Layering

Часы показывают шесть утра. А Минхек не понимает с какого перепугу он проснулся. Причем не только что — лежит, пялясь в едва подсвеченный квадрат окна, он уже минут пятнадцать. Парень вообще не шевелится, надеясь тем самым заставить свой организм заснуть, во-первых, а во-вторых, он так уютно сопит в краешек одеяла, что нарушать этот покой было бы кощунственно. Стрелка опускается на пять минут ниже, и до ушей Минхека доносится шуршание одеяла слева. Он в этот момент долго вдыхает и также долго выдыхает. Осенние утра — самые одинокие вещи на свете, даже если их есть с кем проводить. Этот тусклый свет, уставшая от жизни природа, серые остатки существования — возможно, это и красиво в каком-то смысле, но этим нужно уметь наслаждаться, а Минхек не умеет. Дыхание на другом кресле меняется и Ли предполагает, что парень там уже не спит. Атмосфера комнаты из безмятежной становится выжидающей. А ждет она, кто первый решится спросить: Ты не спишь? Становится слышно, как рядом чешут кожу — где-то на лице: щеку или нос. А затем Кихен молча встает и, пройдя мимо Минхека, также без слов глянув на него, направляется в ванную. Они встречаются взглядами, но не говорят и по банальной фразе. Атмосфера полностью рушится, становится подвижной и совсем не интересной. Утро имеет свойство бескомпромиссно рассеивать всю магию ночи и предрассветных сумерек, особенно — мертвенно-осеннее утро. Ли со вздохом поднимается, встает, потягиваясь, и его большая футболка, скомкавшаяся на груди, медленно опускается до бедер. В комнате не слишком светло, поэтому его силуэт виден не очень четко на фоне окна. Парень подходит к нему и раздвигает шторы — утро окончательно врывается своей серостью в квартиру и пробирает до мурашек своим холодом. Минхек разворачивается и босой идет на кухню, поджимая пальчики на ногах, потому что пол такой же холодный. Он ставит чайник на плиту, зевает и возвращается в гостиную, чтобы привести в порядок кресла — не все же Кихену делать. Потом умывается, заходя в ванную через минуту после того, как оттуда выходит Ю, и затем, ни на каплю не взбодрившись, плетется в кухню. На столе уже дымятся две кружки чая, а рядом зевает совсем теплый Кихен. У него нет мешков под глазами. Его кожа здорового розоватого оттенка. Он не дрожит. Младший стоит, упершись бедрами в столешницу и сложив руки на груди, и выглядит он совершенно безмятежно. Ли причмокивает и, сонно протерев глаза пальцами, упирается лбом в его ключицу. — У меня совершенно нечем позавтракать, — бубнит он еле слышно. — Я уже заказал поесть, — отвечает парень, облокачиваясь щекой на чужую голову. Старший протягивает руку и вытаскивает одну ладонь Ю, хватаясь за нее. Тот же не против, но при этом и не за: он просто позволяет это сделать. — Люблю, когда ты в порядке, — Минхек тянет ладонь на себя и пытается зацепить младшего в объятия. Кихен, не удержавшись на месте, шагает вперед, а руки Ли обвиваются вокруг его талии, не специально задирая футболку. И старший даже почти успевает насладиться этой близостью, прежде чем Ю, вздрогнув, выскальзывает из его рук. — Тебе сегодня на работу, да? — младший присаживается за стол и подпирает щеку ладонью. — Да, но у нас еще много времени, — улыбается парень, а сам проглатывает небольшую обиду. — Хорошо, — его вторая рука протягивается через стол и сжимает ладонь Минхека. Вскоре в квартире раздается звонок, и на кухне появляется коробка с ароматной свежей выпечкой. И от такого завтрака только еще больше веет грустью в это промозглое утро. Но зато от Кихена веет теплом и спокойствием, поэтому