***
Два дня спустя
Накахара стал замечать, что Дазай пытается с ним поговорить. Но на перемене Чую всегда окружают ребята, а Осаму, кажется, их боится. Ну или просто из соображений не лезет. Но и сам парень не жаждал говорить с ним. После того, как Дазай сказал, что воткнет ему карандаш в глаз, Чуя не просто взбесился. Он сразу же почувствовал непреодолимую ненависть ко всему живому, в том числе и к Осаму, и пообещал себе, что, как только выпадет удобный случай, Накахара обязательно его хорошенько ударит. И не один раз. Когда в школьном коридоре никого из ребят рядом не было, а поблизости мелькала высокая фигура Дазая, Чуя намеренно нырял в толпу учеников и скрывался либо на крыше, либо во дворе, либо за школой. А еще отличным местом для подобных пряток была библиотека. Она не особо огромная, но мест, где можно спрятаться от посторонних лиц, было предостаточно. В столовой Накахару почти не словишь — появляется он там редко. Поэтому Осаму мучился, разыскивая его по всей школе. В пятницу Чуя решил прогулять последний урок — историю у Рампо. Причины было две: во-первых, он до ужаса ненавидел этот предмет, во-вторых, лень. Вытерпев шесть нудных уроков и вновь скрываясь где только можно от Дазая, парень остался в туалете, ожидая звонка на урок. Когда тот прозвенел, он постоял еще немного, а затем вышел и свободным шагом направился по коридорам к выходу, где обычно стояла только вахтерша лет пятидесяти точно. Краем уха Осаму уловил шепоток, что Чуя собирается прогулять историю. — Ну и ладно, его дело, — сказал высокий парень. Видно один из компании Накахары. Дазай напряженно размышлял. Два дня подряд этот мелкий рыжий бегал от него по всей школе, нагло уворачиваясь от встреч в малолюдных коридорах, игнорировал все записки на уроках и в конце концов простое присутствие Осаму поблизости. И парень абсолютно точно знал, что Чуя будет бегать от него и дальше. И если шепот о прогуле долетел только сейчас, то Накахара недавно сообщил об этом своим друзьям. А так как звонка не было, то он еще в школе, и вероятность поймать Чую в пустом коридоре довольно высока. Что ж, видно, это его единственный шанс. Осаму, не теряя ни секунды, быстро сложил учебник в сумку и вышел из класса. Чуя шел по пустому коридору, думая о том, чем он займется после того, как покинет школу, чтобы не вызвать лишних вопросов у мамы. Вариантов не так много. Скорее всего посидит в «Крошке Лиззи». А еще можно просто прогуляться — погода теплая, приятная. За окном во дворе школы несколько младшеклассников затеяли игру в «догонялки», дети чуть постарше вовсю атаковали разноцветные турники. На небольшом поле ровесники Накахары с животным рвением гоняли мяч. Когда Чуя заворачивает на лестницу, он натыкается на какого-то парня. Подняв голову, Накахара тут же резко тормозит и разворачивается к Дазаю спиной, чтобы дернуть с места. Но не успевает он и шагу ступить, как Осаму быстро хватает его за бока и крепко прижимает к себе, чтобы парень не убежал. Чуя, почувствовав опасную близость с чужим человеком, тут же начинает вырываться, но безуспешно — у Дазая сильные руки. — Пусти меня, дылда, — сдавленно кричит парень, с трудом вырывая одну руку. — Мы вроде проект хотели делать, — говорит сзади Осаму. — Ничего я не хотел делать, — вырывает вторую руку Чуя. — Пусти-и! Но Дазай не повинуется его приказам, а только сильнее стискивает парня. Он и сам не знал, почему именно так сейчас держит Накахару. Если бы Осаму поймал его за руку, то Чуя бы с легкостью ее вырвал, а потому пришлось хватать за талию. И ничего постыдного или смущающего в этом поступке он не видел. — Если не начнешь хоть что-то делать, то я поведаю Мори, кто раскрасил спортзал. — Тяжелая артиллерия пошла в ход. Осаму рассчитывал, что Чуя на эти слова перестанет дергаться. Но парень неожиданно изворачивается и с силой бьет Дазая в скулу. Тот сразу же отпускает рыжего и хватается за место удара. — Что ты сказал? — спрашивает Накахара, немного отойдя от него. Неужели он видел? Но как? Они же дверь… только прихлопнули… Чуя мысленно ударяет себя по лбу. Вот придурки! — А еще на всю стену на втором этаже будет запись: «Чуя Накахара похож на девушку», — усмехается