Живой

- Алло, мам, с Рождеством вас! Глеб проснулся поздно и теперь все еще лежал в гостиной на диване. – Как вы с папой? - Спасибо, Глебушка. И тебя с праздником, дорогой мой, - бодро ответила мать. – У нас с папой все хорошо. Как в молодость окунулись. - Расскажешь, как приедешь. Сегодня какие планы? – спросил Глеб, наблюдая с дивана, как Алька суетится на кухне вместе с Лизой. - Олег обещал в какой-то замок свозить, - мать, кажется, улыбнулась. - Будете, значит, Рождество в духе средневековья отмечать. - И рыцарский турнир смотреть, - добавила Алла. - Мамуль, - он сделал паузу. Не знал, как спросить. – Ты насчет Алевтинки подумала? С отцом поговорила? - Подумала, Глеб, подумала, - голос матери изменился. – Папа не против. - А ты? – спросил Глеб. Алла помолчала. - Пусть живет, - кажется, мать вздохнула. – Ты же у меня упрямый, Глебушка. Все равно ее на квартиру потащишь. Пусть уж лучше у нас живет... Но есть ли в этом такая необходимость? – добавила Алла. – Все прекрасно живут в общежитии, никто не жалуется. - И Алевтина не жалуется. Мне там не нравится, - сказал Глеб. Они помолчали. - Мам… - Что, Глебушка? - Я тебя люблю. Я тебе говорил? - Говорил, говорил, и много раз, - кажется, мать готова была расплакаться. - Еще раз говорю – люблю. И папе передай тоже… люблю. - И мы тебя любим, Глебушка. Глеб сел. Невыразимая благодарность к родителям подняла его. Его родители… Он столько лет пренебрегал ими, их заботой. Столько лет ушло на войну с отцом, на ревность… Глупо. А вот оно как. В матери он не сомневался. А вот в отце… Но отец, вопреки ожиданиям, понял его. Впервые в жизни он понял своего сына - в самом важном понял, в главном. Глеб улыбнулся и тут же подхватил на руки Лизу, которая, заметив, что он сел на диване, пронеслась к нему из столовой через всю гостиную и с размаху заскочила на колени. - Лиза, родная моя, - Глеб откинулся снова на диван, повалил девочку рядом с собой. – Родная моя, солнышко мое. Он поцеловал ее в щечку и прижал к себе. Лиза из егозы тут же превратилась в «мармеладку» и растеклась по Глебу, сделавшись невесомой и теплой. - Ты будешь очень хорошим отцом, Глеб, - Алька подошла к ним с полотенцем в руках. Улыбнулась. – Тебе очень идет быть нежным. С Рождеством! Она присела на край дивана, у него в ногах. - Дениска еще спит, а Франсуа недавно уехал в больницу. - У него сегодня две операции, - Глеб посмотрел на часы. – На одну я еще успеваю. - Тогда вставай, - сказала Алька и сама встала. – Завтрак готов. Твой друг встал пораньше и приготовил для нас. Он очень заботливый. - Вернее, хозяйственный. - Почему же не заботливый? – удивилась Алька. - Был бы заботливым, не заставлял бы девчонку ждать и мучиться от любви. - Это ты о Вике? – Алька вдруг покраснела и опустила глаза. Глеб заметил. - О ней, о ком же еще. Влюблена как кошка, а Франсуа нос воротит. - У него травма, Глеб, - тихо сказала Алька. – Его бросили. Он никому не доверяет. - И потому морочит голову бедной девушке? Алькович усохла от любви, а ему хоть бы что. Теперь жалею, что познакомил их. - Так это ты руку приложил? – удивилась Алька. - Я, кто же еще, - Глеб сел и посадил Лизу на колени. – Пойдем, родная, позавтракаем, что ли. - Алло, Нина, - Глеб делал себе инъекцию. Он активно взялся за лечение рук. - Как долетели?.. У нас все отлично. Поговоришь с дочерью?.. Привет… Емельянову. Выдавил из себя. А что поделаешь? Муж ведь... - Свет, привет, это Глеб... Как там наш герой? Живой?... Спит еще?.. Да неужели? Ну, привет ему от меня. Лера не ответила. Даже на пятый звонок. … Франсуа был прав. Стентирование и постановка зажима на створки клапана, несмотря на всю технологичность операции, не впечатлили его. Не было крови, живого, - сердца. Трепета от прикосновения к сердцу – не было. Было быстро, красиво и эффектно, но трепетно – не было. ........ - Старик Франсуа, я рассчитываю подыскать тебе квартиру. Тебе как, рядом с благоверной или рядом с лечебницей смотреть? Они сидели в кабинете Франсуа. - Спасибо, старина. Давай рядом с больницей. Нужно быть наготове, в любое время дня и ночи. - Ты такой же трудоголик, как и Гордеев. А что с Викторией? Она усохла, а ты все никак не определишься. - Нет, я не трудоголик, - возразил Франсуа. – Просто штат не укомплектован. Я один. - И Петров. - Согласен. Но Алекс не может выполнять операции любого уровня сложности. Ждем еще одного хирурга из Томска. Твой отец постарался. - А что с Викторией? - Это не имеет отношения к работе, старина. - Это имеет отношение ко мне, старик. Я вас познакомил. - Послушай, Глеб, - Франсуа положил ногу на ногу и откинулся в кресле. – Я сам разберусь… Ты слишком молод, чтобы понимать… Это слишком деликатные вещи. - Вещи-то деликатные, а поступаешь ты не очень-то деликатно, - иронично парировал Глеб. Франсуа встал и отвернулся к окну. - Не могу я пока что-то строить. Прошлое не отпустило еще, - сказал он. - А спать с ней можешь? Кто-то мне про порядочность недавно говорил, - Глеб подошел и встал рядом. – Не ты? - Я. Но я сразу ничего не обещал Виктории. С самого начала я был честен с ней. Она все знает. Будешь осуждать меня? - Нет, - Глеб хлопнул Франсуа по плечу. – Думаю, судей у тебя предостаточно. Еще один нужен? - С Рождеством, - Франсуа невесело улыбнулся. Глеб напомнил ему о личном, о прошлом. - С Рождеством, - ответил Глеб. – Не бери в голову. Поехали домой? - Поехали, - Франсуа, хромая, пошел за ширму переодеваться. – Спасибо за все, - сказал он из-за ширмы. – Сейчас заедем и купим новую елку, старая уже осыпалась. Глеб засмеялся и вышел в коридор. Как это Франсуа, при всех его проблемах, остается оставаться таким энергичным? Он забежал к Инне. - Привет, как ты? - дежурно чмокнул бывшую подружку в щеку. - С Рождеством, - сел, разворачивая стул спинкой к ней. - Здравствуй, Глебчик, - Инна радостно рванулась к нему. - Наконец-то ты пришел, а то все через кого-то передаешь. Кстати, спасибо. Твои передачки просто обалденные. Это кто, твоя мама готовит? - Нет. Наша домработница, - отмахнулся Глеб, с удовольствием слушая похвалы в адрес Альки. – Как сама? - Лучше, только скучно мне тут одной, Глебчик. Юлька учебник принесла, а мне не до учебников. Предки скоро приезжают. Как я им объяснять буду, что я в больнице? - Так и объяснишь, - пожал плечами Глеб, думая о своем. - Объясню, - лицо Инны омрачилось. – Только они меня тогда больше никуда пускать не будут. - А может, и не надо? – Глеб навалился на спинку стула и подался вперед. – Остепениться тебе надо. - Дома носки вязать? – Инна возмущенно выпрямилась на кровати. – Да я вязала бы, но некому, - погрустнела она. - А ты умеешь носки вязать? – вяло спросил Глеб. - Умею, - Инна кокетливо смотрела на него. – Хочешь, свяжу? - Не, спасибо. Может, тебя с одноклассником моим познакомить? С Вадиком Левицким. - Так я его знаю. Он все время с ноутом сидит в клубе, и бухой вечно. Зачем мне такой? – капризно возразила Инна. - Так он и бухой, потому что ничей, - засмеялся Глеб. - Ладно, Инна, пойду я. - Так быстро? – расстроилась Инна. - Ну а что нам с тобой разговоры-то вести? О чем? – Глеб встал. - Как будто не о чем, - съязвила Инна. - Не о чем, - Глеб достал из кармана коробочку. – Еще раз с Рождеством, - он протянул Инне конфеты, и она обиженно взяла их. Глеб дождался Франсуа, и вместе они поехали в торговый центр за подарками. Рождество – удивительный, тихий праздник. В городе тихо. Многолюдно и тихо. Даже католик Франсуа, кажется, проникся русским Рождеством. С елкой, нагруженные пакетами, они ввалились в родительский дом, принеся с собой с мороза бодрящую свежесть, запах снега, хвои и мандаринов. Их встречали Алька и Лиза. Жена... Глеб подхватил Лизу на руки, исподволь любуясь раскрасневшейся Алькой. - Денис дома? – спросил он. - Уехал с Александром Николаевичем, и давно уже, - ответила Алька. - Ну Гордеев дает! - присвистнул Глеб. - Это же хорошо, Глеб, - Алька улыбнулась. – Дениску нужно постоянно держать при себе. А Гордеев взрослый, и умный. - Мозги умеет вправлять, ты хотела сказать, - засмеялся Глеб. - Специалист по мозгам! - Что-то вроде того. - Ну что, Лизаветка, пойдем елку ставить? – спросил Глеб у девочки. – Как вы тут без меня? Расскажешь? – Глеб одной рукой подхватил елку и понес ее в гостиную. Через пару часов старая елка была заменена новой и наряжена, все подарки были подарены, а рядом с елкой красовался накрытый стол – постарались домработница теть Маша и Франсуа. Они все – Лиза, Алька, Франсуа и Глеб - сидели за столом и разговаривали обо всем подряд. Франсуа снова рассказывал об Америке, и Глеб ревниво ловил восхищенные взгляды Альки, направленные на Франсуа. Не хватало родителей. Матери. Именно она вносила во все эти застолья-мероприятия ноту непринужденности, тонко чувствуя настроение присутствующих и умело направляя разговор в нужное ей русло. Хлопнула входная дверь - пришел Денис. - А где? – спросила Алька, выбежав встречать его. - Там, - Денис кивнул на дверь. – А вы тут празднуете? О, икорочка, – он мимоходом схватил со стола бутерброд. - Так садись за стол, - позвал его Глеб. - Неа, я сейчас. Гордееву только отдам фотки, - Денис прошмыгнул в свою комнату. - Полагаю, элементарные правила приличия обязывают нас пригласить Гордеева, - сказал Франсуа. – И к тому же, я обязан ему жизнью. Это бесценно. - Сейчас прям вот побегу, - Глеб мгновенно стал холоден. - И Глеб обязан ему жизнью, - тихо сказала Алька. – Если бы не наш Александр Николаевич, не было бы Глеба. Ему ДВС грозило. - Тем более, - Франсуа встал. – Иди, пригласи его, это твой дом. И не ломайся. Loosen up! - Глебушка, ну, - Алька просительно сложила руки на груди. - Ладно, - спорить в такой день не хотелось. Глеб, в чем был, вышел во двор. В тапках, он поскользнулся на утоптанном снегу, но удержался. Снова защемило в спине, все там же, справа. Сжимая зубы от боли, он шел к машине Гордеева. - Добрый вечер, уважаемый Александр Николаич, - он открыл дверцу машины со стороны Гордеева. – Позвольте на правах горячо любимого родственника пригласить вас в дом, - он не мог не ерничать и ругал себя, но язык не слушался его. – Что ж не зашли, не поздоровались? - Вечер добрый, - усмехнулся Гордеев. – Благодарю, горячо любимый родственник, но мне вроде и здесь неплохо. - Да нет, я серьезно, - Глеб сделал над собой усилие. – Пойдемте, поужинаем, - он широко открыл дверь и жестом пригласил Гордеева выйти. – Пойдемте, я настаиваю. Отказ не принимается, - он, как мог, изобразил на лице доброжелательную улыбку и протянул руку. Гордеев молча вышел из машины, не пожав руки, и пошел за Глебом в дом. Он был здесь лишь однажды – на дне рождения Леры, в прошлом году. Лере тогда исполнилось двадцать один. Из прихожей, прислонившись головой к дверному косяку, Глеб смотрел, как, широко улыбаясь, шагнул навстречу Гордееву Франсуа, и как они обменялись рукопожатием. Как Алька расцвела и кинулась за чистой тарелкой для Гордеева, и как Дениска, увидев Гордеева, радостно усаживал его за стол, знакомя с Лизой. Казалось, здесь все были рады Гордееву. Все, кроме него. Он удивлялся себе. Кажется, это он накатал статью про Гордеева. Статью, переполненную болью, восторгом и любовью… Ну да, это был он, Глеб Лобов. И вот теперь он стоит в стороне от всех и раздражается на Гордеева, сам не зная, отчего. - Глебушка, пожалуйста, - умоляюще шепнула ему на ходу задорная Алька. Просит, за Гордеева просит. Рада. Ишь, раскраснелась как... Ну да, он же – чудесный доктор. И похож на ее отца. Она так хочет верить в эту сказку. И пожалуй, она имеет право на сказки - у нее же никого нет. Нельзя ее огорчать. Нельзя. Сжав зубы, Глеб подошел к столу и сел напротив Гордеева. - Ну что, по чуть-чуть? – Франсуа, бросив внимательный взгляд на Глеба, кажется, понял его состояние. Он достал из бара бутылку красного вина. – С Рождеством! – разлил понемногу в бокалы. Себе – тоже, хотя не пил совсем. - Я за рулем, - отказался Гордеев. - Не страшно, - возразил Франсуа. – Символически можно. Тем более что быстро вам не удастся уйти из этого дома. Вино снова сделало Глеба веселым и разговорчивым. Он подобрел и уже любил Гордеева. Он не мог не любить Гордеева – Гордеев был титаном. Столпом отечественной медицины – Глеб не иронизировал. На таких держится профессия. Они начали говорить о медицине, но Дениска запротестовал. - От вас, от врачей, никуда не деться. Я уже чешусь, подозревая у себя всякую дрянь, - сказал он. – У меня скоро паранойя разовьется! Буду болезни у себя искать, от ваших этих разговоров. Что нам, поговорить не о чем? Покажи, Глебчик, лучше старые Леркины фотографии Александру Николаевичу, а то я не нашел. - Так это… Я их переложил, - растерялся Глеб. – В лучшее место. Он смотрел эти Леркины