Ли улыбается. — Слушай, по поводу твоей ситуации… — парень делает глоток чая, пока младший абсолютно не спеша и смакуя жует кусочек булочки. Минхек заминается и продолжает только после того, как Ю, не прекращая жевать, поднимает на него взгляд. — Давай ты ко мне сбежишь? Тебе ведь здесь хорошо, спокойно и… Ты ведь знаешь, что я готов помочь тебе в любой момент. Я понимаю, что мой дом не в лучшем состоянии, — парень начинает понемногу замедлять речь, — но для тебя это ведь не так важно… Потому что видит на лице напротив улыбку — но не счастливую улыбку согласия, а ту, которую обычно дарят в ответ на глупую идею. — К тебе? — усмехается Кихен, дожевывая, выравниваясь и облокачиваясь на спинку стула, — шутишь? В комнате воцаряется тишина, пока лицо младшего становится более серьезным. — Ты представляешь, что мне сделает отец за это? Это не тот человек, от которого можно… сбежать. Мне легче будет, если ты останешься просто где-то под боком. Ли кивает и потупляет взгляд. — Хорошо… Если тебе так будет лучше… Я только этого хочу… На последней фразе Ю полностью закрывает лицо кружкой, а когда ставит ее пустую на стол, спрашивает: — Чем сегодня займешься? И Минхеку нужно срочно придумать, что он будет сегодня делать, потому что если он затянет молчание, то младшего накроет паника, которая уже успела блеснуть в его глазах. И парень почти винит в этом себя — не нужно было затевать этот разговор. Он отвечает через секунду, улыбаясь и рассказывая столько занимательный чуши, будто его работа — самая интересная работа в мире. Это на самом деле помогает, и уже через три минуты Кихен снова расслабляет плечи и прокручивает в ладонях пустую кружку. Вот только старшему помочь некому, и его мысли о том, что парень так скривился после его вопроса, не собираются оставлять его в покое. Пусть он оправдался отцом и, главное, выглядело это вполне естественно, но Минхек никак не может отделаться от ощущения, что первичная брезгливость в ответе появилась вовсе не из-за этого. Будто Ю противна сама мысль жить в таких условиях, и он будет лучше страдать и тратить время на поездки туда-сюда, чем переедет в такую квартиру ради собственного спокойствия. Будто на самом деле это правда. Но они ведь провели здесь столько времени, пережили столько истерик младшего (вернее, только их и пережили), Кихену ведь не может быть противно находиться здесь. Ли в это верит, он очень хочет в это верить и в конце концов убеждает себя. По крайней мере Кихен чувствует себя хорошо. Разговор из монолога постепенно перерастает в диалог, но старший все еще продолжает рассказывать о работе. — Единственное — тут и так расписание сдвигается, а к нам еще Че — Хенвон который — просится с арендой. И то ладно, подвинули бы расписание — с него бы заработали больше, но вокруг него теперь этот скандал разразился с Шакко, слышал? Ю меняется в лице, но Минхек не поймет, проступает на нем злость или испуг. — Слышал. И вообще не удивлён, что вокруг него такие слухи стали ходить. Старший задерживается на парне взглядом. Он бы спросил, почему тот так думает, вот только Кихену явно не по душе эта тема, и лучше бы ее как можно скорее перевести. Что Ли, собственно, и делает. Он заговаривает его, опять отвлекая, а сам, временами останавливаясь взглядом то на его плечах, то на шее, то на груди, вспоминает то, как все это выглядело вчера, в ванной. Какими выглядели шрамы и отметины от давно заживших ран на чужом теле. Вспоминает и думает о страхе Ю, о его состоянии и об отце, с трудом сдерживая себя от того, чтобы не задать лишних вопросов.