Дазай, прикладывая прохладную руку к щеке. Парень аж покраснел от возмущения. Никто еще не произносил подобных дерзких слов в его адрес. О его внешности окружающие старались обычно не заикаться, чтобы не схлопотать удар под дых и сломанных ребер. А вот мама Чуи, когда тот был маленьким, очень любила расписывать соседним молодым мамам, какой у нее красивый мальчик. Сейчас же, Чуя готов самолично уложить Осаму в могилу, прямо без церемоний и прочих почестей, которых Дазай определенно не достоин. — Что-о?! Только попробуй, подонок! — Еще как попробую, чушка, — улыбнулся парень, вызывая бурю эмоций у противника. Давно он так не веселился. — Как ты меня назвал? — пуще прежнего зарделся Чуя. — Если не хочешь проблем, то иди за мной, — Дазай поправил слетевшую с плеча лямку рюкзака. Боль в щеке потихоньку исчезала. — Ты не ответил, — скрестил руки на груди Накахара. — Придем — отвечу, — и Осаму непринужденно двинулся к лестнице, довольный тем, что его план удался. Чуя никак не мог справиться с гневом. Его обыграли. Выставили на стол сразу две козырные карты, против которых у парня лишь простая чертова шестерка и двойка. Если Накахара сбежит, то беды не миновать. Этот Дазай оказался умнее, чем парень думал. Голова Осаму работала именно в том направлении, чтобы с легкостью управлять людьми, незаметно натягивая ниточки, которые задевали слабые места. Чертов кукловод. Накахара, сам того не понимая, опасался, что этот человек, заведя парня в переулок, в нужный момент резко обернется и вонзит нож ему в плоть, а Чуя, зажмурившись от адской боли, будет корчиться на земле в луже собственной крови, и одинокая мысль о слепом доверии пронесется в стремительно угасающем сознании… — Ублюдок, — тряхнул головой Накахара. Он не поддастся. Не зря Чуя несколько лет жил среди гор выбитых зубов, постоянного хруста сломанных костей и сумасшедших криков в кошмарах и страха встретиться с плохой компанией тех молодых, но повидавших виды отбросов, одного взгляда на которых хватает, чтобы понять, что такое жизнь. У Накахары с тех пор ушки на макушке, а когти спрятаны в мягких лапах. Не удерет, так хоть наваляет хорошенько. С подобными напряженными мыслями и острым взглядом, Чуя спустился с лестницы следом за Дазаем. Долгое время идут молча — Осаму впереди, Чуя чуть сзади. Мимо проносятся две улицы с многоэтажками, и парни сворачивают влево, на знаменитую большую улицу, где на много-много километров расстилаются дачные сектора. Накахара бывал здесь не раз с ребятами, но все же отмечал про себя дорогу. Он не знал Дазая настолько хорошо, чтобы доверять. Но вот Осаму свернул к одному из домов. Чуя остановился у дороги. — Погоди, ты куда меня привел? — спросил он. Дазай обернулся с ключами в руках. — Как куда? К себе домой. Хоть посмотришь, чем я занимаюсь. У Накахары чуть глаза не вывалились. — Так здесь живешь ты? — ошарашенно спросил он. В прошлом месяце, когда кончался третий триместр, Чуя с ребятами гуляли по этой улице. Тогда они были чуть подвыпившие и громко озвучивали глупые мечты. Тема шла о доме, в котором бы парни хотели жить в будущем. Когда мимо проносился какой-либо маленький или большой домишко, они сразу же говорили, хотели бы себе такой или нет. Спустя несколько дачных участков перед ними возник один — самый огромный и красивый. Этот дом значительно отличался от тех, что были его соседями. Широкая веранда расходилась по обе стороны от скромного крыльца. Две тонкие колонны, увитые плющом, упирались в деревянный пол. Над первым этажом нависал второй, выходя на улицу парой больших окон и балконом, крышу покрывала бледно-рыжая черепица. Перед самим домом стелилась небольшая лужайка, и несколько кустов сирени окружали гравийную дорожку. Чуя тогда подумал, что этот дом наверняка огромен изнутри. Парни тут же начали спорить, кому такая громадина достанется. Но Накахара их тут же угомонил. И теперь вдруг оказывается, что он принадлежит не какой-то там бедной старушке или многодетной семье, а Дазаю. Чуя стоял, вылупив на него голубые глаза. — Ну да, живу, — склонил голову на бок Осаму. — А что? — Ничего. — Тогда милости прошу, — парень открыл дверь, приглашая внутрь. Накахара, немного помедлив, вошел