Чжухон ныряет в очередной переулок и вот, казалось бы, еще пару шагов — и он сможет выйти на более-менее оживленные улицы, а там уже и дом рядом. Его квартира находится относительно близко к работе, поэтому добираться до нее на машине нет нужды. К тому же если срезать через дворы, то выходит еще короче, что парень сейчас собственно и делает.
Холодный ветер районных сквозняков щипает локти и подгоняет, заставляя хотеть побыстрее оказаться в помещении. Однако, как Ли ни представляет себе теплый воздух комнаты своей квартиры, запах, который слышится едва заходишь с холода в дом, свистящий чайник и тарелку горячего супа, все эти приятные мечты и ожидания заливаются густым пятном чьего-то жалобного кряхтения. Парень вздрагивает при первом хрипе, хочет пройти быстрее мимо, но едва звуки начинают затухать спустя пару метров, замедляет шаг, а потом и вовсе разворачивается, возвращаясь к скулежу.
— Что тут?
Чжухон всматривается в неосвещенную часть проулка, стоя на свету, но звуки затухают после резкого шороха, и это что-то словно специально замолкает, боясь быть обнаруженным.
— Эй… — парень делает шаг вперед и слышит отчетливый подавляемый всхлип, который заставляет его остановиться и нахмуриться.
Через пару секунд в руках оказывается включенный телефонный фонарик, а за каким-то хламом в тупике — обнаженная кошка. Она лежит практически полностью раздетая: в каком-то драном, тонком плащике, которые скорее служит подстилкой, а не предметом одежды, и больше ни в чем. Никаких ботинок, белья или еще хотя бы какой-то кофточки. Когда Чжухон видит ее, то его мозг подает сразу два сигнала: отвернуться и рассмотреть поближе. Сердце начинает работать усерднее, а кровь сгущается после того, как парень обнаруживает на изможденном теле следы побоев и насилия в виде синяков, гематом, вырванных клочков шерсти, ссадин, а кое-где и царапин с порезами. Сама кошка же, едва тупик освещается телефонным фонариком, замирает и вообще, кажется, старается притвориться мертвой. Вот только у нее это не выходит — тело дрожит само по себе, шерсть вздыбливается, где может, а стук зубов от холода никак не получается приглушить. Ли останавливается, не дойдя метр или полтора, после чего молчит — что сказать непонятно, да и нужно ли это ему? Какое ему вообще дело должно быть до этой почти дохлятины? Кошка же в свою очередь только смотрит в пол, сотрясаясь от холода, боли и, скорее всего, страха. Она не решается поднять глаза вверх, не решается пошевелиться или сказать что-либо, не решается хоть как-то прикрыться, хотя очень хочется.
— Тебя… это… — парень пошатывается на месте, вытирает нос, чувствуя, как по шее бежит озноб от холодного ветра, и сжимает несколько раз губы, стараясь произнести следующее слово, но ни одного звука больше не слышно.
К черту это все! Что он тут забыл?! Бежать, бежать домой к горячему супу и уюту, а не стоять в подворотне возле полутрупа, да еще и кошки! Чжухон злится, ощущает себя неловко, разворачивается и, чувствуя, как его щеки краснеют от стыда за себя, идет прочь.
К черту! Не его дело! Не его! Это не он сделал, он и не виноват, что завтра в той подворотне будет лежать тухлая котятина! Ли спотыкается, закусывает губу, наблюдает за тем, как изо рта струится пар, уносимый резким потоком ветра в сторону, разворачивается и идет обратно. На этот раз он снова включает фонарь, но светит не на кошку, а рядом с ней, чтобы ее тела толком не было видно.
— Почему ты тут лежишь? Зачем мерзнешь? Вали домой, тебе тут не место! Вам тут вообще находится нельзя, что законов новых не знаешь?! — парню хочется плеваться от своих же слов, но на душе сейчас еще паршивее, поэтому он их себе прощает.
Кошка заметно напрягается, съеживается, выдерживает несколько секунд полной тишины, а после слезно, хрипя и кашляя, начинает умолять:
— Господин! Господин, оставьте меня, прошу Вас! Не трожьте! Мое тело уже ни на что не годиться, оставьте меня, прошу Вас! — голос ее, тихий и надрывный, сочится, словно тонкая струйка крови, стекает с уголка губ и капает с подбородка.
Чжухона передергивает: слова кошки подтверждают мысли парня, о том, что она — пользованка. Одна из тех кошек, которых отлавливают извращенцы и ублюдки, чтобы удовлетворить свои похотливые чресла, без страха и упрека, обладать ими столько и так, как им захочется, без какой-либо боязни быть за это наказанными. Котов ведь все равно никто не возьмется защищать, а тем более — кошек. Все, на что они годятся — плодить себе подобных и быть игрушками у извращенцев, которых презирают даже в этом обществе.
Чжухона передергивает. Снова. Он делает шаг вперед, но кошка вздрагивает, пытается отползти, еле упираясь слабыми руками в землю.
— Не нужно, пожалуйста! Мое тело в ужасном состоянии, господин, оставьте меня здесь, прошу! — она продолжает вторить это, пока ее узкая спина поднимается и падает из-за раздувающихся легких, а конечности, в особенности ноги, тащатся по земле, как безжизненные отростки.
— Ты не можешь ходить? — голос получается грубее, чем предполагалось из-за сковавшего горло холода. Кошка не перестает отползать и повторять то, что говорила раньше, только теперь ко всему примешивая:
— Нет, господин, не могу, и руки совсем не слушаются, оставьте… — в этот момент она замирает, хватает воздух ртом так, словно ее тошнит и одновременно она задыхается, кривит лицо в жутких гримасах, которые даже с такого ракурса толком и не различимые, кажутся жуткими, а после как-то опадает и хрипит.
Ли наблюдает за этим всем, испытывая отвращение и желание отвернуться, но тем не менее, стоит и, наступая себе на горло, смотрит за этими муками. Возможно, с минуту кошка пытается отдышаться, а после, заливаясь горячими, молчаливыми слезами и сотрясаясь крупной дрожью проговаривает:
— Я не смогу для Вас ничего сделать, но… вам, наверное, все равно… Да и мне, впрочем, тоже, — она больше не отползает и не ерзает — замирает, будто бы лишь сильнее прижимаясь грудью, животом к холодной сырой земле, будто бы потому, что на самом деле ей не все равно.