***

— День добрый, господин! — кот вытягивается на лежанке, разминаясь. — Свежий воздух, еда, спокойный сон… Вы решили меня убить? В отличие от остальных визитов, в этот Хенвон абсолютно спокоен, в нем нет той внутренней напряженности или обычного высокомерия, или же злости (про последнюю услышанную здесь фразу парень успел уже забыть). В этот раз он собирается выуживать каждую каплю удовольствия из взаимодействия с котом. — Допустим, и ты так этому радуешься? — парень продолжает крайне медленно шагать. — А вы почему так счастливы? Че уверен, что он даже не улыбнулся, зайдя сюда, — пусть мысли его улыбались, пока глаза обгладывали кота, успевшего набраться сил и к которому вернулся более-менее живой цвет кожи. — С чего это ты взял? — экземпляр соскакивает с лежанки, звеня цепью. — И все же — с чего такие поблажки? — Поблажки? — Хенвон проводит пальцами под портупеей, смотря прямо в чужие глаза. Стоит ли говорить, что снова происходит со зрачками? — Тогда вернемся к предыдущему вопросу — зачем я здесь? — А сам как думаешь? Кот дожидается конца фразы и хмыкает, почти смеется: — Когда бы не настал конец диалога, мы так и будем отвечать вопросами? — Вот ты и ответь первым, — парень останавливается. — Не могу. — Почему? — Вы первым сказали утвердительное предложение, — Че не меняется в лице, но ладонь его обхватывает рукоятку хлыста. — Погодите, я попытаюсь. — Он склоняет голову, — вам нравится мое тело? Снова звенит цепь, а Хенвон наблюдает очень короткое дефиле. Перед ним намеренно напрягают мышцы от запястьев до груди и от шеи до щиколоток, прокручиваясь при этом на месте. У парня приятно щекочет в груди, но: — Мне нравятся тела всех моих экземпляров. — Но я не все. — Самоуверенно, — Че выхватывает хлыст и, вильнув в сторону, дает ему изогнуться в воздухе, с шумом задеть землю и едва ли коснуться бедер кота. — Но никаких поблажек? — О чем ты… — следующий удар вполне ощутимо отпечатывается поперек живота, хотя кот и изворачивается. — Просто смена тактики. Хенвон наносит еще один удар и пытается подступиться, но его противник разворачивается к нему быстрее. Он подскакивает ближе, переступая невидимую черту безопасного пространства, и маневренно ускользает от кинувшегося в его сторону кота, тут же заходя еще дальше. Его хлыст, вновь взметнувшись, цепляется за шею экземпляра, из-за чего тот давится, чувствуя, будто кадык сталкивается с шейными позвонками; а затем, туго проскользнув по коже, тянет тело назад. Кот пятится, подавившись и зажмурившись на секунду, а Че бьет ногой прямо под его колено, из-за чего тело, подкосившись, не удерживается и валится на пол. Парень же, рискуя, проскакивает обратно в зону недосягаемости. Его грудь вздымается чуть чаще и легче, а за ушами, под прядями черных волос, проступает пот. — Все же лучше… — кот становится на четвереньки, не отводя взгляда от Че, а затем медленно поднимается, — …чем жить в четвертом кольце. Здесь хотя бы есть возможность поесть чаще, чем там. Хенвон делает следующий выпад. Их схватка становится похожа на очень быстрый, техничный, но не слишком элегантный танец. — Если бы вы тратили выделяемые для вашего района деньги рационально, вам бы не приходилось голодать. Кот выворачивается и отскакивает к стене. — Выделяемые деньги? — он поднимает брови. — Государство выделяет на каждое кольцо одинаковые суммы, а как уже ими распоряжаются на месте — проблема жителей. — Одинаковые суммы? — смех, звучащий после этой фразы, льется из самой груди. — Государству плевать на окраинные районы, и выживаем мы собственными силами. Но даже если бы ваши слова и были правдой, господин Хенвон, каждое кольцо имеет свои нужды и спонсировать всех абсолютно одинаково вообще не логично, не считаете? — Этими вопросами не мне задаваться. Если государство так делает, значит это правильно. — А кому же еще ими задаваться! Вы ведь гражданин округа! — Мне и без этого хорошо живется. Че не успевает вовремя увернуться и его, стоящего слишком близко, подсекают цепью. Он спотыкается в попытке отойти назад и падает на колени, и кот пользуется этим, намереваясь его прижать к полу окончательно. Но парень переворачивается к нему лицом и успевает проехаться кулаком по его щеке, после чего тут же пользуется тем, что голова кота наклоняется от удара, и хватает его ухо у самого основания, нажимая и дергая в сторону. Экземпляр издает болезненный возглас, дергаясь влево, а его лопатку с частью шеи над ней сводит спазмом. В этот момент Хенвон успевает подняться и спешно отойти. Парень поправляет взлохматившиеся пряди и отряхивает брюки, тяжело дыша. Кот продолжает сидеть на полу: его уши дергаются, а сам он, тяжело вдыхая ртом, старается размять руку. — На вас когда-нибудь практиковали подобные приемы? — Пусть бы только попробовали, — Че пренебрежительно хмыкает. — Электрошокеры тем более, да? — экземпляр выравнивается. Хенвон только кидает на него красноречивый взгляд. — То есть вы даже примерно не знаете, какую боль причиняете? — он морщится и шевелит плечами. Ответа, однако, на это не следует — парень выдыхает, еще раз поднимая глаза на кота, и выходит из клетки.

