данила владимирович online
— блять 10:26 AM — лиза 10:26 AM — прости пожалуйста 10:26 AM — прости 10:26 AM — voices message (00:32) 10:26 AM— ТЫ ЖИВОЙ????! 10:27 AM — блин 10:27 AM
— voices message (00:30) 10:27 AM— я испугалась 10:27 AM — я в школе 10:27 AM
— voices message (00:06) 10:27 AM— не могу слушать 10:27 AM
— блять 10:27 AM— надеюсь, все хорошо 10:27 AM
— прости пожалуйста 10:27 AM — voices message (00:14) 10:28 AM— дань, биология 10:30 AM — я правда не могу послушать 10:30 AM — скажи, как ты?? 10:30 AM
— а 10:30 AM — нормально все 10:30 AM — не переживай 10:30 AM — ты в школе? 10:30 AM— да, написала ведь 10:38 AM
— хорошо 10:39 AM—ты придешь?? 10:40 AM
— что следующим 10:48 AM— сейчас алгебра будет 10:57 AM — потом русский 10:57 AM — общага 10:57 AM — физра седьмым 10:57 AM — но мне впадлу идти 10:57 AM
— бля 10:58 AM — херня 10:58 AM— дань, приди пожалуйста 10:58 AM — пожалуйста 10:58 AM
— к русскому может подъеду 10:59 AM— я буду ждать 10:59 AM — дань 10:59 AM — пожалуйста 11:00 AM
***
Одиннадцать пятьдесят пять. До звонка еще пять минут, а ожидание такого предмета, как русский язык, становилось все нетерпимее. Нет, так просто не может продолжаться. — Можно выйти? Быстрый кивок учительской головой, который увидели еще как минимум человек пять, наконец оторвавшихся от столь интересных заданий на синусы и логарифмы, которые девушка все равно уже сделала, из сборника для подготовки к экзамену, потому что молчание со стороны математички показалось игнорированием вопроса, отчего любопытство взяло вверх, заставляя посмотреть в ее сторону. Еще не выйдя из кабинета, Лиза уже набирала сообщение с вопросом "ты где?", спускаясь с третьего этажа на первый. В виднеющемся через большое окно черном за счет черных джинсов, черного пуховика и, вероятнее всего, пустого черного рюкзака, надетого уже по привычке, силуэте, зашедшего не территорию школы, моментально узнался тот, кого русоволосая назвала по имени и отчеству. Скорее всего, быстрые шаги и стук подошвы о кафельный пол были слышны всем ученикам начальной школы, расположившимся на первом этаже, по коридору которого Елизавета шла к раздевалкам. Рыжеволосый уже снял два капюшона — один от пуховика, в последствии повешенного на крючок, другой от худи, когда со спины подбежал кто-то, он соврет, если скажет, что не ждал этого кого-то, кто обнял его со спины, прижимаясь к ней щекой. Разворачиваться было несколько неудобно, потому что хватка все еще неизвестного, не обманывай себя, убери с лица улыбку, кого-то и не думала ослабевать. — Ты меня напугал, блин, — утыкаясь уже в грудь парня, Лиза, соединила пальцы за его спиной. — Привет, — она подняла подбородок, смотря в светлые буквально искрящиеся глаза. Рад! Да, он рад, боже, он живой, он здесь, он пришел! — Привет, — объятие со стороны юноши было предельно коротким, словно дружеским, может даже вынужденным, потому что руки за спиной, после того, как он убрал свои, и не думали разъединяться. — Ну Лиз, — все же улыбка не покидала лица, — отпускай. — Ты почему не отвечал? — внимательные глаза девушки, как и она сама, уже ждали может долгой, а может и совершенно короткой истории. В любом случае, собственная отмазка пронеслась мимо ушей Данилы. — Я испугалась, вообще-то, — тонкие пальцы перебирали шнурочки от толстовки, стараясь перетащить их и сделать одной длины, после завязывая точно такой же бантик, который был и на ее худи. Черт, ну почему она такая милая? Куда же делась Лиза, пьющая с тобой на перегонки пиво и бесконечно называющая долбоебом? Оставалось чуть меньше секунды, чтобы закрыть уши от чересчур громкого, потому что кто-то стоял как раз под дверным проемом, разделяющим холл и раздевалку, звонка. Идя спиной к несущейся толпе детей, которые, конечно же, врезались в девушку, Лиза прекрасно видела лицо юноши. А это главное. Так ведь? Весь класс уже переселился на дальнейшие сорок пять минут из одного кабинета в другой, вещи русоволосой были благородно сложены в ее же рюкзак, который еще более благородно вызвался нести Даниил. Если бы не дурацкие законы великого кабинета великой математики, который нужно проветривать и в который никого нельзя запускать на перемене после того, как восьмиклассники за неделю намазали доску мылом, отчего мел отказывался работать с ней, уронили цветы и своего одноклассника, по итогу каким-то образом сломавшего палец, то обычная зеленая тетрадка в линейку и непригодившийся учебник так и остались бы спокойно лежать и ждать свою владелицу. Встретив спешащую в двадцать седьмой кабинет за вещами Елизавету, парень отдал ей рюкзак, сразу же завязывая диалог. Рыжеволосыйflashback.