фотографии давно. И убрал их подальше с привычного места – на антресоль. От себя убрал. И вот теперь он не сообразил промолчать, и придется позорно лезть на антресоль, вот здесь же, в гостиной, и доставать эти фотографии, доказывая, что для семейных фото место под потолком среди всякого пыльного хлама – самое подходящее. И это будет неубедительно и обличающе. Пришлось лезть, и он выбрал место за самой елкой, чтобы его не было видно из-за стола. Положение спасла Вика. Приглашенная Франсуа, она появилась в нужный момент, и все отвлеклись, приветствуя девушку и поздравляя ее. - Держи, - Глеб протянул альбомы Денису, и тот начал радостно показывать Гордееву Леркины фотографии. - Кстати, а заберите-ка их к себе домой, - великодушно улыбнулся Глеб Гордееву. – Для истории. Потом Гордееву показывали комнату Леры. И Глеб с болью и трепетом наблюдал, как Гордеев едва заметным движением скользил ладонью по поверхностям стола и кровати, и трогал зеркало, и будильник на Леркином столе. И долго смотрел на Леркину «Нейрохирургию», почетно лежащую тут же, на столе. Разочаровавшись в нейрохирургии, Глеб вернул учебник на место – без этой потрепанной «Нейрохирургии» не было бы прошлой Леры. Каждый раз, раскладывая вещи в комнате Леры в том порядке, в котором они лежали еще в те времена, когда она жила в их доме, Глеб ловил себя на мысли, что он, подобно самой же Лере, устроил из ее комнаты настоящий музей. Сейчас здесь жила Алька, но она ничего не трогала, и следов ее пребывания в этой комнате не было. Разве что икона на столе. - Она не спала ночами, - тихо сказал Глеб, когда все отвлеклись на зов Дениски из гостиной, - и все читала ее, - Глеб провел ладонью по крышке «Нейрохирургии». Все вылечить брата мечтала, - Глеб улыбнулся, вспоминая спину Леры, согнутую над столом и виденную им, когда не единожды, в прошлой жизни под одной крышей, ранним утром он заглядывал в приоткрытую дверь ее комнаты. – А к утру она засыпала. Клала голову на стол и засыпала, - добавил он, с грустью понимая, что обнажен сейчас весь перед Гордеевым. Но ради Леры, ради того, чтобы Гордеев больше берег ее, он готов был вывернуться наизнанку. - Она и сейчас плохо спит, - так же тихо сказал Гордеев. – Звонила? Доверие в ответ на доверие? А Гордеев умнее его, Глеба. И чище. - Нет, - тихо ответил Глеб. - Абонент недоступен, - Гордеев подавил вздох и отвернулся. - Ей нужно подумать, - сказал Глеб. – В тишине. Он вспомнил Альку. Она прятала телефон в раздевалке, ограждая себя от контактов с миром. Она убегала от себя. - Может быть, может быть, - Гордеев глубоко вдохнул и с шумом выпустил воздух из ноздрей. Они пили кофе и разговаривали о мелочах. Кажется, обсудили все. Прошедшую рождественскую ночь не обсуждали – это было слишком личное. Потом пели караоке, и Франсуа пел лучше всех – из репертуара Джо Дассена, на французском языке, по просьбе своей подружки. Вика, никого не стесняясь, рыдала, слушая Франсуа. А Глеб скучал по Лере, про которую так неожиданно и некстати напомнил Франсуа. - Et si tu n'existais pas, Dis-moi pourquoi j'existerais... У Франсуа неожиданно оказался хороший голос. - Если б не было тебя, ответь мне, для чего мне жить, - машинально повторял Глеб. Он знал, переводил, давно, в прошлой жизни - Лера. А потом смотрели фильм, который так нравился Альке и про который Алька не раз рассказывала Глебу. Фильм об одинокой девушке, случайно попавшей на семейный праздник Рождества. Алька в таких деталях пересказывала этот момент, что Глеб, двигаясь по городу в машине, все-таки урывками посмотрел этот фильм – «Пока ты спал». Почти прослезился – Голливуд умеет вышибать слезу. И потом, это нравилось Альке, потому что было важно для нее - семья. Глеб мечтал дать ей семью. И вот теперь, чтобы порадовать Альку, Глеб попросил Дениску зарядить этот старый западный фильм «Пока ты спал». Они сидели в полутьме гостиной, освещаемой только экраном телевизора да елочной гирляндой. Глеб осмотрелся. Нарядная елка, накрытый стол, знакомые, теперь уже родные лица людей, сидящих на диванах, теплая Алька рядом, перед глазами – картинки прошедшей рождественской службы… Христос из храма… И щемящее душу ощущение свершившегося чуда. Не хватало Леры. Не хватало. Где