***

— Я в шоке! — первое что слышит Чжухон сквозь дождь вместо привета. — Ты слышал про Шакко? Им щурится и поглядывает из-под зонта на дождь. — Шакко? Который певец? — Да. Слушай, давай сначала куда-то зайдем, а то под таким дождем стоять как-то… — Куда? — парень смотрит вдоль улицы, на которой они стоят, отмечая, что на ней как минимум три кафе, два магазина и кино и все это примерно на одинаковом расстоянии. — Блять, почему я всегда должен решать? — фыркает Чангюн и поджимает губы. — Пойдем в кино, там посидим в «CrispyChicken». Старший только молча соглашается, и они вдвоем трусцой бегут к зданию, над которыми светится огромная надпись «East», обрамленная кинолентой. По дороге младший грузит Ли очередной кучей информации, о которой оба забудут через минуту. — Так вот, — они падают друг напротив друга на красные диваны со скрипучей обшивкой. — По поводу Шакко. Ты вообще хоть что-нибудь слышал о недавнем скандале? — Только то, что скандал был, — хмыкает в ответ Чжухон, кое-как раскладывая мокрый зонт на другом конце дивана. — Пиздец блять, я тебе каждый раз поражаюсь. В каком ты мире живешь? Как такое можно не знать?! Ли хочет вставить, что ему и так проблем хватает, чтобы о других беспокоиться, тем более, что он никогда особо не следил за звездами шоу-бизнеса и не интересовался скандалами. Но вот Има это не интересует, да и вставить пару своих слов, пока он говорит вряд ли получится: он либо продолжит более напористо говорить, заглушая чужую речь, либо позволит начать говорить, но перебьет. Поэтому старший молчит. — Недавно стало известно, что у него мутки с его же менеджером. А менеджер — мужик как бы, понимаешь, да. Мерзость, просто мерзость. У него уже отобрали все авторские права на песни, клипы и вообще что бы то ни было… — Погоди-погоди — а причем тут его творчество к его личной жизни? Младший замирает на пару секунд и косится на парня. — Ты ебнутый? — Выдает он через несколько мгновений, — это же он написал и сделал — а как можно позволять такому, как он, иметь права вообще на что бы то ни было? — Окей, но фактически-то все равно его песни останутся его песнями, даже если он не сможет получать прибыль с их продаж, да и в целом — от того, что на бумажках его песни перестанут быть его, это слишком популярный певец и люди не перестанут ассоциировать его песни с ним. Только из-за каких-то там бумажек. — Да, блять, при чем тут это. Сейчас главное его полностью оградить от медиа и лишить возможности предъявлять какие-либо претензии, потому что такие, как он, человеки могут еще кипишь поднять. Во-первых, Чжухон вообще не понимает, какое эти слова имеют отношение к тому, что он сказал перед ними. Во-вторых, Чангюн говорит слишком поверхностно и какого-то твердого основания в его словах Ли не слышит и сюда же, в-третьих, старший готов побиться об заклад, что это не собственные мысли парня, а несколько раз прочитанные и плотно усвоенные выдержки из какой-нибудь статьи (заглядывая в будущее, так оно и окажется, когда Чжухон сам поищет информацию о скандале). — Мы заказывать вообще что-то будем? — продолжает без остановки Им. — Если честно, у меня сейчас туговато с деньгами. — Да у меня тоже с собой не особо много, но нахер мы тогда вообще сюда пришли? — младший бескомпромиссно поднимается. — Пойдем хотя бы по какому-нибудь самому дешевому бутерброду купим. Ли, вздохнув, встает, и они подходят к кассе, у которой толпится несколько человек. — Шакко… А в какой он компании? В AQEntertainment? — Ага. Это ж компания этого… Че, да? — Затаскают его со скандалом этим теперь… — Затаскают, — безучастно фыркает Чангюн, рассматривая меню, — как думаешь — маленькое панини с курицей сильно плохое? — Не попробуешь — не узнаешь. И заказывай сразу два. — Ты тоже это будешь? — Угу. — Тогда закажи сам, а? — Чангюн! — Ну что? — Им хватает старшего за руку и, улыбаясь, дергает его, — ну тебе что сложно? Ну, Чжухон. Тот цокает в ответ: — Давай деньги. Парень улыбается еще шире и, сунув купюры Ли, достает телефон из кармана, не отпуская при этом чужой руки. Купив поесть, они возвращаются за свой столик. — Кстати, теперь в первом кольце назначено уголовное наказание за посещение его котами. Для боевых предусмотрены специальные часы и улицы с маршрутами, по которым они могут проходить и провозиться, в другое время котов конфискует и задерживает полиция, а перевозчики обязаны выплатить немаленький штраф (они там такую сумму загнули — за наркоту столько не платят). Да, а всякие там цирки, больницы и прочее обязаны будут иметь карточки на каждого кота, который у них находится. Не хило так, мм? Старший к этому моменту съедает уже почти полбутерброда. — Ешь давай! Парень отворачивает упаковочную бумагу и кусает в первый раз. — Спорим, после этого старые порядки перебросят на наше кольцо? — Чангюн! — Чжухон делает такое выражение лица с набитым щеками, которое только и говорит: достал! — Я уже почти все съел! — Все-все, — он хихикает и делает вид, что собирается сказать еще что-то, чтобы позлить Ли. Тот же замахивается на него телефоном.

