Живой

Он завел будильник телефона на четыре и готовился к зачету. Нельзя было вылететь из института. Сейчас для него это было бы не столько крахом, сколько позором. В первую очередь, перед Алькой. Глава семьи, однако… Никогда он не думал, что найдет связь между семьей и учебой. Едва дождавшись семи, он прокрался к Алькиной двери, приоткрыл ее – стоя спиной к нему, Алька читала утреннее правило, Глеб знал теперь ее распорядок. Он не зашел, любовался ею, пока она не вздрогнула и не повернулась к нему. Дочитывали утреннее правило они вместе. Все делать вместе – его жизненные идеалы начали воплощаться в реальность. Потом Алька причесывалась перед зеркалом, а он смотрел на нее, смущая ее. Она то и дело оборачивалась, и тогда он делал вид, что рассматривает свои руки. - Дай я, - он не выдержал, подошел к ней и взял щетку из рук. - Глеб… Он расчесывал ее волосы. Может быть, это был момент той близости, которой он так желал. Но это было какое-то необыкновенное чувство тихого восторга и нежности. Господи, спасибо. Спасибо, Господи... ***** - Саш, я заболела. Лера ругала себя, но она снова копировала фразы Глеба. - Чем? - Гордеев оторвался от своего чая и телефона. - Я теперь писать хочу – о тебе, о Париже, о нашей институтской группе... об Упарине, - тут Гордеев улыбнулся, ему рассказывали, - о Степанюге. Гордеев расхохотался. - Повезло Сенечке! Представляю, как ты о нем напишешь! И главное – что! - Я вот уже и план составила, - серьезная Лера дотянулась до верха холодильника и извлекла оттуда синий планер. – Вот, - она показала мужу блокнот, - тут список статей, которые я напишу. Вот, слушай, - Лера сделала паузу, такая откровенность давалась ей нелегко. – «Люди Парижа», «Зимний Париж», «Парижское утро». Ну, в общем, тут много чего… Лера показала Гордееву список. - Ага, и в моем блокноте, - Гордеев пробежался глазами по списку и теперь вертел планер. - Да, нашла твой старый планер, в котором ты сделал всего одну запись, да и ту два года назад. Подумала, зачем хлам копить, - невинно улыбаясь, сказала Лера. - Коллеги подарили, - заметил Гордеев. – А ты, значит, к рукам прибрала. - Прибрала! – Лера с вызовом улыбнулась. - Я тут вообще посмотрю, может, даже и выкину еще половину вещей. Живем мы с тобой, Саша, как на мусорке. То ли дело во Франции… - Скучаешь? – удивился Гордеев, принимаясь за свой чай. - Скучаю, - Лера села рядом. – Париж – это город, куда хочется вернуться, едва уехав из него… Там все не так, как у нас в Константиновске. Там красиво, там любить хочется. - Так это ты поэтому такая влюбленная приехала? – Гордеев игриво приобнял жену и притянул к себе. – Поэтому? – он заглянул ей в глаза. Давно уже у них не было так, давно. Давно он уже не шутил, не заглядывал в глаза. Давно. Лера прижалась к мужу. - Поедем во Францию весной? Ты как раз загранпаспорт получишь. - Поедем. В Париж? – Гордеев поцеловал Леру. - И в Париж, и не только. Я бы в Руан съездила, это столица Нормандии. Там раньше короновали. - И Жанну Дарк казнили, - добавил Гордеев. - Я не знал, что ты такая кровожадная. - Саш, а ты откуда знаешь? – удивилась Лера. - Про Жанну Дарк. - Нууу, - Гордеев забавно высунул кончик языка. - Дай вспомню, откуда я это знаю, - он закатил глаза к потолку. – А, вспомнил, я ж в школе учился... А ты думала, я с пеленок со скальпелем бегал? – он рассмеялся. - Саша, - Лера шутливо подтолкнула мужа. – Шутник! А еще я поехала бы в Довиль. - В Довиль? А там что? – спросил Гордеев. - Там фестиваль кино... и пляжи. - Всегда мечтал искупаться в Ла-Манше, - Гордеев озорно блеснул глазами. – Кстати, не знаешь, там вода как, не холодная? - Испугаешься холодной воды? Не поразишь моего воображения? - Лера игриво обняла мужа. - Ну вот, ляпнул! Теперь придется лезть в воду и поражать твое воображение, - Гордеев изобразил огорчение. - Ладно, ладно, если вода будет слишком холодной, я сама не пущу тебя. Я же тебя… люблю. Она не знала, что теперь, после всего, эти слова про чувства, про любовь будут застревать в горле, и каждый раз, произнося их, она будет чувствовать себя виноватой, как будто совершила страшное преступление. Клеить разбитое сложно. Приходится подбирать оставшиеся куски, и не всегда это получается. Лера незаметно вздохнула. - Лерка, я тоже тебя очень люблю, - прошептал Гордеев. Вот все и наладилось. К черту сомнения. С ней хорошо, без нее – бессмысленно. К черту все остальное. - Так, говоришь, «Люди Парижа»? – вернулся Гордеев к началу разговора. – Что, особенные люди? - Особенные, - Лера высвободилась из рук мужа. – Представь, - она встала, на секунду закрыла глаза, вспомнила. - Молодой человек лет тридцати пяти, как ты. В красной куртке, в красной кепке и белых широких штанах, украшенных сердечками. Волосы длинные, кучерявые, с желтой сумкой через плечо, - взором художника она рисовала словесную картину. - Весьма колоритная личность, - заметил Гордеев. - А что, придурь нынче в моде? - иронично спросил он. – Или ты тоже хочешь меня видеть в штанах с сердечками? – Гордеев снова игриво обнял Леру. – А? Признавайся. Может, это твои тайные фантазии? - Я тебе покажу свои тайные фантазии, - погрозила пальцем Лера. – Если будешь прикалываться, я тебе на день Святого Валентина точно подарю семейные трусы с сердечками. И попробуй только не носи! - Вот влип так влип! Как же я на работе переодеваться буду? Меня коллеги засмеют! - притворно ужаснулся Гордеев. - Как будто А.Н. Гордеева когда-то волновало чужое мнение, - улыбнулась Лера. - Дааа, вот что значит, молодая жена, - засмеялся Гордеев. – Трусы с сердечками! Куратов обхохочется. - Давай Куратовых в субботу позовем, - предложила Лера, переключаясь на новую тему. – У меня как раз зачеты закончатся. А то к нам никто не ходит. - Нет, Лер, не получится, - Гордеев стал серьезным. - Почему? Опять работаешь? - Хуже – мы с Денисом идем в бар пиво пить, - серьезно сказал Гордеев. - Извини, Лер, мы уже договорились, - добавил он, давясь от смеха и наблюдая за реакцией жены, и тут же расхохотался, видя, как вытягивается лицо Леры. – Ладно, наврал, сдаюсь, а то тебя сейчас удар хватит! - Сашка! Эти вечные твои шуточки! – поняв, что ее разыграли, Лера скупо улыбнулась. - Ну, а если серьезно, - сказал Гордеев, - мы с Денисом идем в боулинг. - А я? – разочарованно спросила Лера. - Мы подумаем, - Гордеев улыбнулся. - О чем? - не поняла Лера. - Нуу, взять ли тебя с собой. Не будешь ли ты нам мешать вести наши мужские разговоры, - Гордеев озорно блеснул глазами. - Это какие же у вас мужские разговоры? – иронично спросила Лера. - Нуу, - Гордеев закатил глаза к потолку, - о жизни, о работе... о женщинах. - Прям так и о женщинах, - Лера улыбнулась. – Я с вами, - решительно добавила она. - Не знаю, не знаю, надо с Денисом посоветоваться, - шутил Гордеев. - Я тебе дам, посоветоваться. Вот, читай! – Лера сняла с холодильника и протянула мужу список дел. - Это что еще? - притворно испугался Гордеев и начал читать. – Прибить постеры, фоторамки… Лерка!.. Забрать из магазина ковры. Ковры? – он удивленно посмотрел на жену, стоящую, опершись о холодильник. - Ковры, - подтвердила Лера с вызовом и скрестила руки на груди. – Читай, читай. - Ты купила новые ковры? Хм… Забрать люстру и светильники из магазина. И люстру купила? Потрясающе!.. А деньги? - он поднял голову от списка. - Карта пуста, - вздохнула Лера. Гордеев многозначительно хмыкнул и продолжил читать. - Забрать кроватку, забрать микроволновку на работу. А что, нашу забрать? А мы как же? - удивился Гордеев. - Не нашу. В прихожей новая микроволновка стоит, тебе в кабинет. А то совсем запустил ты себя, Саша. - Запустишь себя тут, без жены, - Гордеев засмеялся, но тут же осекся – Лера погрустнела. – Лер, не уходи больше, - он подошел к жене. – Все проблемы можно решить, - он поцеловал ее в нос. - Когда венчаться пойдем? - Давай сегодня сходим и все узнаем. И Куратовых позови сегодня. Ты сможешь? - Постараюсь, - неуверенно и со вздохом пообещал Гордеев. – Ну, я пошел. У меня сегодня только две операции, если повезет. - Лер, я все заметил, - сказал Гордеев уже в прихожей. - Что? – Лера подала мужу шарф. - Никогда не носил шарфов, - Гордеев начал неумело наматывать на себя серый шарф. - Дай я, - Лера взялась помогать ему. – Что заметил? - Всё. Твои преобразования. Детали еще не все разглядел, но стало уютно. - Теперь так будет всегда, - серьезно пообещала Лера. - И не сбежишь? - Гордеев заглянул жене в глаза. - Даже не надейся, - Лера поцеловала Гордеева в щеку. – Никому тебя не отдам, мой любимый доктор! Чеки в кармане. Еда в пакете. Жду любовное смс! - Ого! Это что-то новенькое! – Гордеев, смеясь, вышел за дверь с микроволновкой под мышкой и пакетом в руках. Он был в хорошем настроении. ***** Глеб сдал зачет. С трудом, но сдал. В этом семестре он пропускал слишком много, пожалуй, больше, чем в предыдущие годы обучения. Преподаватель гонял его по всему курсу и спрашивал с пристрастием. Не понятно, что помогало ему – подвешенный язык и все-таки хоть какие-то знания, или репутация отца, обычно хлопочущего за него. Так или иначе, Глеб вышел из аудитории вполне удовлетворенный, поклявшись себе, что в следующем экзаменационном забеге он продвинется в рейтинге. Скромные результаты больше не устраивали его - унижали. В общем, он так и планировал – жениться, ходить с Алькой на лекции, потом в больницу к Ковалец и Франсуа, ночами работать. Жить в предсказуемом режиме – спокойно и стабильно. Лера сдала, как всегда, на отлично. И ее подруга Алькович – тоже. Эта сессия обещала быть для Вики триумфальной. Даже Шостко отметила успехи Алькович и шумно хвалила ее. - Правда, Вика, что это с тобой? – удивилась Лера, взяв подругу под руку. – С чего это ты так стараться стала? - Да это все Франсуа, - засмеялась Вика. - Гоняет! Знаешь, какой придирчивый, слово не так скажи, заставляет переучивать. Сегодня с шести утра ему по телефону пересказывала лекции, потом еще несколько раз перезванивала – рассказывала недоученное. - Личный репетитор? Здорово! – засмеялся Фролов. – Одобряю! Может, мне Маринку припрячь? Тоже отличником стану. - А что, твой кардиохирург во всех дисциплинах разбирается? - с едва заметным ядом в голосе спросил Новиков, не отрываясь от журнала. - Представь себе, Рудик, во всех! – обернулась к нему Алькович. – А что, нашего профессора это задевает? Новиков что-то хмыкнул, не поднимая головы. - Вика! – вмешалась обиженная Маша. - Успокой своего профессора, а то он скоро собственным ядом отравится, - бросила ей Вика и отвернулась, попутно отметив на себе тоскливый взгляд Смертина. - Так! Хорош цапаться! - вмешалась староста. – Айда все в кафе отмечать зачет! - О! Это дело, Валечка! – оживился Рудаковский. - Глеб, Алька, пошли! Чего в стороне все? – задорно крикнула Валя, обернувшись. - Пойдем? - спросила Алька у Глеба. - Пойдем