, как и когда она лежала на коленях у Руслана. В той мрачной окровавленной парадной. Только сейчас их заменяет подушка. И можно шевелиться.       Сон.       Это просто очередной страшный сон, которому больше подходит название кошмара.       Вибрация прекратилась, а интерес взял верх. Резко перевернувшись, она наконец смогла вдохнуть прохладный и, как даже казалось, свежий воздух — все-таки утыкаться носом в подушку, лишая нормального доступа для кислорода, было не особо правильно. Но управлять своим телом во время сна девушка не умела. Осмотрела руки — никакой крови, и уже заживающие порезы.       Все мы когда-нибудь заживем. Пусть и начнется эта жизнь с образования шрамов на местах причинения боли.       Кто может звонить в... восемь вечера? ощущение, что Настя спала целые сутки, ведь весь свой сон она может вспомнить в четких деталях. Это был ее обычный день. С самого утра. Не могла же она пережить его за то время, пока спала.       Новые сообщение от Руслана. Так, стоп, это все еще сон?       Предложение пойти гулять. Ведь именно это казалось сном. Путем легкого вычитания на сон, если начинать отсчет с этого сообщения ушло около часа. И еще несколько часов с последнего звонка мамы.       Это получается...       Хочется пить. Да, сейчас было бы неплохо выпить даже обычной воды. Желательно холодной, а еще лучше ледяной, потому что жар то ли от подобных кошмаров, которые в последнее время снятся довольно часто, то ли от температуры, которая, судя по всему, никуда не делась, заставлял буквально пылать. Что может случиться после двух таблеток жаропонижающего? Остается надеяться, что ничего, помимо выполнения заданной им функции. Телефон с все еще открытым диалогом оказался в руках.       Что же ответить?       Проигнорировать сообщение не позволяли банальные принципы, но что писать? Можно было ответить длинным текстом, высказывая все свои эмоции и описывая происходящее с ней, а можно было просто написать "привет". Да, пожалуй, так и стоит сделать. На сообщения с количеством символов более шести сил просто нет. Отправлять или нет? Ладно. Терять все равно нечего.       Раз.       Два.       Три.       Отправлено. Глаза замерли в ожидании появления второй галочки возле сообщения.       Он же не сможет ответить так быстро, к чему это глупое ожидание?       Стоило только выйти из диалога, как сообщение оказалось прочитано. Сначала даже появилась мысль, что это все очередной обман, и сейчас она снова проснется. Но просыпаться не хотелось. Нет. Хочется увидеть его. Хотя бы один раз. Надпись о том, что Руслан набирает сообщение, даже и не думала появляться. Снова игнор? Прождав еще полминуты, не больше, девушка нажала на диалог. Текст родился прямо на глазах.       Черт, он ведь теперь подумает, что ты сидела и ждала, пока напишет. Глупо. Глупо. Глупо.

Руслан💖💔 online

February 15

— привет 8:12 PM — бля заебался пизда 8:12 PM — хочу сдохнуть сука 8:12 PM — просто обхуяостьч таблетками которые выписал врач и не просрыраттчя блять 8:12 PM — и с тобйо хотел погулять 8:13 PM — а ты как? 8:13 PM       Сообщения читались одно за другим. Еще чуть-чуть, и из груди бы вырвался писк. С одной стороны радость, а с другой полное непонимание. Зачем писать подобное? Напугать? Или, может, вызвать жалость? В любом случае, вызвать бурю эмоций у него это удалось.

— У тебя все нормально? 8:13 PM

— я очень устал 8:14 PM

— Отдохни, пожалуйста 8:14 PM — Полежи 8:14 PM — И попей чаю 8:14 PM — Но умирать 8:14 PM — Не надо 8:14 PM — Нужно просто отдохнуть 8:14 PM

— заебался лежать 8:16 PM — чая нету 8:16 PM

— Все обязательно будет хорошо 8:16 PM

— voice message (0:12) 8:17 PM — пиздец 8:17 PM

— Блин 8:17 PM — Не знаю, что сказать... 8:18 PM

— всм 8:18 PM

— Ну 8:18 PM — Блин 8:18 PM — Тебе плохо 8:18 PM — А я 8:18 PM — Не знаю, как поддержать 8:18 PM

— да блин 8:18 PM — не стоит 8:19 PM — не волнуйся 8:19 PM

— Надеюсь, тебе станет лучше 8:19 PM — Не умри только 8:19 PM — Пожалуйста 8:19 PM

— спасибо 8:20 PM

— stiker: 8:20 PM

      Любимый стикер с котиком, который Анастасия всегда присылала. Он не изменился, и она вместе с ним. Осталась все такой же, всегда пытающейся помочь. Все так же старается поддержать и искренне переживает. Словно она и есть тот самый котенок. Словно ничего и не было. Только о своем самочувствии ни слова не сказала. Как всегда. — так ты как? 8:21 PM