***

Чангюн открывает калитку и заходит во двор, спешно идя к двери в дом. Не успевает он оказаться внутри и разуться, как тут же разочарованно выдыхает: — Блять, ну неееет, — ноет парень пока брезгливо тянет за шнурки кроссовок. Его обувь в этот момент поблескивает мокрой грязью и топорщится прилипшим мусором. — Фууу, — он вынимает правую стопу и буквально отскакивает в сторону, вставая на носочки. Им мечется на месте, ища домашние тапочки, а найдя их, снова приближается к кроссовками. Он поднимает один, на глаз оценивает степень его загрязненности и кричит: — Фернандо! На удивление дворецкий появляется сразу же. — Да, сэр? — Вымыть их, а то меня стошнит от их вида, — он опять морщится и намеренно встряхнув плечами, уходит в другую комнату, оставив мокрый зонт также на дворецкого.

***

— Хенвон, ты ведь понимаешь по какому поводу я тебе звоню? — Понимаю, папа. — Тогда ты знаешь, что я хочу от тебя услышать. — Я не имел никаких связей с Сяо Каном, кроме деловых контрактов, и сейчас все, что были — уже расторгнуты, а я не поддерживаю с ним никакой связи лично. — Фух, хорошо! — мужчина промакивает платком проступивший на лбу пот. — Отец, вроде бы в правительстве работаешь, а все равно ведешься на все это… — Ну знаешь, когда самого касается, уже не так безразлично становится, чем народ развлекают. — Отвлекают… — Что? — Ничего, сам себе под нос бурчу… Как у тебя дела? Очень много работы? — Да справляюсь потихоньку, мне сейчас лишь бы с тобой это дело не затянулось. — Не беспокойся отец: хорошо, что я достаточно известен в медиа кругах, так что знаю, на кого нужно надавить и кого задобрить. И то и другое я уже сделал. Так что спи спокойно. Че-старший снова протирает лоб платком, но теперь с легкой улыбкой на лице. — Папа? — Что? — А ты в курсе того, как у нас в округе распределяются финансы? Мужчина хмурится и втягивает голову. — Что это за вопросы? С чего тебя это заинтересовало? — Да просто спросить захотелось. — Если так, то включи новости или газету почитай. Тебе там еженедельные сводки дадут. — Так не интересно… — Ну, а я… — мужчина опускает глаза, замирает, а затем медленно поднимает взгляд на Хенвона. — Я тебе ничего не скажу, а вот господин Ким… Парень тут же разочарованно выдыхает: — Папа… — Что папа, ну что папа? Он тебе точно не откажет и даст настолько полную информацию, как никто другой. К тому же, я думаю, что он будет только рад, если ты поинтересуешься такими вещами. Ну что ты так надулся? Хочешь, я сам с ним договорюсь? — Спасибо, но я как-нибудь сам справлюсь. — Я бы мог устроить вам личную встречу. — Вот этого мне тем более не надо. Мужчина, хмыкнув, посмеивается. — Ладно-ладно, делай, как знаешь. — Хорошо, отец. Спокойной ночи. — Спокойной ночи.