она сейчас? Почему опять пропала?.. Болела душа за нее. За Гордеева, сиротливо сидящего с краю и теребящего белого котенка Лизы, и так же сиротливо улыбающегося простым радостям героев голливудской драмы. Глеб поправил заснувшую на его руках Лизу, утомившуюся от суеты и гостей, и, закрыв глаза, начал молиться. За них за всех, здесь сидящих, за каждого. Гордеев и Франсуа с Викой уехали, дети спали. Глеб и Алька сидели прямо на полу у елки. - Глеб, спасибо тебе за все-все-все. Мне так хорошо давно не было, первое Рождество такое… И за телефон спасибо, теперь я буду тебе мотивирующие фотки слать, - Алька вертела в руках новый телефон, подарок Глеба. - У Дениски, что ли, словечек нахваталась? – улыбнулся Глеб. - А тебе за иконы спасибо. Пригодились в самый нужный момент, - Глеб вспомнил, как молился за Леру перед этими иконами, не понятно, откуда взявшимися в их доме. Это был Алькин подарок, врученный ему из-за сложившихся обстоятельств раньше времени. И даже не врученный... - А я не только про подарок… Я тебя за все благодарю. Ты так много дал мне. Ты меня в жизнь затащил. Буквально. Понимаешь? Сидела я в своем болотце и наблюдала за жизнью чужой… А ты взял, да и вытащил меня… Я из-за тебя болтать стала, и это еще только начало. Сегодня Рождество. Когда как не сегодня сказать об этом. Она благодарила его. Та, которая сделала для него несоизмеримо больше... Алька помолчала, аккуратно трогая игрушки на елке. Она радовалась им, как ребенок. Впрочем, Глеб тоже всегда любил елку. - И даже не голодная теперь хожу, - добавила она тихо. - Аль… - Глеб не знал, что сказать на такое. - Нет, я сама виновата. Я все книжки покупала, не экономила, - поспешно добавила она, поправляя на ветке старую стеклянную игрушку, коллекционную, еще царских времен, приобретенную матерью в антикварном магазине. - С ваших пособий сэкономишь, - иронично ответил Глеб. – Ты, кстати, теперь у нас жить будешь. Родители приглашают. Переезд завтра. - Глеб, не надо. Я не хочу, - Алька посмотрела на него снисходительно, как на неразумного школьника. – Не надо. - Ну значит, квартиру найду, - Глеб опустил голову, рассматривая свои руки. - Ты обиделся? – Алька наклонилась и заглянула ему в глаза. – Не обижайся, Глебушка, - она села напротив него. – Ты и так сделал для меня все возможное. Сегодня я счастлива, и все благодаря тебе. Ты лучший друг на свете. Друг… Снова резануло слух. Он жил в режиме мучительного ожидания, он проходил уже это. Однако это ожидание было тем мучительнее, что он знал финал и обреченно ждал его. Пусть уже все разрешится. Сердце уже стучало гулко и бешено. И в горле пересохло. Кружилась голова. Он больше не мог выносить ее близости и делать вид, что ничего не происходит. Он устал – ждать, любить, тихо страдать. Не хотелось повторения прошлой истории. Он по-другому представлял себе, как признается Альке в своих чувствах, и это произошло бы точно не так. Но он больше не мог носить свои чувства в себе, зная, что она его не любит. Когда-то это уже было в его жизни - затянувшаяся на семь лет агония… В один миг он решился и встал, поднимая с пола и ее. - Ты не обижайся, - Альке было неудобно перед Глебом за свой отказ. – Ты сделал все возможное для меня. Моя жизнь резко изменилась, - она его уговаривала. - Нет, не все, - Глеб выпрямился и посмотрел на Альку. Его взгляд смущал ее. – И я не друг. - О чем ты, Глеб? - ей просто нужно было что-то сказать. Его взгляд... Глеб подошел вплотную и взял ее руки, потом отпустил их и снова взял. Он никак не мог побороть своего волнения. Он чувствовал надвигающуюся катастрофу, последующую за ее отказом, но вопреки здравому смыслу двигался навстречу смертоносной стихии. - Аля, - он тяжело сглотнул. Было трудно говорить. – Я люблю тебя. По-настоящему люблю. Не так, как тогда, в машине… Я не могу больше жить так. Знаю, - он повысил голос, смотря в огромные ее глаза и предвидя, что она возразит ему. – Знаю, ты меня не любишь. Но ты все равно одна… Если ты разрешишь мне любить тебя… Просто другом... Нет, не могу. Не отвечай сейчас, подумай. Что ты теряешь? Я буду любить тебя, защищать, сделаю все, чтобы ты была счастлива. Для тебя буду жить. Алька молча опустила голову. Она больше не могла смотреть на