Хорошая ли идея отмечать новый год компанией школьников, среди которых уже затерялись чересчур выпившие подростки, почувствовавшие свободу после душного времяпровождения в кругу семьи, выслушивая очередную речь президента о дальнейших радостях жизни и планов на следующий год, выжидая часа ночи, когда уже на съемной специально для встречи всех знакомых и незнакомых лиц они смогут вести себя так, как хотят, не боясь не только родителей, но и вообще никого? Пожалуй, да. Громкая музыка, от которой уже болела голова, перекрывавшая собой чьи-то стоны и крики о том, чтобы ее сделали тише, особенно, когда на экране телефона в очередной раз высвечивалось мама; какой-то парень, вроде Максим, учащийся в медицинском, рассказал уже всю свою жизнь, третий раз углубляясь в поучительную историю про то, как стал в свои двадцать лет отцом, потому что не те ощущения; закрытые двери спален и одного из туалетов, в котором либо кого-то тошнит, либо происходит греховный процесс соития; алкоголь, на который уже заранее скинулись все, кого собирали знакомые, а после и их знакомые тоже, на который не дали ни копейки те, кто пришел лишь к двум, а то и к трем часам ночи, когда стало слишком скучно на своей или же какой-то другой квартире. Может быть, если бы не Соня, позвавшая его, Данила бы сидел дома, играл в Доту или же спал. Они дружат чуть больше года, и до этого относились друг у другу как к самым обычным людям, учащимся в одной школе и не имеющим ничего общего. Но этого самого общего оказалось настолько много, что количество проводимых вместе дней было и количеством дней в целом. Родители сами отпустили ее. Все-таки она будет с тем милым рыжим мальчиком, живущим с мамой в соседнем доме. Как же ей повезло с сыном. Он постоянно провожает ее до дома и встречает после вечерних занятий. Конечно, пусть Даня останется на ночевку. У нее много друзей, но Даня ее лучший друг, Соня сама ведь об этом говорила. Она уже взрослая. Ничего с ней не случится. Лучший друг. Сонечка умная девочка, она не станет пить. Даже если и станет, но немного. Как так, у нее нет от вас секретов? Да, она все всегда рассказывает. Не стоит волноваться. Хорошо, что они дружат. Она же подросток. Пусть веселится. Эта добрая девочка со светлыми волосами одна на этой вечеринке, какое же неподходящее слово для всего того сборища бухущих малолеток, лезущих друг другу в трусы, как же раздражает, блять, да ты ведь и сам такой, кто сидел в одиночестве в кухне и пил вишневый сок, который все прочие личности мешали со всем, что видели. Она одна, кто не притронулся к алкоголю, кому без влияния посторонних веществ было очень весело в незнакомой компании, с людьми из которой она очень быстро нашла общий язык. Она одна, кто не старался поскорее потрахаться в освободившейся спальне, кто не привлекал внимание к себе своим лицом, кто не пытался выглядеть старше своих лет. Она одна, кажется, была искренне счастлива. Одна? Теперь нет. — Эй, — в кухню вошел Даня, приводя свои волосы в нечто наподобие укладки, что на деле было лишь сборищем все таких же растрепанных рыжих локонов, — я тебя сегодня раза два видел, — улыбка все еще не напившегося в хлам юноши сама собой расплылась по его веснушчатому лицу, — прячешься от меня? Попытка появления угрозы в голосе была такая же нелепая, как и вообще идея угрожать ей. За что? Она слишком хорошая. Намного лучше, чем ее одноклассница, имя которой парень уже забыл, да и не думал запоминать. Вроде, именно она полчаса назад лезла к нему в рот своим ртом. Мерзость. Данила обошел улыбающуюся девочку со спины. — Не смейся, а то я... Компания парней с, как они сами и хвастались, завернутой в бумагу травой, что они еще называли косячками, зашла