Не подходи

Стив

       Я стою у окна, рассматривая темное небо.        Я не знаю, как так вышло, но сегодняшний вечер разбивает меня на молекулы, потому что тебя нет рядом.        Потому что мы словно поменялись с тобой ролями, Тони.        Я жду, а ты даже не звонишь.        Как же сильно тоска сжимает мое сердце, как обручем, я скучаю по тебе.        Всегда.        Мне некуда бежать от себя.        Телефоны словно умерли.        Джарвис измотан моими бесконечными вопросами так, что наверное, скоро перейдет на световые ответы или перепишет протоколы сам.        И каждая новая минута в одиночестве сбивает с меня, как потерявшийся на маршруте альпинист ледорубом, еще кусок.        Кусок за куском.        Стесывая грани и прощально блестя под безжалостным, палящим солнцем разлуки.        И моих бесконечных переживаний.        Сердце тянет, как будто камнем, вниз, и я понимаю, что схожу с ума от беспокойства.        Я все еще люблю тебя, Тони, как в самый наш первый раз.        Я влюбился так, что разорвать эту связь без того, чтобы бесповоротно не разрушить самого себя, уже невозможно.        Это странное чувство, что если ты потеряешь любимого человека, то потеряешь себя.        Вычеркнешь.        Сотрешь.        Сожжешь.        Распылишь.        Я ведь по уши влюблен в тебя до сих пор.        Ты же знаешь, Старк.        И всегда это знал.        Я уже не могу без тебя.        Не выйдет.        Мне нечем заменить это коварное, саркастическое выражение твоего лица, когда ты дергаешь дверь, как будто врага, непримиримо и яростно вскидывая на меня глаза.        Господи, как же я люблю тебя.        Делай, что хочешь.        Смейся.        Ругайся.        Сердись.        Возбужденно рассказывай о прошедшем совещании.        Только не уходи.        Освети меня своей улыбкой.        Создай мне настроение своими шутками.        Вскружи мне голову своим кипящим в венах адреналином.        Зажги меня.        Я люблю тебя больше, чем могу об этом сказать.        Я давно потерян в твоих карих глазах, и мне нет от них спасения.        Я твой, Энтони.        Твой.        На веки вечные.        Когда ты любишь так откровенно, открыто, не скрывая от себя, что это и есть главное для тебя, то становится неважным все остальное.        Потому что остается только одно.        Единственное.        Ты.        Когда ты уже давно подарил свое сердце, вместе со своей безумной, совершенно сумасшедшей любовью и получил в ответ такое же нереальное чувство.        Когда тебя любят так, что у тебя сносит крышу, когда пульс начинает рваться, как бешеный, если ты выхватываешь мое лицо из толпы газетчиков на пресс-конференции и я вижу, как разум постепенно покидает твое лицо.        Потому что следующим твоим шагом будет жаркий шепот в мое ухо: «Через десять минут в служебке!» и я знаю, что скорее умру, чем не буду на месте в назначенное время.        Потому что ты любишь меня так, что не в состоянии удержаться даже от дурацкого, абсолютно нелепого, властного прикосновения к моей спине в лифте Белого дома, и я вижу по твоему лицу, насколько тебе все равно, что подумают люди.        Твоя рука не сдвигается ни на дюйм, пока мы дьявольски медленно спускаемся вниз, в цокольный этаж.        Мне кажется, что на нас смотрят все, буквально все, даже те люди, которые стоят у дверей.        Но ты спокоен, как королевская кобра перед броском.        Наоборот, ты улыбаешься присутствующим так, словно это само собой разумеющаяся вещь — хватать меня, ничуть не стесняясь и только что не целовать.        От таких иезуитских мыслей я вспыхиваю румянцем, и ты, как будто читая их, еще больше незаметно придвигаешься ко мне.        А в темнеющих от озорства глазах плывет все, что угодно, но не желание быть в рамках приличий.        Но когда тебя волновали такие мелочи?        До самого нижнего этажа ты невозмутимо гладишь мою талию сзади, ничуть не смущаясь, как будто так и надо.        