в дом. Как он себе и представлял — огромное пространство. Большой коридор с несколькими шкафами, зеркало в пол, мягкие ковры, дальше, кажется, лестница и расхождение коридоров направо и налево. Парень снимает обувь и ставит на полку. Дазай кидает ему зеленые тапки, а сам идет куда-то вперед. — Иди до конца коридора и поворачивай направо, — говорит он, а сам исчезает в левой стороне. — Большая дверь с заляпанной ручкой. Только ничего не трогай! Чуя кошачьей, осторожной походкой идет в указанное место. Он постоянно смотрит вокруг, ощущая себя в новом месте первооткрывателем. А задеть в чужом доме какой-нибудь хлипкий столик или что-то подобное — сродни преступлению. Позор и срам в глазах всего света. Ручка у тяжелой темной двери заляпана красками. Парень тронул ее пальцем, но та давно высохла. Он с интересом заходит в помещение. В глаза сразу бросаются белые облезлые окна в потолок, разделенные на шесть маленьких. Широкие подоконники устелены чем-то мягким, напоминающим тонкое одеяло. Высокие потолки создают гулкое, ударяющееся обо все, эхо. Чуя бы назвал это помещение голым — стены и потолки бетонные, пол наполовину тоже. Несколько стопок книг беспорядочно стоят у измазанных красками стен. Справа висит картина, на которой разлилось золотисто-голубое море с одиноким парусником на волнах. Два кресла и журнальный столик приветливо расположились друг напротив друга. В другом конце помещения развалился чистенький диван, рядом с ним гордо надзирал пустой пыльный шкаф под книги. Посреди всего этого хаоса стоял трехногий мольберт. Рядышком скромно уместился стол, густо замазанный красками, кисточки беспорядочно разбросаны, старые тряпки лежат на полу. На полотне — нежные, в бледных тонах пионы. Чуя бросил сумку на диван в конце помещения, подошел к стопкам книг. В руки попались Джек Лондон и Спенсер. Незаинтересованный, парень кладет их обратно, осторожно бредет, стараясь ничего не задеть, к одному из подоконников. Легко запрыгнув туда, Накахара поджимает ноги в тапочках и сидит, ожидая. Это помещение, как он думал, было олицетворением словосочетания «творческий беспорядок». Но хотя хаос тут и царствовал, некоторые вещи создавали какой-то особый уют. Не тот уют, какой бывает, когда за окном идет дождь, а ты завернут в мягкий плед и держишь в руках кружку с какао, радуясь своему маленькому счастью. Этот уют был совершенно другим. Чуя думает, что назвал бы это «творческим уютом» или же «рабочим уютом». Здесь хотелось устроиться в облезлом старом кресле с книгой или долго-долго сидеть на подоконнике, размышляя на философские темы, заниматься изучением языка, саморазвиваться. И не потому что нужно, а потому, что обстановка способствовала, творческий, рабочий уют. Чуя вдруг понял, чего ему порой не хватает в школе. Именно уюта. Порой парты кажутся чересчур прямыми, мел слишком белым, ученики напряженными и резкими, а учителя строгими. И урок зубрит ученик не ради знания, а ради оценки, что потом забывается. Накахаре еще повезло, что в его школе некоторые классы действительно уютные, а учителя действительно стоят того, чтобы у них учиться, они веселые и интересные люди, с которыми можно даже иногда на «ты». Это правда здорово — общаться не как ученик с учителем, а как два равных человека. И не важно, что у одного диплом, а у другого все только впереди. Иногда нужно закидывать свое высокомерное образование и жить так, как хочется. Через пару минут заглянул Осаму. Он уже переоделся в красную футболку и черные штаны. Чуя, отвлекшись от мыслей, чуть не прыснул, когда увидел его лиловые тапки. — А, вот ты где, — увидел его Дазай. — Я и не заметил. — Он подошел к парню, протянул жестяную баночку колы. — На улице жарковато. — Что это за комната? — спросил Накахара, принимая напиток. Осаму садится напротив него с такой же баночкой. И Дазай. Он тоже вписывается в этот рабочий уют. Футболка с краю чуть разорвана, видны мелкие брызги какой-то темной краски. Эстетика в простом. — Тетя называет это место студией, — ответил он. — Ты рисуешь? — Нравится? — тут же загорелся Дазай. — Занятие для лохов, — разбивает его сердце вдребезги Чуя, отпивая. Он не озвучил мелькнувшую мысль о том, что картина