— Я сегодня проснулась вся в слезах 8:20 PM — Не помню, что мне снилось 8:20 PM — Но наверняка что-то грустное 8:20 PM — И неприятное 8:20 PM — Еще и заболела походу 8:21 PM

— родители дома? 8:21 PM

— Нет 8:21 PM

— позвони им и скажи, что тебе плрхо 8:23 PM

— Я не хочу их беспокоить пока что 8:23 PM — Они завтра днем должны приехать 8:23 PM

— блин, Насть, это не ок 8:23 PM — ты пила таблетки какие-нибудь? 8:23 PM

— От головы только что-то нашла 8:23 PM

— понял 8:24 PM — под одеяло ложись 8:24 PM — и чай с медом надо 8:24 PM

— Я уроки делаю 8:24 PM

— блять, Настя 8:24 PM — надо отдыхать 8:24 PM — тупица 8:24 PM — ты так еще хуже сделаешь 8:24 PM

— Ну 8:24 PM — Ладно 8:24 PM — Спасибо 8:24 PM

— ты хоть спать собираешься? 8:24 PM

— Нет, я выспалась уже 8:24 PM

— понял 8:26 PM

***

      Желание угодить девушке и сделать так, чтобы ей полегчало, не покидало. Но покупать неизвестные ему самому противовирусные, как и вообще появляться в аптеке возле своего дома — одна из самых тупых идей, посещавших голову посещавшего данное место Руслана. Когда-то тут пачками покупались таблетки, порой дело доходило до шприцов, не себе, конечно же, а после очередной подделки рецепта, который ему выписали около полугода, если не больше, назад, пригрозили полицией и ссылкой вместо юга в реабилитационный центр. Идея идти к Анастасии была наравне по уровню тупости, а, может, и еще хуже. В голове даже не было обоснования своим действиям. Просто надо. Так же, как и зайти в долбанную, хотя бы не обдолбанную, как бывает с некоторыми, аптеку.       Круглосуточная аптека, которую приходится обходить стороной, как раз из-за этого уже была позади. Осталось дойти до метро и доехать. Просто доехать до Насти. Ничего ведь не произойдет за это время. А зачем ехать к ней — все еще вопрос, никак не волнующий юношу.       Сообщения о том, как ей страшно находиться дома одной он получал уже в вагоне метро. Видеть ее имя в сплывающих уведомлениях было чем-то давно забытым, и вот теперь он снова имел такую возможность, пусть и содержание сообщений невольно накатывало воспоминаниями о собственных панических атаках и параличах.       Настя. Просто и кратко. Называть ее "малой", как он постоянно делает только тогда, когда находится в не особо трезвом состоянии, не хотелось. Нет. Это мерзко. Сейчас в голову лишь лились строки, будто он всю свою жизнь был поэтом, а она — причиной постоянного вдохновения. Теперь хотелось лишь увидеть ее. И обнять. Да. Он определенно обнимет ее. Иначе он просто потеряет рассудок.

Брошенный взгляд размазан об пол Твой силуэт исчезнет во тьме Сотни стихов малышке про боль Сотни стихов, и все о тебе.

***

      Один за другим Руслан считал шаги. Еще немного. Темноволосый зашел в так удачно расположившуюся "Пятерочку". Как раз несколько дней назад какой-то паренек купил то, что медленно убивает его организм. Деньги были, наркотиков — нет. Он чист всего пару дней, а мысль о том, что какие-то школьники уже вовсю развлекаются и нюхают, колят, курят или же просто закидывают что-либо, прочно засела в голове. Даже думать о том, что скоро у него опять будет ломка, не хотелось. Переживать ее тоже. Но снова кидать одну за одной выписанные и невыписанные таблетки не хотелось. Он справится. Нужно лишь не сорваться.       Теперь, с шоколадкой и любимой газировкой девушки в рюкзаке, название которой он вспомнил лишь по выставленной не так давно истории, парень подошел к парадной. Почти десятый час. Если бы не переписка с Настей в данный момент, он бы никогда не пошел к ней в это время, думая, что она уже спит. Но сейчас он был полностью уверен в своих действиях. Все правильно. Даже вышедший из парадной совершенно незнакомый дед своим появлением на улице в довольно позднее время открыл дверь как раз в тот момент, когда Руслан уже хотел звонить в ее одиннадцатую квартиру и раскрывать свой приход, который должен был послужить чем-то вроде сюрприза. Все абсолютно правильно.       Кажется, сердце стало стучать еще громче, чем подошва о ступеньки лестницы. Включенный на лестничной площадке третьего этажа свет сначала захотелось выключить, но, зная Анастасию, она бы никогда в жизни не открыла дверь, не видя, кто за ней, так что это желание пришлось откинуть. Секунда проносилась за секундой, а стучать в дверь было страшно. Как будто может произойти что-то ужасное. Такого чувства не было давно.

Если я снова встречу ее В мраке нащупаю пен-ган рукоять Я оставлю ружье для себя Прости, дорогая, я буду стрелять.