Чжухона передергивает. До чего ее довели! Влага на глазах парня горячеет, в груди что-то вскипает, в сердце тоже, а в голове только и стучит:
Ладно еще коллекции, бои… Но это! Двуличные выродки с двойными стандартами! — Чжухону так гадко, что он хочет сплюнуть.
— У тебя есть дом?
Кошка сжимает одну ладонь, не находя, что ответить, и Ли запрокидывает голову кверху, разворачиваясь в разные стороны и окидывая улицу взглядом.
— Можешь не отвечать.
В последующие секунды кошка лишь умоляет весь мир лишь о том, чтобы умереть до того, как и этот парень доберется до ее тела, умоляет и жутко боится сопутствующего шороха и шарканья подошв рядом с собой. Если бы у нее были силы, она бы расшибла себе лоб об этот влажный асфальт.
— Можешь приподняться?
Голос звучит громко и страшно и заставляет вздрагивать кисточки на ушах, и следом за ним тела касается чужая ладонь. Кошка закусывает губы, жмурит глаза и думает, что умереть все же не удалось. Она еле встает на локти и пытается упереться на колени, ее налитая молодая грудь, вся в ссадинах и в синяках от пальцев, обвисает, касаясь сосками асфальта. Чжухон смотрит на макушку кошки, на ее уши и тянется ладонями вниз, к груди. Кошка же трясется и замирает одновременно. Руки, едва касаясь груди тыльной стороной, подлезают под нее и хватают край пальтишки, начиная тащить его.
— Приподнимись.
Кошка пытается встать так, чтобы не прижимать пальто, но у нее нет сил.
— Простите господин, я не могу… — ее голос дрожит и она зажмуривается, ожидая удара.
— Перекатись тогда. И не называй меня
господином.
Кошка тут же сваливается на живот и перекатывается в сторону, на спину. Так становится видно еще больше увечий: жуткие синяки на животе, след от удушья на шее… Ли не смотрит, он встряхивает плащ, просит кошку снова перекатиться и накидывает его, грязный, на изуродованное тело. Она же в это время, стиснув зубы и стараясь не плакать, успевает спросить:
— Как вы хотите, чтобы я к вам обращалась? — вопросы рефлекторные скорее, чем осознанные.
Чжухона тошнит. От этих вопросов. Этой подворотни и этой ситуации.
— Никак. Приподнимись, как можешь.
Кошка упирается руками и поднимается, как может. Через секунду парень одним движением поднимает кошку на руки и разворачивается лицом к улице, осознавая, что взятое тело весом едва ли больше, чем самая обыкновенная крупная домашняя кошка. Та же жует губы от боли и страха, затаивает дыхание все от того же и напрягается всем естеством, ожидая, что будет дальше.
— Прикрой лицо и подбери хвост. И молчи, — Чжухон делает первый шаг, а кошка всхлипывает, дергается.
— Нет! Прошу Вас! Оставьте меня здесь! Пожалуйста! Не нужно снова! Пожалуйста!
Ли морщится от несильных, но все же брыканий и грозно рявкает:
— Угомонись!
— Прошу Вас…!
— Угомонись, я сказал! — парень слегка встряхивает руки, наблюдая за гримасой боли и тут же ощущая укол вины.
— Помолчи! Я не собираюсь… — глаза проскальзывают по всему телу чисто показательно, не задерживаясь ни на чем, после чего парень хмурится и делает еще шаг.
— Но тогда…
— Помолчи!
Чжухон гаркает еще раз и смотрит самым убийственным из всех существующих взглядов, после которого кошка затихает, но в голове начинают появляться мысли по поводу лабораторий или питомников. Она не выдержит еще и этого: лучше бы ее не находили, господи, лучше бы ее не находили… Кошка сжимает одну свою ладонь другой, ее дыхание прерывается, рваными кусками вырывается из ноздрей и тут же отзывается страхом быть избитой за такое поведение. Только Ли не бьет, а смотрит на окоченевшие лапы, едва прикрытые плащом и говорит:
— Сил хватит куртку расстегнуть? — сейчас его голос мягче и тише.
Однако кошка все равно вздрагивает и быстро тянется ладонями к замку, еле хватая его и оттягивая вниз.
— Расстегивать… полностью? — голос дрожит, и она обливается горькими слезами.
— Да.
Молния оказывается расстегнута, после чего парень вытягивает руки с телом вперед и просит спрятать стопы ему под куртку, после чего снова прижимает кошку к себе. Мягкое, пышущее жаром тело, делится с тонким телом кошки теплом, одновременно успокаивая и наводя еще большее чувство тревоги. Она боится прикосновений. Которые уже ничего не значат — больше, меньше, какая разница? Они молча идут по ночной улице. Холодный ветер районных сквозняков щипает локти и подгоняет, принуждая обратить на себя внимание, только Чжухону не до этого. Он думает, что он вообще творит сейчас? Увидь его сейчас с этой кошкой кто угодно — ему конец. Он нарушает закон, у него нет никаких разрешений и оправданий. Тащится с пользованкой на руках в кольце, где котам появляться так просто нельзя. Если их сейчас кто-то заметит, его упекут в полицию на допрос, а кошку… Чжухон не верит в то, что их просто сажают или отправляют на принудительные работы. Уж слишком многого он наслушался в четвертом кольце. Парень думает обо всем этом, но все равно продолжает идти, чувствуя, как тело на его руках дрожит — или это дрожат его собственные руки?
Когда Чжухон доходит до крайней улицы, где находится его дом и где движение уже более-менее оживленное и есть люди, он останавливается и несколько раз выдыхает в студеный воздух. Пар клубится возле глаз, огибает покрасневший нос, которым парень шмыгает, и растворяется где-то уже у кончиков волос.
— Закрой полностью лицо, держи крепче хвост, чтобы он не обвисал, и чтоб я от тебя и звука не слышал, поняла? И чтобы не произошло, ты не реагируешь? Иначе тебе будет еще хуже, чем уже есть, ясно?
— Да, — кошка вздрагивает, разворачиваясь, как может, и подтягивает плащ.