одинокого парусника ему понравилась. Очень понравилась. Потому что напоминала черное чувство, порой одолевающее его в одинокий час. — Обижаешь, — бурчит он. — Ты живешь с тетей? — интересуется Накахара, вглядываясь в картину с парусником. — Сейчас она в отъезде. — А родители? — Это… — Осаму тут же замялся, отводя взгляд. — Неприятная история. — Мне и не интересно, — грубит Чуя, делая еще глоток. Несколько минут они сидели молча. Пока Дазай что-то упорно пытался найти в мутном окне, Накахара хорошенько его рассмотрел. Темные волосы пушистыми прядями обрамляют задумчивое лицо. Глубокие глаза цвета корицы цепляются то за одну вещь, то за другую. Губы чуть сжаты, тонкие брови нахмурены. Ни дать, ни взять покоритель женских сердец. Когда он задумывается, то выглядит печальным и одиноким, это Чуя подметил, разглядывая его исподтишка в школе. — А ты чем-нибудь увлекаешься? — отвлекся от созерцания окна Осаму. Он как будто вдруг стал другим человеком — с заинтересованным взглядом, легкой улыбкой, тронувшей губы. Накахара даже удивился, как так можно мгновенно меняться. — Стучу на барабанах, — ответил Чуя, не отводя глаз. — То есть по мозгам, — рассмеялся парень. — Что? — тут же среагировал Накахара. — Сам мазней занимаешься. — Я хотя бы могу продать картины. — Ничто не мешает мне выступать с рок-группой. — Так почему не выступаешь? — тут же спросил Дазай. — Или ты только спортзалы можешь красить? Чуя начинает потихоньку закипать. Он сдавливает полупустую банку колы, готовясь к следующему удару, но Осаму вдруг переводит тему: — Кстати, та цитата мне понравилась. Хороший выбор. — Правда? — загорелся парень, но виду не подал. — Что ж, перейдем к делу, — вновь перевел тему Дазай, удобнее устраиваясь на подоконнике. — Что можно сделать из умения рисовать и стучать на барабанах? Чуя нахмурился. — Ты серьезно решил этим заниматься? — спросил он. — Не уверен, что они подготовили какой-то супер-приз, — с сомнением произнес он, коснувшись головой окна. — Но сама задумка интересная. Это неплохой способ рассказать о себе людям. Да и побороться с противниками и утереть всем нос — это ли не лучшая награда? Чуя не мог не согласиться. Но вряд ли они победят, даже если хорошо подготовятся. Могут попасться серьезно настроенные на выигрыш люди. Да и не верит Накахара во все это. Осаму протянул ему руку. — Так ты согласен постараться? — спросил он. Чуя посмотрел на него, все еще сомневаясь. — Так и быть, — он пожал прохладную руку Дазая. — Сама королева Елизавета сделала мне одолжение. Я польщен! — приложил руку тыльной стороной ко лбу парень. — Скажи спасибо, что не отказался! — вскинулся Чуя. — Да я бы и один поучаствовал, но группы по два–три человека, увы. Накахара тут же сообразил. — То есть я могу ничего не де- — Однако, коли так, то тебе придется потрудиться так же, как и мне, — громко прервал его Осаму. Чуя скрестил руки на груди. — У тебя уже есть идеи? — спросил он. — Пока не озарило, но, думаю, в скором времени, — Дазай развел руки в стороны. — Но и ты не забывай, что твои мысли также учитываются. — Прекрати, — нахмурился Накахара. — Что? — Так говорить. — Как «так»? — не понял Осаму. — Слишком заумно. — Тебе что, мозгов не хватает, чтобы понять? — Да я не это имел в виду! — вскипел на миг Накахара, но тут же успокоил себя. — Просто будь проще… Дазай не нашел, что на это ответить и вдруг резко замолк. Ему показалось, что Чуя знает о нем намного больше, нежели сам Осаму. Пронзительные голубые глаза смотрели точно в душу. Парень почувствовал себя чересчур неудобно в родной студии. Он пару раз кашлянул и немного рассеяно сказал: — Что ж, пока закончим на этом? — Да, — опомнился Накахара, соскакивая с подоконника одновременно с Осаму. Он быстро сходил за сумкой, которую оставил на диване. — И да, продиктуй мне свой номер телефона, — остановил Чую парень. — Зачем? — Я напишу, как только придумаю, с чем нам выступать, — сказал Дазай, выуживая из заднего кармана смартфон. — А, ну ладно. Когда они обменялись номерами, Осаму проводил Накахару к выходу. — Еще увидимся, — улыбнулся он. Чуя на секунду обернулся, бросив простое «пока». Дазай закрыл дверь и задумчиво пробормотал: — Будь проще…