***

Ким на самом деле любезно соглашается отобедать с Хенвоном и по такому случаю даже высылает ему приглашение на департаментский съезд в один из дисков. Че сначала отказывается, говоря, что это совершенно ни к чему и он может подождать, но Кима уже не остановить. Поэтому парню остается только вздохнуть и собраться. Поездка в диск предстоит долгая, а потому Хенвону приходится выехать рано утром, и на место он приезжает только к шести вечера, собственно к тому моменту, когда официальная часть съезда заканчивается, все важные дела оказываются обговоренными, и прибывшие сюда могут наконец выпить по бокалу шампанского. Впрочем сам съезд Хенвона интересует мало — намного больше внимания он обращает на сам диск и характер его застроек. Во-первых, на его границе происходит строгий досмотр экипажа, проверка документов, пригласительных, идентификация личности и ещё куча каких-то протокольных действий. В самом же диске на каждом углу стоят полицейские в спецэкипировке и каждый проезжающий кортеж направляют в нужную сторону (и то ли кроме съезда сегодня ничего не происходит, то ли на посты еще с таможни отправляют номера машин и цель их визита). На улицах же нет ни одного кафе, ресторана или магазина, все какие-то огромные дома, развернутые к единой центральной постройке — огромнейшему зданию этажей в пять, но занимающему при этом такую площадь, что пройти из одного конца в другой было бы сложно, и это еще учитывая то, что Хенвон видит его не полностью, а частями из-за проулков. Автомобиль Че останавливается перед одним из серых домов следом за еще одним автомобилем. Постройка абсолютно не примечательна среди всех остальных — с такой же парковкой и двумя подстриженными деревцами у входа. Внутри это такой же зал для приемов, какие есть и в родном округе парня с большим холлом, гардеробом, несколькими курительными и собственно залом. Там уже собралось немало гостей — все та же куча деловых людей, которые красуются друг перед другом, с единственным различием, что на этом приеме вообще нет женщин. И осознав это, Че с облегчением выдыхает, потому что шансы встретить здесь малышку Ким падают ниже нуля. Хенвон оглядывается и берет в руки первый попавшийся на глаза бокал. — Аааа, вот и он! — слышит издалека парень возглас, по всей вероятности, направленный в его сторону. Так оно и оказывается. Ким-старший с компанией солидных мужчин подходит к Че, и последнему приходится потратить несколько минут, чтобы должным образом поздороваться с каждым. После этого они отходят в сторону и Ким начинает говорить о политике, ее механизмах, по большей мере обращаясь к парню, чем к своим коллегам, а тот сколько ни слушает — понять не может, зачем ему все это знать. Однако благодаря всей этой политической неразберихе и куче непонятных слов, Хенвон может вполне естественно задать свои вопросы. Он делает вид, что ему интересно и мягко подводит к нужной для себя теме. И как у нас дела в департаменте? А что в отделах? А финансовый блок в порядке? В газетах, наверное чепуху пишут? В конце концов Че добивается своего. — Господин Ким, а что насчет финансирования: все-таки все ведь не так равномерно, как рассказывают? — он спрашивает так, будто уже что-то знает наперед. Собеседник щурится и улыбается одной из тех приторных лощеных стариковских улыбок, которые не бывают приятными на вид. — Хенвон, ты ведь уже не маленький, да и в каком мире мы с тобой живем? О какой равномерности может вообще идти речь? Думаешь, мы могли бы так жить, если бы все всем доставалось поровну? Парень бесстрастно допивает бокал шампанского. — Тогда как скоро все деньги будут принадлежать первым кольцами? — хмыкает парень скорее в шутку. — Скорее, чем можно было подумать, — отвечает мужчина, делая несколько глотков крепкой настойки. Хенвон замирает на секунду, переваривая услышанное, и решает идти с этими вопросами дальше. — И первым делом в них поступят все выплаты четвертого кольца? Ким хмыкает. — Уже, мальчик мой, уже. Че совсем не нравится, как к нему обращаются, но он не подает виду. — Ну простите, — он только широко улыбается, — я вам не политик и в ваших кругах не часто бываю, чтобы такое знать. — А хотел бы? — Ким выгибает свои короткие широкие брови и отхлебывает еще глоток, смотря куда-то вдаль. Хенвон же оглядывается и выдыхает: — Пойду бокал отнесу. Остаток вечера парень проводит все в той же компании, но только физически, мыслями же он будто отделяется от тела и смотрит на собравшихся с какой-то другой стороны. Сборище дорогих, лощеных, разодетых мужчин, которые только и делают что разговаривают о деньгах (и парень уверен, что думают о том же). Какие идеи и планы они здесь обсуждают? Ведь здесь, на таких мероприятиях, решаются вопросы будущего округов. Хенвон еще раз окидывает взглядом толпу, и ему становится не по себе. Это безумное количество одинаковых улыбок ослепляет его. Он отворачивается и обнаруживает зеркальную поверхность стены, в которой отражаются все те же люди и он сам. И в голове словно огромная тяжелая туча возникает вопрос: А чем ты отличаешься от всех них? Вечер заканчивается для Хенвона в десять, потому что в зале появляется мужчина, который объявляет, что всем неместным пора покинуть диск, так как оставаться здесь им нельзя, к тому же нужно успеть выехать до комендантского часа. Комендантской час? — спрашивает сам себя парень — к чему это? У нас ведь никакого военного положения или чего-то подобного… Все же никто объяснять ему это не собирается, да и он сам особо не расстраивается тому, что в диске нельзя остаться на ночь. Пусть даже теперь ему не удастся нормально поспать.

