Не подходи

       Как я мог влюбиться в самого правильного в мире, плакатно-точного, как логарифмическая линейка, Стива Роджерса?        Какого адреналина мне не хватало в жизни, чтобы мне вот так методично, год за годом разбивали и снова складывали из обломков сердце?        Когда все это безумие началось?        Я знаю…        Давным-давно, наверное еще в прошлой жизни, мы ехали вместе с Роджерсом в лифте с разгульной новогодней вечеринки.        Почему-то так получилось, что вся наша веселая компания уместилась в одном большом лифте, а нам с Кэпом по странному стечению обстоятельств достался личный, совершенно свободный лифт.        Мы оба хмыкнули и зашли.        Не слабо подогретые алкоголем, мы молча стояли в лифте.        По разным стенкам.        Странно, но молчание не напрягало, наоборот, мы как будто бы нашли общий язык.        В тишине.        Роджерс смотрит мне в глаза пристально и безмятежно, из нас двоих он трезвее в разы.        Особенно если знаешь, что алкоголь, даже асгардский, его не берет.        Я улыбаюсь, и совершенно теряю контроль, когда он небрежно говорит, не сводя с меня взгляда: «Старк, а у тебя в штабквартире случайно чая нет?»        — У меня есть все! — отвечаю я, удивленно ища подтекст в этом обыкновенном предложении.        Но его нет, мы просто сидим за столом и пьем чай. Самый обычный, с мятой и жасмином.        Неизвестно откуда он взялся, но нам нравится.        Стив с видимым удовольствием делает еще один глоток, наслаждаясь терпким вкусом.        Хрупкая фарфоровая чашка смотрится в его мускулистой руке так нормально, как будто это привычное для супергероя дело — пить чай в резиденции Тони Старка.        Мы разговариваем о каких-то пустяках, обсуждая последнее приобретение Бартона — новый, навороченный лук и я только через десять минут понимаю, что происходит.        Мы с тобой знакомы уже почти целый год, но именно сегодня мне так легко с тобой.        Ты просто пьешь чай.        Со мной.        Не пытаясь искать мои многочисленные недостатки.        Не ерничая и не дразня меня колкими шутками, больше похожими на откровенное издевательство.        Никто не поверит.        Никогда.        Я и сам не верю.        Только вот твои пальцы, аккуратно сжимающие тонкий фарфор, слишком реальны.        Как будто тебя вытащили из твоей цельнометаллической брони и включили режим «Безопасность».        И оставив за дверью все свои монолитные, старомодные, высеченные в мраморе принципы вместе с бойскаутской незыблемой уверенностью в неизбежной победе, ты смотришь мне в глаза без насмешки.        Впервые.        Такой спокойный.        Расслабленный.        Не ищущий во мне врага.        Я не верю своим глазам, но это реальность.        Ловя себя на абсолютном немыслимом ощущении, что до этого вечера я был знаком с совсем другим Стивом Роджерсом.        Шок велик, но мне ли бояться трудностей?        Оправившись от потрясения, я твердо осознаю, что хочу познакомиться с этим новым Роджерсом больше всего на свете.        Ты улыбаешься мне, болтая что-то о шоколаде, и я вдруг осознаю, что уже десять минут молчу, слушая тебя.        Невероятно.        То ли из-за дурацкого чая, то ли из-за того, что сейчас в серых глазах пробегают теплые, плюшево-бархатные волны, но мне однозначно нравится то, что я вижу.        И я готов поставить на кон свой новый костюм от Бриони, что тебе тоже нравится.        Ты допиваешь чай, тепло, по-дружески прощаешься со мной, чуть приобняв меня напоследок и уходишь.        Перед этим уверенно получив у меня разрешение приходить еще.        На чай.        Через месяц наши еженедельные чаепития становятся такими же постоянными, как летучки в моем офисе, а еще через две недели ты приносишь с собой какой-то новый, редкий сорт черного чая, и мы оживленно обсуждаем его необычный вишнево-лаймовый оттенок.        Нет, мы оба точно чокнулись, или в чае что-то было.        Но в следующую пятницу ты не приходишь, и я, удивляясь сам себе, кружу по гостиной, напряженно думая только о том, почему тебя нет.        Работа не лезет в голову, и я понимаю, что влип.        Я обманываю себя сказками о том, что это всего лишь дружеское беспокойство, но знаю, что это неправда.        Ты заявляешься спустя еще неделю, заставив меня понервничать.        Новый шрам над левой бровью и сжимающиеся от скрываемой тобой волны боли губы, вынуждают меня задать вопрос, что же случилось.        — Тони, все как обычно, небольшие трудности на задании! — отмахиваешься ты, напрасно стараясь скрыть, что тебе плохо.        Все как обычно — это два сломанных ребра и проблемы с дыханием.        Я уже в курсе, причем намного больше, чем ты можешь себе представить.        Мы пьем чай, и я делаю все возможное, чтобы ты не вставал лишний раз.        Тебе становится хуже, лицо бледнеет, и я оставляю тебя у себя.        Я со всяческими предосторожностями стелю тебе на диване в гостиной, и полночи стою на кухне, уставившись в окно.        Мир точно сошел с ума.        Капитан Америка спит в моей гостиной.        Я люблю хаос, но это настолько фантастично даже для Тони Старка, что мне хочется заглянуть хоть одним глазком в гостиную, чтобы убедиться, что это не сон.        Утром ты смущенно извиняешься за причиненное беспокойство, и я в первый раз в жизни вижу, как у Стивена Роджерса краснеют кончики ушей.        Мы, как по команде, оба отводим глаза, но поздно.        Ты скомкано прощаешься, исчезая в дверях, а я все стою, вспоминая твой последний, украдкой брошенный на меня перед уходом, взгляд.        Слишком ласковый для друга.        Слишком теплый для приятеля.        Слишком тянущий за собой…        Ты приходишь на следующее чаепитие с огромной коробкой шоколадных конфет и новым чаем и улыбаешься мне уже с порога.        Мы тянемся за одной и той же конфетой, и наши руки сталкиваются.        Ты первый убираешь руку, и я отчетливо ловлю на твоем лице сожаление, что нам пришлось оторваться друг от друга.        Я решаюсь усугубить, и специально тянусь за следующей конфетой, чтобы точно совпасть с тобой.        Мы сплетаем руки и молчим.        Ты медлишь в дверях, прощаясь и не зная, что сказать.        Я беру инициативу в свои руки во всех смыслах и целую тебя для начала в щеку, внимательно наблюдая за твоей реакцией.        По вспыхивающим румянцем щекам и твоему изумленно-радостному взгляду я понимаю, что ответ очевиден, как ежедневный приход солнца — я тебе нравлюсь.        Неплохо.        Я улыбаюсь, не зная только одного — это самые счастливые наши дни.        Дни, когда между нами вечным упреком не стояла тень Барнса.