ненадолго, - Глеб посмотрел на часы. – Сегодня Нина приезжает, помнишь? - Помню, - Алька отправилась за Катей с Фроловым. В последнее время эти двое удивительно сошлись. Они шли за всеми, держась за руки. Алька сама взяла Глеба за руку. Кажется, ей совсем не хотелось прятаться. Быстро же она приняла, привыкла, удивлялся Глеб. Аля... - Сегодня твоя мама собирается покупать мне платье, - сказала Алька. - Может, все-таки без платья? – спросила она неуверенно. - Аль, ну раз не получилось быстро расписаться, будем по полной программе отмечать. Согласна? Так что платье предполагается! Но ты не волнуйся, мама выберет самое лучшее. Да и потом – я хочу видеть тебя в платье. Один раз женюсь все-таки. Кольца надо купить еще. Помнишь? - Помню, - Алька вздохнула. – Может, передумаешь, Глеб? Время есть. - Здрасьте! Девушка помолвлена и вдруг такие речи, - тихо засмеялся Глеб. – Нет, я не передумаю никогда, - он стал серьезным. – Люблю. - И я… - Вот увидишь, тебе будет хорошо… со мной, - неуверенно пообещал он, снова вспомнив недавнюю стычку с Рыжовым. - Мне и так хорошо с тобой. Уже давно, - Алька на ходу заглянула ему в глаза. - Правда? – щемило в груди. – Если бы я знал раньше, если бы знал. Они сидели рядом, за одним большим шумным студенческим столом. И Глеб держал под столом Алькину маленькую ладонь, перебирая ее пальчики. Алька шепталась с Катей. Они всегда шептались. Теперь с ними шептался и Фролов, который не забывал при этом активно работать челюстями и вилкой. Чтобы не раздражаться, Глеб слушал разговоры товарищей, наблюдая за тем, как Пинцет и Смертин пропустили подряд уже по третьей порции виски. У обоих был весьма увесистый повод – у Смертина не ладилось со Светкой, Пинцет женился. Глеб ни с кем не общался – хотелось молчать, переживая свое счастье в одиночку. Он все время держал в поле зрения Альку, особенно ее задумчивые взгляды, украдкой бросаемые в сторону Новикова. Новиков был весел – зачетная неделя складывалась для него удачно, да и с его хирургией глаза, кажется, все шло как нельзя хорошо – Новиков не вылезал из больницы. Изредка они сталкивались взглядами – Алька и Глеб. Это случалось после очередного заинтересованного Алькиного взгляда в сторону Новикова. В задумчивости, Алька, не отрываясь, любовалась Рудольфом, а потом спохватывалась и украдкой смотрела на Глеба – видел или нет. Как ни странно, Глеб не ревновал. Он лишь кивал в ответ на ее виноватый взгляд, красноречиво обещающий: "Прости. Больше не буду". - Слушай, как я забыла! Я записала нас на курсы. Рядом говорили Вика с Лерой. Глеб оторвал взгляд от неотвратимо хмелеющего Пинцета и стал слушать их. Леру. - На какие курсы? – спросила Лера. - Французского, конечно! – Вика мечтательно посмотрела в потолок. – Мы с тобой идем учить французский! Я хочу разговаривать с ним на французском. А ты вроде во Францию весной собралась? Вот, и тебе пригодится. Заодно и Гордееву пару уроков преподашь! Будет по утрам будить тебя сладким поцелуем, кофе и вот этим – «mon ange». - Мон анж? Как это переводится? – Лера, как всегда, улыбалась, нежно-грустно. - Мой ангел, конечно! – воскликнула Вика, но, поймав на себе тоскливый взгляд Смертина, тут же понизила голос. – А хочешь – «ma cocotte». Красиво? Правда? Хочешь, чтоб твой тебя так называл? - Ну, смотря что это означает, это твое «ма кокот», - осторожничала Лера. - Моя цыпочка, - смеялась Вика. - И что, Франсуа тебя так называет? – поморщилась Лера. - Нет, как ты могла такое про него подумать, - Вика мечтательно улыбнулась. – Я у него «mon trésor», сокровище, и «ma fleur de lys», лилия. Франсуа очень элегантный мужчина, он не употребляет слов вроде «цыпочка», это наши, неотесанные мужики как только ни называют своих жен, даже коровами, - Вика обиженно поджала губы. - Ну ладно, слышала я, как твой элегантный мужчина отпускает отборные маты и меня не стесняется, - с легким раздражением возразила счастливой подруге Лера. Чего это она так? Что опять тревожит ее? Глеб крутил пустой стакан. Лера… - Подруга, это было давно, сейчас он уже выучил разговорный русский и сносно выражается, - увлеченная своим счастьем, Вика, похоже, не заметила раздражения подруги. – Короче, в пятницу у нас первое занятие, в четыре. Не забудь паспорт и деньги. Между прочим, занятие с носителем языка! «Полиглот» помнишь, где? Сразу за торговым центром. Лера кивнула, встретившись взглядом с Глебом. - Пойдем на шоппинг? – Вика не унималась, и Глеб начал подозревать, что Лера раздражается излишним энтузиазмом и восторженным настроением подруги - ничего личного, просто разный темперамент. – Я тоже хочу, как ты – француженкой! - Слушай, а твой француз был на родине? А? А то тебе, может, не француженкой надо для него наряжаться, а американкой, - Лера едва заметно улыбнулась Глебу. - Был! И мы тоже поедем летом в Париж! – сказала Вика. – Тоже хочу бродить по улицам этого города и дышать любовью! – Вика так откровенно мечтала, что Глеб невольно улыбнулся. – Правда, я еще с Франсуа не договорилась, - добавила Вика, не замечая улыбки Глеба. – Но он согласится, потому что он такой… - Какой? – с легкой иронией в голосе спросила Лера и украдкой бросила взгляд на едва заметно улыбающегося Глеба. - Он… - Вика не смогла подобрать нужные слова. – Он лучший! Короче, - она опомнилась от своих мечтаний, – мы идем по магазинам? - Нет, сейчас я не могу, - сказала Лера, многозначительно смотря на Глеба. – Давай в четыре. - А давай! - согласилась Вика. – В торговом центре встретимся! Мне еще учебник одни купить нужно, Франсуа совсем загонял меня. Говорит – учись, Виктория, учись. - Папочка? – Лера грустно смотрела из-под косой челки. - Не нужен мне никакой папочка. Мне нужен муж-чи-на! И только Франсуа! Взрослый, умный и талантливый мужчина. Глеб чуть не расхохотался. Влюблена до поросячьего визга, до щенячьего восторга, почему-то крутилось у него в голове. А Франсуа-то даже не подозревает, сухарь! Глеб снова смотрел на Вику, но уже не слушал ее – в своей этой бурной влюбленности она была прекрасна. Он перевел взгляд на мрачного Смертина, заливающего в горло очередные пятьдесят граммов. Решил надраться, с грустью подумал он. - Аль, поехали, я отвезу тебя домой, - шепнул он ей в ухо, попутно схватив ноздрями легкий запах травы. Вспомнил, как утром расчесывал ее волосы. Так будет всегда – эта мысль горячо растеклась по венам, горячее виски, и еще долго будоражила его воображение. - Лер, поехали, - Глеб встал. – Сейчас Алю завезем и поедем по делам. - Что за дела? – Вика очнулась от своего счастья. - К моим родителям, - Лера тоже поднялась. - До четырех, Вика. Ребята, пока! Мы пошли, - сказала она громко, обращаясь к товарищам. - Все, бывайте, - Глеб подал руку захмелевшему Смертину, скользнул взглядом по готовому растечься по столу Пинцету. Усмехнулся. - Пока, пока, - раздалось им в ответ. - Давай, старик, - Фролов отвлекся от любимых пельменей и, как только они с Глебом ударились по рукам, тут же закинул в рот следующую порцию. Вспомнился Мартин. Тот в какой-то период своей жизни работал в прачечной – тупо, беспросветно. Потом в выходной напивался до скотского состояния. И Фрол… Отупляющая работа, некогда по призванию, теперь не в радость. А радость одна – поесть и на боковую. А жизнь проходит… Щемило в груди. - Эй, Лобов, стой! - догнал его уже на лестнице голос старосты. – Я забыла. Вчера всем отдавала, а вы с Погодой вечно где-то ходите. Вот, - пряча свое смущение за показной грубоватой небрежностью, Валя протянула два приглашения. - На свадьбу зовешь? – Глеб улыбнулся. - А куда же еще?! - удивилась Шостко. - Валь, как с родителями, утряслось? – спросил Глеб, засовывая приглашения в карман и оглядываясь, не слушает ли их кто-нибудь. Несколько секунд Валя непонимающе смотрела на Глеба, растерянно держа в руке кусок пиццы. - А, - наконец сообразила она, - ты об этом, - она покраснела и нервно повела плечами. – Куда они денутся? Мать выписали. Все началось заново, только еще хуже, - Валя опустила голову. - После свадьбы к Пинцету переедешь? – спросил Глеб. – Уходи ты от них. Тяжело тебе с ними, Валентинка. - А, да, уйду. Только мы снимать будем, отдельное. А отца, - Валя подняла голову, - отца жаль. Сожрут. - Валь, каждый делает свой выбор. Правда? – Глеб приобнял Валю. – И твой отец тоже. Ему теперь не за чем там жить, когда ты уйдешь. - Эт точно, - усмехнулась Валя. - Но он слабый, он не уйдет, - хрипло и с горечью сказала она. - А ты молодец, Валентинка, - Глеб поцеловал ее в висок. – Выше нос! – он попытался изобразить командира. - Так точно, товарищ прапорщик! - ответила в тон ему Валя, засмеялась и, все еще красная, побежала обратно к столу. Валя. Валька. Железная Шостко. А на деле – просто человек. Со своим скелетом в шкафу. Со своими страхами. И выбрала же – Пинцета. Чертов семейный сценарий… Ступая на лестницу, Глеб оглянулся на Рудаковского. Пинцет все-таки растекся по столу. Лера и Алька уже ждали его в машине. Лера снова сидела рядом с Глебом, Алька – позади. И опять – виноватый Алькин взгляд. Глеб был недоволен. Он любил Альку, и Лера была безумно дорога ему, но все же нужно было правильно расставлять акценты. Его жена должна сидеть рядом с ним. Просто потому что она – жена. Глеб посмотрел в зеркало – встретился взглядом с Алькой. Сидит неуверенная, как будто лишняя и виноватая, - перед Лерой, конечно. Да, придется работать и много работать. Может, в психиатрию надо было податься? Он улыбнулся. Ладно, Лобов, тут психиатрия не нужна, тут нужна – любовь. Нежность, много нежности и много слов. Алька быстро учится. Он ободряюще улыбнулся ей в зеркале. - Глеб, я принесла подарок для Дениски, - сказала Лера, когда они подъехали к родительскому дому. – Возьми. - Конечно, давай. Но, может, сама? – осторожно спросил Глеб. – Позвать брата? Зайти я уже тебе не предлагаю. - Нет, Глеб, не надо. Мы с Денисом увидимся в субботу. Саша пригласил его в боулинг. Раньше мы ходили все вместе. - Ходили, помню, - кивнул Глеб. – Только это было так давно. - Сейчас будет чаще, - улыбнулась Лера. - Саша с Денисом планируют поехать на горно-лыжную базу, у нас за городом. - В «Дубки»? - Да. И на Красную Поляну в феврале. - В Сочи?! Во дают, - удивился Глеб. - На чём кататься будут? А то Дэну тогда срочно сноуборд нужно дарить, на день рождения можно. - Я не знаю, на чём они кататься будут, - ответила Лера. - А молодец твой Гордеев! Сам решил вести здоровый образ жизни и парня приобщает, - Глеб взял пакет и заглянул в него. – Денис все с Франсуа в качалку просится. - Но ему же нельзя! – заволновалась Лера. - Вот то-то, что пока нельзя, но только пока. И Франсуа нельзя. Договорились через полгода, после всех обследований. А тут – лыжи! – улыбнулся Глеб. - А молодец твой Гордеев! – снова повторил Глеб. - Сама удивляюсь. И на Эльбрус собрались летом, Саша