Если особо не приглядываться, то она становится похожа на котомку или просто грязный мешок, и Ли уповает на то, что в вечерней темноте ее действительно не отличить от них. Парень заворачивает за угол и выходит на улицу, до его дома нужно пройти семь других домов. Семь домов и пару-тройку загулявшихся допоздна людишек. Чжухон неосознанно крепче сжимает ладони и напрягает руки: он замерз, устал и боится. Но тем не менее продолжает идти. Первые два дома проплывают рядом относительно быстро и незаметно, а вот возле третьего попадается идущий навстречу зевака. Ли напрягается, потому что узнает в этом худощавом человеке с прищуром, как у ящерицы, своего соседа. Однако тот считает ненужным даже поздороваться и лишь кидает мимолетный взгляд на руки парня, проходя мимо. Чжухон идет дальше, разминувшись с еще одним человеком, после чего наконец-то доходит до своего дома и ныряет в подъезд, чуть ли не бегом поднимаясь к своей квартире. Его руки трясутся, когда он кладет кошку на пол и спеша открывает замок; он подхватывает кошку обратно на руки и заскакивает внутрь, захлопывая дверь ногой и тут же облокачиваясь на нее спиной, расслабленно выдыхая. Здесь пахнет теплом и домом. А еще сыростью и грязью от плаща, в который укутана кошка. Ли смотрит вниз и только сейчас понимает, что весь измазался. Парень отталкивается от двери, кидает взгляд на лицо кошки, что все еще укутана в плащ, и идет в ванную. Там он кладет тело на пол, а сам включает воду, настраивая температуру и закрывая слив.
— Скинь с себя плащ.
На полу слышится шорох и кошка медленно раскутывается из влажной, испачканной ткани, оглядываясь кругом. Чжухон подхватывает аккуратно тело, стараясь не смотреть на него, и опускает в ванную, после чего его руку хватают холодные дрожащие ладони.
— Вы… Хотите утопить меня? — хнычущий голос сипит и обрывается в то время, как тонкие пальцы сжимают чужой локоть.
— Что? — парень рефлекторно поворачивается лицом к лицу кошки, случайно опускаясь глазами вниз и цепляясь ими за синяки на шее и груди, и сразу же опять отворачивается, — нет, ты что… я… — Ли отдергивает свою руку, — тебе нужно помыться.
Чжухон выравнивается, становится спиной к ванне и, замявшись, спрашивает:
— Вода… не слишком горячая?
— …Нет…
— …Да, — парень прочищает горло и отходит к раковине, осматривая свою футболку и руки, влажные, испачканные, измазанные грязью и с прилипшими мусоринками.
Ли морщится, фыркает и стягивает с себя одежду, оголяя торс и откидывая вещь в сторону на пол. Он включает в раковине холодную воду и быстро намыливает и споласкивает руки, после чего, затормозив на какую-то долю секунды, плещет водой в лицо. Это его, правда, как-то освежает и взбадривает, и Чжухон, закрутив кран и хорошо протерев руки полотенцем, уходит к себе в комнату за одеждой. Буквально через минуту он возвращается обратно в майке и с одеждой, которая остается лежать стопкой на стиральной машине, пока парень направляется к ванне. В ней уже набралось немного воды, ставшей мутной из-за грязи и мусора; Ли собирается спросить, сможет ли кошка сама помыться, однако глядя на ее состояние ответ приходит сам собой, поэтому парень, сжав зубы и все еще стараясь особо не смотреть на тело, поднимает душ и начинает смывать остатки грязи. Кошка же смиренно сидит, опустив голову и смотря куда-то вниз. Оба молчат, и в комнате слышится лишь плеск воды до тех пор, пока Чжухон, позаботившись сначала о ногах, животе и плечах с руками кошки, не доходит до ее груди.
— Помой… — кисточки ушей вздрагивают из-за голоса, а лицо поднимается вверх, — …сама. — Парень еле заметным движением руки указывает на грудь и, отвернувшись, направляет на нее воду.
Кошка же непонимающе смотрит на Ли, а затем медленно, еле двигая руками из-за слабости и боли, делает то, что ей сказали. Согревшиеся руки и кисти двигаются уже лучше и она справляется с ними более умело. Едва она заканчивает, Чжухон смывает всю мутную воду, подталкивая ее струей, после чего снова закрывает слив и берет в руки мочалку, выдавливая на ее мягкую сторону гель для душа. Губка проходится по коже, оставляя за собой мыльный след, а парень ведет ее дальше, боясь слишком сильно надавить и зацепить синяк или гематому.
— Не больно? — снова кисточки ушей вздрагивают, а кошачьи глаза поднимаются и встречаются взглядом с глазами напротив.
— Нет, — последние тут же отводятся в сторону, однако кошка продолжает рассматривать лицо перед собой.
— Нужно помыть спину, поэтому давай я тебе помогу… — Ли аккуратно поворачивает кошку набок и быстро проходится по коже мочалкой, тут же смывая пену, после чего возвращает тело в изначальное положение. — Тебе… Тебе нужно помыть все остальное… Я сейчас подниму тебя, а ты… вот мыло в общем.
Парень бережно подхватывает кошку под руки и помогает встать, не обращая внимания на то, что вся майка тут же намокает, касаясь чужого тела, которое от бессилия буквально липнет к нему. Кошка дрожит, схватившись одной рукой за чужую спину, и, спеша, второй рукой смачивает мыло. Чжухон же крепко держит ее и неотрывно пялится в потолок, ощущая и злость, и смущение, и боязнь, совсем не понимая, как же он все-таки должен чувствовать себя в этот момент. Он размышляет, а после вздрагивает от звука чужого слабого голоса:
— Я все…
— Хорошо, тогда давай аккуратно обратно, — парень осторожно помогает ей снова сесть в ванную.
Ли слегка смачивает длинные белые волосы и выдавливает на них шампунь, тут же пеня его и распределяя по всей голове.
— Закрой глаза, — он только подносит душ к волосам, как останавливается, — если в уши вода попадет — ничего страшного?
Кошка тут же прижимает их к голове и мелко качает головой.
Вымыв длинные волосы, парень закручивает кран через несколько минут, открывая слив и еще раз обливая все тело. Он поднимает кошку на руки, ругаясь сам на себя, потому что вся одежда промокает насквозь, и обтирает ее тело полотенцем. Она же продолжает непонимающе наблюдать за происходящем и напряженно ожидать, что же случится в следующую секунду.
— Послушай, у меня только мужское белье… но оно чистое, и выбирать не приходится, поэтому, — Чжухон недовольно поджимает губы и хмурится, опуская глаза и опускаясь сам на корточки у ног кошки.
Та не знает, что на это ответить: в ее ситуации даже такому можно порадоваться, но с тем же — она не понимает зачем это все, поэтому только с усилием поднимает ноги, просовывая стопы в белье.