в промежуточный перед балконом пункт. Это с ними она разговаривала? Уйдите, пожалуйста. Ну, скорее. Юноши скрылись за стеклянной дверью балкона, и теперь их лица можно было разглядеть лишь под светом огонька от зажигалки и от тех самых косяков, вернее, всего одного, разделив время курения так, чтобы каждому понемногу досталось. Среди них он разглядел Ваню, не показалось, с которым впервые попробовал то, что он прямо сейчас на балконе пробует, а ведь обещал, что завязал, в сбившееся количество раз. — Съем тебя, — Соня рассмеялась, пока рыжеволосый положил подбородок ей на макушку, вбирая небольшую осветленную прядку и без того светлых волос, мама разрешила покрасить волосы, в рот. — Э-эй, — улыбка стала только шире, но голова все же дернулась от него, — ну Дань! — юноша отошел, садясь на стоящий возле нее точно такой же стул, на котором, подогнув ноги, сидела его подруга. — Пойдем домой, а? — в голосе уже чувствовались усталость от всего этого блядушника и непонятное ему самому волнение. — Уже поздно. — Меня мама отпустила ведь, все хорошо, — она на всякий случай проверила сообщения от нее: ничего. — Она спит уже. — Ты хочешь до утра тут сидеть? Маленькая еще. — Ты тоже, — глаза уже закрывались, — но я еще погулять хочу. Ты же пойдешь со мной на салюты? — Уже поздно, Сонь. Все богатые дядечки, запускающие салюты, уже спят и видят все эти цветные огоньки в своих снах. — Зануда? — она улыбнулась, стуча короткими ноготками по стеклу стакана с остатками сока. — Эй... — он хотел было встать, чтобы, как и всегда делал, проучить ее щекоткой, но дверь балкона издала звук, изначально напомнивший хруст. — О, Сонь, — они и имя ее запомнили, — ты не хочешь попробовать? — не называя что именно, один из парней полез в холодильник за бутылкой какого-то Гаража. — Он как сок, — отозвался второй парень. Вроде именно у него очень странное и запоминающееся лишь тем, что его тяжело запомнить, имя. Удивительно, как вся эта неприятная компашка стояла на ногах и разговаривала так, словно в ней никто ничего не пил. — Она не пьет, — Даня, так и оставшийся в полустоячем состоянии, выпрямился, разворачиваясь к ним всем собой. — Ты ее папочка что ли? — хохот парней резал слух, словно жестяная крышечка с бутылки из-под пива, острыми краями которой они проводили по его ушам. — Пусть сама решает, не лезь. — Ну, можно, — девочка как всегда улыбнулась, принимая полупустую бутылку с холодным пивом, которую уже, видимо, кто-то до нее открыл, в руки. — Сонь... — Да не лезь ты, — тот самый сложноименный юноша сказал это своим словно пришитым к нему веселым тоном, не отводя от его подруги глаз, ожидая ее реакции на уже до тошноты знакомый ему вкус. — Вы хоть знаете, сколько ей лет? — никто и внимания не обратил, его будто поместили в изолируемое пространство за стекло: видно, но не слышно. Была интересна лишь эта девочка. — А ты что творишь? Соня! — Успокойся, — она сделала небольшой глоток, поморщившись, и первым делом посмотрела на друга. — Видишь? Все нормально, Дань. Просто пиво, ты сам его пьешь. Все хорошо. — Ну брось, ничего с твоей подружкой не случится, Кашин, — Иван посмотрел на него, собирая волосы сзади в небольшой хвост, который затянул резинкой, взятой, вероятнее всего, у его очередной пассии. — Иди сюда, — рыжеволосый подхватил ее под руку, притаскивая к себе, выходя за пределы кухни. — Ты что творишь, солнце? — его голос стал тише, а глаза все еще широко открыты от удивления. — Эй, все хорошо, — она постаралась взять его за ладонь, все еще держащую ее руку, — Дань, все хорошо, — улыбка на ее лице, как тряпка, смывала все, что Данила был готов сказать ей в этот момент. — Нет, все плохо, — стараясь не начать отчитывать