Убежать

      Черные джинсы приятно обтягивают ноги и талию, рукава новой рубашки небрежно закатаны чуть выше локтей, на ногах темные кеды, а шею обвивает кожаный чокер. На голове красуется шляпа с серебряной лентой — подарок от мамы.       — Ну, как я тебе? — спросил Чуя, оглядывая себя в зеркале.       Бакс, сидящий на трюмо, сощурил глаза и махнул кончиком хвоста. Накахара улыбнулся.       — Сочту это за ответ, — он в который раз поправил воротник и пробормотал: — Надеюсь, чокер не слишком вызывающе смотрится.       В голову вновь закрались мысли о вчерашнем танце. Парень дал себе мысленную пощечину и зло прокричал в голове: «Если ты отвлечешься на выступлении, тебе конец. Год на улицу не выйдешь и перейдешь на домашнее обучение, без Интернета и какого-либо общения!» Но сердце болезненно затрепетало, стоило вспомнить, как близко Осаму был, как улыбался и легко прижимался к, словно потерявшему все силы, Чуе…       — Черт, как от этого избавиться? — зашипел он на свое отражение в зеркале.       Кот оглянулся на него и тихо мяукнул, словно призывая вести себя подобающе.       — Да, ты прав… И пора бы уже выходить.       Чуя улыбнулся и пару раз пшикнулся одеколоном. Перекинул через плечо лямку небольшой сумки и спустился вниз, к входной двери. Парень встал перед ней и, прижав ладони рук друг к другу и переплетя пальцы, зашептал, опустив голову:       — Пусть у нас будет все хорошо на концерте. Мы не отвлечемся ни на что и прекрасно выступим. Пусть нам сегодня повезет и ничего, что могло бы помешать, не случится, — Чуя опустил руки и поднял голову, выдыхая: — Поехали.       В этот раз Осаму и Чуя решили не встречаться до начала концерта, а идти отдельно друг от друга. Притом идея была, как ни странно, Дазая. Но Чуе было все равно. После вчерашнего танца не хотелось видеть никого, а этого парня меньше всех. Интересно, как бы выглядела эта встреча? Чуя, потупив взгляд в землю, смущенно бормочет «Привет», боясь подойти к Дазаю не ближе, чем на три метра, а то и больше, а Осаму как всегда по барабану. Нет, Накахаре такая картина вообще не понравилась. Вести себя как обычно? Все также стараться дать пинка этому недохудожнику и не обращать внимание на его попытки сблизиться? Внешне может у Чуи это и получится, но внутренне он почему-то был уверен, что, не будь он таким упертым бараном, то отдался бы без боя. Конечно, если бы Осаму родился девушкой. Но кто сказал, что нельзя идти тернистым путем? Да Чуя почти половину жизни испортил себе тем, что поступал так, как хотел, нарушал правила ради себя и развлечений. А теперь, когда он перестал делать что-то подобное, одно весьма любопытное обстоятельство само настигло парня. И имя ему — гомосексуальность. Боже, звучит ужасно, — подумал Чуя, проходя через ворота школы. Но, кажется, придется смириться со своей участью и что-нибудь начать делать. Дазай вроде хотел вчера поцеловать его, так? И он наверняка сделал был это, не постучись люди в дверь. Черт, как же они были не вовремя! Придя вчера домой и завалившись на кровать, Чуя долго думал над всем. Тогда, на сцене, у него полностью отключилась голова, осознание происходящего запаздывало, а парень, с каждым сантиметром приближаясь к Осаму, все сильнее горел изнутри и плавился от прикосновений, волнами мурашек пробегавших по ослабевшему телу. И даже сейчас, когда Чуя уже сто раз признался себе в том, что он не такой, как все, — даже сейчас он думал — куда ты, Накахара, катишься? В какую жижу ты вляпался и теперь не можешь счистить липкую грязь с простых мальчишеских ног? Что скажет мама, когда узнает? А одноклассники? Всеобщее презрение, косые взгляды, противный шепот, брошенные ему в спину оскорбления и бумажки со словами, которые Чуя ненавидел больше всего на свете. Стоит ли все это того, чтобы быть с Осаму? Стоит ли их любовь полного отречения от общества? А если Чуя ошибется, выбрав Дазая? Обратного пути уже не будет, будет лишь пожизненное звание «голубой».       У Накахары голова идет кругом от таких размышлений, но он решает отвлечься на кое-что более важное. Об их отношениях с Осаму и потом можно будет подумать…       За час до начала концерта всех попросили собраться, чтобы отметиться, заполнить анкеты и просто пообщаться. В кабинете шумно, почти все в сборе: кто-то мечется от одной парты к другой, одни спокойно сидят с телефоном в руке или лежат лицом на парте, другие стояли целой компанией, что-то бурно обсуждая. По листу бумаги парень на первой парте противно чиркает ручкой, в конце класса сразу отодвинулись два стула, издавая неприятный скрежет, слышен топот, листание книги, громкий смех и оживленные беседы. Девушки разрядились в юбки и платья, а некоторых парней заставили нацепить галстук, который те беспрерывно одергивали и поправляли.       Чуя зевнул, опуская сумку на свою парту. Он не сел, но прислонился боком к столу, с интересом наблюдая за окружением. В конце класса у окна собралась группа, которая все выпрашивала у Акико разрешение на четвертого человека. Накахара закатил глаза — в ней собрались все выпендрежники из их класса, четыре девушки. Когда группе дали разрешение, они, словно черное пятно на белоснежном листе, горделиво подняли головы и стали пресекать любые попытки общения с остальными одноклассниками, чтобы, боже мой, не выболтать чего-нибудь лишнего. Чуя ненавидел таких людей и без особого интереса наблюдал за их оживленным общением.       — Накаха-а-а-ара-а, — неожиданно протянул женский голос, от которого парня прошибло легким током. — Не стыдно в таком виде в школу приходить, а?       Кохэку насмешливо вздернула нос, смотря то ли с вызовом, то ли с упреком.       — Да нихрена мне не стыдно, — спокойно ответил Чуя, одаривая девушку безразличным взглядом.       — Тц, скукота какая.       Кохэку была отличницей и старостой класса. Накахара так и не понял, почему именно ее выбрали на эту роль. Кохэку — противная выскочка, горделивая и хвастливая, вечно помыкает всеми с помощью высокопоставленных знакомых и противно лыбится. О своей семье никогда особо не рассказывала, но Чуя слышал, как девушка небрежно говорила о своей матери, обвиняя ее в неисполнении всех просьб, в забытом желаемом подарке на день рождения. У девушки короткие волосы оранжево-розового оттенка, круглые очки по моде, каблуки, чтобы казаться выше (все-таки в росте она не уступала самому Чуе), длинная юбка чуть выше щиколоток, вздернутый курносый носик, тонкие бледные губы и светлые брови. Парни не давали ей прохода, но на одном она остановиться не может — что ни выходные, то фотографии с очередным кавалером. У Накахары с ней давняя ссора еще со средней школы, сейчас же они немного остыли и лишь фыркали в стороны друг друга.       — Что я пропустил?       Чуя слышит знакомый голос и сердце болезненно отзывается. Черт, как это контролировать?       Накахара оборачивается, ловя заинтересованность Осаму.       — Ничего интересного.       Дазай обходит его, не отрывая взгляда. Смотрит так, словно никогда подобного не видел: каждую складочку, каждую ниточку и изгиб. Глаза по-лисьи сощуриваются, лукавая улыбка озаряет лицо. Чуя ощущает себя точно на сковороде, которая постепенно начинает разогреваться. Он едва не спрашивает «Что?» как лицо Осаму мгновенно меняется — лукавство уходит, он привычно легко улыбается и вдруг восклицает:       — О мой бог, Чуя!       Накахара нахмурился, но не смог сдержать усмешку:       — Не думал, что я твой бог.       В класс вошла Акико и поприветствовала всех, прося присесть на свои места. На ней тот же наряд, что и вчера, только волосы уложены в немного растрепанную прическу, наверное торопилась. Женщина вся светится и лучезарно улыбается. Сейчас она выглядит лучше всех на свете: иногда Акико была не в настроении и сразу превращалась в поникший серый цветок, а сейчас цветок озарил свет, листья поднялись и стали зеленей, бутон расцвел пышными бордовыми лепестками и благоухал радостью и жизнью.       — Доброе утро, ребята. Спасибо всем, кто пришел. Что ж, начнем, пожалуй, с техники безопасности?       Она передала на первую парту лист, попросив расписаться, а сама начала с увлечением читать документ. Осаму перебросил Чуе записку: «Как настроение? Ты готов?»       Парень быстро написал ответ и передал вперед: «Настроение отличное. Флешку взял? Ничего не забыл? Мозги с собой?»       Дазай тихо фыркнул и, расписавшись в документе, передал его Накахаре вместе с ответом: «Мозги с собой, босс!! И всё остальное тоже;)»       Затем раздали анкеты, попросив заполнить всей группой, которая выступает. Класс тут же загалдел и разбился на небольшие кучки и пары. Всех смутила графа «Название группы/дуэта», поднялся дикий шум. Ученики наперебой стали предлагать свои названия, иногда на них шикали и просили быть потише, на что те лишь закатывали глаза и продолжали шепотом. Чуя и Осаму спокойно, точно делали это всю свою жизнь, заполнили анкету и сидели, вслушиваясь в общий шум.       После сдачи анкет оставалось еще немного времени, которое ребята потратили за разговором с Акико. Спрашивали, трудно ли было, какие возникали сложные ситуации и как долго они разрабатывали идею. Акико было интересно все, что ребята говорили. Некоторые даже рассказали пару смешных случаев и нелепых ситуаций. Они смеялись, говорили, улыбались.       В актовом зале собрались выступающие — лидеры групп и дуэты. Повсюду движение, копошение, шептание, смех, разговоры, волнение. Чуя быстро отыскал свободные места, и наблюдали они уже оттуда. Несколько человек слева от сцены проверяли аппаратуру, звук и свет. Вскоре начали объявлять в микрофон порядок выступающих. Оказалось, что все классы, которые готовили проекты, перемешали между собой и лишь через несколько незнакомых ребят звучали названия групп их класса.       Осаму и Чуя вздохнули с облегчением, когда объявили первый номер и фамилии. Первым всегда сложнее всего. Оставалось лишь ждать своей очереди. Но номер за номером, фамилия за фамилией, уже объявили почти всех, а Накахара устал вслушиваться в речь человека на сцене.       — И последний номер — «Двойной Черный», Дазай и Накахара. На этом все, начинаем через…       Дальше Чуя не стал его слушать, лишь ошарашенно прошептал:       — Последние…       Осаму, отвлекшись, повернулся к нему и, увидев упавшее настроение парня, постарался подбодрить его:       — Все нормально. Если будем последними, то впечатление от выступления у людей останется и, возможно, это как-то повлияет на жюри.       Накахара поднял голову и встретился с ним взглядом. Он медленно вдохнул воздух полной грудью и сказал, немного расслабившись:       — Я надеюсь на это.       