— Да и… — Ли встает, выравниваясь и протягиваясь за очередной вещью, проводит линию вокруг своей груди, — …этого… — он с одной стороны понимает, что ничего страшного в слове лифчик нет, но в парне смешивается столько чувств от сложившейся ситуации, что его щеки непроизвольно краснеют, — …лифчика у меня нет. Была бы хотя бы сестра… — парень громко выдыхает, чувствуя облегчение, что момент произношения слова наконец-то прошел, — …но я нашел маленькую майку.
Он складывает вещь гармошкой и поднимает ее, аккуратно надевая на голову, оставляет висеть на шее и бережно помогает кошке просунуть руки в рукава, после осторожно опуская ее вниз до конца. Чжухон расслабленно выдыхает, наверное, впервые за последний час, потому что тело перед ним, наконец, одето.
— Что вы со мной собираетесь сделать?.. — парень напрягается, едва успев успокоиться, и обращает внимание на кошку.
Нижнее белье плотно обтягивает широкие бедра и неуклюже топорщится спереди, а майка также неуклюже виснет на плечах, натягивается на груди, колышется в районе талии, а край ткани плотно обтягивает бедра, собираясь складками снизу. Остатки неприкрытого тела пестреют красными, фиолетовыми и желтыми пятнами, и все это выглядит настолько не очень, вкупе с тем, что кошка еле удерживается в вертикальном положении, явно боится и задает такие вопросы. Ли чувствует, как в груди что-то комкается, как лист бумаги, и остается смятым, когда он собирается ответить.
— Съем тебя, конечно, что же еще? — он складывает принесенную толстовку гармошкой и прикусывает язык, умом понимая, что подобные шутки сейчас совсем ни к чему, однако не удерживаясь потому, что жутко нервничает: и от злости, и от досады, и от сожаления.
Парень снова смотрит на лицо, выглядящее теперь на самом деле испуганно, и обреченно-искренне выдыхает, продевая голову в ворот.
— Ничего с тобой я не сделаю… Посидишь у меня пару дней, наберешься сил, а потом отвезу… отправлю тебя в четвертый округ.
Толстовка грузно опускается на тело и буквально топит его в себе, а кошка только медленно перебирает пальцами края рукавов, которые полностью закрывают ладони.
— На самом деле?
— Нет, шучу, я правда съем тебя! — Чжухон чувствует, как нервы натягиваются до предела и он уже начинает срываться, а прижавшиеся от его возгласа уши только еще больше комкают что-то внутри — …прости.
Парень одевает ее в свои штаны, которые болтаются на худых ногах и волочатся по полу, и включает фен, начиная высушивать длинные влажные волосы и заканчивая только минут через пятнадцать.
— Зачем?
Ли хмурит брови, на этот раз стараясь смотреть на что угодно, только не на ту, что задала вопрос, откладывает выключенный фен, подхватывает тело и молча уносит к себе в комнату, укладывая на кровать.
— Тепло? — парень поправляет одеяло.
— Да…
— Ты ела давно?
Уши прижимаются к голове, а взгляд отводится в сторону.
— Ясно. Ничего не имеешь против курицы?
В ответ отрицающее мычание.
— Тогда отдыхай… отдыхай, — парень поджимает губы напоследок и уходит.
Он бы и сам не прочь сейчас отдохнуть, свалиться в кровать и проспать часов так десять, но не может и спешит на кухню, размораживает в микроволновке половину куриной тушки, к счастью завалявшейся в морозилке, и ставит ее вариться. В комнате шипит загоревшийся газ, синими струйками вырывающийся из конфорки, и кроме него слышно лишь только потрескивание нагревающейся кастрюли. Чжухон упирается руками в стол и округляет спину, думая о ситуации и своих действиях. Почему он не прошел мимо? Зачем притащил кошку к себе домой? С какой стати ему вообще приспичило вдруг так выпендриться, а-ля он такой крутой, спас какую-то пользованку? Да и перед кем выпендриваться? В новостях о нем не расскажут, а те, кто возможно узнает о его поступке, только осудят, все его знакомые из четвертого округа же тем более не погладят по головке, если узнают, что Ли таскался с пользованкой. Парень думает:
А не вызвать ли полицию? Сказать, что вот это отродье пробралось к нему в квартиру с неизвестной целью… Чжухон ухмыляется — тут даже оправдывать ничего не нужно — правоохранительные органы всегда с радостью загребут кота или кошку, только пальцем покажи. Успокоить ее, а самому вызвать полицию, и пусть разбираются. А он тут вообще ни при чем… Ли насилу улыбается, сжимая руками шею, и заглядывает в чайник — там очень удачно осталось немного кипяченой воды. Он ставит его на огонь и, подогрев совсем чуть-чуть, выливает теплую воду в кружку, разворачиваясь с ней в спальню.
— Эй, — кошка обращает на него внимание и без всякого оклика, неотрывно следя глазами, — держи.
Она недоверчиво косится на кружку и даже не думает предпринимать попыток приподняться.
— Это просто вода, не бойся, — взгляд проскальзывает по всей его фигуре и по кружке.
Чжухон молчит, ожидая хоть какой-то реакции, и кошка наконец-то шевелится, пытаясь привстать, но только кривит лицо.
— Погоди, — парень ставит кружку рядом на стол и аккуратно подтягивает подушку выше, делая из нее опору для того, чтобы сесть. Кошка оказывается в полусидячем положении благодаря помощи Ли, после чего тот протягивает ей воду, и она делает несколько глотков.
— Не пей так быстро, осторожнее. Тем более если ты долго не ела…
Уши вздрагивают на голос и тут же прижимаются к голове, пока кружка не осушается до конца жадными глотками. Кошка шумно выдыхает и плавно откидывается на подушку, моргая, а Чжухон наблюдает за ней.
— Все в порядке? Тебя не тошнит?
В ответ снова только кивок, и парень возвращается на кухню. Он споласкивает чайник и заполняет его до краев, ставя на огонь. Курица к этому моменту только закипает, поэтому парень оставляет ее вариться, а сам уходит искать у себя в аптечке хотя бы какие-то лекарства. В небольшом коробо́чке оказывается целая пачка пластинок с таблетками если не от всего, то от простуды и отравления точно. Чжухон вытаскивает из этой пачки несколько пакетиков чудо-порошка, который помогает вылечится буквально за день или два, и обезболивающие. На дне коробки оказываются еще и мази — к счастью, среди нескольких просроченных тюбиков крема от ожогов находится и гель от ушибов.