ее, укрепляя за собой статус и дальнейшее прозвище отца, — тебе нельзя пить, дурочка, особенно брать что-то у них. — Ну с чего ты взял? — Потому что я знаю таких, как они. Я переживаю, Сонь... Пойдем домой? — он снова тряхнул ее за предплечье, которое сжимали его пальцы: возможно, так вопрос лучше дойдет до нее, иначе зачем было так делать? — Давай ты пойдешь, я подругу найду, потом догоню. Хорошо? — Я не могу оставить тебя тут одну, — героизм так и сочится из него, но оставить эту маленькую девочку здесь — последнее, что он сделает для нее. — Все под контролем. — Да под каким контролем? Они старше тебя лет на пять, тебе нельзя водиться с ними! — Перестань отчитывать меня, ты сам ведешь такой же образ жизни, Дань, я просто хочу веселиться, — улыбка. Улыбка, мать вашу. Она опять улыбается! Ну сколько можно? — Хватит, Дань, — она вернулась в кухню, поднимая со стола стакан с соком, улыбаясь улыбающимся парням, и сделала большой глоток, резко зажмурившись. — Вы сюда этой штуки налили? — один из них ехидно прыснул. Заметив недовольный взгляд рыжеволосого друга, она снова отпила, не отводя от него глаз, а после одарила видом приподнятых уголков поджатых губ. — Уходи, Дань, я напишу, — Соня подошла и обняла его, прижимаясь к ткани черной футболки. — Пожалуйста. Все будет хорошо, не волнуйся, — короткий дружеский, на большее и не надейся, поцелуй в щеку, до которой она дотянулась, лишь надавив на плечи, чтобы он чуть присел. — Я напишу. Весь дом содрогнулся от громкого хлопка железной двери.***
Сонечка last seen at 6:48 AM
— Дант 6:46 AM — Даня 6:46 AM — Забери меня подалуйств 6:46 AM — Господи 6:46 AM — Даня 6:46 AM — Подалцйства ответь 6:46 AM — Я ее мгу 6:46 AM — Даня 6:46 AM — Я 6:46 AM — Они 6:46 AM — Мне алохо 6:46 AM — Данечка 6:46 AM — У мняя дрожвт руки 6:46 AM — Дань 6:46 AM — Я сейачс умру боже 6:47 AM— Сонь?? 6:49 AM — Блятьь 6:49 AM — Ты там еще? 6:49 AM — Я сейчас приду 6:49 AM — Слышишь? 6:49 AM — Я бегу 6:49 AM — Пожалуйста солнце 6:49 AM — Я скоро буду 6:49 AM — Блять 6:49 AM
Сука. Сука. Сука. Сука. Какого черта ты ушел? Долбоеб, Даня, ты долбоеб! Господи, блять, спасибо, что хоть додумался не идти домой, а культурно дождаться Соню. Дождался, блять? Сука! Слова вырывались прямо на ходу, пока до старенького четырехэтажного дома оставалось еще штук пять таких же зданий. Под ногами, удивительно, что не сами они, хрустел снег: то и дело сбивающийся с ровной полосы дороги юноша наступал в сгребенные с тротуаров небольшие сугробы, что, как бы сильно этому препятствию не хотелось, не могло замедлить несущегося парня. Отблески фонарей подчеркивали лежащие полоски цветной бумаги, спокойно жившие внутри хлопушек до нового года, пока с громким звуком их не выселили оттуда после боя курантов, которые словно освещали своим переливающимся разноцветным блеском путь, направляя к цели. Подобной пробежки он не устраивал очень давно. После только что выкуренной сигареты дышать было очень тяжело. Буквально подлетев к парадной, он дернул на себя открытую дверь, громко поднимаясь по ступенькам, перешагивая, кажется, сразу через три. На втором этаже до этого казавшиеся чем-то выдуманным всхлипы стали реальными. Данила поднялся выше, замечая маленькую фигуру, сидящую на ступеньках, словно обидевшийся ребенок, скинувший с себя одеяло, под которым прятался от родителей, и теперь ему очень холодно, отчего приходится обнимать собственные дрожащие колени. — Соня! Данила за несуществующую единицу времени подлетел к ней, разворачивая к себе лицом: слезы застыли в уголках глаз, а те, что до этого стекали по личику, остались лишь смешанными с маминой тушью солеными разводами на девичьей коже. Вопросы приходили в