И недовольно стираешь ядовитым взором в опилки охранника на этаже, который проявил излишнюю бдительность, решив досмотреть меня более тщательно.        Я хорошо знаю тебя, и ярость, уже начавшая сверкать предвестниками неприятностей в глубине твоих горчичных от эмоций глаз, заставляет меня применить все свои навыки дипломатии, дабы предотвратить кровопролитие.        Не без усилий, но мне это удается, и я облегченно выдыхаю.        Ты получаешь меня в свое полное распоряжение, и уже никому не будет позволено подойти ближе, чем на допустимое этикетом расстояние.        Желательно шагов двадцать.        Или тридцать.        Твои глаза блестят искрами и я с точностью до полсекунды знаю, что будет дальше.        — Тони, а как же банкет? — мой тихий вопрос повисает в воздухе, как рекламный листок.        — Банкет? Стив, у меня другие планы на этот вечер, и думаю, они намного интереснее, чем зависание с бокалом шампанского в бездумных светских реверансах! — ясно, мы едем, судя по всему, все-таки домой, и хорошо, если на машине…        Это было бы неплохо.        Поверьте мне, я знаю, о чем говорю.        Месяц назад, к примеру, тебе взбрело в голову вытянуть меня за рукав с собрания Лиги ветеранов войны.        Непросто противостоять упрямому, как сотня верблюдов, Старку, если он буквально пожирает меня взглядом, подпирая самую дальнюю колонну в зале.        И никакие очки не спасут, это притяжение все равно заставит меня забыть обо всем.        О том, что у меня выступление только через двадцать минут.        О том, что я дал согласие участвовать еще полгода назад.        О том, что председатель Совета уже минут пять не сводит с меня глаз, не понимая, в чем причина моих метаний.        Все мимо.        Я не могу не смотреть на него.        Никак.        Он знает об этом, как никто.        И продолжает.        Сводить меня с ума.        Я сдаюсь.        Мысли, как обезумевшие зайцы по весне, носятся в голове и я понимаю, что как под гипнозом, тихо бормочу председателю какие-то подходящие случаю отговорки, ссылаясь на форс-мажор.        И улетучиваюсь с мероприятия, как джинн из бутылки.        Мой форс-мажор, потирая руки, сияет, как начищенный серебряный поднос.        — Тони, ты можешь мне сказать, что ты делаешь? — говорю я вместо приветствия, не зная, сердиться мне или радоваться.        Ты обнимаешь меня так крепко, что хрустят кости, и счастливо шепчешь мне: «Стив, я просто не смог удержаться! У меня такая классная идея, идем со мной!»        Ты с легкостью уговоришь меня на все, что угодно.        И мы летим.        Но не домой, на аэродром, чтобы залезть в кабину сверхмощного самолета-шпиона.        Он с легкостью переносит нас за несколько минут куда угодно, от Ваканды до заброшенной фермы на окраине Канады, к твоему старому приятелю, тоже любящему собрать из двух стабилизаторов и полупроводника ракету.        Бесспорно, вечер в компании старого друга и рассказы о том, как вы весело проводили время в старые добрые времена — прекрасное времяпровождение, но меня тянет домой.        И ты ловишь эту минутную тревожную заминку в моих глазах, тут же разруливая ситуацию к всеобщему удовольствию…        Как же ты чувствуешь меня, Тони.        Сердцем.        Интуитивно.        Угадывая по одному моему повороту плеч мое настроение…        Дверь мягко хлопает, и я отлепляюсь от окна.        — Привет, Стив! — ты целуешь меня в губы, принеся с собой запахи кофе, незнакомый аромат чего-то горького, и волну теплой, обволакивающей радости.        — Тони, а хотя бы примерно сообщить Джарвису, когда тебя ждать, ты, конечно, не мог? — я до мурашек счастлив, что ты дома, но не спросить я не могу.        — Стив, прости, я совсем забыл, понимаешь, у меня вдруг нарисовалось еще одно неотложное дело, когда я уже было собрался лететь домой. Я не нарочно, правда! — ты честно смотришь мне в глаза и так доверчиво и соблазнительно гладишь по щеке, что вопрос закрыт.        Я верю тебе.        Я люблю тебя.