Парень забирает с собой все нужное и возвращается к кошке, которая, кажется, задремала, однако едва Ли успевает оказаться в проеме, тут же открывает глаза. Чжухон подходит к кровати, не обращая на нее внимания, ставит рядом стул и оставляет на нем лекарства.
— Отдохни пока, постарайся уснуть. Позже я принесу тебе поесть. А пока отдохни.
Кошка смотрит на него стеклянными глазами и не выражает ни согласия, ни возражения.
— Повторю — я тебя не трону. Все что мне от тебя нужно — чтобы ты поправилась, слышишь? Поэтому не смотри на меня так. К тому же… К тому же я, к твоему сведению, держу арену, поэтому сама подумай, насколько для меня безопасно таскаться с тобой. Кто-то из ваших узнает, что я с тобой тут вожусь — и все, считай, обанкротился. Поэтому не бойся меня. И спрашивать, зачем я тебе помогал, тоже не надо…
Кошка продолжает смотреть на него, сминая в ладонях одеяло, а через секунду на ее глаза наворачиваются слезы.
— Я… Я… Хорошо… — она начинает плакать, не зная куда деться.
Парень хмурится, топчется на месте, а затем приносит кошке упаковку бумажных платочков. Она продолжает лить слезы, вздрагивая, а Ли, так и не сказав больше ничего, уходит на кухню, и едва он прикрывает за собой дверь, как в спальне уже громко рыдают. Он вздыхает.
Чжухон кипятит воду и наводит себе кофе. Он пьет его мелкими глотками на протяжении всего того времени, пока из его комнаты раздаются надрывные всхлипы. При этом сам не перестает думать. Что теперь делать? Его арена и так сейчас в упадке, а он так сильно рискует…
Коты терпеть не могут тех, кто отбирает у них их кошек, и они, как могут, мстят за это. Ли знает случаи, когда некоторые коллекционеры не могли справится со своими взбунтовавшимися экземплярами, которые узнали о том, что их хозяин был с пользованкой. И это те, кто сидит за решеткой — что же тогда думать о свободных котах, бойцах, на которых только и держится арена? Им стоит лишь не прийти на бои, и Ли будет уничтожен.
Позвать сейчас полицию? Тогда о случившемся точно узнают. Молчать? Запах кошки все равно могут услышать. Зачем он только подобрал ее? Пустая его голова! Но что ему еще было делать?..
Бульон доходит до готовности, и парень наливает немного в кружку.
— Ты не уснула еще? — парень заходит в комнату и приближается к кровати.
Кошка качает головой неровно дыша. Парень помогает ей приподняться и сесть, после чего передает ей кружку.
— Держи. Только аккуратнее — горячо. Если плохо после не станет, то завтра дам тебе мяса. А пока выпей бульона, а после тебе нужно будет обработать ушибы и принять лекарства. Я конечно не врач, но ты явно должна быть простужена… Да и к тому же ничего лучше я предложить не могу… Пей.
Кошка заканчивает есть и проглатывает все горькие порошки, которые подсовывает ей Ли, а затем вроде бы немного расслабившись, пытается помочь обработать свои раны.
— Как тебя зовут?
— Б-бьякко.
— Бьякко?
— Мм.
— Интересно… У вас всегда такие имена интересные…
— А…
— Мм? — парень заканчивает растирать щиколотки и накрывает кошку одеялом.
— А вас?
— Чжухон, но не запоминай, ладно? Когда это все закончится — вообще обо мне не упоминай, хорошо? — парень не ждет ответа и уходит, выключая свет, — спокойной ночи, если что-то понадобится — я в соседней комнате. Если станет хуже — зови, не стесняйся, мне не нужно, чтобы в моей комнате с тобой еще что-то случилось. — Чжухон оставляет дверь приоткрытой и идет дальше, бормоча себе под нос, — белая лиса — на удачу?
Парень хмыкает, вздыхая, и идет купаться.
Заполночь у кошки поднимается температура и Ли сидит с ней больше часа, прикладывая холодные компрессы ко лбу и заставляя пить жаропонижающие. После он пытается поспать пару часов, но к утру все равно оказывается только еще более разбитым. Он снова проверяет температуру кошки и опять заставляет пить лекарства. Затем разогревает бульон и переливает его в термос, оставляя рядом с кошкой, чтобы та смогла пообедать сама. Парень объясняет ей, какие лекарства пить и другие мелочи, и только после осознает, что до выхода на работу остается всего-ничего, а он так и не помылся после того, как провозился с кошкой. Ли в панике заливает себя единственной баночкой туалетной воды, которая у него стоит, наверное, несколько лет.
— Я вернусь вечером, еда у тебя есть, постарайся поспать ещё. Я тебя закрою, но постарайся не шуметь, если что. И это — тут пятый этаж.
Чжухон уходит на работу, так для себя и не решив, насколько все-таки разумно оставлять в своей квартире кошку.
***
Он поднимается по ступенькам, надеясь зайти в кабинет незамеченным, но навстречу ему попадается Минхек.
— Не понял…
Парень в ответ ухмыляется.
— Что смотришь так, задержался я. Думаешь, я задержаться не могу, а?
Старший вот только заминается на месте.
— Ты со мной или… Куда ты шел?
Минхек лепечет, указывает куда-то пальцами и убегает. Чжухон же только нервно сглатывает:
Он о чем-то узнал? Что-то понял?
Старший больше не ведет себя странно, однако в середине дня заходит к нему, чтобы спросить какую-то чушь. И если на первый взгляд это кажется нормальным для него, то на второй по спине Чжухона пробегают мурашки.
Минхек перекидывается все дальше через стол.
— У тебя новый шампунь? Или это духи?
Младший поднимает на него глаза и с некоторым облегчением выдыхает:
— Тонкий нюх, а? — он смеется и, отбросив дурные мысли, продолжает, — да вот что-то захотелось набрызгаться, — он снова хмыкает.
С плеч спадает практически скала, потому что он вспоминает про духи и сам про себя думает:
А что собственно он мог понять?
До конца дня не происходит ничего приковывающего внимания, но на всякий случай Чжухон избегает контакта с котами, запираясь на целый день в кабинете и не выходя на арену.
Домой он буквально бежит и расслабленно выдыхает только когда оказывается в прихожей. Дома тихо, никакого шума, и парень почему-то с опаской проходит в свою спальню. Кошка так и лежит там на кровати с открытыми глазами.
— Привет… Как… Как ты себя чувствуешь? — парень подходит ближе запинаясь.