      Почему? Почему так страшно просто постучать? Она же ему ничего не сделает.       Сделал он.       Ему страшно видеть ее реакцию.       Реакцию на самого себя.       Нет, он не вынесет, если снова потеряет ее. Если она прогонит его.       Все эти "если" стали кружиться в голове и до безумия надоедать. Без проверки ничего не узнать. Даже, когда очень страшно нырять в это неизвестное будущее, где будет всего один человек, который случайно появился в твоей жизни, изменил ее, изменил твое мировоззрение, твое состояние. Ничего не делая и даже не хотя так делать, заставляет страдать тебя. Но провести с ним хотя бы минуту, просто дотронуться и убедиться, что этот человек еще живой, хотелось куда больше, чем стоять перед дверью и трястись от страха.       Раз.       Два.       Три.

***

      Кто ждет гостей в десять вечера? Уж точно не Настя. Страх сразу же вновь ударил куда-то в затылок, словно топором, и сейчас уже не страх, а стоящий за дверью человек проделает то же самое. Тихо, будто плывя по воздуху, а не перебирая дрожащими ногами, девушка подошла к двери, кажется, даже не дыша, и посмотрела в глазок. Размытое знакомое очертание испугало еще сильнее, чем если бы там стоял кто-нибудь, кто был бы не прочь убить ее.       Может, потому что он уже убил тебя?       Увидев его, в голове снова пронеслись картинки. Она даже была уверена, что через дверной глазок смотрела на то, как они вместе лежат на холодном полу, залитом ее кровью. Появились мысли, что это и не он вовсе, но пришедшее сообщение поспешило убрать все эти подозрения.       Действительно, почему ты не открываешь?

Слова за словом, мимо ушей Время пришло, открывай — это я Нежная кожа стала бледней Но глазки твои все так же блестят.

      Замок дважды тихо перевернулся, за ним еще один, и вот за открытой дверью стоит какой-то неловкий силуэт юноши,как будто это все лишь постановка в актерском театре, где темноволосый парень из раза в раз забывает свой текст. Осторожно, чтобы не напугать, он, словно все вокруг него было сделано из тончайшего стекла, появился в квартире, что больше напоминало пришествие Хагрида в маленький домик посреди океана, только вместо одиннадцатилетнего мальчика и тортика в этой истории были семнадцатилетняя девушка и шоколадка. Смотря на заходящего юношу, даже не спросившего разрешения войти, снизу вверх широко распахнутыми глазами, слезы в которых вот-вот перепрыгнут через практически никакой барьер, пытающийся сдерживать их, она разглядывала его не менее осторожно. Казалось, что в любую секунду за столь наглые действия ее бы повязали и посадили суток на тридцать за какую-нибудь выдуманную статью. Закрыв за собой дверь, Руслан выпрямился и наконец развернулся к девушке лицом.

Ты оставила ночью лишь голую тень Я захожу, мои руки дрожат Это мой собственноручный плен Мне от себя уже не убежать.

      — Блять, — сделав резкий шаг вперед, он буквально подлетел к Анастасии, крепко прижимая к себе. Он был даже готов поклясться, что в эту самую минуту из его глаз, плюя на всевозможные осуждения и стереотипы со стороны нашего дохуя современного общества, вот-вот готовы были брызнуть слезы.       Желания отходить от нее не то чтобы не было, оно даже и не думало появляться. Подбородок уже давно лежал на аловолосой макушке, а пальцы гладили спину через мягкую ткань свитера. Парень взял прижавшуюся к его холодному пуховику Настю за плечи, чуть отводя от себя: все те же алые, но словно более короткие волосы, все те же мешки под уставшими глазами и стекающие по лицу от его пристального внимания слезы.       — Ты меня напугала, — абсолютно несвойственный Руслану голос. Тихий и такой добрый, подделать такой просто не возможно. Он правда волнуется? — Эй, — холодные пальцы подняли ее лицо, большими утирая слезинки и переводя пятерню на лоб. Даже если бы руки не были такими ледяными, он бы все равно ощутил, как она горит, и вовсе не от страсти. Пришлось чуть присесть, чтобы полноценно смотреть двумя своими угольками в ее светлые глаза, которые она старалась спрятать, — прости меня, прости, Насть, — она наконец подняла на него взгляд уставших глаз, долго всматриваясь в черноту зрачков.       Ты сегодня даже не под кайфом?       Но ведь ничего не меняется. Особенно люди. Так ведь? Тогда почему ты снова такой добрый? Что, блять, не так?       — Насть, — обеспокоен. Он реально волнуется за нее прямо в эту самую секунду? Что с ним? — Что с волосами?       — Ну, — рукав превратился в платок, утирая лицо, — просто... — теперь барьер перешел в горло, не давая что либо сказать. Хрупкие плечи лишь дрожали, а тонкие пальцы старались закрыть лицо.       ...просто постоянный стресс и истерики, куча антидепрессантов и транквилизаторов, листики с выписанными названиями которых лежат прямо на столе, употребление которых, в конце концов, стало проявляться и внешне...       ...просто постоянное давление со стороны родителей, которые так и пытаются как можно сильнее уничтожить ее, все укоряют тем, что она сделала с собой, плюя на внутреннее состояние...       ...просто...       ...ты...       — Тебе нужно поспать, — все было так неловко, как в какой-нибудь нелепой мелодраме по "Домашнему".       Вроде бы и нужно, но отпускать ее юноша не собирался. Он так и стоял, прижимая к себе то и дело всхлипывающую девушку, около входной двери, пока на однотонный темно-синего цвета коврик снег стекал точно так же, как и слезы Насти по ее прижатому к телу парня бледному лицу.       Неужели скучала?       Как же она смогла так быстро простить?       Или даже не винила?       Миллионы вопросов смешались в голове и по итогу запутались в один громадный узел, в который, если ответов на них так и не найдется или же они будут не такими, какие бы хотелось услышать, обязательно просунется темноволосая голова. Шевелиться не хотелось. Как будто цветочный запах, который манил так, как манит к себе пчел, оказался ловушкой, и теперь парню придется до конца своей жизни провести так, стоя в обнимку с аловолосой девочкой, которая, по сути, и была этим самым цветком. Нет, он больше не отпустит ее. Всего какой-то месяц, а голову не покидало наисильнейшее желание взять ее руку, сжимая пальцы, и больше не отпускать, быть всю оставшуюся жизнь вместе, какими бы слабыми не были надежды на то, что завтра он вообще проснется и не захочет умереть, если вообще проснется, не откинувшись во сне от чрезмерной дозы транквилизаторов.