Глеба. Он, гордый, независимый, сильный, просил ее разрешения… Алька не верила тому, что слышит – Глеб любит ее. Этого просто не могло быть, и однако – вот он, стоит перед ней и волнуется, просит и ждет ответа. Альке было стыдно – слушать его, мучить его своим молчанием. Она тоже заволновалась – это было первое признание в ее жизни, но зато какое! Правда, не от Новикова. Что ж, самые важные слова мы слышим не от тех, от кого больше всего их ждем… - Много раз я говорил тебе об этом. Вот, здесь, на твоем языке, - Глеб наклонился и выхватил за уголок синюю тетрадь из Алькиной сумки, приткнутой на полу тут же, рядом. Открыл их «Откровения». – Вот, видишь, - он водил пальцем по строкам. – Это все о тебе. Оно кричит о тебе. - О Лере, - тихо поправила Алька. - О тебе, - Глеб помолчал. – Я не мог сказать. Но я давно уже… давно. Алька подняла глаза и встретилась с напряженным, болезненным его взглядом. Давно уже не видела она этого взгляда. Она подумала, что если ответит отказом, то он сломается. Ей было стыдно за себя и свою нерешительность. Острая жалость к нему и стыд перед ним за то, что она не разделяет его чувств, мучили ее. - Не отвечай сейчас, просто подумай… Ты же говорила, что без любви можно. Главное, чтобы кто-то один любил… Я люблю тебя… У меня и крест твой есть. Он уговаривал ее принять его чувства. Это было невыносимо. - Да, - тихо произнесла Алька. - Да? - Глеб не верил тому, что услышал. – Да? Согласна? - Я согласна. Еще несколько секунд он стоял, сжимая ее руки в своих руках, не смея поверить в услышанное. Потом порывисто прижал ее к себе. - Моя? - спросил он, отстранившись. - Твоя, - Алька застеснялась, но Глеб не заметил этого и тихо засмеялся. Потом снова обнял ее. - Не пожалеешь, обещаю. Всю жизнь буду любить тебя одну. Он был потрясен произошедшим - и не верил до конца, что Алька приняла его чувства. - Завтра подадим заявление, если загс работает, - прошептал он, пытаясь прийти в себя. – И обвенчаемся. - Ты что, Глеб! – Алька выбралась из его объятий. - Нет! - Передумала? - ее отказ был настолько нелогичен, что он не поверил в него. - Но… разве мы об этом говорили? - удивилась и одновременно испугалась Алька. – Ты хотел встречаться. Я согласна и сделаю все, лишь бы тебе было спокойно. - И целомудрие принесешь в жертву ради того, чтобы мне было спокойно? – спросил он, цепенея. - Да, - она отвернулась. - Я же согласилась... Но в загс не надо, Глеб, - ее голос звучал виновато. Он не понял. Бред… Что она о нем думала… - То есть, если называть вещи своими именами, ты думала, что я буду пользоваться тобой, и согласилась, лишь бы я был спокоен… А дальше? Что дальше? Хорошо же ты обо мне думаешь, - он вдруг разозлился. Она совсем не понимала глубины его чувств. – Я люблю. Почему я не могу жениться на тебе? - Потому что ты потом пожалеешь об этом, - Алька отворачивалась от него. – Я буду встречаться с тобой без всяких обязательств. Глеб не ответил. Он стоял, кусая пальцы. Он мучительно обдумывал услышанное. Такого он еще не слышал даже в многочисленных, смотренных им вместе с матерью, мелодрамах. Алька готова была дорого заплатить за его чувства, но это унижало его. Она не верила ему. Алька отошла от Глеба и села на диван. Согласившись на это безумие из сострадания, она не предполагала, что эта дорога поведет ее под венец, откуда нет возврата. Ее мучило раскаяние в своем опрометчивом согласии. Они с Глебом говорили о разном. Алька согласилась лишь встречаться с Глебом. Ей до того было стыдно не любить Глеба, что она, с ужасом понимая, что близка к падению, все же готова была пожертвовать своими идеалами ради его спокойствия. Алька не верила в его любовь. Вернее, она не верила, что ее вообще можно любить. Тем более – что ее может любить Глеб. Он казался ей настолько недосягаемым и постоянным в своей любви к Лере, что она никогда не присматривалась к нему, как присматриваются девушки к юношам. К тому же, она была влюблена в Новикова – Алька тоже была на редкость постоянна. Но в то же время она ясно отдавала себе отчет в том, что ее влюбленность в Рудольфа будет тихим долгим страданием на всю жизнь – страданием безответной любви. Она согласилась встречаться с Глебом, жалея его – ведь она могла многое для