— Здравствуйте… Тело немного ломит и холодно…
— Морозит что ли?
Ли приближается уже увереннее и протягивает градусник.
— Ела?
— Угу.
— А лекарства? Пила?
— Да… Все, что вы сказали…
— Хорошо.
Чжухон убирает все лишние упаковки и термос со стула, а затем возвращается.
— Температура повышена немного, но по крайней мере не так сильно, как ночью. Но купаться тебе все равно нельзя. Подожди, я принесу полотенце и оботру тебя, а потом снова обработаю ушибы.
— Подождите…
— А?
Бьякко приподнимается.
— Вы только пришли с работы… А я чувствую себя не так плохо и могу подождать…
Ли хмурится, а затем грустно улыбается, хмыкнув.
— Ничего страшного, — он улыбается чуть шире. — К тому же в моих интересах, чтобы ты поправилась быстрее, так что… Отдыхай, я сейчас подойду.
***
Через пару дней Минхек почему-то выглядит также.
— Что, терпения надолго не хватило с духами, — он нервно посмеивается и складывает руки на груди, будто бы бледнея.
Чжухон хмурится, отшучиваясь и проглатывая легкую порцию волнения. На духи и правда времени не хватило.
— Минхек, я понимаю, что экстравагантности тебе не отбавляй, но может прекратишь меня нюхать? — в этот момент в естественности с ним поспорить никак нельзя, даже если ему самому кажется, что вид у него взволнованный.
Старший в ответ скукоживается, вместо обычной шутки на его устах застывает молчание, а его естественность растворяется и на фоне непринужденности Чжухона выглядит совсем никчемной. Из-за образовавшейся заминки и бледного Минхека, который будто решил упасть без сознания, атмосфера в комнате тяжелеет и становится подобна свинцу.
— Мх… — парень разворачивается и на подкашивающихся ногах уходит из кабинета.
Младший боится сразу за все.
***
Бьякко поправляется довольно быстро — быстрее, чем можно было ожидать. Она не заикается ни разу о себе, своей жизни или о том, что с ней произошло, а Чжухон не спрашивает ни о чем. Они в принципе общаются очень мало, да и их перебрасывание фразами разговорами назвать можно лишь с большой натяжкой. Физическое состояние кошки становится лучше буквально с каждым часом, и к концу недели она уже начинает больше подниматься и разминаться, прохаживаясь, чтобы набрать себе воды на кухне. Ли же постепенно собирает небольшую сумку с одеждой и пакетом консервов, которые в итоге оказываются стоящими в прихожей и ожидающими своего часа.
Где-то спустя неделю после того, как Бьякко оказывается у парня дома, последний подходит к ней с разговором — возможно первым полноценным за все время.
— Бьякко, не спишь?
Кошка тут же открывает глаза.
— Нет.
— Бьякко… Ты чувствуешь себя уже лучше, и постоянно содержать тебя я не смогу: у меня не так много средств, к тому же это слишком опасно, как для меня, так и для тебя, поэтому завтра… Вечером тебя отвезут к окраинам четвертого кольца. Я собрал тебе сумку, но все же… У тебя есть какие-нибудь родственники или друзья? И в какой части города они находятся, чтобы я распорядился отвезти тебя в тот район — вернее, хотя бы поближе к нему, — Чжухон не отрывает от кошки глаз, и ему почему-то кажется, что он хочет плакать.
Кошка жует губы и глотнув быстро отвечает, садясь на кровати.
— Спасибо, но достаточно будет того, что вы довезете меня до моего кольца, — она наклоняет голову.
— Чтобы тебя где-нибудь на окраине опять… Я повторюсь — может, хотя бы какие-то знакомые?
— Это, правда, лишнее, — говорит непоколебимо кошка, — со мной ничего не случится.
— Но куда ты пойдешь? В таком-то состоянии! — парень немного повышает голос.
Бьякко становится на колени, пошатываясь на мягком матрасе, и наклоняется вперед по всем правилам приличия:
— Вы и так сделали для меня очень много. Думаю, что произойдет со мной дальше уже не ваши проблемы. Могу только уверить вас в том, что обитатели четвертого кольца абсолютно точно не представляют для меня никакой опасности.
Чжухон морщит губы и молчит около минуты.
— Хорошо… Ладно. Но это еще не все — я купил тебе свежую одежду, чтобы ты не ехала в моей, и сложил все лекарства с расписанием, что и когда пить. И Бьякко, как приедешь — ни за что не упоминай меня. Не рассказывай никому обо мне и не говори, где жила эту неделю. Ты можешь мне это пообещать?
— Могу.
Кошка сидит все еще со склоненной головой. Ее длинные белые волосы струятся по плечам вниз, большие пушистые уши с кисточками раскрыты и развернуты вперед, а тело покоится в полусидячей позе. И у Ли отлегает от сердца.
— Хорошо. Тогда спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
***
Придя следующим вечером домой, Ли, в первую очередь, звонит своему другу-таксисту, который не раз забирал его с четвертого кольца, и не раз отвозил его туда, если с личной машиной парня что-то случалось. После он возится еще некоторое время с вещами, чувствуя только, как нервозность с каждой минутой становится все больше и больше, а затем мокрыми от пота руками хватается за ручку двери.
— Бьякко? — в сумерках комнаты вспыхивают два глаза. — Поднимайся и переодевайся. Скоро выходить. Жду тебя на кухне.
Чжухон закрывает дверь, а сам стоит еще минуту перед ней, пытаясь понять, что же все-таки он упускает.
Кошка выходит на кухню ровно через четыре минуты — парень засек — и садится, следуя жесту Ли. Перед ней на стол ставят одну тарелку с дымящимся раменом и еще одну — с обжаренными кусочками свинины.
— Поешь, а потом поедешь, — он заминается на секунду, оставив еду перед кошкой и разворачивается, чтобы насыпать порцию и для себя.
Бьякко молча принимается за еду, но при этом выражение ее лица не настолько спокойное, как обычно. Парень присоединяется к ней, но едва прожевав первые пару кусочков мяса, спрашивает:
— Ты хуже себя чувствуешь?
Кошка тут же сверкает глазами.
— Нет. Наоборот.
Чжухон еще раз оглядывает ее и продолжает есть. Что-то ему все же не нравится. И, возможно, даже что-то не одно. При этом, однако, ужин продолжается и заканчивается также непримечательно, как и начался, и Ли вместе с тем ощущает, как эта непримечательность превращается в пустоту. Нестандартность ситуации снова накрывает с головой и заставляет чувствовать себя не в своей тарелке. Парень убирает со стола, они вместе выходят в коридор и накидывают теплые куртки.