***

Домой парень приезжает под утро и единственное, чем ему позволяет заняться жизнь — вежливо, но жестко посылать куда подальше журналистов, которые заваливают его дом письмами с просьбами об интервью. Со сколькими бы людьми парень ни был бы знаком, а цена скандала все же делает свое дело. Че старается взбодриться, но разгрести кучу журналистских запросов, а после еще и ответить каждому засомневавшемуся в безопасности своей репутации артисту его компании, оказывается совсем не просто. Хенвону приходится возиться с бумагами, перезванивать своим агентам и агентам артистов, чтобы удостовериться, что вокруг его компании не разгорится ни одного скандала. В итоге он не выдерживает и мягко, но все же срывается на своих агентов, которые ничего не могут решить самостоятельно. Это действует, и спустя полчаса телефон Хенвона затихает. Парень сидит в своей комнате на кровати, перебрасывая из ладони в ладонь небольшой шокер. Один из рукавов его рубашки закатан до локтя, а сам он провел в таком положении последние минут двадцать. — Господин Хенвон, обед подан! — Иду! Парень спохватывается и подскакивает с кровати, но тут же замирает, поджимая губы и глядя на шокер. Он берет его в ладонь и смотрит на оголенный участок кожи выше запястья. Через мгновение Че чертыхается про себя и, прислонив к себе шокер, посылает самый слабый разряд тока. — Тс-ай! — рука дергается в сторону от тока, а Хенвон еще сильнее ругается — что он вообще делает? Это было больно. И если не слишком, то хотя бы очень ощутимо. Очень. Че спешно оправляет рукав рубашки и торопится в столовую.

***

Газета «На слуху» №13. Спец-выпуск. Тема: Результаты первого этапа введения реформ. Распространение: повсеместно. Издательство: SOE «Газет-печать» Тираж: 150 000