Выдох, немного эмоций Вздрогнул и вспомнил все прошлое Побудь со мною немножко Черная дикая кошка.

      Это...       Любовь?       Все так по-детски, что даже не верится. Образ опасного наркомана, по совместимости торгующего даже тем, что он не употребляет, человека жестокого рушился на глазах. Неужели это тот Руслан, тот токсичный парень из одиннадцатого класса, не раз насмехавшийся над бродящими по питерским улицам парочками, над целующимися в вагонах метро школьниками, делившими единственные наушники, над теми же школьниками, которые так отчаянно пытаются найти себе хоть кого-нибудь, кто бы любил их больше их самих?       Может, стоит отпустить ее?

Лето проходит, а я все равно Я все равно говорю об одном Как объяснить, что такое любовь? Я так хочу оставаться с тобой Видеть тебя пред собой по утрам Молча тонуть в твоих светлых глазах Я улыбнусь, если все потерял Но я тебя никому не отдам

      Время, проведенное в объятиях было чем-то средним между минутой и часом. На Анастасию хотелось смотреть вечно. Руслан слишком устал без нее и больше не выдержит еще одной разлуки. Нужно... Что же нужно? Юноша сам не до конца понимал, что ему делать. Подобная ситуация — нечто новое и ранее вызывавшее усмешку. А что теперь? Она, как по щелчку пальцев, а щелкать ими она, судя по всему, явно умела, изменила его. Изменила своей любовью и искренностью. Привязалась, без возможности отпустить. Два абсолютно разных человека, на уроке литературы их бы назвали антиподами, представляя многочисленные произведения из школьной программы, когда такие отношения не несут в себе ничего хорошего...       Идите нахуй.       Именно так ответил бы Руслан, взяв в свою ладонь ее, а другую поднял бы вверх, демонстративно показывая всем средний палец. Картина всего происходящего не складывалась в голове, но в то же время виделась очень четко. Вот только ни он, ни девушка в школу не ходят. Пока Настя во всю трудится на домашнем обучении, где по собственному желанию может посещать в школе уроки химии, алгебры и геометрии, чего она, конечно же, не делает, боясь встречи с одноклассникомами, Руслан благополучно прогуливает все, находясь либо дома, либо под таблетками. Если его и отчислят за несколько месяцев до конца учебного года, начала экзаменов и, соответственно, еще и выпускного, то единственной утратой будет... ничего? Как-то похуй. Так же сильно, как и на самого себя. Такая своеобразная нить похуизма, окутавшая его, когда реально абсолютно ничего не волнует.       Теперь они держатся лишь взглядом. Отпустил. Окончательно.       А отпустила ли она всю ту боль, которую ты ей причинил?       Рука, по привычке закрывавшая лицо во время таких надоевших нервных тиков, видимо, дернулась слишком резко, отчего девушка вздрогнула. Взгляд черных радужек, будто пытающихся найти ответ не только на этот вопрос, стал пугать. В голове уже не проносились жуткие картины, но ощущение бесконечного ужаса, когда тебя трогает чужое тело, усиливалось с каждой секундой. Еще с детства Настя боялась предательств и подмены, когда родной человек оказывался абсолютно другим. Когда в глазах того, кого ты любишь, читается лишь отрешенность. Как только она стала запоминать свои сны, кошмары, которые ее то и дело мучали, мало чем отличались. По крайней мере сюжет был плюс-минус идентичен. Вот она идет на кухню, где у плиты стоит мама. Она была готова поклясться, что ясно чувствовала запах на тот момент любимых котлет. Маленькая ладошка уже тянется к скрытой за тканью мягкого домашнего халата спине, чтобы мама обратила на нее внимание. Но, не успев даже дотронуться до нее, она повернулась сама. Нет. Не она. В руках чужой женщины с жутким асимметричным от слова совсем лицом и непропорциональным телом нет ничего, кроме лопатки, которой она переворачивала эти самые котлеты. Она молчит. Всегда молчит. И никогда не убивает. Нет, такое чувство, что она хочет сделать что-то намного страшнее, нежели убить. В другом же сне эта же жуткая женщина просто не замечала ее присутствия. Игнорировала. Отрицала существование. Но ощущение, что это и есть ее мама, было всегда. Либо же снилось, что вся ее семья — монстры, и у них заговор против девочки. Тогда маленькая Настя боялась даже вставать с кровати, чтобы убежать в спальню к родителям. Казалось, что за дверью поджидает не одно чудовище разума, и как только она выйдет — ей будет плохо. А если она и сможет побороть себя и прыгнуть между родителями — чудовищами окажутся они сами. Никогда не казалось, что они могут просто так убить. Все их действия куда более жуткие. Настолько, что в голове даже не было представления о том, что они могут сделать.       Но девушка выросла. И теперь все эти выдуманные в детстве монстры — реальность. Родители и вправду стали чужими, а близкие люди — предателями. Но убежать от них в родительскую комнату не выйдет. Мозг просто принял их наличие, то ли сам, то ли с помощью таблеток. Выписывать их стали около года назад, но принимать на постоянной основе не получалось. Либо очень много, мешая со снотворным, чтобы на как можно большее количество времени выпасть из мира, либо абсолютно никак, часто в те времена, когда хотелось начать вновь испытывать эмоции, и если не положительные, которые, кажется, уже исчезли, то хотя бы иметь возможность выплакаться в подушку, подавляя всхлипы и крики, чтобы родители не дай бог не услышали.