Вот и все — думает Чжухон.
— Госп… — Бьякко резко делает пол-оборота в сторону Ли, — …мистер Чжухон… — последние слова проговариваются уже шепотом.
— Ммм? — парень с некоторым облегчением и повышенным вниманием поворачивается к ней.
— Я хотела вам сказать, что… — кошка не поднимает головы, а затем и вовсе падает на колени, отбивая самый низкий поклон, — …
спасибо.
Эта громогласная благодарность нервозной дрожью пробегается по всему телу Ли, и обманчивая легкость улетучивается за секунду. Он впадает на несколько секунд в ступор, а затем кидается к кошке.
— Бьякко, что ты делаешь?! — парень подхватывает ее под руки, поднимая, а сам понимает, что же все-таки не так. — Вставай!
Кошка не сразу поддается, но выровнявшись, спешит снова поклониться.
— Я только хочу, чтобы вы знали, что я вам безмерно благодарна, — она судорожно хватает ладонь Чжухона своими руками и прислоняется к ней своим лбом.
— Бьякко! — парень в ужасе отстраняет ее от себя, высвобождая ладонь и семенит назад.
Немая сцена, развернувшаяся после этого, длится от силы секунды три, после чего парень, давясь, говорит:
— После всего, что с тобой сделали, ты благодаришь меня?.. Бьякко, я ведь не лучше их…
В темно-карих глазах напротив отражается то ли разочарование, то ли непонимание. Ли игнорирует все это, отворачивается, хватает сумку и открывает дверь, останавливаясь только на лестничной клетке. Он не смотрит больше на кошку и только держит ручку.
Спустя пару минут они молча спускаются вниз и подходят к машине. На улице слишком холодно и дует ветер, вытаскивая белые пряди длинных волос из-за капюшона. Чжухон открывает дверь такси, забрасывает вещи и приглашает сесть Бьякко — она без лишних возражений залезает в салон авто.
— Доброй ночи, хен. Надеюсь отвезешь ее с таким же комфортом, как и меня, а?
— Чжухон, о чем речь! — мужчина улыбается, выкидывая сигарету в окно. — Тем более такую красотку, — продолжает он настраивая зеркало заднего вида.
— Э-э! Она моя должница, так что ты щупальца свои попридержи! Как со мной расплатится, тогда можешь забирать.
— А что, много должна?
— У тебя точно расплатиться не получится, — смеется Ли.
— Ну и ягодка! И с какого поля ты ее такую сорвал?
— С какого надо! Езжай давай, время не ждет! Потом поболтаем. И не смей ее трогать, ясно? Что случится — потом с тебя взыщу!
— Да понял-понял, не дурак. Доставим в лучшем виде. Бывай!
— Давай-давай.
Чжухон отходит, и из выхлопной трубы машины густыми клубами вырывается дым, играясь в свете фар. Такси отъезжает назад, а затем газует и с шумом выкатывается на дорогу.
Ли поднимается в квартиру. Открывает дверь, заходит внутрь, снимает куртку и садится в кресло у окна, схватившись за голову. Не так, все не так. С ним все не так. Тьма, сверкающая светом уличных фонарей, сменяется тьмой, наполненной яркими звездами, после чего голубоватые сумерки просачиваются сквозь стекло и грубыми рефлексами подсвечивают профиль Чжухона. А он все сидит и сидит, практически не двигаясь и думая только о том, что все здесь не так…
***
Будильник звонит не внезапно, а начинает шуметь будто бы где-то под водой, постепенно всплывая со дна наружу. Чжухон переводит на него глаза неосознанно и только спустя минуту понимает, что разглядывает дисплей телефона и слушает раздражающее
Длинь!-Длинь! Он вздыхает, проводит пальцем по экрану и часто моргает, жмурясь, а в его голову постепенно возвращаются мысли в более-менее собранной форме. Он еще не ложился? Уже новый день? Опять на работу?
Ли хмурится и встает, с болезненным видом разминая затекшее и закоченевшее тело. Он не ложился, уже новый день и на работе нужно быть уже через два часа. Его настроение настолько же паршивое, насколько и состояние, но он заставляет себя принять душ и привести себя если не в порядок, то хотя бы в презентабельный вид. Погода на улице скверная — на взгляд парня — мелкий дождь, пронзительный ветер, от которого уши буквально замораживаются, и никакого намека на то, что может выглянуть солнце. На работу Чжухон добирается не в лучшем расположении духа.
И в течение дня все становится только хуже. Потому что Минхек сегодня бросает на него еще больше взглядов, чем обычно, и это жутко нервирует. Каждый раз, ловя подчиненного на том, что тот на него смотрит, младший напрягается все больше, и к вечеру он становится похож на перетянутую тетиву. Чжухон уже почти закрывает блокнот и собирается стремглав броситься домой, потому что из-за плохого сна и навалившихся проблем именно сегодня его организм решает дать сбой и метаться от крайней энергичности до состояния полной апатии.
— Что-то случилось? — наконец-то спрашивает Чжухон после того, как старший пялится на него в течении нескольких минут, думая, что этого никто не видит.
Он жует губы и часто моргает, отвернувшись на мгновение.
— Мин, ты последнее время сам не свой… Что происходит? — нельзя отрицать, что в этот вопрос вкладывается очень много надежды.
Минхек снова быстро выдыхает и так же быстро срывается с места. Он подходит к младшему, сдвигает брови, заносит руку и… Обнимает его. Обнимает крепко и так часто и жарко выдыхает в шею, что Чжухона встряхивает, а в нос ударяет кисловатый запах шампуня. За последние дни сплошных приливов нежности со стороны старшего и таких же безразличных отливов парень натерпелся этих перепадов сполна. Поведение подчиненного не оправдывается ничем. Минхек не может решить, чего хочет… Самостоятельно.
Парень чувствует еще одну волну дрожи, проходящей по всему телу, и все еще это теплое сопение возле уха. И он решает подтолкнуть старшего. Чжухон уверен — надави на Минхека — и он поддастся, он был в этом уверен постоянно и сейчас эта уверенность разбухает горячим комом в груди и выплескивается силой в руки. Напряжение давит на тонкие стенки терпения Чжухона и разрывает их, выплескиваясь наружу скопленными и подкрепленными уверенностью чувствами. До конца прямо сейчас или никогда больше.