голову со скоростью миллион слов в минуту, но были настолько не к месту, что оставалось лишь прижимать ее к себе, поглаживая запутанные волосы. Эй, они же не были такими? Бетонный пол, кажется, грел куда больше, чем все еще всхлипывающая девочка, которую рыжеволосый прижал к себе настолько близко, насколько это было возможно. — Ч... Нет. Без вопросов. Маленькие ладошки закрывали лицо, теплое дыхание из приоткрытых губ кое-как согревало их. Счет времени абсолютно потерян, но солнце пока еще не осветило ни сантиметра неба. Лишь мерзкая тусклая желтизна с четвертого этажа долетала мотыльками света до них. Невыносимо. Вся куртка в пыли от ботинок жителей двух последних этажей, как будто каждый лично вышел и наступил на нелепо лежащее тело. — Эй, — большие пальцы убрали мокрые от слез и прилипшие словно на соленый жидкий клей осветленные прядки с лица, — Сонечка, — тихий голос, наверно, должен был успокоить ее, но, стоило ей только посмотреть в светлые глаза Данилы, слезы снова потекли из глаз, заставляя содрогнуться всем телом.Ну же, Сонечка, улыбнись. Где же твой друг? Хватит кричать. Покажи нам свое личико.
— Все, тихо, я тут, слышишь? Блять, я рядом, Сонь, — руки юноши по инерции сжались с его глазами. — Я рядом. Рядом. Ад не внизу. Он этажом выше, где дерутся, кричат и насилуют. Там, в чужой холодной квартире. Ад не внизу. Внизу тот, кто стал жертвой этого ада.flashback end.
— Я знаю, не вспоминай, — оторвав Данилу от раздумий, темноволосый снова проверил наличие новых сообщений: их уже восемь, и все от одного человека. — По работе? Называть работой то, чем занимается Руслан, было сложно. Еще года три назад он подрабатывал курьером, и уже после это все переросло в развозку наркотиков. Какой-то пузатый дядечка предложил заработать. Почему бы не согласиться? Тем более, если он обещает оплату куда больше, нежели парню предлагали до этого. Тогда никто и подумать не мог, что мальчишка, лет пятнадцати, делает так поздно на улице, почему каждый день его маршрут от школы до дома меняется, и что лежит у него в рюкзаке вместо учебников. В итоге этого самого дядечку он стал видеть чаще матери, с которой бесконечно огрызался, пока та в итоге просто не выгнала сына. Сначала к бабушке, потом к друзьям, их друзьям. Удача, когда живший уже у родственников Даня все же уговаривает тех приютить Руслана. Еще полгода, и они уже вдвоем в большой квартире. Вчетвером. Втроем. И снова вдвоем. Жить в соседнем с Соней, а теперь лишь с ее родителями, которые вскоре тоже окончательно съехали, доме было невозможным. Именно это повлияло на переезд. Именно это не позволяло выходить из дома. Видеть в окне ее комнаты все еще стоящие на подоконнике игрушки, плюшевого зайца, сразу же запавшего и ему в душу, которого он выбирал за два часа до того, как они должны были встретиться и пойти отмечать ее четырнадцатилетие. Слезы наворачивались на глазах, размывая все перед собой, ноги не шли ни назад, ни вперед. Оставалось лишь стоять со свисающим с одного плеча рюкзаком и смотреть в это самое окно, словно сейчас там появится силуэт девочки со светлыми волосами и вечной улыбкой на лице, которая выглянет и, увидев рыжеволосого парня, моментально спустится, на ходу застегивая легкую куртку. Даня возьмет ее тяжелый рюкзак, в котором всегда лежали конфеты или жвачка, — ими она всегда делилась с ним на переменах, — а потом они будут все оставшиеся часы выслушивать от учителей и одноклассников предположения, выставляемые фактами, про то, что они встречаются. Даня рассказывает о своем увлечении музыкой, включает написанные им биты, получает предложение создать паблик. Создает. Покупка рекламы, первый заказ, небольшая сумма на карте. Школа стала