Не подходи

Тони

       Я не помню дня, чтобы я был спокоен. Нет, не за себя. За одного плохо внушаемого и абсолютно неадекватного человека.        Человека, по загадочной прихоти судьбы порученного мне. Стивена Гранта Роджерса.        Я не веду праведный, тихий и нормальный образ жизни, причем независимо от всех возможных смыслов этого слова, которые только могут возникнуть у тебя в голове, мой читатель. Я сложный, нетерпеливый и крайне противоречивый в общении человек, слишком много и давно себе позволяющий. Но все эти якобы бонусы и допущения тонут, едва завидев на горизонте моего бытия одну мощную, элегантно размахивающую очередной печатной новинкой фигуру.        Роджерс настолько просто вписывается что в драку, что в спор, что в скандал, что я привык. До того, как связаться в сложный узел отношений, бурно сплавленных из страсти, ревности и черт знает каких провалов и прорывов вроде бы казавшейся нерушимой, как Китайская стена, цепи, я бездумно считал, что в отношениях меня не удивить ничем…        И как же я ошибался! Стив так свободно укрепился в моей жизни, и так незаметно втянул меня в свою, что понять, насколько это чревато, я сумел, чуть придя в себя после и немного отдышавшись от наших первых размолвок.        Я, как сейчас, помню наш первый выход в люди.        О, это было феерично! Из наших знала только Романофф, но из дружеских чувств и симпатии лично к нам обоим Наташа сделала вид, что тоже безмерно удивлена, когда мы с Роджерсом ввалились вдвоем в сразу ставшую очень маленькой просторную, как Ноев ковчег, квартиру-студию первого заместителя Фьюри Рика Эсмонда.        Стив вообще смущался недолго. Знаете, минуты две. Пока мы не сели на диван, причем привыкший продумывать все на пару ходов вперед капитан сел так, чтобы к нам никто не смог присоединиться. Мне идея, само собой, понравилась, и, чтобы добавить адреналина, я, ловко подняв вместе со всеми первый тост за удачный вечер, правой рукой споро притянул к себе Стива, гадая, что он сделает. Победит ли ответственная, добродетельная викторианская привычка не привлекать к себе внимание и быть в тени? Но нет, несмотря на то, что формально мы к тому времени были в отношениях всего дней десять, Роджерса эта мелочь не остановила. Он очень охотно не только одобрил мою затею, не только разрешив мне это, но и сам улыбнулся мне так, что мне незамедлительно захотелось остаться с ним наедине. Для начала.        Пока эта волшебная задумка витала в воздухе, дразня меня, Стив налил нам по бокалу белого сухого. Нет, танцевать не хотелось, хотя и это он делает великолепно. У него прекрасный слух и замечательное чувство ритма. Мы уже насладились нашими танцами вдвоем, но это зрелище лишь наше. Личное…        Я улыбаюсь, вспомнив, как мы ездили с ним в Кенув. Мы получили в свое распоряжение целый дом. И как же это было волшебно!        Нет, я подозревал, что капитан не чужд романтике, но завтрак в постель и горячий, одуряюще вкусно пахнущий свежесваренный кофе и целый набор всяческих вкусностей поразил меня до предела. Мы заснули лишь под утро, причем оба никак не могли остановиться. Я могу сказать, что таким залюбленным, заласканным и желанным я не чувствовал себя никогда. Стив зажег и так честно и искренне всю ночь то отдавался, то отдавал, что я пропал. Окончательно потеряв рассудок.        Потому что неописуемый сероглазый волшебник так горячо и так сладостно заговорил меня, затопил и заворожил своей любовью, так нежно целовался, что я сдался. На следующее утро я валялся в постели часов до десяти, что вообще мне не свойственно.        Знаете, трудно отказаться от Стива Роджерса, притащившего нам круассаны, апельсиновый сок и ещё кучу фруктов, соблазнительно предложенных к дегустации этим опьяневшим от свободы человеком.        — Стив, а эта родинка была здесь всегда? — лениво спрашиваю я, указывая на нее.        Маленькая точка. Моя маленькая точка. Мой поворот.        Узкая дорожка между серебристых шепчущихся вязов, тонких ветвей застывших охранниками елей и смешных низкорослых недокормышей-кленов.        Я обвожу пальцем контур своего знака, а затем вдруг нежно целую ее. Ты все время шутишь, что несмотря на то, что у тебя много родинок, у меня какое-то маниакальное пристрастие именно к этой, которая находится чуть ниже левой груди, пытаясь потеряться ближе к руке, но я помню, почему именно она.        Я помню, когда первый раз ее увидел.        Нет, не тогда, когда уложил тебя, не веря своим глазам, спать у меня в гостиной, а сам, как пьяный, всю ночь бродил по дому, то и дело мечтая увидеть, как ты там…        Нет, я видел ее ранее. Пусть случайно, украдкой, так уж вышло.        В тот день тебя ранило, и я нес тебя на руках к машине скорой помощи. Разодранная в клочья форма и твое застывшее, измученное лицо говорили о серьезности ранения. Ты неловко дернулся, чуть не сорвав наспех сделанную повязку, и я машинально ее поправил. А затем я замер. Я увидел, что на испачканной в крови груди, словно пророчество, темнеет она. Небольшая, странно неровная, полуовальной формы родинка. Тонкая и живая.        Мой сдвиг по фазе.        Моя бездна.        Мое безумие.        Я застыл, нервно сглотнув, уже понимая, что забыть не сумею.        Разум мудро усмехнулся, как Никколо Макиавелли, и ушел в темноту.        А я все разглядывал твое лицо, словно в первый раз.        Красивые губы.        Я прекрасно помнил, что они уже были от меня так соблазнительно и пугающе близко, но...        Я помню твой взгляд.        Это удивительное сочетание изумления и .. влечения.        Ты так странно дернул головой, а затем, я готов поклясться, ты хотел сделать шаг, Стив.        И не только.        Там, на джете.        В кинжально-острой, исчезающей тишине мы оба хотели одного.        Почувствовать это.        Ревущее в крови желание.        И твои глаза горели, как две сверхновые.        И я точно знаю, что ты хотел.        Ты хотел поцеловать меня.        Там.        Вдавить в обшивку, нахально сжав шею, и подарить мне поцелуй на грани.        На грани всего.        Ты как самое дорогое виски, Стив.        Ты аномальный.        Нереальный.        И мы оба знаем это.        Под маской супергероя и легенды скрывается такое немыслимое безумство.        Ты такой же, как твоя самая красивая родинка, Роджерс — совершенно чокнутый.        Потому и люблю.        Люблю так, что сил нет.        Не могу без тебя.        Не умею.        Ты лукаво гладишь меня по лицу и смеешься.        Я так люблю твой смех.        Ты мой, Стив, мой.        Я настолько привык к тому, что ты рядом, что жить без тебя я не смогу..