него сделать. Глеб страдает. И думает, что любит. Ему нужна ее помощь. Алька могла бы успокоить его, утешать, разговаривать с ним. Ради этого она решилась поступиться своими убеждениями. В любом случае у нее не было времени обдумать ситуацию. Оказалось, Глеб говорил не о встречах – о браке. Это было неожиданно, и Алька уже укоряла себя за то, что согласилась. Все это ее вечная привычка всем угождать. Она опять подвела ее, и Глеба. - Ты думаешь, я потом пожалею. Почему? - нарушил молчание Глеб. - А Лера? – Алька подняла на него глаза. - Ааа, Лера, - он облегченно выдохнул и подсел к Альке. – Про Леру мы еще поговорим. Так женимся? - Глеб... Ты разочаруешься и потом будешь сам страдать от того, что не сможешь уйти. Не спеши, - Алька прикоснулась к его руке. - Но я люблю тебя. - Ты можешь ошибаться, Глеб, - Алька грустно провела ладонью по его лбу, откинув прядь его волос. – Ты можешь думать, что любишь, но ты можешь ошибаться. Я не могу связывать тебя. - Аля, - он взял ее руками за голову и заглянул в глаза. – Я знаю, что делаю. Как никогда уверен. Ты должна доверять мне. Я не хочу просто встречаться. Уже навстречался. Я хочу жить вместе, просыпаться утром вместе с тобой, хочу, чтобы мы были семьей. Тебе тоже нужна семья. Ты ведь только думаешь, что счастлива… Ты не знаешь настоящего счастья, и я дам тебе его. - Но ведь я… - Не любишь, я знаю. Мне все равно. Люби своего Новикова на здоровье. Главное, будь рядом и просто принимай мои чувства. Сама говорила, что смогла бы… Помнишь? Твои слова вытянули меня из депрессии… - Правда? - Правда. Я тогда подскочил как ужаленный. Снова жить захотелось, бороться за тебя. - А Лера? - Мы еще поговорим о Лере. Давай пока о нас. Станешь моей женой? - Глеб… - До самого венчания не прикоснусь к тебе, клянусь. Мы можем существовать вместе только в семье. Понимаешь? И не нужно жертвовать своим целомудрием, это унижает меня. Не это мне нужно. - А что же? - Вся ты… вся. - Глеб… нет. Я не выйду замуж никогда. Я так решила. - Что? В монастырь? – в его голосе звучала ирония. - Нет, - испугалась Алька. – Я не смогу. Я хочу среди людей. - Объясни уже, Аля, - устало сказал Глеб. Все, что он только что получил, ускользало. Алька встала и заходила по гостиной. Волновалась. Потом остановилась. - Понимаешь, меня напугала та истерика. Та, когда мы были… с цветами, в общем. Помнишь, я кричала на тебя. Я боялась, что ты уйдешь в депрессию. Нельзя мне с людьми близко сходиться. - Я не помню, что ты кричала. А если и так, то что? Все кричат, - Глеб непонимающе смотрел на Альку. - Ты не понимаешь… Это не тот крик на эмоциях… не тот. Это похоже на те состояния, когда потом в… дурку. - Ты что, Аль? – Глеб подошел к ней и обнял ее. – Не надумывай. - Ты не понимаешь. Внешне это просто крик, а внутри такой страх… все то же, что было тогда внутри… Больная я, Глеб. Фобия у меня – сойти с ума. А всеми силами держать эмоциональное равновесие не получается. Обстоятельства и люди нарушают его, это равновесие. Они же живые, люди, со своими представлениями о жизни… И начинается паника. Мне нельзя с людьми, им будет плохо со мной. И тебе будет плохо. Больная, я Глеб. Только тронь, и вылазит наружу. - Да не больная ты, а искалеченная. Это защита. Это психика так защищалась. И я соберу тебя по кусочкам, - он прижал ее к себе. - Ты не понял… - Понял. Я уже давно все понял… Мы женимся, и во всем спокойно разберемся. У нас будет много времени для этого. Алька не ответила, заплакала, прижавшись к нему. - Давай теперь про Леру? - спросил Глеб, облегченно выдыхая. Она согласилась, он получил все обещания. Он знал, что она не сможет отказаться теперь. Он устал. Но нужно было рассказать ей, чтобы она не сомневалась. - Не надо, Глеб. И так всего много, - Алька оторвалась от него и в попытке успокоиться стала укладывать свою синюю тетрадь в сумку. - Нет, давай уже добьем эту тему, чтобы больше не возвращаться к ней, - устало возразил Глеб. – Сядь, - он забрал у нее из рук сумку и тетрадь. - Знаешь, мы когда встретились, - сказал он, когда они сели под елку, - я вцепился в тебя и вываливал все, что накопилось. А потом, когда понял, что люблю, уже не мог быть откровенным. Я боялся, что ты откажешь мне и отодвинешь