pov anastasia.

      До нового года оставалось совсем чуть-чуть. Ровно столько же, сколько и желания жить. Резаться вошло в такую же привычку, как и проверять чистоту воды и наличие корма в миске у всегда сытого и довольного кота. Кухонный нож с мыслями о том, почему бы просто вскрыться, сначала лишь немного прорезал кожу, когда послышались звуки поворачивающегося в замочной скважине ключа. Всегда дергаясь от этого звука, дернулась и сейчас, слишком сильно проводя лезвием. Кровь брызнула на одежду, стол, пол. Появившиеся до этого капельки брызнули из пореза, а после превратились в ручей; кровь текла и не думала останавливаться, а тем временем родители уже зашли. Судя по звукам, было много пакетов, поэтому у меня оставалось чуть меньше минуты, чтобы что-то сделать. Руки тряслись так, как они трясутся лишь в самых тревожных моментах. Нет, тут была явно не тревога. Страх и паника. И еще что-то такое, что я не могу описать. Ощущение будущего скандала, криков, бесконечной ругани и дальнейшего пожизненного осуждения, только в миллионы раз сильнее. Длинные рукава свитера пришлось сначала закатать еще сильнее, промывая руку вместе с ножом, а после откатать, пряча один единственный по-настоящему глубокий порез, из которого с такой же как и до этого силой вытекала кровь. То ли адреналин, то ли страх, но ноги подкосились особенно сильно на том моменте, когда послышались шаги на кухню. По ним за эти несколько секунд я узнала маму. А потом упала. Возможно, это был обморок, возможно, я просто отключилась на несколько секунд, но никто не дал точный ответ на это. Никто даже не обсуждал это. Потом были удары по щекам, холодное полотенце, брошенное на лоб и куча матов, направленных на меня. Одно сплошное осуждение и ненависть. Придя в себя, я сразу же заплакала, старалась выбраться из маминой хватки, но она лишь держала меня за руку, поднимая ее вверх, пока отец перевязывал ее в попытке остановить кровь, как по урокам биологии в восьмом классе завязывая чуть выше...       Затем был травмпункт, где мне наложили швы. Тогда я пару дней уже не заходила в соцсети. По пути домой лишь написала, как мне плохо, прислала фотографию руки и вышла. Не зайду я туда еще ровно неделю. Решив, что я совершила ужасный поступок, родители на неделю отправили меня в самую настоящую дурку... По описанию это был лишь центр, где ребенку якобы помогут с его психологическими проблемами, но на деле все было гораздо хуже. За то время, пока я там "оздоравливалась и приходила в себя", начались слухи о моей попытке умереть. Да, я хотела это сделать и резалась именно с этими мыслями. Но сделать это я бы все равно не смогла. Переубеждать каждого не хотелось, поэтому оставалось лишь самой принять этот факт, повесив на шею столь почетное клеймо суицидницы...       Двадцать девятого декабря как раз был мой последний день в этой дыре. Умолчав о всех ужасах, как, например, совместный душ или же отвратная еда, соседки по комнате и их личные причуды, жесткое расписание и неизвестные таблетки для лучшего сна, запрет на слезы и возможность беспрепятственно задержать тебя тут еще на недельку, тридцатого я была уже дома. Хотя, сейчас и это сложно называть домом, но, несмотря на игнорирование или же, когда у родителей есть настроение, скандалы и обсуждение меня, а именно того, какая я плохая, здесь было ненамного лучше...

pov end.