говорит, там хорошие снежные курорты, - кажется, Лера тоже была довольна. - Эх, я б тоже не отказался, - Глеб распахнул дверцу машины. – Гордееву респект! И Дениске тоже, - сказал он и перешел на другую сторону, открыл дверцу. – Аленька, прошу, - он подал руку Альке. Жене... Чувство вины перед Лерой шевельнулось где-то глубоко, в подсознании, но он тут же загнал его обратно. Женат, почти женат. Да что там – в мыслях он давно уже женился. - Мам, ты дома? – спросил Глеб, потянув носом, – с порога пахнуло знакомым, Леркиным любимым. - Здравствуй, Глебушка, - мать вышла в прихожую, вытирая руки о фартук. – Здравствуй, Аленька, - мать поцеловала Альку. Глеб был доволен – держится, молодец мама. Мама… - Мам, чем пахнет? Неужели по-французски? – спросил Глеб, выглядывая в гостиную. - Угадал, угадал, - сказала Алла и посмотрела на часы. – Мы тут с Лизой за хозяек сегодня, - по голосу матери Глеб понял, что она довольна. - Нравится тебе Лиза? – спросил он, подхватывая девочку, которая подошла к ним с миской в руках. – Как ты, родная? – он поцеловал ее в щеку, и Лиза ответила ему. - Нравится, конечно, нравится. Сейчас жалею, что не родила тебе сестру, - Алла ласково погладила девочку по голове. – Ну, все, Аля, теперь ты занимайся Лизой, а ко мне сейчас придет дизайнер из агентства, - Алла взяла девочку из рук сына и поставила ее на пол. – Ты холодный, Глебушка, еще простудишь ребенка. Алька кивнула и хотела скрыться в гостиной вместе с Лизой, но Глеб поймал ее за руку и привлек к себе. Сжал крепко, обнимая за талию, но тут же ослабил хватку. - А Лизаветка крестница моя, мам, - сказал Глеб. - Крестница? – удивилась Алла и внимательно посмотрела на Лизу, сосредоточенно скребущую деревянной ложкой по дну пустой миски. – Сынок, я столько о тебе не знаю, - ошеломленная, она покачала головой. - Ничего, мам, у нас еще вся жизнь впереди, - примирительно сказал Глеб. – Кажется, наступают времена жизненной стабильности, - Глеб поцеловал Альку в висок. - Я скоро буду, - прошептал он ей на ухо, теряясь под внимательным взглядом матери. Отпустил смущенную, покрасневшую Альку, и она, скомкав свое "Пока, Глеб", поспешно скрылась в гостиной с Лизой за руку. - Так, а ты куда? – настороженно спросила Алла. - А я, мам, сейчас с Лерой на кладбище съезжу, - Глеб не смотрел на мать. – Мы ненадолго, цветы только положить. - С Лерой? – переспросила Алла осторожно. - Она в машине, ждет меня, - Глеб не смотрел на мать. - В машине? – Алла подошла к входной двери и посмотрела через стекло на улицу, как будто она могла рассмотреть Леру сквозь это мутное стекло. - Мам, дай свое, фирменное. Лерку порадуем, - Глеб обнял мать. – Пусть она отдохнет, а то беременная, тяжело ей. - По Парижам ей не тяжело, - бросила мать раздраженное. - Мам… - Ладно, жди, - мать быстро вышла в кухню. - Все клади, мама, - крикнул ей вслед Глеб. Оставшись один, он думал. Сложно, все сложно... С Лерой, кажется, не решится никогда. И раньше-то все сложно было, а сейчас, казалось, напряжение только увеличилось. И как разорвать это отчуждение? Позвонила Нина – она была уже в Москве. Вернулась. Холодно ей в Москве-то, после теплых мальдивских песков, подумал Глеб. - От вас забирать Лизу или сам привезешь? - спросила она весело. - Сейчас, Нин, - сказал Глеб. - Мам! - он выглянул в гостиную. – Нина Алексеевна дочь от нас забирать будет или мне везти? - Что за вопрос, Глебушка, - мать появилась из кухни с пакетом в руках. – Конечно, пусть к нам приезжает. - К нам, Нинуля, подъезжай. Аля вещи соберет. Поймал удивленный, настороженный взгляд матери, наверное, из-за «Нинули». Да, она многого о нем не знает, но пора скинуть с себя покрывало. Он представил Альку, закутанную в плед. Ей можно, а ему… Нет, невозможно все время прятаться. - Мам, спасибо, родная моя, - он взял пакет из рук матери и, приобняв, поцеловал. – Ты у меня лучшая. Я говорил тебе? - Говорил, говорил, много раз, - мать легко оттолкнула его. – Иди, заждалась тебя, - Алла кивнула на дверь. – Только ты, Глебушка, теперь почти женатый человек, - Алла понизила голос. - Не надо, - она стала поправлять пальто на сыне, - не надо Леру впускать в семью, как бы беды не было, - закончила она тихо. - Мам… - Иди, - Алла открыла дверь и вытолкнула сына на улицу. - Птиц моих кормишь? – обернулся он, поймал крестное знамение от матери. - Невеста твоя кормит, - ответила мать и быстро закрыла дверь. - Заждалась? Прости, - Глеб сел в машину и положил пакет на заднее сидение. – Там мама передала тебе, твое любимое, - он завел машину. - Спасибо, - кажется, она сделала усилие над собой, сказав это «спасибо». - Лерка, а ты парижскую статую свободы видела, америкосовскую? Видела? – нужно было разрядить атмосферу. - Видела, - кажется, Лера улыбнулась. Он не смотрел на нее, просто чувствовал. Он давно уже изучил ее всю. - И как? - Не знаю, - безразлично ответила Лера. – Красивое. Красивое и чужое. Плохо ей там было. Он чувствовал по тону - плохо. - Скучала? - Глеб не смотрел на Леру. – Чувствую, что скучала, - он накрыл своей ладонью ее руку. - Скучала, - со вздохом согласилась Лера и накрыла его ладонь своей. - Не привыкла никуда ездить, - улыбнулся Глеб. – Все дома сидела, - он высвободил свою руку и взялся за руль. – И тут такой рывок. Экстремально получилось. Не находишь? - Да, это была первая и незабываемая поездка, - согласилась Лера. - Приехали, сейчас, - Глеб заглушил двигатель, вышел из машины и, перебежав, открыл перед Лерой дверь. Они расчистили могилу и теперь сидели на сырой лавке. Долго молчали. - Мы с Сашей венчаться будем, - нарушила молчание Лера. Глеб улыбнулся, не ответил. - Что ты молчишь? – Лера повернулась к нему. - Все приходят к одному знаменателю, рано или поздно. Все, - сказал Глеб. – Кто инициатор? Ты? Ты умная, Лера, я всегда знал это. Лера тихо усмехнулась. - Не я, Саша. - Ааа, - Глеб улыбнулся в сторону. - Я видел его на ночной рождественской службе, с Дениской были, - сказал Глеб, удивляясь. – Кризис среднего возраста? - Да нет, тут другое, - сказала Лера. Она молчала, поэтому Глеб спросил: - Что – другое? Лера помолчала. - Твоя фиалка, - голос ее дрогнул. – Подарила ему на Рождество большую икону. Стоит в кабинете. - Аля? – Глеб опустил голову, кусая губы. Снова гулко пульсировала в висках кровь, и ворох вопросов – зачем? когда? почему она не сказала? – Ревнуешь? - спросил он скорее себя, чем Леру. - Нет, - ее голос прозвучал искренне. - Нет? – удивился. - Нет, - Лера грустно улыбнулась, он взглянул мельком. – Все правильно. Теперь мы никогда не расстанемся. А я… - Лер, скажи мне, что произошло тогда, шестого января? - он снова перебил ее. Лера молчала. - Тебя… никто не тронул? – спросил он, волнуясь. - Да все нормально, Глеб, - ее безразличный тон погасил его волнение. - Я просто потерялась в переселенческом квартале с полупьяными африканцами или арабами, кто их знает. Страшно там. Я убежала, меня не догнали, успокойся. Лера помолчала. - Когда убегала от них, поклялась себе, что прощу Аллу Евгеньевну. И не могу. Пошла к Олегу Викторовичу, и… Не закончив, Лера вздохнула. - Знаю, Лер. Отец переживает, - Глеб взялся мять в руках снежный комок. - Не смогла я. Не смогла, - тихо сказала Лера. - Все в ушах стоит этот скрип тормозов, и крики... последние слова. - Не заставляй себя, - Глеб обнял Леру. – Оно само придет. - Что? - грустно спросила Лера. - Прощение. - Оно пришло. Желание простить, - поспешно сказала Лера. - Когда я попала в храм Александра Невского… - Невского? - Покровителя моего мужа. Понимаешь? В Париже, среди чужих, где все чужое – напоминание о нем. - О муже, - улыбаясь, уточнил Глеб. Хотелось слышать это – «о муже». Пусть у них все будет хорошо. - О муже, - Лера улыбнулась. – Я даже не плакала. - Ты не умеешь плакать, Лер. - Не умею. Стояла, давилась слезами и простила всех. А вернулась, не смогла переступить через себя, - Лера положила голову на плечо Глебу. - Главное мужа любить. А ты любишь, - он погладил ее по руке. - Люблю, Глеб... То, что было… между нами… - кажется, она хотела извиняться. - Не надо об этом, Лер. Ничего не было, я не помню, - он снова лгал, чтобы успокоить ее. - А я помню, - Лера была серьезна. – И всегда буду помнить. Чтобы не потерять… - Николаича? - Да, - Лера улыбнулась. - Лер, береги его. - У него сердце, Глеб. Я недавно узнала, - голос Леры жалобно дрогнул. - С такой работой, немудрено, - Глеб сглотнул. – А у вас ребенок. - Ребенок… - Лера усмехнулась. – А я каждый день в Париже выпивала. Как с ума сошла. - Даша? - спросил Глеб. - Да причем здесь Даша? Я, я сама так хотела. Вырвалась, хотела все забыть, прошлое забыть, а не получилось, - Лера усмехнулась. – Осуждаешь меня? - Нет, - Глеб бросил снежный комок под ноги и взял ее холодную руку, поцеловал. - А я знала, что ты не будешь меня осуждать, - сказала Лера. – Только все это в прошлом. Не знаю, что на меня нашло. Они молчали, думая, кажется, об одном и том же. - Я все-таки буду поступать в универ, - наконец сказала Лера. - В универ? – переспросил Глеб. – Журналистика? Художка окончательно разочаровала? - Разочаровалась в художниках, - Лера прерывисто вздохнула. – Только видимость красоты, а глубже заглянешь... - Даша? - И Даша тоже... Узнаешь для меня про поступление? Не хотелось бы опять на первый курс. - Узнаю, я же обещал, пошли, - Глеб встал. – Я рад за тебя. Ты вернулась. Теперь я вижу, ты вернулась. - Да я вернулась, братик, - Лера взяла его под руку. В его доме снова раздавался смех. Он ступил на порог и понял – Нина приехала. Он выглянул из прихожей – Емельянов был с ней. Хорошо хоть отец в больнице. У него еще и совещание в облздраве, так что вернется нескоро. Не хотелось идти, но что делать – Емельянов - муж Нины, или наоборот, Нина - жена Емельянова… А впрочем, какая разница, все равно – одно целое. Он усмехнулся, потому что с трудом представлял, как Нина и Емельянов могут быть одним целым – доверять друг другу, рассказать все о своем прошлом, жить чужой болью, заботиться друг о друге. Он сел за стол, отдав дежурные приветствия и забрав Лизу с Нининых коленей, и слушал ничего не значащие восторженные разговоры о Мальдивах и Праге, перебирал под столом Алькины пальцы и украдкой целовал Лизу. Чета Емельяновых смотрелась вполне прилично. Почему-то именно это слово подходило для них. Нина была весела и еще красивее, Емельянов, как всегда, барствовал. Они с матерью вели непринужденные разговоры и строили планы на совместные праздники. Фальшь. Сколько же в этом фальши… Глеб брезгливо морщился, скрывая лицо за Лизиной головенкой и ловя на себе сочувственные взгляды Альки. Его коробило от того, что Денис льнул не только к Нине, но и к Емельянову. Он видел напряжение на лице матери, наблюдающей в эти моменты за мальчиком, но искусно скрывающей это напряжение под маской светской львицы, умеющей