постепенно забываться. Забывались и подруги, так часто пишущие с предложением погулять или придти на уроки. Зачем, если через месяц можно узнать всю домашку и, потратив несколько бессонных дней, принести, получив свои законные тройки. Пока Руслан до самого утра бродит по улицам, Данила до утра сидит за монитором. Несколько часов сна. Опоздания. Если бы не то, что произошло в мае, рыжеволосый смог бы адекватно доучиться, сдать экзамены и уйти после девятого. Но аттестат был завален, а большая, даже очень, квартира все еще была в двадцати минутах от школы. Если бы не Света и Даша, он бы так и остался в то лето на самом дне, не поднимаясь с него, пусть даже они лишь сместили этот период саморазрушения, перенося его с летних каникул на учебное время. Десятый класс, Руслан все так же ездит к все тому же, но еще более пузатому дядечке за товаром, который после делит со своим другом у него на квартире. Вечные ссоры. Срывы. Попытки отказаться от наркотиков. Кому-то, вроде, даже удается, заменив их на алкоголь и еще более частое выкуривание сигарет — одна пачка в день, не меньше. И снова срыв. Бесконечный круговорот. Пьянки. Тусовки. Очередной секс с какой-то малолеткой. Учеба, длиной приблизительно в пару дней. Снова пьянки. Еще один замкнутый круг. Света и Даша изредка всплывают в ленте, у первой вроде как появился парень. Расстались. Похуй. Стало как-то похуй. Снова школа, апрель. Они опять общаются. Прогулки со Светой. Молодец, Дань. Теперь ты трахнул свою подругу. Прошел почти год с того момента, как вместе с Соней не стало и Данилы, а все попытки вспомнить себя перешли в бесконечное самоубийство. Теперь, когда разговор заходит про Даню, его описывают как хмурую темную фигуру, которая, вероятнее всего, в один из летних дней развлекалась с чьей-то подругой из той самой компании разговорщиков, где его обсуждают. Веснушки на лице больше не ассоциируются с чем-то солнечным, его манера общения становится синонимом к слову грубость, посылать людей нахуй теперь привычнее, нежели признаваться им в чувствах. Все. Это конец. Нет больше чувств. Нет человека, который бы смог их пробудить. Кругом лишь гробы, а в них стопками покоятся мечты. Нет никого рядом, кто бы смог прекратить эту маргинальщину. Летние алкогольные сборы с, вероятно, чем-то токсичнее пива, и не думают прекращаться, забирая первые осенние дни. На улице, у себя, в чужой квартире. А это кто? Появление новенькой девочки в классе изначально даже не интересовало. Да нет же. Нет. Теперь уже очень интересует. Словно какая-то невидимая даже вооруженному глазу маленькая деталь в виде всей пока еще незнакомой девушки. А ведь она единственная, кто полностью выслушивала его, когда желание срочно пожаловаться кому-то, кого ты знаешь всего несколько дней, было особенно сильным. И она слушала. Она поддерживала. Улыбалась. Эта все еще детская улыбка на лице уже шестнадцатилетней девушки. Ее интерес в глазах, появлявшийся на крошечное количество времени. Интерес, который Данила замечал и отдавал вдвойне. Она другая. Определенно. Звонок раздался громко и неожиданно, заставляя вздрогнуть всем телом. Рыжеволосый поднялся, направляясь к своему месту возле Лизы, которое, так как учительницы еще не было, Света так и не покинула. — Ну и? — один из набора многочисленных недовольных тонов активировался, когда Даня тенью навис над не замечающей его одноклассницей, на молчание которой он начал самостоятельно поднимать ее. — Ты ахуел? — переняв манеру юноши, Света пихнула его локтем около ребра. — Хули ты материшься, гнида? — А сам? — Где я матерился? — Попробуй вообще заткнуться, тебе поможет. — Сама заткнись, собака. — Данила, тебе не стыдно девочку обзывать? — вошедшая