Ты мне важнее, чем сигареты Ты важнее, чем воздух, который вдыхал Я точно уверен, ты не с этой планеты Я так долго тебя искал Как же быстро кончается лето Как же долго проходит зима Я обещал не курить сигареты Но закурил их, когда ты ушла.

Снова соседи за стенкой шумят Снова дожди целый день в городах Я улыбнусь, если все потерял Но я тебя никому не отдам.

***

             Почти полночь. Уверенным шагом Данила подходит к указанному в сообщении месту. Кулаки уже чесались и без припрятанного во внутреннем кармане пуховика ножа. В ближайший час либо сломается веснушчатый нос, либо кого-то полоснут ножом. А может, все вместе. Темный силуэт стоял прямо под окном четырехэтажного дома. В таких обычно потолки под три метра высотой, у окон каждого этажа свой стиль, а на стенах домов можно встретить различные скульптуры.       Именно здесь тот самый Зимний мост, по которому он не раз проходил с Лизой, идя на Дворцовую площадь перед Эрмитажем, где часто ночами просто лежал на обплеванной плитке вместе с Русланом и думал, какой будет их жизнь через несколько лет, где около месяца помогал ему искать чужие закладки, чтобы потом продавать любопытным детям из их школы, пока не понял, что эта затея провальная и пиздец какая тупая, где аниматоры в костюмах лошадей и зебр пристают ко всем без исключения. Однажды, один из них слишком активно проявлял интерес к русоволосой, особенно после Лиз, пойдем, начиная сравнивать только что услышанное имя девушки с императрицей Елизаветой Петровной. Тогда кулак Данилы, чтобы не соприкоснуться им с лицом прилипчивого парня, слишком сильно старающегося заработать себе на жизнь подобным способом и не понимающего слова нет, сжал ладонь девушки, направляясь к ближайшим лавочкам. Это, конечно, не совсем то место, где хотелось бы сидеть, но после нескольких часов ходьбы и повторного изучения местности, потому что раньше Лиза ходила по этим улицам и всевозможным музеям только с бабушкой, и то летом, когда в школе начинались каникулы, а выносить каждодневное присутствие девочки в доме мать Елизаветы не могла, рыжеволосый был согласен на все, кроме члена и бутылки. Стояла теплая октябрьская погода, а возле них стояла та самая зебра. Аниматор в костюме зебры, что, в целом, не мешало желанию как можно сильнее ударить его становиться все более осуществимее. Но он всего-лишь попросил зажигалку и, откинув свою голову, чем напугал рядом сидящего мальчика, закурил. Потом была небольшая история о его жизни, а гнев прошел. Все же культурно выбросив сигарету в стоящую рядом урну, он извинился, пожелал удачи и еще раз вбросил парочку комплиментов Лизе, которая все это время утыкалась Дане в плечо и смеялась.       В нескольких домах от этого самого моста был салон, где знакомый его знакомого бил татуировки. Своим, конечно же, дешевле. Именно тут Данила набил свою первую татуировку — букву D в пятнадцать лет на указательном пальце. Когда же все как один твердили, что он ссыкло и испугался колоть дальше, или же, что он просто-напросто дебил, не знающий, что в собственном имени, потому что буква D ассоциировалась у всех только с его именем, написанном на английском, будет пять букв, а пальцев осталось четыре, он задумался. Глупый спор на слабо, и вот на его пальцах через неделю уже красуется DARK. Он был так горд собой, что захотелось сразу же набить еще что-нибудь. Знакомый знакомого стал другом знакомого, и в шестнадцатилетнем возрасте, прям на день рождения рыжеволосого, юноше, впервые в жизни попробовавшему коньяк от человека, которого он видел всего несколько раз в жизни, когда ему незаконно без согласия мамы били татуировки, поступает предложение покурить травки. Как и откуда она у него — дела не имеет. А то, что упустить такой шанс, еще и тогда, когда тебе исполняется шестнадцать, нельзя, было и так понятно. Так довольно криво и болезненно для Дани был набит кусочек черепа. После он еще не раз придет подправлять сначала его, а после и буквы, которые по его уже взрослому взгляду были все-таки не такими ровными, какими казались год назад.       Ваня. Фамилия уже стерлась из головы, а может, даже и не запоминалась. Что-то на Д. В любом случае, он не общается с ним чуть больше года: скандал и драка из-за его девушки, которую Данила не якобы, а вполне точно трахнул. Аргументы, что они тогда даже не встречались, а она — шлюха и сама полезла к нему в штаны, не принимались. Как итог, у этого самого все-таки Ивана разбита бровь, над которой красовалась татуировка, а у Дани — губа и кулак, которым он разбил эту самую бровь и которым он в последствии проехался по асфальту. В целом, больше всего пострадало это самое DARK. Ну и удар в живот был достаточно неожиданным и болезненным. В конце концов, юношу, которому еще даже не исполнилось семнадцать, и двадцатилетнего парня оттащили друг от друга, все остались живы, и теперь все это лишь одно воспоминание.       Заметив рыжеволосого еще издалека, облокотившийся на стену дома силуэт, освещаемый лишь тусклым огоньком сигареты и далеким фонарем, бросил ее под себя, притаптывая ботинком. То ли берцом, то ли просто чем-то массивным, но пара этой обуви очень напоминала именно их. Типичные армейские берцы. Вместе с коротко стриженными под несколько миллиметров волосами и подкатанными джинсами он выглядел как типичный скин. Рыжеволосый даже не удивится, если шнурки на его то ли берцах, то ли просто ботинках будут белого цвета, а на плече набита свастика.       Блять.       Это же...       — Дремин, сука.       Фигура вышла, даже бросилась на юношу, выходя на свет фонаря. Сука. Не оставалось сомнений, что это тот самый Иван, мысли о котором ненароком посетили голову. Возможно, если бы он не вспоминал его, то вместо него тут бы стоял абсолютно другой человек. Все такой же, только волосы стали намного короче, а татуировок, как успел разглядеть Даня, стало на пару-тройку штук больше. Да и стиль поменялся. На секунду в голове даже появилась картинка, накладывающаяся на реальность, где на груди под одеждой красовался нацистский орел, а на других частях тела, как ему и казалось ранее, свастика или же кресты.       