в любой ситуации поддержать разговор. Емельянов, кажется, был рад, что Денис проявляет к нему интерес, и приглашал его в гости, на что мальчик с энтузиазмом соглашался. - Глебушка, дорогой мой, - сказала Нина, - ты, говорят, женишься? А я узнаю об этом последняя. Нехорошо, Глебушка, - она потрепала его по плечу, и Глеб поймал настороженно-ревнивый взгляд матери. - Так я… - Глеб замялся, потому что все замолчали, - я лично хотел, при встрече. - Ну поздравляю. Горько! – весело сказала Нина и все нестройно поддержали ее. - Рано еще, - Глеб обнял смущенную Альку за талию. – Не бегите впереди паровоза. Успеете насладиться нашими поцелуями. Правда, Аль? – спросил он у покрасневшей Альки. Она прижалась лицом к Глебу, скрываясь от всех. - Ну, ладно, ладно, - спохватилась Нина, заметив Алькино смущение. – А жить где будете? - Конечно, у нас, - не дала ответить Глебу Алла Евгеньевна. – У нас места много. - У вас? Здесь? – разочарованно спросила Нина и огляделась. – А зачем?.. Глеб, у тебя же была квартира, и регистрация, - Нина многозначительно смотрела на Глеба. - Мама, Нина Алексеевна говорит про Лерину квартиру, - Глеб вынужден был сказать. Все тайны рушились. Он чувствовал, что сейчас запылает. - Лерина? – мать была озадачена. – Лерина, - она бессильно опустила руки на колени, передумав пить вино. – Значит, Лерина. И регистрация? - Да, мам, - поспешно сказал Глеб. – Это была вынужденная мера, я потом тебе расскажу, - он бросил умоляющий взгляд на Нину, ответившую ему удивлением на лице. Нина ничего не знала об их семейных дрязгах и невольно выдала его тайну. В том, что он выписался из родного дома, не было, на его взгляд, ничего предосудительного, но - квартира Лериных родителей!.. Больше не было тайн. Глеб взглянул на Емельянова, тот тактично делал вид, что не слушает, разговаривая с Денисом о дайвинге. Как будто Емельянов занимается дайвингом, раздраженно подумал Глеб. - В Леркиной квартире живет сейчас Франсуа, - сказал он матери. – Доктор Морель, - пояснил он Нине. – Он снимает квартиру. - Вот как, - удивилась Алла, многозначительно подняв брови. Кажется, она что-то обдумывала. - Ну что ж, тогда вот, - Нина порылась в сумке и звучно вытянула ключи. Сняла со связки знакомый ключ и протянула Глебу. – Бери. Это молодым подарок от нас с Григорием, - сказала она Алле Евгеньевне и обернулась к Емельянову. – Григорий, ты слышал? Тот благосклонно кивнул. - Если Глеб не будет возражать, - степенно произнес он с полуулыбкой. - Я не буду возражать, - чтобы поскорее закончить этот разговор, Глеб взял ключ из рук Нины. Зачем она устроили этот фарс? У него же есть ключ от ее квартиры. И этот мамин взгляд… - Молодые должны жить отдельно, подумайте об этом, - сказала Нина Алле. – Только до свадьбы не ходите туда, Глеб. - Спасибо, Нинуля, - Глеб через стол поцеловал ее в щеку. Потом Нина собиралась домой, любезно прощалась с Аллой Евгеньевной, дарила множество подарков, но, когда узнала, что Алла едет с Алькой покупать свадебное платье, решила остаться, если, конечно, Алла Евгеньевна не возражает. Алла Евгеньевна, конечно же, не возражала, и Нина, дав всем проститься с Лизой, отправила Емельянова, теперь уже мужа, домой вместе с дочерью и котенком. Денис куда-то исчез, а Нина и Алька уже оделись и вышли на улицу, когда Глеб с матерью остались в прихожей. - И ты поезжай, Глеб, купи себе костюм, - с раздраженной усталостью сказала Алла. – Ты тоже должен выглядеть прилично. Хочешь, я с тобой съезжу? - Мам, так у меня есть костюм, я его всего один раз надевал, на выпускной, - отмахнулся Глеб. Сейчас ему было не до костюмов. - А он, сынок, плесенью покрылся, - Алла надевала сапоги и стояла наклонившись, поэтому он не понял, смеется она или серьезно. - Плесенью? Не может быть, - не поверил Глеб. - Может быть, еще как может быть, - мать выпрямилась и всунула руки в рукава шубы, услужливо поданной ей Глебом. – А если серьезно, то сейчас такие костюмы не в моде. Сейчас, мой дорогой, носят укороченные пиджаки и зауженные брюки. - Не знал, что ты так хорошо разбираешься в мужской моде, - улыбнулся Глеб. – Что ж отцу не купила? - Отцу, - Алла посмотрелась в зеркало. – Отцу, мой дорогой, такие носить уже неприлично. Это все молодежь больше ходит в таких. А вы там в своей этой больнице совсем от моды отстали. - Верно, мам, говоришь, - засмеялся Глеб. – Хирургический костюм самый модный и удобный. - Вот и я о том говорю, - вздохнула Алла. – А потом жены от вас носом водят и не только носом, но и хвостом крутят, - Алла чмокнула сына в щеку. - Не волнуйся, мама, Аля не такая. - Все они не такие, до поры до времени, - припечатала мать и вышла. Глеб не находил себе места. Емельянов увез Лизу. Новоиспеченный отец... Глеб тяжело выдохнул. Он ревновал. Скучал уже по Лизе и ревновал. Когда Лиза появилась в родительском доме, Глеб снова начал сомневаться, так ли он был прав, уступив девочку Нине. Лиза любила его, любила больше всех, и это было очевидно для всех. И сейчас она даже всплакнула, когда Емельянов уносил ее на руках. Лиза настолько вписалась в их семью, что, казалось, она всегда жила с ними. Аля, наконец, научилась укладывать ее спать, а с Денисом они были не разлей вода. Глеб бесцельно бродил по дому, потом позвонил Франсуа и попросил разрешения поприсутствовать в операционной. - Через час, - быстро ответил Франсуа и отключился. Ему было некогда, его друг был занят настоящим делом. Глеб вздохнул, позвал Мурзика и сел с учебником. Они ехали на двух машинах в свадебный салон. Нина ехала за Аллой Евгеньевной. Альку посадили к Алле. В салоне висело напряжение. Алла Евгеньевна еще не отошла от новостей о сыне и от встречи с Емельяновым, с которым они успешно делали вид, что не знают о том, что повязаны кровью одних и тех же людей. Емельянов знал о причастности Аллы, но Алла не знала, знает ли Емельянов о ней. Эти игры выматывали. Алька волновалась – еще бы, свадебное платье. Она с трудом представляла себя в свадебном платье. Алька оглянулась на Нинин автомобиль – она обрадовалась, когда Нина вдруг вызвалась ехать с ними в салон. Алька боялась Аллу Евгеньевну, избегала ее. Мать Глеба казалась ей то строгой и предвзятой, то, наоборот, слишком доброй и чувствительной женщиной. Сейчас, сидя с ней в салоне автомобиля, один на один, Алька чувствовала себя неуютно. Ее поддерживало только «люблю» Глеба, многократно произнесенное им за вечер торопливым шепотом, да его глаза, в которых теперь она видела это "люблю". - Аленька, - осторожно начала Алла Евгеньевна, не глядя на будущую невестку, - я наблюдаю за тобой эти дни. Я понимаю, ты смущаешься. Одна, в чужом доме, молодая девушка, - ее голос звучал доверительно. - Но… так ли у вас все хорошо с Глебом? Я не вижу между вами бурных объятий, радости, а ведь вы только начали встречаться. Ты часто плачешь в комнате. Да, да, я слышу, - поспешно сказала она в ответ на Алькин виноватый взгляд. – Что между вами? Ты любишь моего сына? Алька знала, что рано или поздно Алла Евгеньевна задаст ей этот вопрос, и знала, что она не сможет лгать, и правду говорить она не сможет. Живя в своем мирке, куда никому не было доступа, она была кристально честна. Но сейчас… Жить с людьми не так-то просто. - Доверься мне, - вкрадчиво говорила тем временем Алла. – Что тебя угнетает? Может быть, Глеб заставил тебя, а ты не хочешь? Может быть, ты ждешь ребенка? Ну так это… это не страшно, Аленька. Для этого не обязательно жениться, особенно если ты не хочешь. Есть много вариантов. Мы можем купить квартиру, содержать тебя и ребенка. Подумай. Алька молчала, лихорадочно подбирая ответ, который устроил бы всех. - Но, извини, дорогая, вы не похожи на влюбленных, - ласково добавила Алла Евгеньевна. - А как выглядят влюбленные? - Алька обреченно отвернулась к окну. - Это я у вас хотела бы спросить, - удивилась Алла. – Это вы молодые, вам и знать. Алька металась - рассказать все? Нельзя лгать. Девятая заповедь. А если пятая? Еще страшнее – неуважение, к родителям - к родителям Глеба. И все же… Глеб. Его глаза, и губы, шепчущие это «Люблю». Она не может его предать, ведь он же молчит. А она… она обязательно полюбит, и тогда это будет правдой. Она и сейчас любит его, как человека, хорошего человека и друга. И конечно, он немножко нравится ей и по-другому - те самые желания... Сомнения раздирали ее совесть. - Я люблю Глеба, - сказала Алька, заставив себя посмотреть на Аллу Евгеньевну. - И я не жду ребенка. Я плачу, иногда, потому что страшно, вдруг я буду плохой женой для него. И все. - Вот как, - терпеливо ответила Алла. – Но я не вижу между вами искры, страсти. Поцелуев хотя бы. - Мы просто не любим делать это при всех, - Алька покраснела. – Это только наше, ни для кого, только для двоих, - она вспомнила слова Глеба. - Верю, верю, не волнуйся так, - сказала Алла Евгеньевна. – А давно вы вместе? – спросила она с кажущимся безразличием. - А то Глеб ничего не рассказывает, скрытничает. - Давно, - ответила Алька. – Мы сидим вместе на лекциях. - А помнишь, я спрашивала тебя совсем недавно, есть ли у тебя молодой человек, а ты сказала, что есть… Алла испытующе посмотрела на Альку, отчего Алька внутренне сжалась. - Это была безответное и мимолетное увлечение, - уклончиво ответила Алька. – Но вы не думайте, Алла Евгеньевна, я для Глеба все сделаю, я все… только бы он был спокоен. - Спокойствие ему не помешает. Но более всего ему нужно счастье, девочка. Он и так настрадался, хватит с него уже, – с горечью сказала Алла, вспоминая Леру. – И тебе нужно счастье, деточка. - Оно у меня есть, Алла Евгеньевна, - Алька попыталась улыбнуться. – Просто я не умею об этом разговаривать. И у Глеба тоже, - добавила она неуверенно. Алла ничего не ответила. Ее сомнения не рассеялись. Алька всю дорогу сидела расстроенная. Она много лгала, и кому – матери Глеба. Она пообещала себе обязательно рассказать об этом разговоре Глебу. Теперь она нуждалась в нем все больше и больше. Он вдруг стал ее защитником и советчиком, как-то сразу, в один миг. Не ставь его на пьедестал, вспомнились ей Катины слова. Но как не ставить, если он умнее и сильнее, и увереннее, и вообще, он мужчина. Чтобы отвлечься от тягостных мыслей, Алька принялась думать о Глебе, вспоминая его привычки, движения, внешность. Особенно глаза, взгляд которых так часто смущал ее в прежние дни их общения, когда все еще было не ясно и держалось на огромной недоговоренности. Она искала в Глебе то, за что его можно было бы полюбить, и находила, что его за все можно любить, и в то же время она с грустью осознавала, что любовь не поддается никаким расчетам, что она либо есть, либо ее нет. В миллионный раз Алька жалела о том, что согласилась на эту безумную затею – выйти замуж, ради Глеба, ради его счастья. Но даст ли она ему счастье? Никто не верит в них, никто. И правильно - со стороны