в класс руссичка как по волшебству создала в классе тишину. — Она не девочка, она животное. — Данила, — строгий голос и полная форма имени — это сочетание явно не несет в себе ничего положительного. — Да она привыкла уже. Игнорируя дальнейшие слова и их уже более тихое метание стрелок между двумя партами, женщина записала на доске тему, начиная урок. — Лиз, дай ручку. — У меня нет, — уже не одна ручка, отданная в руки Данилы, потерпела потерю самой себя или, как минимум, прилежащего к ней колпачка. — Света, дай ручку. — Лиз, дай ему ручку, — девушка тяжело вздохнула, придвигая стул ближе, чтобы рыжеволосый перестал тыкать ее в спину. — Да, Неред, дай мне, — от кого, как не от Дани, можно было ожидать подобного подтекста? Учительница недовольно шикнула на них, после чего продолжила свой монолог о чем-то очень скучном и неинтересном. — Я тебе в ухо дам, — все же достав из кинутой в боковой карман портфеля ручку, колпачок от которой был благополучно утерян около месяца назад, Лиза положила ее на парту, подталкивая пальцем, чтобы она перекатилась к парню. — А что еще дашь? — рыжеволосый повернулся к ней, после чего получил пинок в ногу, отчего, конечно же, наигранно, но громко вскрикнул, вызывая смех одноклассников. — Кашин! — отвлекаясь от разъяснений критериев сочинения, про которые и без того говорит каждый урок, Мария Федоровна развернулась к нему. Он сделал то же самое. — Она меня трогает! — Сейчас вдвоем выйдете из класса! Взял вещи и пересел на первую парту! Выполнять то, что было сказано чересчур приказным тоном, юноша, конечно же, не собирался: сидеть молча до тех, пока ей не надоест в ожидании хоть какого-то действия смотреть на него, в итоге понимая, что это бесполезно, — самый лучший и простой в своем исполнении план. — Дань, — девушка уже минуту стучала по руке до этого не обращавшего на нее внимания парня. — Мм? — он развернул голову в ее сторону. — Я короче, — Лиза по примеру юноши легла на парту, чтобы тот лучше слышал ее, — сказать хотела давно еще, но передумала. — Говори, — он зевнул, смотря на нее сонными глазами. — Ну, тебя когда не было, — голос стал тише, — я у Руслана видела... — во взгляде, наполненном лишь желанием поскорее оказаться дома, промелькнул интерес. — Что ты видела? — снова суровый взгляд учительницы, снова молчание, длиной в несколько секунд. — Ну... Пакетик. — Наркотики? — Походу... Я просто подумала, что ты должен знать... — Ага, я разберусь. Оставшиеся полчаса от урока были чересчур скучными. Секунда за секундой, словно рассорившись, шли очень медленно, а то и вовсе не шли. Точно время остановилось. И теперь придется всю оставшуюся жизнь слушать нудные разговоры. Рыжеволосый дернулся. Чересчур громкий звонок оказался слишком резким. Настолько, что не только он один буквально подскочил на стуле. — Не забудьте сдать сочинения! Лиза, уже сложившая тетрадь в рюкзак, достала ее снова, бросая на край учительского стола и выходя с одноклассницами из кабинета. Возможно, она пойдет в столовую. Тогда нужно будет первым делом поискать ее там. А сейчас поговорить с Русланом. — Можно за Настю сочинение сдать? — темноволосый подошел к Марии Федоровне с тетрадкой в дрожащих, явно не от волнения, да? руках, как обычно подходят смущенные отличники, недовольные четверкой за пару ошибок. — Она заболела. — А твое где? И снова какие-то отмазки, вопросы руссички, снова отмазки. Так, стоп, что? Темноволосый подтянул рюкзак, чтобы тот не спал с правого плеча, смотря в телефон, и прошел мимо стоящего у самой двери Дани. — Блять, — рыжеволосый прижал Руслана к стене, держа за ворот худи, и продолжил, говоря сквозь зубы, — ты снова был у нее? — прежняя уже немного продуманная в голове