Младший пробегается ладонями по пиджаку и кладет по бокам на грудную клетку парня, медленно втягивая терпкий воздух прямо из-за уха. Его ноги начинают медленно двигаться вперед, заставляя и Минхека шагать назад, но все это происходит медленно, чтобы не спугнуть последнего. Однако как бы неспешно Чжухон ни толкал к стенке парня, тот в какой-то момент все равно отодвигается.
— Хон… — испуг в голосе, тщательно скрываемый парнем, лишь еще больше побуждает младшего к действиям.
Нет, ему достаточно этой неуверенности — пусть, наконец, признает, что прошедший месяц что-то в нем изменил, что-то показал для него, и теперь Чжухон не просто начальник и друг. Пусть он больше не боится и в кои-то веки перестанет так высоко задирать нос.
Он с большим натиском заставляет подчиненного упереться спиной в стенку и впивается поцелуем в его шею. Язык приходится по коже, и ее солоноватый вкус сводит скулы. Старший упирается ладонями в руки парня, продолжающие сжимать его ребра, и не предпринимает больше ничего, шумно сглатывая. Сопротивление оказывается почти нулевым. Только Чжухон это едва замечает, пока легко прикусывает и вылизывает вытянутую шею и то и дело подрагивающий на ней кадык. Минхек только рвано выдыхает.
Младший спускает ладони ниже, на бедра и впечатывает их в стену, с силой стискивая ткань брюк. Перед глазами все мутнеет, его подчиненный, так долго мучивший и морально насиловавший его, теперь дрожит и буквально не пытается ничего сделать. Парень в этот момент забывает, что значит думать, и полностью отдается своим эмоциям, весь этот месяц тщательно скрывающимся внутри.
— Хон…
У Минхека практически нет голоса и его тяжело услышать, но он, к своему счастью или нет, шевелит пересохшими губами, практически у самого уха начальника. Руки последнего в этот момент дергают майку, стараясь вытянуть ее из-за пояса.
— Это не то…
Старший не успевает договорить — его рот закрывают ладонью, а мочку уха прикусывают.
— Молчи, Мин-а… Молчи.
Голос заливает густой слизью сознание парня. Младший пытается справиться уже одной рукой, а по венам Минхека течет почти чистый адреналин. Парень на пробу переступает на месте, стараясь увильнуть, но попытка оказывается безуспешной — Чжухон заново впечатывает его в стену и прижимается пахом к дрожащим бедрам. От этого у старшего сводит спазмом желудок, и он бессильными руками упирается в разъяренного парня. Только тот не реагирует, продолжает действовать, не видя ничего перед собой.
— Х… К! -хон, — отчаянное хрипение Минхека, едва слышно у самых его губ, глушится чавканьем и ворохом одежды.
Младший осознает, что что-то не так лишь спустя время: его не останавливают, но и не поощряют, и это… Так не должно быть. Он отстраняется на секунду, замечает в глазах напротив страх, абсолютно чистый неподдельный страх, но возвращается к чужому телу снова. Потому что этот взгляд полный ужаса и непонимания доводит его до ярости. Он уже понимает, что ничего не получится, но все равно не отступает, потому что что так, что эдак — ситуацию уже не исправить. Доламывай до конца, пытайся спасти — все одно.
У Минхека наконец-то получает совладеть с собой, он судорожно напрягает руки и толкает так отчаянно, что у самого от этого чуть ли не брызгают слезы из глаз. Только на самом деле даже намека на них нет — вместо слез блестит лишь ужас. И этот ужас смотрит прямо на парня напротив.
Оба тяжело дышат, оба порываются что-то сказать, но никто ничего не говорит. Чжухон облизывает губы. Минхек шагает назад.
Я измучился, я не могу больше терпеть то, как ты ведешь себя со мной. Ты вьешь веревки из меня, а я не могу этому никак противиться, и ты пользуешься этим. Я каждый раз прощаю тебе все, каждый раз молча пережевываю отказы, хотя не нахожу для них никаких причин. Может, конечно, я не так богат, как Хенвон или не так смазлив, как Кихен, но… С тобой все равно нельзя быть ни в чем уверенным. Поэтому я не утверждаю ничего. Говорю только то, что я не железный, Минхек, у меня тоже, мать твою, есть свои пределы. Поэтому прекрати. С этого самого дня обращайся ко мне исключительно как к начальнику, соблюдай субординацию и не смей нарушать мое личное пространство. Нас с тобой соединяет только работа, — хочет сказать младший.
— Я к тебе больше не притронусь. Уходи. — говорит он.
Минхек не пытается остаться, не впадает в ступор, но убегает — вполне логично и естественно спасает себя и совсем не заботится о Чжухоне.
А тот в общем-то не ждет ничего. Только злится, ненавидит еще больше и усмиряет желание разрушить все вокруг, в том числе и себя. Прекрасное наследие отрочества. Любимые эмоции саморазрушения.
Ли жадно облизывает губы, кусает их со злости, будто от этого будет хуже тому, кто только что сбежал от него, а затем злостно стукнув дверьми возвращается в кабинет. Он включает рубильники, кипятит полный чайник воды и наводит себе чашку настолько крепкого кофе, что его еле можно глотать.
Насколько же это он оказался умен и проницателен, с самого начала веря в то, что Минхек станет его, если надавить. Как же теперь это приятно осознавать. Черт возьми, как приятно!
Так хочется сейчас что-то сделать, что угодно, выплеснуть накопившиеся эмоции, но парень только сидит и раз за разом прочесывает волосы пальцами, пялясь в одну точку. Пока ненависть и беспомощность заглатывают его целиком, обгладывая до костей, и теперь Минхек оказывается ни в чем не виноват. И младший упал бы ему сейчас в ноги, чтобы извиниться, но рядом только кружка кофе и ужасный сквозняк из открытого окна.
Чжухон подносит кружку к губам и, поспешив сделать глоток, обжигается, из-за чего на глазах выступают слезы. Парень жмурится, вытирая их, вдыхает, стараясь остудить ожог, но почему-то от этого теперь еще и мокреют щеки, а за ними соленые слезы заливают и губы, и подбородок, капают куда-то вниз и смачивают ладони, которыми парень продолжает елозить по лицу. Чжухон смотрит на блестящие влажные пальцы и не может думать больше ни о чем. Он плачет, чувствуя, как виски начинают пульсировать, а горло — болеть, вот только остановиться он не может, как не пытается. Он чувствует себя таким беспомощным.