виднее. Нет искры… Хотя… Алька вспомнила те страстные взгляды и объятия, от которых он сейчас сдерживает себя, уважая ее стремление сохранить себя до брака в чистоте. И как он изменился, сдерживая свои порывы. Но кому это объяснишь, кому? Разве кто-то поймет ее, и Глеба? А родные волнуются. Мать Глеба волнуется, и она права в этом своем волнении за сына. Алька украдкой посмотрела на будущую свекровь. - Алла Евгеньевна, вы не расстраивайтесь так, Глебу хорошо со мной, и я люблю его. Он у вас очень хороший сын и любит вас, он вас больше всех любит, - она пыталась ее успокоить. - Говоришь складно, как песню поешь, – Алла бросила на будущую невестку усталый взгляд. – А насчет Глеба… Дай Бог, дай Бог, - сказала она неопределенно и перевела разговор на обсуждение свадебного наряда. Это тянулось бесконечно… Нина и Алла спорили. У них было разное понимание того, как должна выглядеть невеста. Алла Евгеньевна считала, что невеста должна выглядеть роскошно. «Один раз замуж выходят, это же событие на всю оставшуюся жизнь!» - нервно говорила она, придирчиво поправляя на Альке очередное примеренное платье. Нина же осторожно спорила, что невеста - это сама невинность и ей пристало быть в скромном платье, и что красоту ей придаст не платье, а юность. Она предлагала свои варианты платьев, но Алла скептически качала головой. Альку тоже спрашивали, какое платье она хотела бы надеть в день регистрации, но она на все была согласна. Она не надела бы ни одно из этих платьев по одной лишь причине - в отличие от ее водолазок и толстого джемпера все они были тонкими, наполовину прозрачными. Эти платья не защищали. Наконец, Алла Евгеньевна как будущая свекровь сказала свое решительное слово, и Альке выбрали платье. Это было, наверное, самое роскошное платье в их городе – ослепительно белое, с топом и рукавами из прозрачного кружева, с кружевным воротником-стойкой, что особенно порадовало Альку - хотя бы шея закрыта. Алька чувствовала себя в нем неуютно, совсем раздетой – ее смущало прозрачное кружево, но она убеждала себя, что не стоит посвящать людей в свои страхи из прошлой жизни и нужно просто зажмуриться и надеть это роскошное платье. Алла Евгеньевна была вполне удовлетворена видом своей будущей невестки и поэтому, когда назвали цену платья, от величины которой у Альки подкосились ноги, Алла, не моргнув, нажатием четырех кнопок на терминале, облегчила свой счет. Нина попыталась купить Альке украшения в волосы и серьги из жемчуга, но Алла Евгеньевна сердито заметила, что это она Алькина свекровь, и оплатила все сама. Потом они сидели в кафе и пили кофе, обсуждая детали предстоящего мероприятия. Нина рассказывала про свою свадьбу, не подозревая, как коробит Аллу Евгеньевну от одного только упоминания о Григории Емельянове. «Аль, я в кардио». «Позвал?». «Сам напросился. Не грусти». «Не буду. Завтра зачет». «Я люблю тебя». «И я… Скучаю». «И я скучаю. Когда уже мы будем только ты да я? Может, на необитаемый остров махнем?» «Как скажешь» Как скажешь… Глеб вздохнул и отправился в операционную вслед за Максом, которого на самом деле звали Максим Викторович Фадеев и который еще вчера прилетел из Томска. Теперь в штате кардиохирургического отделения было три врача, два из которых самостоятельно оперировали. И Франсуа в разговоре с Глебом в очередной раз подчеркнул, что в этом быстром устранении кадрового голода решающая заслуга Олега Викторовича, который проявляет крайнюю заинтересованность в развитии своего учреждения. «Твой отец талантливый руководитель», - сказал Франсуа, небрежно, руки в карманы, прохаживаясь по своих больничным владениям. «У вас за океаном принято подмахивать руководству, да?» - хотелось уколоть в ответ, но он сдержался. На самом деле было и приятно, что кто-то хвалит его отца. И не кто-то, а Франсуа. А Гордеев… у всех свои недостатки. Фадеев, с недавних пор самостоятельно оперирующий хирург из Томска, переехал в Константиновск с семьей. Двое детей, беременная жена, и тесть с тещей, местные. Примерный семьянин. Серьезный, немногословный, тихий Макс. Франсуа присматривался – Фадеев оперировал. Операция аортокоронарного шунтирования миниинвазивным способом. Тем самым, менее травматичным, о котором говорил в прошлый раз Франсуа. Операция на работающем сердце, без подключения к аппарату искусственного кровообращения. Все манипуляции - из минидоступа - через несколько небольших разрезов. Макс был спокоен и уверен в себе. - Данная методика показана, так как наш пациент с сопутствующим заболеванием эндокринной системы, - пояснил Франсуа. – Кстати, наш благотворитель Емельянов постарался, на следующей неделе я покажу тебе полностью эндоскопическое робот-ассистированное шунтирование. Система уже поступила в нашу клинику. Как правило, такие вмешательства проводятся на работающем сердце с использованием стабилизирующих систем, позволяющих обездвижить миокард локально. - "Да Винчи", наверное? Офигеть. А мне дашь порулить? – загорелся Глеб. - Конечно, тебе первому, - Франсуа снисходительно посмотрел на Глеба. - Я на таких еще не оперировал, - впервые подал голос Макс. - Научу, - добродушно ответил Франсуа и тут же, оценив данные одного из мониторов, что-то строго выговорил анестезиологу. - Так какое сопутствующее заболевание у пациента? – повернулся он к Глебу. - Это несложно. - Сахарный диабет? - Верно, - кивнул Франсуа, придирчиво следя за работой второго хирурга, транслируемой видеокамерой на мониторе. - Поздравляю, Макс Викторович, - сказал Петров, когда они с Глебом догнали Фадеева в коридоре, - шеф высоко оценил твою работу, а ему трудно угодить. - Ну, я сюда не угождать приехал, а говорит он дело, - невозмутимо ответил Фадеев. - Да ладно, не цепляйся к словам, - рассмеялся Петров. – Как там наши? Как Егоров? Они заговорили о своем и пошли в ординаторскую, а Глеб свернул на лестницу. «Аль, я тебя люблю». Он продублировал несколько раз свое сообщение, прежде чем она ответила. «И я… Когда приедешь?» «Лечу». «Пациентов? Или?» «Или. На крыльях». В ответ она прислала сердечко. Ого! Началась между ними романтика. Улыбнулся. Ну что, Новиков, пошутил про себя, вот она уже и мне сердечки шлет. "Люблю". Она рванулась к нему в прихожей и прижалась – соскучилась. Он чувствовал – соскучилась. Может, ей с мамой не комфортно, вот и рванулась. А может, и правда, скучает. Да и какая разница, не убегает, как раньше, и то счастье. - Кто пришел? – послышался из гостиной голос матери. - А, это ты, Глебушка, - мать заглянула в прихожую. – Аля, покорми Глеба. Алька кивнула. - Купили платье? – спросил Глеб, проходя в гостиную. Бросил взгляд на отца. - Купили, только женихам не положено до свадьбы смотреть, - ответила мать. - А то, знаешь, жизнь не сложится.Так что платье не смотреть! Она куда-то собиралась. - Да ладно, мам, все это предрассудки, - ответил Глеб. - Пап, ты чего так рано с работы? – Глеб отпустил Альку и подсел к отцу. - Да сердце, понимаешь, прихватило, - поморщился отец. - Олег Викторович, вы ложитесь, вам лежать надо, - сказала Алька и потрогала диванную подушку, приглашая Олега Викторовича лечь. - Нет, уже прошло, - Олег Викторович опять схватился за газету. - Я вам сладкий чай все-таки сделаю, - Алька метнулась в кухню. - Ну как, пап? – спросил Глеб. – Поладили? – он кивнул в сторону кухни. - Поладили, поладили, - отозвался отец. – Хорошая девушка. Где только раньше твои глаза были, сынище? А? Столько глупостей натворил, понимаешь ли… А при ней, смотрю, шелковый. - Ну, так уж и шелковый, - улыбнулся Глеб, но ему были приятны слова отца. – Думаю, тебе надо проконсультироваться у Франсуа. С сердцем шутки плохи, пап. - Да ладно, - махнул рукой отец. – С кем не бывает. Возраст уже, и на работе черти что. Нельзя ни на один день оставить, - отец начал горячиться. – Спасибо, дочка, - его тон переменился, когда он брал кружку из Алькиных рук. – Идите, идите, нечего тут со стариком сидеть! – махнул он рукой и взялся за газету. - Мам, - крикнул Глеб, поднимаясь наверх. – Ты еще дома? - Дома, дома, куда же я денусь, - ответила мать из-за закрытой двери спальни. - Можно войти? – Глеб взялся за ручку двери. - Входи, Глеб, - Алла причесывалась перед зеркалом. - Мам, - Глеб с размаху бросился на двуспальную кровать родителей, – ты, помнится, с Цыплухиной водилась. - Не водилась, а у нас с ней общие дела, - поправила Алла. - Ну ладно, общие дела, - согласился Глеб. - Так вот, мам, можешь ты попросить эту свою Цыплухину, которую я в глаза не видел, чтобы она вот это пристроила в печать? – Глеб показал матери флешку. - Нет, не в «Вечорку», конечно. Но у нее связи-то наверняка есть с другими изданиями. - А какие издания нужны? И что там у тебя? – Алла кивнула на протянутую сыном флешку. - Не знаю, мам, какие издания. Пусть прочитает, сама определится, куда. Там Леркины статьи про Париж. Журналисткой наша Лерка станет. Ну, это и не удивительно, учитывая, кто ее отец. - Журналисткой? – Алла оторвалась от зеркала и, бросив щетку на трельяж, села. – Ну одна новость удивительнее другой, - сказала она раздраженно. – Что за день такой? Она снова взялась причесываться. - Так попросишь? – переспросил Глеб. - Лерка твоя вон даже отца знать не хочет, а уж он-то всегда к ней хорошо относился, все вас сравнивал, ее и родного сына, - раздраженно ответила мать. - Мам, понимаешь, - Глеб сел на кровати, - надо помочь... И я не помню про все эти сравнения, и ты забудь уже, наконец. Дело прошлое. Конечно, он помнил этот семилетний кошмар, тот день, когда в их доме появились сироты Чеховы, и как без того строгий отец в один миг закрутил на нем гайки так, что казалось, стало невозможно дышать, жить. Это раздирающее душу отчаяние от непонимания, от отцовской глухоты, это постоянное раздражение от того, что не дотягивает до Леры, что хуже, что никудышный - все это осталось в нем и жило теперь внутри бесконечным комплексом вины перед всеми, за все. И никакие меры самодисциплины не помогали избавиться от горечи. Алла молчала, нервно подкрашивалась. - Мамуль, сделай для меня, - Глеб обнял ее за плечи, потерся носом о ее плечо, - я прошу тебя. - Сделаю, - Алла улыбнулась, - знаешь же, хитрец, как попросить у матери. - Знаю, что ты меня всегда понимала, - Глеб поцеловал мать. – Хватит уже прихорашиваться, ты у меня и так самая красивая. Он сбегал по лестнице вниз, вспоминая, как утром расчесывал Алькины волосы. «Я тебя люблю» - Лера разглядывала это сообщение уже минут десять. Все-таки нашел время, вспомнил про нее. Саша… Лера подошла к их совместной фотографии. Саша еще не успел взять молоток в руки и потому рамочка, как и другие рамки и постеры, стояла, прислоненная к стене. Свадебная фотография, тех времен, когда она летала от счастья. Нет, какие-то сомнения, связанные с Глебом, были, но все же она была счастлива. И Сашка в те дни был счастлив. Улыбался. Когда