речь сменила собственную тему. — Что ты делаешь? —А ты что делаешь? Что ты снова сделал? Ты понимаешь, что с ней нельзя так? — Да ей, блять, хуево было, — наличие людей в нескольких шагах от них никак не смущало. — Я просто пришел, потому что она попросила. Настя заболела, я же не ебанутый, чтобы делать с ней что-то, особенно видя ее состояние! — Ты же знаешь, что будет, когда ты начнешь отходить. — Тебе, блять, какое дело до наших отношений? Я люблю ее, понимаешь? Весь тот день, когда я был у нее, я ни разу не подумал об этом. Ни разу не пиздил себя по голове и не орал в приступах. Я жил. — Да как ты можешь не думать. если каждую ночь бегаешь и прячешь закладки для таких же нариков как и ты! Ты не умеешь держать себя в руках! — И это мне говоришь ты? Ты, который ебет все, что движется? Да даже в отношениях с этой своей Лизой, ты все равно продолжал трахать ту доебистую пизду с 10 класса, успел дать на клык какой-то малолетке, у которой еще наверняка молочные зубы, блять, и, повторяюсь, дохуя телок, которых не только ты, но и я видел в первый раз. А я? В последний раз ебался лишь с ней! И когда мы встречались, я, нахуй, никого не ебал. Да, я склонял ее к этому, а потом сделал больно, но я блять не изменял ей на протяжении всех наших отношений и даже тогда, когда все кончилось! В первый раз все было по согласию! Я, сука, у нее первый, а она у меня последняя. Так что пиздуй ты нахуй, Кашин. Разберись в себе. — Дань, — темноволосый дернулся в сторону, задевая юношу плечом, оставляя его в почти одиночестве, если бы не навязчивое постукивание в спину, — Дань, привет, — Ева. — Чего тебе? — Пойдем покурим? — Блять, потеряйся, пожалуйста, я не в настроении, — Даня уже хотел было идти хоть куда-нибудь, лишь бы подальше от нее, но Ева снова остановила его, хватая за руку. — Я просто... — Ой, да мне до пизды, понимаешь? Прям поебать. Вот прям похуй. Презрение. Какая же мерзкая особа. Один только взгляд, и уже хочется промыть глаза с мылом. Был самый обычный осенний день, когда Ева осталась у него на пару дней. Возраст? Кого это волнует? Девочка в девятом классе, а уже опытная соска? На это тоже всем плевать. В этот раз она впервые сделала хоть какое-то взаимодействие помимо пьяных поцелуев, о которых Данила после и не вспомнит. Разговоры, пиво, разговоры, балкон, сигареты, снова разговоры. Уже тогда общение с ней казалось слишком нудным. На улице еще по-летнему тепло, а от присутствия какой-то девочки, которая выпила уже вторую банку пива, было еще и душно. И снова разговоры. Школа Отношения. — А тебе не грустно, ну, что Сони больше нет? Блять. Она была уже совсем близко, когда внезапно затронула ее. Сонечку. Какая же сука. Как она вообще смеет обсуждать ее? — Ты про Соню никогда не говори, поняла? — Ладно. Молчание. Еще немного. Данила поставил кружку на стол. Еще совсем чуть-чуть. Глаза сталкиваются, но в них ни искры, ни бури. Лишь безумие, вызванное алкоголем и парным одиночеством в большой квартире. Даня быстро преодолел полшага между ними, положив руку на шею, чуть сдавливая. Поцелует? Нет. А она тянется. Поднимает голову выше. Отпускает. — Что ты хочешь, чтобы я сделала? — даже не ухмыляется, смотрит на него искусственным детским взглядом и привстает на носочки, докасаясь до шеи губами. Ниже. Еще ниже. Ткань футболки приподнимается. Дрожащие пальцы расстегивают ремень черных узких джинсов. Она встает на колени. Прямо посреди кухни. Какая же грязь. Ладонь вцепляется в волосы. Парень упирается в столешницу. Презрение. Какая же мерзкая особа. Один только взгляд, и уже хочется промыть глаза с мылом. — Провались, пожалуйста, — даже не толкнул, нет, прикасаться к ней он точно не будет. Так где же Лиза?