Не подходи

       Я не могу, Стив.        Я не могу смотреть на твое белое, как снег, все к кровоподтеках, лицо.        Вытащив тебя из-под обломков армейского склада, захваченного повстанцами, будь они все прокляты.        Склада, который взорвался полчаса назад.        Вместе со моим сердцем.        Мы летим на «вертушке» в госпиталь.        Ты подключен к трем приборам, но вся техника регистрирует лишь прерывистый, слабее мышиного писка, неровный, сбивающийся пульс.        Правая часть твоего костюма представляет собой одну сплошную рваную рану, какие бывают после осколочных ранений.        Ты неподвижен под кислородной маской и я стыну от пробирающей меня до последнего нерва боли.        Я не могу жить без тебя, Роджерс.        Я смотрю на свои руки, перепачканные грязью, пылью и кровью.        Я не хочу даже думать, что она твоя.        Твоя кровь на моих руках, Стив.        Боже.        Врачи переговариваются между собой тихими, полузадушенными голосами, чтобы я не слышал.        Я схожу с ума, Стив…        Когда ты две недели назад ушел на новую миссию, на прощание сказав мне, что потом хочешь взять отпуск и махнуть со мной отдыхать, то я ощутил, как камень, застывающий, как глина, во мне мертвым грузом, разбивается на части.        Потому что я знаю тебя, Роджерс.        Знаю отлично.        Если что-то втемяшится в твою голову, то это не выбить ничем.        И никому.        И ты поцеловал меня тогда так чарующе нежно, так сладко, шутя прихватив мой подбородок пальцами.        Как мальчишка.        Влюбленный и счастливый.        Господи, Стив, я давно уже живу тобой.        Дышу тобой.        Дни без тебя кажутся еще более горькими от давящих, не дающих дышать воспоминаний…        Ты непозволительно ярко улыбаешься, выводя пальцами узоры на моей груди.        Особенно тебе нравится очерчивать контур неровных зазубрин, оставшихся на моем теле после удаления реактора.        Ты прикладываешь к этому месту всю свою руку целиком, обжигая меня теплом.        И шепчешь, дополняя приятную негу твоей руки еще и знойными, сухими губами: «Тони, я люблю тебя! Пожалуйста, пообещай мне не добавлять новых шрамов, прошу!»        Я качаю головой, запуская руки поглубже в твои мягкие, пахнущие лимоном, волосы и отвечаю, вдыхая любимый запах: «Стив, ну ты же знаешь, как никто, что моя жизнь — это война, такая же, как и у тебя!»        — Я могу обещать тебе только одно — что я никогда не перестану любить тебя! — говорю я с чувством.        Ты смеешься, потому что я опускаю свои руки ниже и опускаю их на твои бедра.        — Тони?.. — ты поднимаешь голову, ловя намеки на лету, лучше любого радара.        Я вздергиваю бровь, мол, понимай, как хочешь.        Чем ты бессовестно и пользуешься, уже без раздумий поднимаясь вверх, чтобы накрыть меня собой и утопить в многообещающем феерическом поцелуе…        Стив, не оставляй меня, умоляю.        Ты не сможешь так поступить.        Не сумеешь разрушить нашу связь.        Никогда.        Я здесь.        Я рядом.        И ты слышишь меня.        Слышишь.        Ты сам это сказал.        «Я тот единственный человек в мире, который смеет называть тебя идиотом.»        Только я.        Это ведь твои собственные слова, Стив.        Ты сам это сказал.        Целуя меня.        Держа меня за плечи.        Мы.        Оба.        Знаем это.        Без тебя меня нет.        Без меня ты рассыпаешься, как песок.        В наших сердцах не осталось больше места ни для кого другого, ни для чего.        Стив, ну пожалуйста.        Ты знаешь, что я никогда ничего ни у кого не прошу.        Я прошу.        Умоляю.        Оставь мне его.        Пожалуйста.        Моего сумасшедшего.        Идиота.        Истерика.        Идеального.        Любимого.        Сердце зашкаливает от эмоций, стирающих меня в пыль.        Я готов потерять все, включая собственную жизнь.        Все.        Но только не тебя.        Ты мой, Роджерс.        И навсегда останешься моим.