он в последний раз улыбался? До этой поездки в Париж он не улыбался уже давно, вечность. И теперь – больное сердце. Лера прижалась губами к лицу мужа на фотографии. Работа. Глеб сказал, виновата напряженная работа. Но только ли работа? Лера закрыла глаза – только ли работа? «Я тоже тебя люблю» - писать всегда проще, чем словами, глаза в глаза. Она чувствовала себя виноватой - перед мужем, перед еще не рожденным их ребенком. Пытаясь избавиться от этого чувства, Лера села писать. Писать – чтобы высказаться, наконец, рассказать миру о себе, высвободить все, что столько долгих лет было зажато и задавлено в ней. Теперь ей нравилось писать, и она твердо решила стать журналистом. Как отец – эта мысль придавала ей уверенности. Она продолжит дело своего отца, Петра Чехова – может быть, так она сможет по-настоящему проявить свою любовь к родителям. Может быть, Глеб прав в том, что нельзя бесконечно страдать, оплакивая их, раздирая их сердца. Несмотря на то, что предстояло сдать еще два зачета, Глеб все-таки позвал Альку гулять. Они сидели в кофейне и разговаривали о кардиохирургии, о новом хирурге Фадееве, о выборе специализации. Глеб строил планы на будущее. Потом они гуляли в парке и выбирали свободное звено на ограде парка, куда они повесят свой замок с надписью «Аля и Глеб». Глеб чувствовал себя абсолютно счастливым – он женится, любимая девушка принимает его и старается полюбить, он станет кардиохирургом, у Леры, наконец, все налаживается. Ничто не угнетало его. Такое бывало нечасто. Они бродили по темному парку, по самым темным его и в это время года пустынным уголкам. Алька тихо засмеялась, прижимая к груди подаренную Глебом новую розу. - Что ты? – Глеб обнял ее. - Может, не совсем скромное сравнение, но я как принцесса из сказки. - Ты и есть принцесса, - Глеб поцеловал ее руку. - Нет, ты не понял. Я хотела сказать, что мой жизненный сюжет почти сказочный. Принцесса сначала жила во дворце, потом ее выгнала злая мачеха. Принцесса скиталась по белому свету, одинокая и никому не нужная. А потом она встретила своего прекрасного принца. - Меня, что ли? – улыбнулся Глеб. Алька смутилась, и Глеб почувствовал это по ее дыханию. - И теперь они будут скитаться по свету вместе, - сказал Глеб, заглядывая Альке в глаза. – Я тебя люблю. Поздравляю тебя, Лобов, вот ты уже и прекрасный принц. А что будет, когда отзвучат, наконец, свадебные фанфары? Даже страшно представить. Кружилась голова от счастья. Одинокая и никому не нужная... И все-таки понимает она все про себя, понимает... И снова кружилась голова - ты должен сделать ее счастливой. Вечером в доме Гордеевых было шумно и весело – пришли Куратовы. Они ходили по квартире как по музею, бурно обсуждая перемены в доме «молодоженов», новые занавески и ковры, которые Гордеев все-таки забрал из магазина, ухитрившись улизнуть из больницы в перерывах между операциями. Потом, когда Ира и Лера накрывали на стол, Гордеев с Куратовым усиленно колотили по стенам молотками, прибивая многочисленные Лерины постеры, фотографии и акварельные картины малоизвестных чудаковатых французских художников. Куратов шутил, что теперь полухолостяцкая берлога его друга Гордеева наконец становится похожей на человеческое жилье. В преображенной квартире они сидели за накрытым столом и пробовали угощения из Франции, а Лера рассказывала о французах. Ради этого вечера Гордеев ушел из больницы, нарушив собственные правила, - он только что прооперировал, состояние больного было стабильным, и, поколебавшись, он передал его заступившему на дежурство Свиридову. - Слушай, друг Куратов, мы с Леркой собрались в Париж прокатиться весной, - весело сказал Гордеев. - Дело говоришь, Саня, - Куратов поднял стопку. - Ир, может, нам тоже собраться? – спросил у жены Вадим. - Вам не в Париж надо собраться, - с улыбкой сказала Лера. - А куда же? – Вадим повернулся к Лере. - А вы не догадываетесь? – Лера улыбнулась мужу. - Нет, не догадываемся, - сказала Ира. - Ну-ка, Лерочка, просвети, - Вадим с поднятой стопкой любовался Лерой, отчего ей было неловко перед Ирой. - Вам за ребенком нужно собираться, а не по Парижам ездить, - Лера немного смутилась. - Ах, да, как же мы забыли-то, - пошутил Вадим, - за ребенком, точно. Ириш, ты как на это смотришь? – спросил он у жены. - Поздно уже, Вадик. Столько лет одни живем, - возразила Ира. – Годы уже не те. - Это почему же не те? – удивился Куратов. – Смотри, вот наш лысеющий друг Гордеев только обзаводится потомством, пора и нам задуматься. А я решил! - Куратов оживился и ударил ладонью по столу. - Тоже махнем в Париж, за ребеночком! Одно другому не мешает. Ну, будем, - он решительно поднял стопку и чокнулся с Гордеевым. – А на даче моей все равно лучше! – он выпил. - Что это? – Куратов взялся за баночку с фуа-гра. - А это фуа-гра, паштет из гусиной печени с орехами, – пояснила Лера. - Французы просто обожают его. - Ну-ка, ну-ка, попробуем, - Вадим отложил себе на тарелку немного паштета. - А ты знаешь, друг мой Куратов, из печени каких гусей делают французы этот паштет? – забавно улыбнулся Гордеев. - Просвети, друг Гордеев, - Куратов откинулся на спинку кресла. – Я весь во внимании. - Из печени страсбургских гусей, - подсказала Лера. Гордеев засмеялся: - Всегда мечтал поесть печень страсбургских гусей. А ты, Вадь? - А я, Сань, даже не подозревал, что они существуют, - сдерживая смех, серьезно ответил Куратов. - Что там печень, я бы от самих гусей не отказался, - Гордеев поднял стопку, давясь от смеха. Мужчины хохотали, чокаясь. - Хватит ржать, как кони, - притворно-обиженно сказала им Лера. - Вот я вам в следующий раз ничего не привезу. Или лучше – лавандовое мыло! - И веревку не забудь, - хохотали мужчины. - Клоуны, - качала головой Лера, переглядываясь с Ириной. – Что с них взять. - Фуа-гра ничего, пойдет для перекуса на работе. А все-таки у тещи стряпня намного лучше, - сказал Гордеев, разглядывая тарелку, на которой ароматно благоухало разогретое блюдо Аллы Евгеньевны. – Ты угощайся, Вадь, - кивнул он Куратову. - Какая она теща, - тихо прошептала Лера, и ее расслышал только Гордеев – только он уже мог читать Лерино по губам. Профессиональная привычка в работе с тяжелыми больными… - Лер, - укоризненно сказал Гордеев и обнял ее за талию под внимательным взглядом Куратова. - У тебя розетка не в порядке, - сказал Франсуа сквозь шум воды из крана. - Я вызвал электрика, завтра в четырнадцать. Тебе надо быть дома в это время. - Я буду, но зачем электрика вызывать? - не отрываясь от учебника, Вика устроилась поудобнее на диване. - Там всего лишь корпус розетки треснул. Просто купить новую и поменять. Зачем еще деньги платить за такую пустяковую работу? - она взглянула на спину Франсуа и продолжила читать. - Я конечно, могу и сам, но у нас в Штатах не принято заниматься подобными делами. Для этого существуют специальные службы, - Франсуа вытер тарелку и посмотрел через нее на свет. - Каждый должен заниматься своим делом. Деньги на полочке в комнате, заплатишь им. - Зачем? - пожала Вика плечами. Ей было непривычно, что мужчина не хочет сделать такую простую работу. - Послушай, Виктория, - Франсуа уже закончил мыть посуду и сел напротив Вики с полотенцем в руках. – Ты не хочешь поработать со мной в операционной? Я мог бы всему научить тебя. - А кем я там смогу работать? – удивленно спросила Вика, оторвавшись от учебника. - Операционной сестрой, разумеется, - Франсуа принялся разливать чай. – Глеб собрался сдавать на фельдшера предстоящим летом, а ты могла бы получить сертификат медсестры. - Лобов? Фельдшер? Как Фролов? –удивилась Вика. – Не ожидала такого от Глеба. Я думала, он вообще институт бросит, такой лентяй. - Этот лентяй теперь оперирует, - с улыбкой возразил Франсуа. - Да, Ковалец продвигает его, и ты, - согласилась Вика, – но это еще ни о чем не говорит. На занятия он не ходит и зачёты сдает не очень... В шкафу шоколадка Лерина есть, французская, - она встала. - Сиди, я сам, - Франсуа усадил Вику. - Теорию можно выучить, и я заставлю его. У меня на Глеба большие планы, - Франсуа достал шоколад из шкафа и положил на стол. - Из него будет толк. - Да ладно, - усомнилась Вика и открыла шуршащую плитку. – Ммм… Потрясающий запах! - Ну так что с тобой, Виктория? – переспросил Франсуа. - Всему научишься рядом со мной, станешь кардиохирургом и к началу самостоятельной практики будешь виртуозом. - Нет, Франсуа. Я не хочу быть кардиохирургом, - вздохнула Вика. – Для меня это слишком сложно. Я буду педиатром, как Гордеев предсказывал. - Хорошо, будешь педиатром. Что насчет операционной сестры? – Франсуа подсел и обнял Вику за талию. – Я так и вижу тебя, Виктория, с инструментом в руках. Но вынужден признать, - прошептал он ей в ухо, - что я могу потерять голову и пациента от такой медсестрички. - Вынуждена вас разочаровать, доктор, Виктория Алькович не может быть вашей любимой медсестричкой, она крови боится, - с показной скромностью, глядя в колени, улыбнулась Вика. - Вы боитесь крови, Виктория? Это удивительно, учитывая, что вы доучились до четвертого курса университета, - Франсуа поцеловал девушку в висок. - Института, – поправила Вика. – Не то что бы боюсь, но все это неприятно мне, хирургия это не мое... Но ваша медсестричка сможет приходить и печатать вам выписки и прочие скучные документы, - Вика вспомнила Погодину в кабинете Гордеева и Лерину ревность. Не хотелось повторения. - Личный секретарь? Даже не смел мечтать о таком, - Франсуа снова поцеловал девушку. – Я желаю немедленно видеть вас в своем кабинете. - Не торопитесь, уважаемый доктор, это не все, что умеет Виктория, - Вика улыбалась в коленки. - Ваша любимая медсестричка может встречать вас после тяжелого трудового дня нежными объятиями, - Вика повернулась к Франсуа и многообещающе посмотрела на него, - расслабляющим массажем... - Вы можете начинать прямо сейчас, Виктория, - прошептал Франсуа, обнимая девушку, - или я лишусь рассудка. Они снова готовились к причастию. Вместе, как он и хотел. Его снова одолевали фантазии. Он уговаривал себя подождать всего несколько дней, даже планировал следующий день, чтобы отвлечься, но все тщетно. До целомудренных мыслей ему было далеко. Он ждал Дениса, но тот где-то болтался и на звонки не отвечал. Совсем испортился, думал Глеб. Отец с матерью тоже были недовольны. После тщетного обыска в комнате Дениса Глеб сидел сейчас в этой же комнате с котом на коленях, дописывая последний реферат, которым придется завтра козырнуть перед принципиальным преподавателем в надежде на то, что его допустят до сдачи зачета. Ноутбук Дениса тоже подвергся тщательному досмотру, но ничего подозрительного Глеб не обнаружил. …Алька готовилась к зачету в комнате Леры, когда зазвонил телефон. Денис, которого все ждут! Алька ответила. - Мне плохо, - прохрипел он в трубку. Характерный