До начала концерта оставалось пятнадцать минут, и в актовый зал стали впускать зрителей. Помещение наполнилось гомоном, невозможно было отличить один голос от другого, фразы сплетались в непонятные никому тексты, кто-то заливисто смеялся, кто-то кричал о чем-то забытом в классе. Гул почти закладывал уши. Первые выступающие уже готовились на сцене за тяжелыми бордовыми шторами, которые специально опустили в этот день.       Пока все рассаживались, Чуя успел рассмотреть жюри, что сидели перед сценой за длинным столом. Как он и думал, подобрали самых серьезных и строгих: учитель алгебры и геометрии, Куникида Доппо, у которого Накахара был заслуженным хорошистом; учитель японского и литературы, Фукудзава Юкичи, их прошлый классный руководитель; учитель физики, Сакагучи Анго; Акико и завуч, Сакуноске Ода. И — как же без него? — директор — Мори Огай. Чуя зло фыркнул, отворачивая от него голову. Грудь сдавило старой обидой, парень сжал зубы, напрягаясь.        — В чем дело? — спросил Осаму, наклоняясь к нему.       — Ни в чем, — как можно громче буркнул он.       Дазай посмотрел в сторону жюри, но не увидел для себя ничего, что могло бы вызвать раздражение.       Наконец, на сцену вышли двое ведущих, парень и девушка, и попросили умерить разговорный пыл. Когда шум в зале поутих, заговорила девушка, привлекая к себе внимание:       — Добрый день, дорогие друзья! Мы рады видеть вас в этот день!       Ее голос подхватил парень, с торжеством говоря:       — Три класса на протяжении почти месяца работали над проектом под названием «Творчество — это…». Сегодня мы увидим 42 выступления и определим трех победителей, а также вскоре после этого сделаем рейтинг на двадцать мест. Три победителя получат путевки на недельный «отпуск» в соседний город-курорт! Остальным вручат почетные грамоты за участие, которые добавят несколько баллов к экзамену при поступлении куда-либо!       Зал восторженно загудел.       — Хорошая мотивация, не правда ли? — с усмешкой спросила девушка, а затем громко воскликнула, поднимая одну руку вверх: — Вы готовы?       Нарастающие голоса оглушили Дазая и Чую и жюри. Ударяясь о высокие стены, рев постепенно стал стихать, но шум по-прежнему стоял в помещении.       — Тогда мы начинаем!       Зал громко зааплодировал, приветствуя первых выступающих. Тяжелые шторы плавно разъехались, открывая вид на декорации города, свет со стороны сидящих погас. На середину сцены вышла девушка в красном берете и высоких черных сапогах. Следом еще одна, но с гитарой за спиной и одетая более просто. Появился парень и, точно проводя опрос, спросил у них, что такое творчество. Девушка в берете отчего-то рассмеялась, ответив, что это плавное движение кисти, яркие сочетания красок, счастливые лица окружающих людей, смотрящих на ее творения, и, конечно же, плата за тяжелый труд. Чуя на это лишь закатил глаза и скривил губы. Для него было низким поступком — творить ради денег. Да, в некоторых случаях творчество выручало из трудных ситуаций, но также оно должно приносить и нечто большее, чем звон монет и хрустящие бумажки.       Девушка с гитарой воодушевленно выразилась о творчестве в том смысле, что это громкий голос и веселые песни, вся семья в сборе и смеются дети, тепло горит камин и звучит гитара. Девушка даже сыграла короткую песню, но сама петь не стала. Накахара был в некоторых местах согласен, но сказал, что девушка немного ушла от темы. Дазай улыбнулся, ответив, что обе девушки по-своему правы.       — Почему? — спросил Чуя.       — Творчество — это красота и изящество, то, что приносит людям радость или хотя бы улыбку. Если за творчество автор получает еще и награду — это ведь в два раза приятнее, — тараторил Осаму. — Вторая девушка тоже сказала все правильно. Песни и музыка прекрасно объединяют людей и также приносят счастье.       Накахара нахмурился, но ничего не сказал. Точка зрения Дазая была абсолютно верна, однако говорить об этом в открытую парень не собирался — слишком много чести.       Слово на сцене взял парень, проводивший опрос. Он рассмеялся на оба ответа и, добродушно улыбнувшись, сказал:       — Вы обе неправы.       Девушки удивленно на него уставились, хором воскликнув:       — Почему?       — Творчество — это то, что дает нам свободу, то, что успокаивает и радует в тяжелую минуту. Творчество, — вскричал парень, уже обращаясь к залу, — это то, что необходимо каждому!       Зал бурно аплодировал, а Чуя не впечатлился. Нет четких границ, ребята зачерпнули только крошки со стола, а кто будет лезть под сам стол — не понятно — размышлял он, точно был профессионалом. Можно было бы и лучше.       Следующие ребята провели целое научное исследование, начиная с мозговых нейронов и заканчивая осознанием творчества, как чего-то большего, чем оно является на самом деле. Дазай пожаловался, что у него мозги кипят, Чуя лишь рассмеялся, мельком потрепав его по пушистой голове.       На мастер-классе по лепке из глины, Чуя чуть не уснул, а вот Осаму, кажется, действительно начал дремать. Пришлось слегка толкнуть его в плечо, на что парень испуганно дернулся и, будто не понимая, что происходит, уставился на Накахару.       — Не спи, — сказал он.       — Но так хочется-а… — Дазай потер глаза и широко зевнул, прикрыв рот рукой. — Вчера посреди ночи идея для эскиза появилась, пришлось встать и набросать хотя бы очертания.       — Ради чего?       — Ради заказчика, — протянул устало парень и опустил голову на плечо Чуе. — Можно я немножко полежу на тебе, Чуя?       Накахара огляделся. Почти все одноклассники сидели впереди, ближе всех был только Нэо, слева от парня.       — На пять минут, — тихо сказал Чуя.       Осаму устало улыбнулся и, шепнув в ушко «Спасибо», расслабленно ткнулся носом ему в плечо. А меньше, чем через две минуты, кажется, уже дремал. Чуя решил не будить его раньше времени, до их выступления еще полтора часа, можно пока спокойно посмотреть выступления.       Накахара сидел, откинувшись на мягком стуле, и даже не пытался прикрыть легкий румянец на своих щеках. Волосы Осаму щекотали ему лицо, но парень даже не двинулся с места. Кажется, Дазай мыл сегодня или вчера вечером голову — от него струился сладкий запах мятно-липового шампуня, от которого Чуя впадал в какой-то ступор, лишь вслушиваясь в аромат и глядя в пустоту с трепещущим сердцем.       На сцену вышли трое ребят в очках, скромно одетые и тихие.       — А сейчас мы расскажем вам о творчестве в современном обществе. Начнем же с…       Чуя закатил глаза и понял, что ему нечего терять. Он опустился щекой на голову Дазая и глубоко вздохнул, щурясь от света. Все так безмятежно, так лениво, на сцене что-то бормочут ботаники, в зале перешептывания и невероятная скукота, Осаму сопит ему в плечо, а этот сладкий запаха сводит с ума. Никогда не меняй шампунь, Дазай, — успел подумать Чуя прежде, чем отключился.       Осаму разбудили громкие аплодисменты, но голову он отчего-то поднять не смог. Накахара его не разбудил и сам, кажется, задремал. И не где-то в сторонке, а именно на парне. Дазай взглянул в сторону сцены. Только 38 номер, значит, еще двадцать минут. Он осторожно убрал свою голову и как можно аккуратнее прижал Чую к себе, приобнимая за плечи и стараясь не разбудить.       «Знал бы ты, Чуя, какой ты милый, когда спишь. Прямо прелесть. Если бы мы были более близки, я бы не отрывал губ от твоего лица, мог обнимать сутками, веками напролет. Ты настоящее чудо, каких я никогда не видел. Я был невероятно счастлив, когда увидел твою улыбку в день обещания. Тогда же в моем сердце поселился маленький рыжий лисенок. Он боится показывать свои слабости и жутко стесняется чужой близости. Но у него прекрасный пушистый хвост и гордо поднятый черный носик. Глаза — камушки сапфира, а смех — перезвон колокольчиков на ветру. Я мог бы часами говорить о том, какой ты замечательный. Но думаю, что это лишь отпугнет тебя. Я вижу, как ты мечешься между мной и нормальной жизнью. И что бы ты ни выбрал, я хочу, чтобы ты знал — я все равно буду поддерживать тебя, когда будет тяжело»       — Эй, — шепнул Осаму. — Я знаю, что ты не спишь, Чуя. Посмотри, кто выступает.       Накахара нахмурил брови, но открыл глаза и взглянул на сцену, игнорируя свое смущение и объятия парня.       На сцену вышла Кохэку в сопровождении трех девушек из их класса. Сцену затемнили, направив на выступающих свет. На девушках летящие белые платья, простые, но не менее красивые; кульки из волос затянуты тугой резинкой; на ногах белые балетки без лент. Будь на них пачки, Чуя бы легко определил, что они балерины, но ни одна из девушек не сказала об этом до сегодняшнего дня. Кохэку выделялась — черное платье с небольшим декольте и камушками по краю, от тонкой талии пышно спускается юбка-полусолнце. Оранжево-розовые пряди подкручены и распущены по плечам, на макушке — скромная тиара.       Группа вышла на середину сцены. Две девушки в белом по обе стороны от Кохэку и одна перед ней на коленях, лицом к залу. Всколыхнулся шепот, расплескался по стенам до потолка и резко рухнул вниз, разбившись о звонкий голос. Дазай и Накахара в шоке распахнули глаза, как и, похоже, весь зал. Кохэку пела. И не тихо — голос чист, чуть срывается на высоких нотах и притихает на низких. Зал умолк, у всех отвисли челюсти. Чуя вдруг заметил за собой, что волнуется и нервно сжимает пуговицу на рубашке Осаму. Кохэку — вот кто им достойный соперник.       Тем временем люди подобрали отвисшие челюсти и тихо-тихо восторженно шептали друг другу об этой группе и девушке. Правильно, такая красавица, стройная, изящная и гордая, да еще и поет прекрасно, как тут не восхищаться?       — Чуя, успокойся, — Дазай как всегда вовремя. Он запустил пятерню в волосы парня и слегка потрепал, осторожно приглаживая сверху.       — Я спокоен, — Накахаре хочется казаться каменным и неприступным, но, черт подери, как же приятно, когда у тебя вот так копошатся в волосах…       — Тогда постарайся оправдать свои слова.       Кохэку все громче звучала со сцены, балерины завороженно кружили вокруг нее. Четкие, отточенные движения, почти без изъянов. Неужели они днями напролет репетировали все три недели? По крайней мере, великолепное выступление под громкие аплодисменты, свист и комплименты оправдывали все дни упорных тренировок.       Девушки сошли со сцены улыбающиеся и довольные собой. У Накахары зашалили нервы. В животе и груди что-то тянуло, ерзало, брыкалось, дыхание участилось, сердце стучало глухо, руки то и дело что-нибудь сжимали — пуговицу, ткань рубашки и джинсы, рукав.       — Чуя, пойдем, — обратился к нему Осаму.       Парня охватил ужас. Что, неужели на сцену? А можно он тут останется? Или домой пойдет… Что угодно, только не на сцену!       — Прекрати нервничать, — Дазай поднял его подбородок пальцем и заставил смотреть на себя. — Постарайся успокоиться. Если хорошо выступишь, я исполню пять абсолютно любых твоих желаний. Идет?       Накахара удивленно распахнул глаза. Целых пять желаний? Он не шутит?       — Даже если я попрошу прыгнуть с крыши? — поднял одну бровь и улыбнулся он.       Осаму тихо рассмеялся.       — Так и знал, что ты это скажешь. Но я подумаю.       — Придурок, — заключил Чуя.       — Это еще почему?       — Пошли уже, — парень отлип от Дазая и поднялся. — И да, что будет, если я плохо сыграю?       — Наказание.       — Какое?       — Не скажу, — лучезарно улыбнулся Осаму, заходя в небольшой коридор, который вел к самой сцене.       — Чертов прохвост, — Чуя мгновенно завелся и решил, что они уж точно должны выступить хорошо. Дазай будет полностью в его руках на целых пять желаний! А пропустить такое совсем не хотелось!       Пока на сцене выступала девушка с трубой, за ней опустили занавес, и несколько человек расставили мольберты под указания Осаму. Ацуши прибежал с иллюстрациями. Чуя занял место за барабанной установкой. Для разрядки постучал по коленям палочками, а волнение иголками усыпало тело. Шершавая рубашка, кожаный чокер, обхватывающий горло, мягкая шляпа, прикрывающая глаза.       Девушка закончила выступление с трубой. Чуя мельком увидел, как Осаму напряженно наблюдает за ним. Объявляют название последнего дуэта. В зале резко вырубается свет, и зрители взволнованно и восторженно оглядываются, говорят, улыбаются. Поднимается занавес, но никто ничего не видит. Кроме двух желтых линий — барабанных палочек. Накахара решил покрасить их полностью.       Вдох. Круговое вращение для привлечения внимания, шепот:       — Поехали…       Барабанная дробь взволновала зал и резко стихла. Повторилась, отразившись от стен, и искристо пробежалась по каждому зрителю. Интересный, бодрый ритм, как в старом добром роке, и свист истинных любителей подзарядил и заставил широко улыбнуться. Все сильнее распаляясь, Чуя чередовал крэш, альт- и тенор-том, в зале, кажется, проснулись все задремавшие и теперь яро поддерживали человека в темноте: кто-то стучал по своим коленям, кто-то не мог и слова произнести. Душа ликовала, резвилась, летела…       Одна из палочек вдруг подпрыгнула вверх и, прокрутившись пару раз, полетела вниз, испугав зрителей. Но ее тут же умело подхватили, ударив сразу обеими несколько раз по басам. Крики не унимались, наоборот, возрастали все сильнее. Чуя, достигнув пика своего выступления, решил кое-что добавить. Он чуть сбавил обороты и изменил чередование, сосредоточившись на альтер-томе, крэше и хай-хэте. Ускоряясь и ускоряясь, чувствуя, как по спине бежит капля пота, Накахара перешел на тенор, бас и райт, вызвав целый шторм эмоций, воплей и свиста у зрителей. Ему еще никогда не было так жарко! Хотелось кричать с этой толпой и стучать, стучать, стучать до онемения рук и треска палочек!       Конец своего выступления Чуя оставил тем же. А когда барабаны начали затихать, оставив лишь хай-хэт, Осаму облегченно выдохнул и нажал кнопку на пульте. Он резко напрягся и даже напугался, когда Чуя вдруг ни с того ни с сего стал распаляться, а не заканчивать свою часть. Ничего, он потом с этим хитрюгой поговорит.       Такахико подобрал прекрасную музыку — Дазай в этом был уверен. Нежное, лиричное пианино с будто созданной для них мелодией — там, где нужно тихой и, где нужно, возвышенной и упоенной. Осаму схватился рукой за краешек белого листа и приготовился.       — Творчество — это свет, — его голос на аудиозаписи звучит легко и безмятежно.       Первый лист поднимается вверх, являя картину. Окутывающая непроглядная тьма, в середине яркий, желтый проблеск света. Выдумывать что-то чересчур сложное Дазай не стал, у него еще двенадцать картин — беспокоиться не о чем. А вот зрители резко замолчали, чтобы услышать такой приветливый и добрый голос.       — Это стремление, — голос Чуи грубее, с легкой хрипотцой, пробирает до дрожи, завораживает, соблазняет. Пианино плавно подхватывает речь, увлекает за собой.       На втором полотне оказался мальчик: кудрявые смешные волосы, сияющие карие глаза и улыбка до ушей. Он поднимал вверх руку со сжатым кулаком и по виду был очень счастлив. В темноте особенно выделялись его глаза — над ними Осаму работал мучительно и очень кропотливо. Он хотел передать в этой картине всю смелость, всю решимость и веру в лучшее через пару светлых глаз. Дазай подумывал рисовать со своих, но потом изменил изначальную версию и вышло намного лучше и красивее.       — Творчество — это новые знакомства, — по интонации можно понять, что Осаму улыбается. В день записи, прямо когда он произносил это предложение, Чуя в шутку протянул ему руку, точно приветствовал. Дазай едва не рассмеялся, но пожал теплую ладонь.       Тот же кудрявый паренек радостно пожимает руку девушке с короткой прической — у нее много-много озорных заколок в волосах и веснушки. Картина в ярких, сочных цветах: у девушки фиолетовое с розовым платье с разноцветными нашивками, на руках плетеные браслеты; у парня волосы взъерошены сильнее, чем на прошлой иллюстрации, солнечная футболка и синий, немного большой для него комбинезон. Оба персонажа улыбаются, радуясь новому знакомству.       — Это открытия и знания, — важным тоном произносит Чуя.       Паренек держит книгу и удивленно в нее пялится — эта работа вызывала у Осаму смех, потому что рисовал он ее по гуляющему среди молодежи приколу, о котором ему рассказал Накахара.       — Творчество — это улыбки и радость, — пианино вдохновенно играет, словно даря мотивацию, а Дазай снова улыбается по голосу.       Кудрявый парнишка держится обеими руками за свои раскрасневшиеся щеки и будто пытается улыбнуться еще шире.       Пианино неожиданно затихает, играет робко, боязливо и словно… грустно.       — Это первые трудности, — хрипло произносит Чуя и в зале, если прежде все улыбались и шептались, то сейчас взволнованно нахмурились.       Осаму поднимает лист бумаги. Парень лежит головой на столе, слева от него стопка книг и исписанная тетрадь, справа — три скомканных листа. Вокруг какой-то шероховатый дым, картина сама по себе мрачная и печальная. Дазай тогда вспоминал о своих чувствах, что когда-то давно одолели его, поглотили и полностью и окунули за собой в мучительную черноту. То, что он пережил помогло создать два полотна, всецело передававшие его состояние — угнетенное, беспросветное и погребенное под тысячью неудачных набросков и эскизов. Тогда он думал, что легче действительно ухнуть на дно и покончить со всем раз и навсегда.       — Это тьма и ненависть.       Листы в исписанной тетради перечеркнуты красным, стопка книг завалилась вбок, скомканной бумаги в разы больше, на столе раскиданы ручки и карандаши, видны синие и черные пятна чернил. Туман серее и гуще, он сдавливает горло, легкие, опутывает руки, тело, поглощает мысли. Это было самое сложное время для Осаму — время, когда он не знал, что происходит, почему у него ничего не не получается и зачем он вообще живет. В то время тетя была рядом с ним и всячески поддерживала. Они вместе гуляли, смотрели фильмы, готовили, пробовали писать стихи и заняться такой нелюбимой Дазаем математикой. Странно, но это помогало, на некоторое время парень забывал о кривых линиях и плоских лицах людей, которых он не мог нарисовать. А затем Осаму снова подходил к мольберту и карандашам. Вспоминал все советы тети, брал самый простой образец и рисовал, рисовал, рисовал… Угол комнаты был завален эскизами, схемы пропитаны по́том и ненавистью, приложение с мастер-классами мозолило глаза и вызывало нервный тик. Но у него получилось. Ноги не кривились в разные стороны, плечи не короче и не длиннее нормы, пряди волос подхватывает ветер, глаза зажмуренные — нужна еще практика. Но в этот день Дазай почувствовал себя легче. Намного легче.       — Что-то случилось? — спросила тетя, заметив его радостное настроение.       — У меня получилось, — только и сказал парень. Женщина завизжала и кинулась к нему. Она даже не видела рисунка, а уже была невероятно рада — услышать от Осаму слова «У меня получилось» она мечтала несколько месяцев подряд.       Это был теплый март, и тогда же они рванули на море. У Дазая получилось пройти тьму и ненависть, и теперь он мог делать все, что хотел.       — Это возрождение из пепла и первые проблески зари, — пианино играет взволнованно, словно мечется из стороны в сторону.       Паренек смотрит в окно, где за стеклом расцветает потрясающий рассвет — ярко-красное солнце и оранжевые пышки облаков, взлетевшая ласточка и свобода.       — Это яркий луч решимости и новые шаги, — пианино громче, голос увереннее, зрители не могут усидеть на своих местах.       На полотне комната, завешанная гирляндами из листов бумаги. На некоторых галочки, исправления, чьи-то сердечки и веселые рожицы. Справа много-много раскрытых книг — можно даже разглядеть пометки карандашом. Кудрявые волосы сильно взъерошены, глаза блестят, парень сжал кулаки перед грудью и широко улыбается.       — Это радость результатов и поддержка, — вдохновеннее, сильнее, громче!       Парень в окружении людей, которые ему что-то говорят, показывая на документы на столе, там же стоит та самая девушка с заколками в волосах и браслетами на руках, она рисует розовым карандашом сердечко в уголке и подмигивает.       — Творчество — это любовь, — говорит Осаму и улыбается, поднимая лист.       Девушка обнимает парня, вокруг них много-много рисунков чего-то непонятного — зеленого, коричневого, голубого и ярко-желтого.       — Творчество — это безумие, — с усмешкой, но добро говорит Чуя на аудиозаписи, пианино распаляется и заставляет душу ликовать.       На полотне пара словно собирает пазл из рисунков — на них части чего-то большого и очень красивого, угадывается коричневый ствол и корни.       — Творчество — это жизнь! — хором восклицают оба парня и Дазай являет последнюю картину.       Огромный ветвистый дуб, живой, словно трепещущий листьями на ветру и спокойно щелестящий. Каждый его листик, каждая веточка точно настоящая, неподдельная. У толстых корней девушка и парень, протянувшие друг к другу руки и касающиеся лбами, а вокруг — море солнечных одуванчиков и свободный океан небес.       