подальше. Пришлось согласиться на роль друга. Поначалу бесило, но я молчал. Может, отсюда то, что ты превратно понимала меня. Лера… - Но вчера… вчера ты.. умирал из-за нее… - Аль… оно еще не до конца ушло. Семь лет так просто не вычеркнешь. Сам думал – все, а нет, и лгать не хочу. Но это прошлое, оно уйдет. - Я понимаю, Глеб. А если так и не уйдет? Как ты представляешь себе нашу жизнь? Венчание – это бесповоротное решение. Ты же увянешь… А если она позовет… - Позовет, не позовет… Брак – это святое. Лучше умереть тогда. - Но все может быть… Лера может остаться одна… И тогда… - Аль, ну причем здесь Лера? А я? Я дышать без тебя не могу, и не хочу. Я люблю тебя. - Глеб… ты уверен? - Сколько раз до венчания прозвучит еще этот вопрос? - Глеб сгреб Альку в охапку. – Нет, я только тебя одну вижу рядом, - он прижался губами к ее волосам. – И себя одного рядом с тобой. Буду твоим психотерапевтом, ласкателем, зажигателем, жилеткой и телохранителем. Алька тихо засмеялась. - А я? - А ты будешь моей чистой кружкой. Помнишь наш первый разговор? Как в воду глядела, – Глеб заглянул ей в глаза. – Честно, я тогда прибалдел даже… Раньше никогда так не разговаривал ни с кем. Они засмеялись. - А я буду помогать тебе во всем, - Алька провела рукой по его груди и прижалась щекой. - Только не носки! Фуу, мне стыдно, - Глеб смешно скривился. - Ладно, - Алька гладила его по руке. – Хотя я ничего не имею против твоих носков. - Нет, Алька, не за тем я хочу на тебе жениться, - прижимая ее к себе, Глеб мечтательно посмотрел в потолок. – Хочу, чтобы ты спала, раскинув руки, а не съежившись в комок. Хочу, чтобы смеялась громко, хочу, чтобы ты не хотела забиться под одеяло и лежать там, замерев. Хочу дать тебе все, чего ты не имела эти годы. Детей хочу, наших, и много. Вот сколько хотелок у меня… А самой-то тебе что надо, Аль? - Мне? Почему все время обо мне? - Потому что это я тащу тебя замуж. Так чего ты-то хочешь? - А я хочу, чтобы ты был счастлив, и для этого все сделаю, что скажешь. Тебе нужно много нежности. - Да, мне нужно много твоей нежности. Но давай о тебе. - Я? Хочу, чтобы ты обнимал меня. И целовал, - Алька вдруг покраснела и встала. – Ой, Глеб… - она закрыла лицо руками. – Мои хотелки так развратны. - Наоборот, а то я уже боялся, вдруг я тебе противен буду, - Глеб довольно засмеялся. – Мне нравятся твои хотелки. Это как раз те самые лекарства, которыми тебя мечтает вылечить доктор Лобов. Он подошел к Альке и обнял ее. - Но до венчания не прикоснусь к тебе больше. Вот сейчас только обниму крепко-крепко, - Глеб сжал ее сильнее и прислонился щекой к волосам, чтобы запомнить ее запах. – Из целомудрия рождается любовь… - Глебушка, - Алька с тихим восторгом смотрела на него. – Ты изменился. - Да, это все твоя работа, - Глеб поцеловал ее в волосы и отошел. – С Рождеством, фиалка! Было пять утра, когда они разошлись. Никто из них так и не уснул. Глеб не мог уснуть от внезапно обретенного счастья, а Алька тревожилась. Она вдруг подумала, что не взяла благословения на брак. И вообще, спрашивала она себя, имеет ли она право соглашаться на предложение Глеба, не любя его? Не сделает ли это его несчастным? И какими будут их дети, с ее-то психикой? А Глеб молился. Он был так потрясен тем, что в одночасье получил все и сразу, что огромное чувство благодарности переполняло его. Он поклялся Богу, себе и мысленно Альке, что будет заботиться о своей жене и стараться слышать, что он будет доверять и что в его семье точно не будет недосказанности. Он поклялся не устраивать сцен ревности и, отдавая себя детским сердцам, не совершать ошибок Гордеева, оставляя жену в одиночестве. Он поклялся служить людям и Альке. Он долго не мог определиться – в какой очередности. Кто должен быть в приоритете для него – люди или всё же Алька? И решил – Алька. Любимая, родная, недолюбленная, она прежде всего человек. Человек, за которого он, Глеб Лобов, сегодня взял ответственность и которому обещал счастье. Человек, который верит ему. И еще потому, что в основе любого шага должна быть любовь. Любовь, которая начинается с близких. И теперь стало по-настоящему страшно. Нет, он не передумал, но закралась мысль – а сможет ли он так, как задумал? Господи, спасибо... Помоги….