звук - она в общежитии наслушалась. Кажется, вырвало. - Ты где? – испуганно спросила Алька и тут же понизила голос, чтобы ее не услышали. - В парке, - он тяжело дышал и кажется, был пьян. – Не сдавай меня. - Я сейчас, Дениска, я сейчас, - торопливо сказала Алька. – Ты только никуда не уходи. Алька заметалась. Она одевалась, думая, сказать Глебу или не сказать? Денис ведь позвонил ей, просил молчать. Времени думать не было, и она, выглянув в гостиную и убедившись, что выход свободен, прокралась в прихожую и тихо выскользнула на улицу. Она побежала, на ходу застегиваясь, но потом поняла, что ни разу не ездила в этот коттеджный район на общественном транспорте и даже не представляет себе, куда идти в темноте. Алька волновалась - Денис ждал, ему было плохо в темном ночном парке. Он мог замерзнуть или наткнуться на хулиганов. Алька нащупала в кармане деньги – теперь они были у нее всегда. Она набрала номер такси, но в диалоге с диспетчером вдруг поняла, что не знает даже адреса Глеба. Она искала глазами табличку с названием улицы, но то ли от волнения, то ли потому что таблички действительно не было, не увидела ничего. Алька плохо ориентировалась в городе, за четыре года этот город так и не стал ей родным. Она лихорадочно думала, время уходило. Она набрала Косте, но за того ответил кто-то другой и с убивающей бодростью сообщил ей, что Константин занят на поисковой операции. Это был полный крах. Гордеев? Он гулял с мальчиком, совсем недавно. Ему? Но нет, там же Лера. Лера будет волноваться, а ей нельзя, у нее ребёнок. Мелькнула мысль все-таки вернуться в дом, к Глебу, и рассказать. Но она откинула эту мысль и позвонила Франсуа. Он друг Глеба и врач. - Стой на месте, я сейчас приеду, - сказал тот. – Позвони Дэну и держи на связи. - Ты куда? Что ей нужно? – разочарованно спросила Вика, наблюдая, как Франсуа быстро одевается. И вновь отметила – как он красив. - Небольшие проблемы, - Франсуа был уже в прихожей. – Созвонимся. - Франсуа, что за проблемы? Объясни хотя бы, - Вика чуть не плакала. – Ты уходишь из-за какой-то девицы, что мне думать? - Виктория, я все равно сейчас поехал бы домой, ты знаешь, - Франсуа быстро надевал на себя куртку. - Ни о чем не думай, Алевтина - невеста моего друга. У них семейные проблемы. Если можно будет, я тебе расскажу, но пока просили молчать. Я позвоню, когда освобожусь. До завтра, ma chérie, - он поцеловал ее и ушел. Вика в растерянности осталась стоять в прихожей. Она не знала, что думать. Она обижалась на Франсуа и на Лобова, и ревновала к Альке. Она подошла к окну и смотрела, как выехал из двора вместительный, еще без номеров, автомобиль Франсуа, который он купил только сегодня и в котором сейчас он будет катать Погодину. Вика не любила Альку на том лишь основании, что та была подружкой Хмелиной. И не то чтобы подружкой, но они постоянно шептались и в ночном клубе всегда были вместе. Скажи мне, кто твой друг… Вика готова была расплакаться, поэтому, чтобы отвлечься, она села за учебник. Франсуа наверняка опять поднимет ее своим звонком в шесть, чтобы спросить зачетный материал. Франсуа никогда не нарушает своих обещаний. А спрашивает он строго, с пристрастием, не хуже Упарина. Франсуа преподавал в университете. Вот, наверное, иностранным студентам, а особенно студенткам, доставалось от него. Вика вздохнула, представив измученных жестоким преподавателем Франсуа хорошеньких американских студенток. Она хотела позвонить Лере, пожаловаться, потом подумала, что Лере сейчас не стоит волноваться из-за провокационных поступков невесты ее брата, и не стала звонить. Алька набирала Денису вновь и вновь, но он больше не ответил. Франсуа приехал быстро, и так же быстро они доехали до парка, строя предположения, почему мальчик больше не берет трубку. Пустынный парк пугал Альку своей темнотой, и сейчас она была рада, что все-таки позвонила Франсуа. Снаружи, под фонарями, мальчика не было, и они вдвоем искали его в глубине парка. Франсуа поставил номер Дениса на автодозвон. Наконец, вдали что-то запиликало и засветилось. - Дениска! – Алька рванулась на звонок, но это оказался всего лишь телефон. Телефон Дениса, лежащий в снегу, рядом с лавкой. - И стоило дарить ему такие дорогие игрушки, - Франсуа поднял телефон, разглядывая его содержимое. Алька тихо заплакала. - Подожди плакать, рано еще; раз телефон здесь, то и наш юный герой где-то недалеко, - невозмутимо сказал Франсуа, засовывая в карман находку. – Ты должна была сказать Глебу, - он направился дальше. - Я не хотела его огорчать. Я пойду туда тогда? – Алька махнула рукой влево, в пугающую ее темноту. - Не надо, а то и тебя искать будем, - сказал Франсуа, подсвечивая фонариком телефона, и Алька, тихо шепча молитвы, последовала за ним. Они все-таки нашли Дениса в самой глубине парка. Тот сидел на снегу, прислонившись к дереву. Маленький и жалкий, напоминающий Альке мальчишку из блокадного Ленинграда, из фильма, когда-то виденного ею. Он был пьян, но не настолько чтобы ничего не понимать. - Отравление, - спокойно сказал Франсуа, наблюдая, как мальчика стошнило на снег. - Что пил? – спросил он, наклоняясь над Денисом, принюхался. – Вино. - Вино, белое, столовое… итальянское, - простонал мальчик. – Плохо мне, - он неуверенно засунул в рот снег. - Только вино? – спросил Франсуа. - Да, - мальчик снова застонал. – Плохо, - он тяжело дышал. - Дениска, держись, - Алька принялась оттирать куртку мальчика от рвоты, попутно жалея его какими-то слабо осознаваемыми ею словами. - Давай его, – Франсуа взял мальчика и понес в машину. Они ехали в машине. Дениса снова стошнило. Алька обнимала его, получая в ответ слабые колкие эпитеты. Она замечала их, но даже не думала обижаться – Дениска, любимый братик ее Глеба, сейчас страдал. Она любила Дениску, потому что он был братом Глеба, ее теперь уже Глеба, и просто потому что Денис был чутким нежным мальчиком. - Я сейчас по-настоящему ругаться начну, по-русски, - сказал Франсуа, наблюдая в зеркало, как салон его нового автомобиля неумолимо пропитывается неприятным содержимым желудка мальчика. – Сам будешь отмывать мою машину, - обернулся он к Денису. Тот простонал что-то нечленораздельное. - Не ругайте его, он же маленький, - просительно сказала Алька, прижимая к себе Дениса, - я уберу за ним. – Держись, Дениска, держись. - Маленький? – усмехнулся Франсуа. – Маленькие сок пьют, в лучшем случае пепси. Завтра я устрою ему трудовую терапию. - Франсуа… - Кто из него вырастет, если за ним подтирать будут? – спросил Франсуа. – Алевтина, почему ты не сказала Глебу? Он дежурит? - Он работает, пишет реферат. И… я не хочу расстраивать его. Дениска просил… - Алька погладила Дениса по плечу, получив в ответ раздраженное «отстань». - Дениска… Мало ли что он просил, - Франсуа припарковался. - Это не те просьбы, которые нужно выполнять. Они занесли Дениса в квартиру Чеховых, где теперь официально жил Франсуа, и положили его в каморке Глеба. - Подставь, - Франсуа протянул Альке таз. – Спущусь в аптеку. Измерь, - он бросил на кровать тонометр. Он ушел, а Алька сидела рядом с мальчиком, слушая его стоны и вытирая его редкие пьяные слезы. - Потерпи, Дениска, сейчас Франсуа тебе поможет, он врач, - говорила она мальчику, наворачивая на его руку манжетку тонометра. – Боженька тебя правильно к Франсуа определил, держись. - Растрепала... Зачем? – Дениса мутило, он во всем винил Альку. - Ну что я стала бы с тобой делать? Куда идти? Так на снегу и сидели бы, - Алька погладила Дениса по голове. – Горемычный. - Не трогай, - простонал Денис. – я б тебе… не позвонил, да Костя не ответил. - Костя на поисковой операции, он не мог. Ты правильно сделал, что позвонил мне, ты молодец, Дениска, - подбадривала его Алька, не обращая внимания на его выпады. – Вот увидишь, сейчас легче будет, сейчас, миленький. - Предки в курсе? - тяжело дыша, спросил мальчик. Его снова стошнило. - Нет, что ты, - Алька подождала, пока Денис затихнет. - И Глеб не знает, но все равно, Дениска, так нельзя… - Хорош мозг выносить, - раздраженно стонал Денис, - хреново, всё кружится. - Ладно, ладно, не буду, - Алька хотела погладить его по голове, но передумала. Она достала кучу влажных салфеток и начала вытирать мальчика. Вернулся Франсуа. Посмотрел на показатели тонометра. - Оставь, я сам, - сказал Франсуа и взял из Алькиных рук салфетки. Брезгливо хмыкнул и с невозмутимым видом начал вытирать мальчишку. - Когда выпивал? – спросил он, присаживаясь рядом с мальчиком. - Недавно, - ответил Денис, морщась в болезненной гримасе от громкого звука Алькиного телефона. Алька знала - звонит Глеб. Он хватился ее и теперь звонил. Это было неизбежно. Нужно было что-то говорить ему. Лгать. Гора из лжи становилась все выше, и от этого ныло в груди и сводило в животе. Алька в нерешительности смотрела на лицо Глеба, светящееся с экрана телефона, и молилась о каком-нибудь решении. - Ответь, - сказал ей Франсуа, не отрываясь от работы, – лежи смирно, не дергайся, - он строго взглянул на Дениса. Пахнуло спиртом - Франсуа поставил мальчику капельницу. – Ты из меня решил нарколога сделать, а тем не менее я кардиолог, - Франсуа еще раз вытер руки спиртом. Смотря на экран разрывающегося телефона, Алька вышла в кухню и - не ответила, сбросила. Денис просил… Ей было жаль мальчика, жаль Глеба… Она совсем растерялась – и так плохо, и так нельзя. Глеб перезвонил еще раз и звонил до тех пор, пока не подошел Франсуа и не взял из Алькиных рук телефон. - Глеб, твоя девушка и твой брат у меня в квартире. Приезжай. Вероятно, Глеб спрашивал, что случилось. Алька стояла, закрыв лицо руками. Она подвела всех. Так сложно… - Отравился каким-то суррогатом под названием «Белое вино», не волнуйся, он стабилен, в состоянии разговаривать и понимать человеческую речь. Вероятно, Глеб спрашивал про Альку, потому что Франсуа ответил: - Тоже все в порядке. Ей нужно промывание мозгов, и ты этим займешься в ближайший час. Франсуа отключил телефон и отдал его Альке. - Выпьем чаю, - сказал он. - Но Денис… - Алька выглянула в комнату. - С ним все в порядке, а излишняя опека его раздражает, - сказал Франсуа. – Сядь, Алевтина. Я не понял, почему ты не сказала Глебу про брата. Сядь. Алька послушно села. - Денис просил, - сказала она и взялась мять салфетку. – А я не хочу расстраивать Глеба. У него только-только все начало налаживаться, вы просто не знаете, что он пережил за последние полгода. А Олегу Викторовичу было сегодня плохо с сердцем, он даже из больницы раньше вернулся. И вообще… Все сложно. Я не знаю, как надо было поступить, - Алька подняла голову, встретилась с удивленным взглядом Франсуа. - Послушай, Алевтина, твой Глеб не хрустальная ваза, а ты не нянька. Все эти игры с Дэном могут плохо кончиться. Его родные должны знать о том, какой образ жизни ведет мальчик. Ты что, так и будешь спасать его? И