Зрители поднялись со своих мест и захлопали —звуки смешались, утонули в криках радости и смехе. Чуя на ощупь нашел Осаму, который уже шел к нему, и встал рядом, поправив шляпу. Обоим было жарко до невозможности, но это было лучшее чувство на свете — когда с тобой рядом есть тот, кто будет идти до самого конца, а сердце неумолимо ускоряет свой ритм, радуясь самому простому — возможности жить.       В зале включился свет, и парни одновременно поклонились. Чую распирало от радости, Дазай хотел прыгать и скакать, как последний идиот. От такого количества эмоций хотелось орать, смеяться и бегать, столько восторга, столько возбуждения и гордости, что обоим кажется — грудь вот-вот разорвет на части.       Парни подняли головы и сощурились от света, а им все хлопали и что-то кричали, но голоса смешивались в единый, пьянящий голову шум, от которого закладывало уши. Они спустились со сцены под неутихающие аплодисменты и устало плюхнулись на свои места. Объявление победителей будет через десять минут.       — Чуя, ты какого черта изменил свою часть выступления? — спросил Осаму.       Тот рассмеялся и мягко улыбнулся.       — А почему ты не сказал, что твои картины будут иметь такой успех?       — Ты думаешь, это был успех?       — Ты баран, если считаешь, что это не так.       — Хорошо, хорошо, — Дазай вздохнул. — Остается только ждать?       — Да.       Хотелось о чем-то поговорить, о чем угодно, лишь бы не молчать. Но они потупили взгляды в разные стороны и мучительно ждали результатов. Минуты медленно, маленькими шажочками, лениво шли, песчинками ссыпались из одной части часов в другую. Жюри активно обсуждали выступления, в зале гадали, кто же займет первое место — «Двойной Черный» или Кохэку с ее песней. Чуя тоже начинал нервничать и то и дело за что-то хватался, мимолетно рассматривал то, что было перед ним и сжимал и разжимал переплетенные пальцы. Либо они возьмут хотя бы третье место, либо абсолютно все было зря.       — Ну что, вы заждались? — громко воскликнули ведущие, появившиеся на сцене.       Зал зашумел, нестройным хором отвечая «Да».       — Тогда мы объявляем наших победителей!       Ну все. У Накахары началась нервная паника. Войдут? Не войдут? Да? Нет? Сердце стучало часто-часто, парень едва ли сидел на месте, не зная, куда себя деть.       Осаму взглянул на Чую и вдруг протянул ему руку. Тот непонимающе приподнял одну бровь. Что ему надо? Денег? Дазай закатил глаза, взял руку парня в свою и переплел пальцы. Накахара покраснел, волнения только прибавилось. Что он творит? Сейчас не время для этого!       Осаму повернулся к сцене и стал напряженно ждать. Чуя готов был хорошенько ему вмазать за такие действия, но передумал.       — Третье место — это… — заговорила ведущая.       Прошло всего три секунды, за которые парни едва не заорали «Ну когда уже?» Вести себя адекватно при таком волнении они не могли.       — «Оранжевое Солнце»!       Зал разразился аплодисментами, у Чуи и Дазая вспотели руки.       — Второе место почетно и по праву занимает…       Пальцы сжались сильнее, по щеке скатилась капля нервного пота.       — «Сизый Лотос»!       Кохэку на втором месте… Стойте, на втором? А кто тогда на первом?       — Первое место присуждается…       Накахара думал, что свалится в обморок прежде, чем услышит результаты. Его рука почти расплющила ладонь Осаму, по крайней мере тот так думал. У самого свободная рука слегка тряслась, тело резко сбросило температуру. Чуя искусал себе все губы. Дазай сгрыз несколько ногтей и приступил к новому.       — «Двойному Черному»!       Накахара не понял, оглох он или ослышался. Осаму, немного помедлив, вышел из прострации и слегка толкнул его плечом.       — Чуя, мы выиграли…       Его голос потонул в гуле, хлопках и поздравлениях. Ведущие что-то говорили, но Накахара не смог разобрать. Они… выиграли? Выиграли… В это слово он долго вдумывался, но когда неожиданно понял, то переспросил:       — Что?       — Пошли, выигравших приглашают на сцену. Не спи, Чуя, очнись, мы взяли первое место, понимаешь? — пытался привести его в чувства Дазай, хотя и сам не до конца верил в то, что сказал ведущий.       На ватных ногах оба поднялись на сцену. Их еще раз поздравили и вручили почетную грамоту и листы с описанием поездки. Чуя старался вести себя, как обычно, хотя выходило у него не очень.       За кулисами им сказали пройти по коридору, что вел не в зал, где были зрители, а сразу в класс театрального кружка, который был буквально за стеной.       Не доходя до ступенек несколько метров, Осаму вдруг услышал сзади:       — Дазай, обернись.       Парень последовал указаниям и повернулся к Чуе полностью. И не зря.       Накахара с разбегу кинулся ему на шею, обхватывая руками плечи и с силой прижимая к себе. Осаму хотел что-то сказать, но улыбнулся и обнял парня в ответ. Только теперь оба поняли — они справились. В это с трудом верилось, обоим кажется это глупым сном, ведь в реальности побеждают другие, те, кто прикладывают меньше сил, те, кто на самом деле не достоин. Но в этой реальности все было по-другому.       — Обожаю тебя, — прошептал Чуя.       Дазай не поверил своим ушам. Чуя его… обожает? Честно-честно?       — Правда? — даже в шепоте проскальзывает волнение, сердце болезненно отзывается внутри. И так хочется коснуться губами хотя бы щечки, что аж сами губы ноют.       — Шутка, конечно же, — усмехнулся Накахара, отстраняясь. Осаму убрал руки с его талии и, вздохнув, наиграно сказал:       — Ты невероятно вредный, Чуя.       — Уж какой есть! — улыбается тот и, скрывая румянец, спускается по лестнице первым.       В классе их завалили поздравлениями, от Кохэку и девчонок не отходила толпа парней из их класса. Чую и Осаму чуть ли не допрашивали об их успехе. Но когда пришла Акико, то попросила всех немедленно отойти от призеров.       Поездка начинается уже завтра, и в шесть утра нужно быть на перроне с чемоданами и бодрым настроением. Поедут они поездом и с сопровождающим, который будет их экскурсоводом. Кохэку с ее группой, судя по брошюре, поедут в северный район города, где располагались горы, покрытые хвойными и смешанными лесами, там же были горячие источники и минеральные воды, пещеры с наскальными рисунками и мастер-классы по столярному делу и резьбе по дереву.       — Сделают из девочек мужиков, — хохотнул кто-то, и весь класс рассмеялся.       Чуя и Осаму поедут в южный район города-курорта, где разливалось теплое море. Исторические улицы скандинавского стиля, достопримечательности, небольшой тур по реке, пересекающей город, и фейерверки в последний вечер. Посещение подземной арт-галереи, пикник в великолепном фруктовом саду. У Дазая глаза загорелись при слове «море», а Чуя уже мысленно с разбегу прыгал в теплую водичку.       После классного часа они решили не расходиться и всем классом рванули в кафе неподалеку. Сдвинули два огромных стола с разрешения работников и заказали столько всего, что едва ли места хватило. В кафе сразу стало шумно и весело. Булочки, маффины, сладкие палочки, пряники, хворост, круассаны, кто-то даже умудрился заказать пиццу. На стол поставили два чайника с горячим черным, дымящийся кофейник и бутылку воды и лимонада.       С Чуей, Осаму, Кохэку и девушками непрерывно вели беседы. Иногда кто-то из них брал слово, рассказывая о нелепом походе в магазин за платьями или о том, сколько краски пришлось оттирать с себя. Все слушали, улыбаясь и совершенно искренне восхищаясь проделанной ребятами работой.       Дазай то и дело выхватывал у Накахары круассаны и палочки со словами:       — Я немножко обнаглею.       Чуя возмущенно шипел и бил его в плечо, обзывая чертовой шваброй и бараном. Сидящие за столом смеялись и угощали парня другими сладостями.       Они засиделись до пяти вечера и вскоре стали потихоньку расходиться. Осаму и Накахара покинули кафе, перед этим убрав с двух столов вместе с официантами и парой ребят.       — Уже завтра? — удивленно переспросил Чуя, хлопая ресницами.       — Ты чем вообще слушал? — тяжко вздохнул парень и повторил: — Да, завтра в шесть утра на перроне с чемоданами.       На улице было светло, веяло шумными дорогами и шелестом зеленых листьев, тонкие пряди облаков вились по голубому шелку неба, а где-то вдалеке, вырываясь из чьих-то рук, дергался огненный воздушный змей. На душе было мягко и спокойно, сердце грело выступление, их объятия, чаепитие и поездка. Сейчас было просто хорошо.       — Черт, я же не успею собраться! — воскликнул Чуя.       Дазай покосился в его сторону.       — Говоришь, как девчонка.       — Я ослышался?       — Нет.       — Могу устроить тебе веселую поездочку, отправив сразу в травмпункт.       — Откажусь от любезного предложения, — Осаму вздохнул. — Тебе хотя бы мама может помочь собраться, а я-то один живу.       — Я могу зайти к тебе и помочь. А то запихаешь еще лишнего.       — Правда?       — Тем более мой дом дальше твоего, мне по пути.       — Чуя, ты сегодня такой любезный, сам обниматься кидаешься, сам помочь предлагаешь, — улыбнулся Дазай, за что получил ощутимый пинок в ноги.       В итоге Осаму напихал в чемодан столько всего лишнего, что оттуда пришлось убрать чуть ли не половину.       — Что? Зачем тебе свитер? Там вообще-то тепло будет! — возмущался Накахара, вынимая одну вещь за другой. — Красный свитер, желтый, зеленый, синий… Да тут целая радуга! Захрена? А это еще что такое?       — Не трогай! Стой! — воскликнул парень, кидаясь к Чуе, пока тот уверенным движением расстегивал молнию на какой-то небольшой квадратной сумке. Но Дазай не успел. Карандаши, кисточки, ручки, акварельные фломастеры — все высыпалось на кровать под отчаянный вопль парня. — Я так долго укладывал их в правильном порядке!       На дне чемодана нашлась папка с бумагой и палитра красок. Накахара поднял взгляд на опечаленного Осаму.       — Ты уверен, что они тебе так нужны? Может отдохнешь хотя бы недельку?       Парень активно замотал головой в разные стороны. Совсем как ребенок.       После сбора чемодана они немного полежали на кровати, пялясь в звездный потолок, но Чуя быстро ретировался домой, чтобы самому подготовиться к завтрашнему дню. Дазаю все-таки удалось уговорить Чую, и в чемодан вернулись и сумка, и бумага с красками. И один желтый свитер.       Накахара уснул ближе к часу ночи, договорившись с Осаму встретиться завтра у его дома и поехать в маршрутке до перрона вместе.

Швабра Осаму 1 мая 00:02

> Чуя, быстрее ложись спать, а то не выспишься!

< да ложусь я уже! < всё, я в кровати

> Спокойной ночи, чушка~

< спокойной < и не проспи мне

> Как скажешь

< всё, я ушёл

> Ага

Чушка любимая

был онлайн минуту назад

> Люблю тебя

сообщение удалено