Первый удар пришелся в пустоту и, пока Иван еще не опомнился, рыжеволосый юноша взял того за ворот какого-то очень тонкого для пусть и теплого зимнего дня бомбера так, что еще немного, и непременно оставил бы себе на память лоскут ткани, и прижал к кирпичной стене.       — Данила Кашин, — прокашлявшись от резкого столкновения со стеной, абсолютно точно знакомый голос назвал его имя, словно пробуя на вкус. Оно было горько-кислое. Такое, что хотелось выплюнуть как недавно наполнявший рот табачный дым. Именно эта неприязнь, несмотря на мнимую радость в голосе, прекрасно слышалась. — Лучше бы я колол тебя спидозной иглой, — он ехидно улыбнулся, давая Дане мысль о том, что такое вполне могло бы быть. — Как бы ты рассказал своей обожаемой Лизе, что у тебя там какая-нибудь инфекция?       — Он тебе от твоей шлюхи-подруги передался бы, — тяжело дыша через широко распахнутые ноздри, Данила глаза в глаза смотрел на парня, нервно ухмыляясь. — Неплохая взаимосвязь, да?       В безумных глазах Ивана буквально горел огонь, прожечь которым Данилу все никак не удавалось.       — Думаешь она не узнает, как ты ебешь чужих девушек? — стрелки снова метнулись, и началась уже давно заготовленная схема шантажа. — Я надеюсь, ты помнишь то видео, да? — чувствуя себя победителем, улыбка снова расползлась по лицу Вани.       Сколько можно драться? Дань, никого нельзя бить.       Это плохо.       — Сука, если ты ей хоть что-нибудь скинешь, — всплывшие в голове слова Лизы так и не давали как следует вмазать парню по его голове с волосами под три миллиметра, — я тебя убью, — раньше эта фраза звучала бы абсолютно по-детски, но сейчас в голосе чувствовалась уверенная сталь. — Ты, блять, умотал у своему припизднутому папаше в Москву год назад, а когда вы снова с этой шалавой сошлись, когда сношались и когда разошлись —меня абсолютно не ебет.       — Ей шестнадцать недавно стукнуло, а тебе — восемнадцать, — татуированный палец Ивана уткнулся куда-то в грудь юноши, как бы в подтверждения своим словам. — На статью нарваться не боишься? Лизе твоей тоже шестнадцать, да? Не маловата? — здесь явно прослеживался пошлый контекст, который для парня тут был абсолютно уместен. Он даже усмехнулся своей же шутке.       — Мы щас будем стоять и обсуждать, кто во сколько лет в школу пошел? Ты ебанулся? Тебе за двадцатник, а ебешься с малолеткой. И я, по-твоему, должен бояться?       — Ты не понимаешь, о чем я? — сейчас он больше походил на крысу. Лысую крысу, которая ищет все больше и больше лазеек, куда можно было бы залезть и как-нибудь уничтожить Данилу.       — Пошел ты нахуй, — резко отпустив ворот парня и дернув чуть в бок, чтобы он, вероятнее всего, упал, Даня поднял средние пальцы обеих рук вверх и выставил перед собой.       Слишком много пафоса, но тратить время на Ивана не хотелось. Отправит видео? Да поебать, Лиза и так любит его, а то, что во рту у девочки из десятого класса он бывал чаще и вообще бывал, совершенно не важно. И вообще, он был пьяный и...       — Я не договорил, — потянув рыжеволосого за капюшон, юноша развернул его на себя, сразу же без прелюдий ударяя того в скулу, задевая веснушчатый нос уже съехавшим с начальным местом удара кулаком.       Если бы не снег, то устоять на ногах было бы вполне реально, но Данила упал на спину, перевернувшись на живот и обратно. Приблизительно так же он катался у бабушки в деревне с горки, когда санки тащить было лень, а картонки забрали другие дети. Было так весело просто катиться по снегу вниз, как крученный мячик, которым он играл здесь же, только летом. Вот только сейчас не особо весело. Приземлившийся прямо на него Иван снова завел руку вверх. Еще секунда, если не меньше, и уже на другую половину лица кулак с еще большей силой нанес бы новый удар, но рыжеволосый перехватил стремительно летящую руку и снова перевернулся, прижимая парня к холодным и довольно скользким из-за недавно выпавшего снега бетонным плитам. Если бы не ограждение, то оба парня полетели бы вниз, на лед. Все попытки подняться Данила ловко предупреждал, а все прохожие, которых было от силы человек десять, решили оставаться просто прохожими и не встревать в перепалку молодых людей. Драка вполне могла и не состояться. Но и невозможной её не назвать.       В первый раз, года два назад, они подрались из-за того, что не поделили бутылку пива; и вообще вся эта драка по началу казалась шуточной. После все дальнейшие драки были по пустякам, кроме последней, когда Иван узнал о связи Дани с Евой, по совместительству девушкой Вани.       Обещание, данное Лизе еще пару месяцев назад, когда он рассказывал о драке с какими-то очень пьяными, как и он со своей компанией на тот момент, мужичками, один из которых потом украл телефон какого-то Стаса, в рыжеволосой голове становилось все тусклее и тусклее. Когда парень перестал брыкаться, а вместо этого положил голову на все тот же холодный бетон, показывая все свои зубы в широкой улыбке, Данила резко достал спрятанный раскладной нож. Блеск металла в свете фонаря отразился в глазах обоих. Слишком близко поднося его к этой его издевательской улыбке, рыжеволосый и сам наклонился чуть ближе.       — Скажи спасибо, что я тебя не пырнул, — подняв татуированное лицо к лезвию, Иван сам прошелся скулой но нему. Так, легкая царапина на память.       Какой же он ебанутый.       Резкий подъем послужил совсем небольшим головокружением. Единственное, что болело, это руки, и те только от холода. Им же, скорее всего, и было вызвано подергивание носом.       Либо же нервы. Ладно, неважно. Странно. Это все очень странно. Если он укатал в Москву, то что тогда забыл здесь? Какого хуя он звал, если даже не ударил толком? Явно не поговорить. Он ведь подлетел... Конченный блять. Только зря время потратил. Синяки будут разве что от падения. Да и свое обещание по поводу того, что никого в жизни не покалечу, перед Лизой я сдержал. Он ведь сам... Блять, если этот ублюдок тронет Лизу... Сука.