чем это закончится, ты понимаешь? В прошлый раз, когда мы встречали Олега и Аллу, он был выпивши, и я уверен, что ты знала об этом. Ну вот, видишь, знала, - улыбнулся Франсуа, наблюдая на Алькином лице испуг. – У меня идеальный нюх и никакая жевательная резинка не собьет меня с толку. - Все сложно, Франсуа, все так сложно, - повторила Алька. – Раньше я знала, как правильно поступать, а сейчас… Я хочу, чтобы всем было хорошо, а не получается. - И не получится, - улыбнулся Франсуа. - Я хочу, чтоб по-христиански было, по милосердию, - Алька вздохнула. - Это похвально, Алевтина, - Франсуа встал и включил чайник. - Я рад, что у моего друга будет такая жена. Даже завидую, - улыбнулся он, ставя на стол пустые чашки. – Но ты неправильно определилась с приоритетами, - он взял из Алькиных рук изорванную салфетку и положил перед ней новую. - А как правильно? – Алька схватилась за новую салфетку. - Глеб твой будущий муж, - сказал Франсуа. – Теперь он центр твоей вселенной. После Всевышнего, разумеется. Ты должна делиться с ним, а вместо этого, оберегая его, ты возводишь стену из лжи. Это не забота, это недоверие к нему как к мужчине. И это приведет к взаимным обидам. Уверен, что Глеб больше уязвлен от того, что ты не сказала ему и тайком сбежала, чем от того что Дэн напился. Глеб не маленький мальчик, он взрослый мужчина и должен решать проблемы сам, - Франсуа налил чай и пододвинул чашку к Альке. – Он должен решать проблемы, а не ты, - повторил Франсуа. - Все проблемы? – спросила Алька. - Все, - Франсуа протянул Альке конфету. - А как же отдавать тогда в отношениях? – Алька взяла конфету и положила ее на стол. - Отдавать? Женщине достаточно проявлять ласку и уважение, и родить детей, - улыбнулся Франсуа. – Все остальное забота мужчины. - Вот и Глеб говорит, что его дело отдавать, а мое принимать, - вздохнула Алька. - Я с ним абсолютно согласен, - кивнул Франсуа. – Позволь ему уже быть мужчиной. И не забивай себе голову ерундой, Алевтина, живи проще. Жизнь намного проще, чем ты думаешь. Ты очень закрытая, тебе надо довериться миру, и все сразу наладится. - Но как? – тихо спросила Алька. - Меньше думать, - засмеялся Франсуа. – Мы поговорим еще об этом, если ты не сможешь с собой справиться. Пей чай, а я проверю Дэна. Алька сидела в кухне и тихо плакала, слушая, как Франсуа терпеливо и ободряюще о чем-то говорил Дениске и как тот что-то жалобно и виновато отвечал, прерываясь на стоны и всхлипывания. Глеб ворвался в квартиру и, убедившись, что Алька цела, бросился к Денису. - Диня, ты как? Было невыносимо жаль Глеба и его брата. Алька виновато стояла в проеме двери, пока Глеб и Франсуа что-то тихо обсуждали рядом с мальчиком. Денис никак не мог заснуть, в неподвижном положении у него кружилась голова и тошнота наваливалась с невообразимой силой, и потому он постоянно двигался, сдерживаемый строгими замечаниями Франсуа. - Может, в сон Диню? – спросил Глеб. Он нервничал, на его лице едва заметно дергались желваки. Альке было невыносимо жаль Глеба. - Не надо, - возразил Франсуа. – Неокрепший организм, нецелесообразно. - Я посижу с ним, - ответил Глеб. - Динь, потерпи еще немного. Сейчас заснешь, - он склонился над мальчиком. – Родной мой, ну как ты так. Денис что-то тихо отвечал ему, Алька не слышала, что. - Подойди к ним, - ободряюще сказал Франсуа, выходя из комнаты, и тут же принялся звонить Вике. Денису, наконец, стало легче и он заснул, изредка вздрагивая. - Не знаешь, чего он так? Должна же быть какая-то причина? У него же все хорошо было, - шептал Глеб, посматривая на портрет Чеховых, освещенный фонарем из двора. Они сидели в темноте Лериной комнаты, той самой, запертой Глебом на ключ и теперь открытой – нужно было где-то спать. - Он отдалился, огрызается, ты больше его видишь. Что ты знаешь? – снова спросил Глеб, обнимая Альку. - Что за тайны у вас? - Глебушка, я думаю, это из-за того что ты женишься, - прошептала Алька. – Он боится потерять тебя, ты один остался у него. Лера и Нина ушли, понимаешь? Они есть, но их нет. И теперь ты… - Я не собираюсь бросать его, - сказал Глеб. - Но он об этом не знает. Ты не сказал ему, - Алька обнимала Глеба за шею. – Ты скажи ему. Мне кажется, он сравнивает себя и меня. Твое отношение к нам. - Но вас нельзя сравнивать, - Глеб тяжело вздохнул. Алькины слова казались ему далекими от истины. - Как раз наоборот, Глебушка, можно сравнивать, - горячо шептала Алька. - Жену и брата? Да ну, не то, - усомнился Глеб. - Брата… Приемного, не родного по крови, - Алька вздохнула. - И я, и Дениска не родные тебе, принятые в твою жизнь твоим сердцем. В нашей связи нет закона крови. Понимаешь? - Да, я помню, ты говорила об этом, но вряд ли Диня это понимает. - Понимает. Только словами сформулировать не может. Он просто не уверен в твоих чувствах, боится потерять их. Ведь если полюбил, то можешь и разлюбить. Был бы родной, куда б ты делся, а так… - Это слишком глубоко, но тебе виднее, ты же тоже… - Да, Глеб, я тоже. Он целовал ее в висок и не думал о морали, о приличиях. Было страшно за брата, за Альку. - Почему ушла, ничего не сказав, Аль? Ты хоть представляешь, что я чувствовал, когда искал тебя и не мог дозвониться? Я думал, ты ушла от меня навсегда. - Глебушка, прости, - Алька заплакала, - запуталась я, не хотела тебя расстраивать, думала, сама как-нибудь. И Дениска просил… - Просил… Мало ли что он просил. Мы же с тобой договорились – обо всем, - он старался говорить мягче. - Я знаю, я виновата, Глебушка, - Алька снова плакала. Он снова целовал ее и обнимал крепко, как только мог. Это был тяжелый вечер. Он ушел из дома, заглянув в спальню к родителям и показательно радостно отпросившись у них в гости к другу, у которого «сейчас Денис». Родители поверили, но как все это угнетало. И Денис… «Обрати внимание на отношение твоего брата к Алевтине, - сказал ему час назад Франсуа, - и на свою будущую жену, кажется, она страдает социально-нравственным перфекционизмом». Уложив Альку на диван, в еще не перестеленные простыни, хранящие Леркин запах, Глеб лежал сейчас рядом с братом и думал обо всем, что произошло. Возможно, Алька была права, и Денис просто сорвался, боясь потерять его. В последние дни брат отдалился. Тогда, чтобы пережить отдаление Нины, он принял капли, он сам сказал об этом. А сейчас вот накидался спиртным. Так что очень вероятно, что Алька права. Взаимоотношения брата и жены… О чем это Франсуа? Глеб ничего не замечал. Хотелось разбудить Франсуа и спросить. И социально-нравственный перфекционизм… Франсуа, как всегда, выражался вычурно, сложно, возможно, из-за недостаточного владения русским, но Глеб понял друга - Алька пытается соответствовать ожиданиям других. Но это тупик, нельзя быть хорошим для всех. И замуж она идет – из желания угодить. От этой мысли снова бросило в жар. Глеб сел, закрыв лицо руками. Он не единожды уже сомневался в правильности этой затеи с женитьбой. Полюбит… С чего он решил, что она непременно полюбит? А если будет мучиться рядом с ним, страдая и угождая ему? И с чего он взял, что, прижимаясь к нему, она хочет этого? Бедный, запуганный ребенок, считающий себя всем обязанным… Глеб встал и пошел в кухню. Он долго думал о произошедшем – о брате, об Альке и о себе. Хотелось лечь рядом с Алькой и обнять ее, хотелось обнять брата. Было тревожно, и он взялся за зачетный материал на планшете Франсуа. ....... - Саш, а хороший был сегодня вечер? - лежа на плече мужа, Лера все никак не могла заснуть. – Как думаешь, Куратовым у нас понравилось? В первый раз собрались у нас. - Понятия не имею. Тебе понравилось? - он дотянулся и поцеловал Леру. – Если понравилось, будем собираться чаще. Он думал о своем пациенте. Не мог не думать. - Мне понравилось, - Лера улыбнулась в темноту. – Вы с Вадимом два приколиста. Давно вы уже не собирались своей тесной дачной компанией. Где ваша таежно-комариная романтика? - Согласен, отдалились, - согласился Гордеев. - Мне понравилось твое смс, - Лера вспомнила сообщение мужа. Хотелось поблагодарить его. - Будешь мне всегда присылать такие? - Нуу, если тебе это важно. - Важно, Саш. Хочу знать, что любишь, - Лера прижалась к нему сильнее. Надо завести будильник, ночью позвонить в отделение, узнать цифры… Гордеев с шумом выдохнул воздух из ноздрей. - Я и без сообщений люблю тебя, Лерка. - Только не говоришь. - И так все понятно, - зачем трепаться попусту? - Саш, говори, каждый день, - Лера приподняла голову и посмотрела на мужа. - Говорю. Я тебя люблю, - улыбнулся Гордеев. - А еще? – улыбнулась из темноты. Как он соскучился по ее улыбке… А то в последнее время один укор в глазах. - Я тебя люблю, Лера. - И я тебя… люблю, - Лера прижалась щекой к его лицу. - Лер… - Да... - Меня завтра не будет, сутки. Забери Дениса на вечер, - попросил Гордеев. Дотянуть бы до утра без происшествий… Гордеев снова тяжело выдохнул. - Трудно с ним стало, Саш. Он уже не слушает меня, как раньше, - Лера расстроилась. - Но он любит тебя, - Гордеев погладил ее по щеке. – Тебя нельзя не любить. - Любит и огрызается. А я не знаю, что ему ответить, - вздохнула Лера. - А ты не замечай, - Гордеев устроился поудобнее и покрепче обнял жену. - У него сложный возраст, пройдет. Ничего, у Свиридова не было ни одного косяка, брось напрягаться, Гордеев. - Нам даже говорить не о чем, - грустно сказала Лера. - Просто слушай. А мы не умеем слушать, Лер. Никто. Позвони ему завтра. Приготовь, что он любит. - Пельмени, - улыбнулась Лера. - Проще простого. Свари ему пельмени, и кетчупа туда. Он с кетчупом любит, я знаю. - Кетчуп желудок портит, - строго возразила Лера. - Вот, опять начинаешь, - с упреком возразил Гордеев. - Ничего с ним за один вечер не случится, зато радости будет. И кино заряди. Он боевики любит, мы смотрели. - Это вредно для психики, Саш. - Лер, уступи ты ему хоть в чем-то. Вот увидишь, отношения сразу изменятся. Давай проверим. - Я попробую, Саш. - Я вот думаю, чего мы его не забрали, как поженились? Лера тяжело вздохнула. - Вот и я о том же, - сказал Гордеев. - Но сейчас у него есть Глеб, - голос Леры дрогнул. - Не уверен. Любовная лихорадка делает людей эгоистами, - Гордеев поцеловал Леру. – Спи, пузатый мой человечек. Спите, - он положил руку на живот жены. Лера закрыла глаза и улыбнулась. Любит. Как же хорошо, когда тебя любят, когда не надо выпрашивать и сомневаться. Саша… Когда в последний раз они вели разговоры по душам? Когда в последний раз, думая о больном, он усилием воли заставлял себя разговаривать с женой? Когда он в последний раз целовал жену, вовремя закончив свою смену и доверившись квалификации Свиридова, убедив себя в том, что Свиридов в экстренном случае не подведет? Надо жить. Врач - это еще не все в жизни. И пациенты… Есть еще просто люди вокруг. Лера… Кстати, интересно на нее пузатую посмотреть. А теперь - спать… Спать, спать.