лиззочка last seen at 11:57 PM

— ты ушел? 10:12 AM — из-за матери? 10:12 AM — она только в понедельник приедет 10:12 AM — мне ведь плооохо без тебя 10:12 AM — шаришь? 10:12 AM — :с 10:12 AM — ха0ах0хаха смотри 2:33 PM — коза в тазике 2:33 PM — photography: 2:33 PM — эта я 2:33 PM — опа, кто это тут зашел? 4:56 PM — voice message (0:36) 4:57 PM — всм ты вышел 4:59 PM — дань? 5:04 PM — ну не игнорь ты 5:06 PM — ты издеваешься? 6:17 PM — сунул, плюнул и пошел, да? 6:17 PM — пизец да ну даня 8:57 PM — заебись выходной мне устроил 8:57 PM — блин 10:18 PM — я думала, мы гулять пойдем 10:18 PM — сегодня тепло было 10:18 PM — пон 1:03 AM — все нормально?? 2:48 AM — кашин, ты вчера был в сети 11:12 AM — что происходит? 11:12 AM — блин??? 1:01 PM — это уже не смешно 2:04 PM — надеюсь, ты снвоа телефон просрал 2:04 PM — даня???? 4:15 PM — stiker: 5:21 PM — ??? 5:21 PM — ладно 9:48 PM — спокойной ночи 9:48 PM — я переживаю 9:48 PM — надеюсь, у тебя все хорошо 9:48 PM — люблю 9:49 PM